* * *
Сесил Муртау был простым честным литератором. Да, грешил бульварными романчиками. Но кто из нас безгрешен? В конце концов, ему нужно было содержать семью! Шесть лет назад в список его трат добавилось недешевое хобби. Ради него пришлось заказать массу приспособлений… вроде фильтров для воды… систем для подачи углекислого газа… и, конечно же, аквариума. – Не может быть, – медленно проговорил мистер Слинг. Сесил Муртау сглотнул. Булавка для галстука на его шее дернулась. – Это правда, – мрачно сказала мисс Базука, покачивая золотой туфелькой. Поймала ее пяткой, надев нормально, и сменила ноги – опустила левую на ковер, а сверху закинула правую. Облако подъюбников взметнулось, обнажая бедра, но Сесил Муртау и глазом не повел. Он был слишком напуган. – Я нашла парней, которые делали для него аквариум. Не намного больше той «банки», в которой ты держал рыбня в первые сутки. А еще там всякие причиндалы… – мисс Базука поморщилась, подвигала рукой. Потом жестом потребовала сигарету. Мистер Слинг встал, наклонился через стол. Поднес ей сигарету, а секундой спустя – зажигалку. Мисс Базука выдохнула дым, глядя в окно, поморщилась и продолжила: – Ну, знаешь, всякие приспособления. Крепежи. Рельсы. Чтобы можно было фиксировать руки… и грудь… и хвост. Распинать его, понимаешь? – она усмехнулась. – Абель Гейтс был бы в восторге. Прикинь, насколько легче было бы осматривать хвостатого уебка, если бы его можно было привязать, как барашка на бойне? В голосе ее было столько яда, что можно было убить парочку кобр. – Рассказывай, – повелительно, но очень тихо сказал мистер Слинг. И она рассказала. Странный тип с черными локонами и ямочками на щеках подкатил к ее шестиюродной сестре на прошлой неделе. Тоже называл «ма белль» – «моя красавица». Сначала казалось, что он пытается ее снять на выходные, и Молиния была даже не против. Недавно она рассталась с мужем и теперь находилась в активном поиске. Но красавца Сесила интересовала не она. Его интересовал рыбень, который принадлежал ей по документам. Оказывается, «милая рыбка» жила у Сесила почти шесть лет. Бедный мон пети! Отбился от стаи и был отловлен рыбаками в бухте Луфтии. Сесила Муртау всегда заботило сохранение уникальной пост-потопной фауны. Так что, не думая ни секунды, он отвалил за рыбня целое состояние. Соорудил для него хороший аквариум... с фильтрами, всякими штуками для производства углекислого газа и ультрафиолета… А крепления... – Мон кер был такой болезненный! – воскликнул Сесил, взмахнув руками. – Такой измождённый! Приходилось вводить ему особое питание, витамины, лекарства... разве не гуманнее было аккуратно его фиксировать, чем каждый раз гоняться за ним со шприцем?! Как раз вчера, когда Энцо гонялся за рыбнем со шприцем, тот чуть не оторвал ему ухо. Безусловно, пару раз Энцо в крепких выражениях желал именно этого: распять подводную тварь на металлических рейках, спеленав ей руки и хвост, натянув намордник, а потом уже обрабатывать спицы и вводить лекарства. Но вот какая незадача. Абель Гейтс был категорически против. Чем жестче фиксации, тем непоправимее вред, который они наносят психике высокоинтеллектуального, высокоорганизованного, но все-таки дикого животного. – Пойми меня, мон ами! – взмолился Сесил Муртау. – У меня не было другого выхода! Мистер Страшила докурил, а потом затушил окурок о влажную поверхность языка. Щелчком пальца отправил бычок в окно. – Я понимаю, – сказал мистер Слинг, откинувшись лопатками на кожаную спинку кресла. Голова его стала тяжелой и гулкой, как бильярдный шар. – Что случилось дальше? Рыбень жил у тебя в холе и неге шесть лет… а потом? – О! – Сесил всплеснул руками. – Моя жена не выдержала! Такие траты, и все ради моего хобби! Это была такая трагедия! Она взяла и… – Понятно, – медленно проговорил мистер Слинг. Взгляда не отводил. Сесил Муртау поблек улыбкой и сжался на своем стуле. – Все шесть лет рыбень жил у тебя. Без регистрации. Без документов. Без наблюдения у ксенобиологов и ветеринаров… – он поморщился, уже заметив, как