Лови момент (не)душевной близости

— Знаешь, ты так сильно сжимаешься, когда я касаюсь тебя всеми пятью пальцами. — Не доверяю твоему контролю, Шигараки. — Ну, будто меня это ебёт. А вот тебя — вполне. — Сука!       Даби вздрогнул, сильнее сжав пальцы внутри, когда они особенно сильно прошлись по стенкам, вдавливаясь в простату, делая почти больно, дискомфортно, но его так долго мучают уже, что тут взвоешь даже от такого. Томура — тварь последняя, которой всегда было срать на подготовку и растяжку. Ну, или почти всегда срать. Или иногда. В зависимости от того, как, видимо, планеты встанут. Но он никогда не затягивал, потому что ни у кого из них нет терпения на мелочи. Их терпения хватает на их цели, смысл жизни, а не на вот такое мелкого дерьмо, вроде перепихона. Обычно всё быстро, резко, чтобы захлебнуться и потеряться, забыв обо всём. Иногда всё же более аккуратно, почти нежно, но вместе с тем некомфортно, чаще всего. Это даже не аккуратность, а скорее медлительность.       Сейчас же хрен пойти что. У Даби течёт с члена, у него болит поясница, тело затекло от чертовой позы лицом в кровать. Но так даже лучше, он не хочет смотреть на это самодовольное лицо. Когда они поменялись местами? Под руками новая простыня уже похожа на подожжённое решето. Собственное тело предательски дрожит от ощущения руки на спине, шее, волосах, животе. Там трёх пальцев нет, но всё равно всё внутри привычно переворачивается, предчувствуя боль и разложение и так изуродованной кожи. Поэтому эта чертова растяжка — пытка. Касается то несколькими пальцами внутри, по издевательски касается снаружи оставшимися.       Томура издевается и почему-то невозможно медлит, словно повторно изучает. Его свободная рука везде, а внутри Даби смазки больше, чем за весь этот год их странных отношений. Всё внутри хлюпает, подтекает по мошонке и члену. Он растянут так, что в него можно засадить до основания одним рывком и даже проблем не возникнет. И он бы предпочёл это, чем продолжение этой пытки. Просто хотелось кончить, даже сил на язву не осталось. Выгибает спину от прикосновения к соскам, стараясь улизнуть от него, отодвинуться. Но в ответ сильно сжимают и скручивают, делая ощутимо больно. — Ляг обратно. — Да что ты? Сука, отпусти, я понял! На тебя бы посмотрел, если бы тебя мурыжили в течение часа. — Попробуй отомстить после. — Да тебя теперь не завалишь, тяжеловес.       Томура за его спиной смеёт громко, довольно, с нотками злобной насмешки, но его смех всегда звучит так. Это не значит ни особого отношения, ни злобы, высокомерия или подобного. Он просто чёртовски жутко смеётся и улыбается, но так даже лучше, быть одним сумасшедшим на Лигу было бы одиноко. Пальцы-протезы снова сжали сосок, выкручивая, но уже не так сильно, но всё равно кожу тянуло и вместе с тем мурашки вдоль хребта проходили. Это немного больно, но бывало и хуже. Всё же это скорее мазохистски приятно. И неестественно приятно, когда начинают безболезненно потирать самый кончик, поглаживать медленно, а потом немного надавливать ногтём целого пальца. Даби стонет, сдаваясь в этот момент. Он ничерта не понимает, но ему до плохого хорошо. Тело слишком чувствительно, отзывается на такую мелочь спазмом в животе, подёргивающейся мошонкой и новыми каплями предэякулята на простыне. — Томура, блять, да ты издеваешься?!       Даби взвился, резко разворачиваясь, в руке вспыхнуло пламя, освещая Томуру могильным голубым светом. Но тот даже не пытался увернуться. Единственное, что ощутил разъярённый поджигатель, что его перевернули на спину. Одним чёртовым движением. Но боли разложения не было, как обычно случалось, если пытаться идти против него в процессе секса, да и в общем он буйно реагировал на сопротивление. Но тут даже не держит, смотрит сверху вниз короткую секунду, а потом пальцы внутри начинают резко долбить набухшую, измученную простату. Сосок сильно стиснули губами, вылизывая так влажно, почти мерзко. Но Даби давится руганью, угрожающе вспыхивает пламенем, но со злобным отчаянным рычанием тушит его, не позволив себе обжечь Томуру, дерёт мстительно длинные белые волосы и дико выгибается.       Стимуляция слишком сильная. Жар рта, движения внутри. Чертовы пальцы везде, которые могут превратить его тушку в кучу пыли или мяса. Но он, как наивный идиот, доверяет, пускай внутри всё поджимается от рефлекторного страха. Нихуя не доверие, потому что ждёт. Доверие, потому что позволяет. Даби сжимает бёдрами сильно и тянет за волосы, выгибаясь сильнее, отчаянно ёрзая по постели. Хриплые прокуренные стоны, переходящие в тяжёлое свистящее дыхание. Его трясёт. Томура кусается, вылизывает и посасывает. И трогает. Везде трогает. Тактильный шум такой сильный, что Даби в итоге отчаянно всхлипывает, прижимая голову к своей груди слишком сильно, весь сжавшийся в резко скрутившей петле из ощущений. — Какая же ты т-тварь, Томура. Нужна гр-рудь — найди себе, пр-проститутку. — Меня женщины не интересуют, а твоя грудь — вполне, тебя так выворачивает из-за неё.       Даби потряхивает, по бёдрам проходит судорога. Он прикрывает глаза, но не может отвести взгляда от осознанных красных глаз, в которых довольство, что-то жутко чуждое, незнакомое, неестественное для такого ужасного человека. Но все внутренности сильнее прокручивает через мясорубку от этого внимания, направленного на него даже в такой момент. Чувство уязвимости мешает удовольствие с отвращением, но Даби позволяет себя видеть таким, чувствует давно забытое чувство почти безопасности, нужности, исключительности. Тяжело дышит и смотрит в ответ, покорно раздвигая сжатые от оргазма ноги, пока всё ещё пульсирует, сжимается, а член слабо дёргается, уже не выплёскивая, а медленно истекая остатками спермы. — Всегда хотел тебя выебать после оргазма. — Какая же ты сука, Томура.       Даби улыбается-скалится. Но беззлобно. Скорее провокационно. Как и всегда. Раздвигает шире ноги, словно приглашая, пускай тело ещё потряхивает от слишком интенсивного оргазма. Он хочет сдохнуть от этого секса, чтобы потом вывернуло от того, насколько хорошо и вместе с тем плохо. Смотрит в глаза и ехидно усмехается, выгибая обожённую шею. — Ну давай, действуй. А то треплом буду уже не я, а ты.       Томура жутко улыбается, позволяя себя спровоцировать, вгрызается в горло, а потом лижет под довольный ироничный смех. Они не в порядке. Но сейчас это «не в порядке» даёт ощущение самого правильного порядка.