Сесил Муртау открывает рот. И перебил: – Без, без, не отрицай! Мой ветеринар первым делом пробил официальные базы. Поверь, мне совсем не улыбалось присвоить чужую собственность. Базы, разумеется, были девственно чисты. А если Сесил Муртау когда-то в них значился, то после происшествий на пляжах постарался бы вычистить оттуда все данные о себе. Кому охота получить иски на миллиарды сумптусов от людей, которых искалечила твоя зверушка? – Но главное, – продолжил мистер Слинг, разложив белые руки по черным кожаным подлокотникам, – верно ли я понимаю, что все шесть лет рыбень жил у тебя в АКВАРИУМЕ? – Там были все удобства, – пробормотал Муртау, белея, а потом почти синея лицом. – Углекислый газ… ультрафиолет… – Да-да, помню, – тихо сказал мистер Слинг. Еще он помнил, как тоскливо и зло крутился рыбень в своей «банке». Как покорежен был его нос – словно он много-много раз ломал его об стекло. Как он складывался кольцами, скручивался в узлы, пытаясь уместить в тесноте свое длинное черное тело. Не удивительно, что после нескольких лет в аквариуме мышцы его были атрофированы и не приспособлены к жизни в открытом море. И этот перелом… Плохой перелом. Тяжелый. И старый. – Поверь, мон ами! – отчаянно воскликнул Сесил. – Рыбка был членом нашей семьи! Ему было важно находиться в гостиной, в центре нашей жизни! Он общался с моими детьми! С гостями! Тишина в комнате стала такой, что звон залетевшей в окно пчелы показался громким, как гудение синхроптера. Мистер Страшила повернулся всем телом. Брови его взлетели над дымчатыми линзами очков. Мисс Базука приоткрыла рот, едва не уронив сигарету. – В каком смысле, – почти по буквам сказал мистер Слинг, – ОБЩАЛСЯ? – О, он знает почти три тысячи слов, – с гордостью сообщил Сесил. Лицо его залил приятный розовый румянец, и оно перестало походить на восковой слепок. – Все эти годы я разучивал с ним первый объединенный! – Ах ты уебок, – сказал мистер Слинг, глядя в лицо Сесилу, но обращаясь, очевидно, не к нему. И встал. – Ну-ка, пойдем, поболтаем с твоей «рыбкой».* * *
Весь путь до бассейна Сесил Муртау почти не затыкался. К концу пути мистер Слинг сам еле сдерживался, чтобы его не придушить. На месте рыбня он бы тоже подговорил миссис Муртау и сбежал. Сесил рассказывал, как сильно он любил «свою рыбку». Как много он готов отдать, чтобы вернуть «своего друга» (у него, конечно же, нет таких огромных денег, как у семьи Талль, но он готов на все! на все!). Сесил жадно, захлебываясь и брызгая слюной, рассказывал, как они с «рыбкой» жили душа в душу. Как развлекали друг друга долгими беседами. Это все глупости, что интеллект рыбней едва дотягивает до дельфиньего! «Рыбка» совсем не такой! У мистера Слинга складывалось ощущение, что они говорят о каких-то разных «рыбках». Что все это – странная, чудовищная ошибка. Его рыбень был зловредным чудовищем, которое с мрачной рожей встречало его у бортика, послушно принимало уколы, а потом на лету ловило рыбу и заглатывало целиком. Доктор Абель Гейтс требовал с ним заниматься. Не для того, чтобы приручить; о нет, в море такие особи мгновенно дичают. Выздоровевший рыбень не будет привязан к владельцу. Он захочет его убить столь же искренне, как и дикий, ни разу не видевший человека. Но сейчас, когда нужно было обрабатывать спицы и вводить лекарства, с рыбнем требовалось установить контакт. Много с ним говорить. Вместе плавать. Учить новым словам. Развивать мелкую моторику. Совсем как с детьми… Жилое крыло, отведенное Таллю-младшему, наполнилось книжками по ксенобиологии, шприцами и банками, бинтами и спреями, игрушками-развивашками и даже куколками для животных и детей. Он пробовал все. В лучшем случае рыбень игнорировал его потуги. В худшем – ломал игрушки, а головы куколок проглатывал. Потом доктор Абель извлекал их щипцами из его глотки, а на Энцо смотрел с укором, как на опростоволосившегося папашу. Единственное, что у них с рыбнем неплохо получалось – вместе плавать. Как только рыбень перестал кусаться и принял правила игры, Энцо взял за привычку надевать ласты и по утрам делать с ним по бассейну пару-тройку кругов. Иногда они вместе погружались, и Энцо казалось, что когда он выныривает спустя четыре минуты, израсходовав кислород, мина у рыбня становится особенно недовольной. Словно тому нравились их совместные заплывы. Иногда рыбень позволял к себе прикасаться. Энцо сначала с опаской, а потом безбоязненно проводил ладонью по его гладкому, чуть скользкому от слизи черному боку. Сминал пальцами мягкий, идущий волнами гребень вдоль позвоночника. Когда Энцо впервые ухватил этот гребень пятерней, как конскую гриву, закинул ногу рыбню на спину и проехался на нем из одного угла бассейна в другой – тот так взбесился, что снова прокусил ему ногу. Они поругались без слов, долго друг на друга дулись и не плавали. Потом Энцо вернулся. И рыбень ему, кажется, искренне обрадовался. Но ни разу, ни разу за все это время он не произнес ни слова. – Мон шер! – крикнул Сесил Муртау так оглушительно, что мистер Слинг вздрогнул. Глубоко уйдя в свои мысли, он не заметил, как вдали замаячила металлическая перегонка. А за ней – высокий забор, бортики из песчаника и роскошный, огромный бассейн, оборудованный для рыбня. – Мон амур! Это ты! Я думал, больше тебя не увижу! В какую-то секунду сердце мистера Слинга оборвалось и упало не то что в пятки – вниз, пробив плиты шероховатого песчаника, бетонные перекрытия, подземные гаражи и бильярдную, устремившись куда-то к центру земли. Если это правда ЧУЖОЙ рыбень… Да, он не принадлежал Сесилу Муртау по документам. Да, жена Сесила вышвырнула его в океан – избавилась от осточертевшего хобби, тянущего деньги из семьи. Но… имел ли мистер Слинг моральное право забрать чужую собственность? А убить ее? Превратить существо, которым так дорожат, в красиво выделанное трофейное чучело? В эту секунду мистер Слинг забыл о том, как был перекошен нос рыбня. Как ужасно была сломана его рука. Каким истощенным и страшным он казался. Мистер Слинг забыл о крошечной «банке». Забыл о странных приспособлениях, которые позволяли фиксировать рыбня за руки и хвост. Но он вспомнил все это, как только издалека, с расстояния в сто футов увидел, как поменялся в лице рыбень, до этого лениво загоравший на бортике. Тот вскочил на руках, весь вздыбился и раздул черные, покрытые слизью бока. Потом распахнул пасть и зашипел. – Мон кер! – закричал Сесил Муртау. И кинулся вперед. Черные локоны зрелищно развевались за его спиной, костюм измялся, а камушек на булавке влажно поблескивал. – Я так скучал!.. Мистер Страшила шел первым и уже успел открыть дверь перегонки. У них с рыбнем были не то чтобы приятельские, но вполне терпимые отношения. Тот даже позволял Гаю колоть себе антибиотики, когда Энцо приходилось покинуть поместье. – Нет! – заорал вдруг Энцо. А может, это был мистер Слинг? Все его сущности слились в этом животном, иступленном крике. Мистер Слинг не просто так стал высококлассным трофейным охотником. Он умел выживать. Умел чувствовать момент – крошечную долю секунды! – перед тем, как брызнет кровь. – Не открывай! – заорал он. За то время, что Сесил Муртау преодолел открытую дверь перегонки и добежал до закрытой, рыбень с ловкостью змеи и скоростью изюбря вытащил свое тело из бассейна. Мистер Страшила успел удержать дверь перегонки только чудом. Рыбень врезался в нее, как поезд на полном ходу, сгибая прутья, просовывая руки и брызгая слюной. Кажется, об решетку он сломал скулу – но даже не заметил этого, клацая острыми, изогнутыми крючками зубов. Сесил Муртау пришел в себя и отшатнулся, поскользнувшись на песчанике, жопой плюхнувшись на истоптанный пол. Его щегольский белый костюм стал не таким уж белым. Мистер Слинг подошел, перешагнув его длинные ноги, выставляя руки с закатанными до локтей рукавами. – Нет! – крикнул он, глядя рыбню в лицо. То исказилось. Складка между бровями. Искривленные в гримасе ненависти губы. Много, много, много раз сломанный нос… теперь из него текла кровь, и Энцо отстраненно подумал, что доктор Абель снова будет ругаться. – Нет! – тихим голосом, звучащим так гулко, словно он шепчет каждому из присутствующих прямо в ухо, сказал мистер Слинг. – Отойди! Не трогай его! И добавил: – А то неделю будешь жрать одни рыбьи головы! Ему показалось, что рыбень усмехнулся. По крайней мере, гримаса была очень похожая: тот поджал уголок рта, издал горлом странный, скрежещущий звук… и отодвинулся от решетки. – Хочешь, чтобы он ушел? – спросил мистер Слинг, кивнув в сторону Сесила Муртау. Рыбень не ответил. Какое-то время смотрел, сложив кожу на лбу толстыми складками и нахмурившись. Потом отвернулся и, виляя муреньим телом из стороны в сторону, отправился к бассейну. – Но… – промямлил Сесил Муртау, пытаясь подняться. Ноги его не держали. Сперва он встал на четвереньки, а только потом – нормально, держась за прутья решетки. – Мон шер, неужели ты не узнал меня?! Неужели… Подошла мисс Базука. Растоптала блестящей туфелькой очередной окурок, выпустила дым в безоблачное небо. Золотые веснушки ярко сияли на ее щеках. – О, – сказала она. – Кажется, он отлично узнал тебя. Рыбень нырнул, и волна захлестнула бортики бассейна, залила весь вольер и докатилась до мысков крокодиловых туфель мистера Слинга.* * *
– Значит, ты умеешь говорить. Солнце садилось. Весь день Энцо себе места не находил. Бродил по коридорам, пинал мысками туфель гладко уложенные ковры, даже съездил с Таллулой и ее дочками в лекторий Иплока. Шел скучный фильм про Первый Потоп (религиозный), Второй Потоп (настоящий) и про то, как после них на земле сохранилась жизнь. – … из-за сбоев в оцифровке и хранении информации, – говорил ласковый женский голос, – Врата воспроизвели некоторых живых существ с отклонениями от нормы. Так на свет появились организмы, не характерные для допотопной эры. Именно их исследованием занимаются ксенобиологи. В числе таких млекопитающих: низуны, голобрюхи, рыбни, летунцы, мертвоглазы… Девочки заскучали и начали просить мороженое. Энцо заскучал и начал проситься домой. Таллулу с детьми забрал Гай, а Энцо укатил на своей тачке, потягивая через трубочку энергетик пополам с бурбоном и выжимая сто двадцать миль в час. Машину с номерами Таллей все равно бы никто не тронул. В голове было мутно, но не от алкоголя. Он вспоминал Сесила Муртау. Его ямочки на щеках и буйные, красивые волосы. Его восторг в глазах, переходящий в ужас и непонимание. Когда мистер Слинг (именно мистер Слинг, а не Энцо) пинком выкинул его из машины где-то на бездорожье, Энцо не думал ни о чем. Плавал в безмятежной пустоте, уйдя в себя, пытаясь не представлять, что этот уебок делал с рыбнем. Очевидно, тот был в ярости не только из-за тесного аквариума. Когда терпеть стало невыносимо, Энцо переоделся из черной рубахи и деловых брюк в черную же водолазку и джинсы и спустился во внутренний двор. Рыбень сидел спиной к перегонке, выпрыгнув на бортик и согнувшись, упираясь руками в пластины песчаника. Рыбье тело уходило в воду, вялое, тяжелое, и иногда по нему проходила волна. Энцо зашел в вольер, закатал джинсы и сел рядом с рыбнем, спустив босые ноги в бассейн. – Значит, ты умеешь говорить, – сказал он. Солнце садилось. Рыбень долго молчал, глядя куда-то в воду. Потом издал горлом странный звук – как заржавевший граммофон. Покашлял. Помявкал странно, разминая то, что у него там было вместо голосовых связок. – Мочь, – сказал рыбень. Потом добавил: – Не хотеть. Это было похоже на то, как говорят вороны или сойки. Можно разобрать их фразы, но не факт, что с первого раза. Каждое слово звучало обтекаемо и напоминало сразу несколько других. Приходилось угадывать, исходя из контекста. Но все-таки рыбень мог говорить. И, что гораздо важнее, понимал сказанное. «Животное», блядь, – подумал Энцо. Внутри все похолодело. Он же разумный! Но и собаки разумны… и дельфины… их тоже можно обучать языкам, они тоже понимают слова и могут ими пользоваться… в чем разница? В словарном запасе? Или в том, что у собаки или дельфина нет лица, так похожего на человечье?.. – Со мной, – спросил Энцо, – тоже говорить не хочешь? – Говорить, – проворчал рыбень. Очевидно, он имел в виду: «уже говорю, чего еще тебе от меня надо?» – Значит, ты умный, – сказал Энцо с некоторой растерянностью. Рыбень осклабился, не отвечая. Между зубов-крючков у него застряла рыбья чешуя. – Зачем тогда спицы на руке ломал? – спросил Энцо, вдруг разозлившись. – Мы же тебя лечим! Мы же как лучше… Рыбень издал серию звуков, напоминающих кашель. Энцо не сразу догадался, что так он изображает смех. – Спица зачем? – спросил рыбень, с трудом выговаривая слово, которому Сесил Муртау его явно не учил. – Рука зачем? Чтобы ты потом меня мучить? Энцо невыносимо, до рези в легких захотелось закурить. Господи, полцарства, полматерика за ебаную сигарету! – Сесил тебя мучил? – спросил он. В горле пересохло. Рыбень оскалился и не ответил. – Он делал тебе больно? Тишина. – Он тебя бил? Тишина. От желания закурить зудели губы и кончики пальцев. За неимением лучшего хотелось грызть ногти, и Энцо еле совладал с этим глупым порывом. – Ты здесь не для того, чтобы быть моим пленником, – медленно, как можно более внятно сказал он. – Я не буду тебя держать ни в аквариуме, ни в бассейне. Я хочу с тобой сразиться. Когда ты будешь здоров. Рыбень повернул голову – совсем по-человечьи. Волосы облепили его череп, скулы выпирали, а запавшие глаза поблескивали вкрадчиво. Недобро. – Хотеть драка? – спросил рыбень, округло и странно выговаривая слова. – В большая вода? – В море, – подтвердил Энцо. Зуд ослаб, и он провел по губам подушечками пальцев. Теперь их защипало от морской воды. Лужи были повсюду, где ползал, прыгал, крутился и загорал рыбень. Площадь вольера он использовал на полную катушку. Джинсы Энцо давно промокли, а ноги в бассейне – замерзли. – Я и ты, – сказал он, для надежности показав пальцем. – У тебя будут зубы и хвост. У меня – подводное ружье и ласты. Я не буду использовать акваланг, у меня будет заканчиваться кислород, как и у тебя. Мне тоже придется выныривать. – Хотеть драка? – повторил рыбень, и Энцо показалось, что голос его звучит удовлетворенно. – Я тебя убить. Или ты меня убить. Так? Энцо кивнул. Горло стало сухим, как наждачка. Язык еле ворочался. – Если выиграю я, то получу славу великого охотника, – сказал он, словно беседуя с дикарем. Может, такие понятия будут ближе рыбню, чем современный лексикон? – Если выиграешь ты – уйдешь в море, и никто тебя не остановит. Но сначала мы вылечим тебя. Я не буду драться с тобой, пока ты не выздоровеешь. – Рука? – спросил Рыбень жадно, блеснув глазами. – Рука, – Энцо кивнул. Потом провел ладонью, указывая на его скукоженный бок. – Тело. Мускулы… Врач сделает так, чтобы ты был сильным. Чтобы ты был здоровым. Понимаешь? – Честная драка – хорошо, – согласился рыбень. Энцо сидел с открытым ртом, словно ослышавшись. Потом спросил: – Ты согласен? Рыбень широко, зубасто улыбнулся. Рыбья чешуя исчезла. Видимо, была проглочена или сплюнута в бассейн. – Любить драки, – сказал рыбень. – Любить море. Не хотеть рука… – он медленно повел плечом, закованным в сложную, неудобную конструкцию, – … такая. Хотеть живая. Энцо вдруг ощутил, как каждая клеточка его тела расслабилась. Весь этот день он был напряжен, как тяжи арбалета, и только сейчас его сняли с зацепа. Он заглянул рыбню в лицо. В глубоко посаженные, веселые глаза. Тот улыбался. Это не могло быть ничем другим, кроме улыбки. – Джентльменское соглашение, – громко сказал Энцо, протянув рыбню открытую ладонь. – Ты не будешь мне вредить. Сделаешь все, чтобы лечение сработало. А когда выздоровеешь, мы сразимся в море. По-честному, один на один. Рыбень посмотрел на его руку. А потом – на него самого, и Энцо почувствовал себя кретином. Откуда рыбню знать концепцию рукопожатия? Он сжал кулак и убрал руку за спину, а рыбень спокойно кивнул, развернулся и всем своим бесконечным черным телом, соскальзывая с бортика, фут за футом начал уходить под воду. – Раз ты такой умный, – вдруг крикнул Энцо ему в спину, – зачем тогда игрушки жрал, уеба? Вместо ответа из воды поднялись большие, лопающиеся на поверхности пузыри.