Аберрация чувств

      Утро встречает Валейну невыносимой духотой и ощущением тесноты со всех сторон. Лёжа на спине, она лениво приоткрывает один глаз и недовольно морщится от яркого солнечного света. С тихим стоном поворачивает голову — шея ужасно затекла.       Расфокусированный взгляд вдруг упирается в мужские ключицы, затем сосредоточеннее скользит выше — к татуировке с символикой «Бонтен» и замирает на припухшей от укуса нижней губе.       Сонливость как рукой снимает. У Валейны даже рот от удивления приоткрывается.       Ран.       Сладко спит, тесно прижавшись к ней. Одной рукой забрался под кофту и вольготно обвил за талию, другую же вытянул и заботливо подложил ей под голову. Ютились они на диване в гостиной, переплетясь ногами точно два ужа — ни подушки, ни пледа, но она и без них медленно задыхалась от тяжести и жара его тела.       Валейна сглатывает тугой ком, разглядывая его безмятежное расслабленное лицо. Хочет сказать, что не понимает, как он тут оказался… Но отчётливо помнит, как вчера они сели пересматривать её любимый фильм ужасов про дом восковых фигур, а под конец она всего на секундочку прикрыла глаза, потому что сил бороться с усталостью уже не было.       Секундочка, как оказалось, вылилась в долгую ночь без сновидений и душное солнечное утро в объятиях человека, с которым Валейна никогда бы не хотела оказаться в подобной ситуации.       Но что ещё ужаснее — солнце за окном уже светит ярко и высоко, а значит, время близится по меньшей мере к девяти утра. Первая пара начинается в восемь пятнадцать. И если она проспала… ох, тогда профессор Хасимото точно влепит отработку — после больничного он и так грозился завалить её на экзамене, несмотря на высокий балл.       Тяжело вздохнув, Валейна осторожно тянется к наручным часам Хайтани, что неприятно царапали её живот металлическими звеньями. Силится рассмотреть цифры и разочарованно выдыхает. Дерьмо. Девять пятьдесят пять — через полчаса начнётся вторая пара. Она снова проспала.       «Зато выспалась», — кисло кривится и начинает выпутываться из объятий Рана, ничуть не заботясь о том, что может разбудить его.       Но этот — чёрт бы его побрал! — бесстыжий засранец лишь сильнее прижимает её к себе и хриплым сонным голосом интересуется:       — Что ты делаешь?       — А ты что на моём диване? — быстро спохватывается Валейна.       Пребывая в сладкой полудрёме, Ран ласково проводит носом по её виску и выдаёт гениальный ответ:       — Сплю.       Правда, что ли?       Она отстраняется насколько позволяет пространство между ним и спинкой дивана. Морщится — будто в ответ на это действие по пальцам расползается непривычная слабая ломота.       Ужасное утро. Ужасное. Ужасное. Мало того, что проспала, так ещё и с Хайтани вместе проснулась! За что ей всё это?       — Ты должен был уехать, — отвернув голову и безучастно пялясь в голубоватую обивку дивана, бубнит Валейна.       Злится на него за то, что воспользовался ситуацией; на себя — неужели так сложно было завести будильник на двенадцать ночи и выпроводить его?       Хайтани глубоко вздыхает.       — Я пытался, но ты не отпускала. Вцепилась в меня, как утопающий в соломинку… — уголки его губ дёргаются в полуулыбке от детского желания подразнить её. — Обнимала меня. Болтала во сне. Призналась в своих чувствах.       Она супится ещё сильнее.       — Ты врёшь.       — Преувеличиваю, — мурлычет Ран, с наслаждением вдыхая аромат её волос.       Он зарывается в них носом и всем телом ощущает, как Валейна цепенеет, превращаясь в деревянную куклу, но оттолкнуть его не пытается — терпит, громко сопя и по-прежнему отвернув голову. Понимает, что не отпустит.       От неё пахнет сладко, до дрожи упоительно. Ему хочется запечатать этот запах внутри себя, чтобы он тлел в нём вместе с кровью и костями.       Пробыв рядом с ней всю ночь, Ран понимает, что не ощущает ни изнуряющей ломоты, ни выворачивающей боли; сумасшедшее, доводящее до исступления желание обладать ею сменилось на тихое умиротворение и спокойствие. Впервые ему просто хорошо. Будто его раскрученное связью соулмэйтов нутро ею же и собралось обратно.       «Что ты со мной делаешь», — горько вздыхает Ран.       Те чувства, что он испытывает к Валейне, кажутся ему восхитительно правильными; на их фоне всё то, что он чувствовал к другим женщинам, теперь напоминает дешёвый суррогат.       Но одновременно с этим они пугают его своей силой и влиянием. Они зарождают в нём страх. Страх покинутости. Страх одиночества. Страх однажды очнуться и понять, что никогда и никакой Валейны не существовало. Страх пребывания в этом мире без неё. И этот страх делает его слабым. Ран опасается, что когда-нибудь он возьмёт над ним контроль и выльется во что-то очень нехорошее. Ран уже чувствует, как с каждым днём он крепнет внутри него — ещё не такой сильный, не въевшийся намертво, но уже проскальзывающий в мыслях. Страх потерять Валейну словно шествует по той же дороге, что и наслаждение от её присутствия в его жизни — как негласная плата за обретение соулмэйта.       «Невозможно испытывать такие сильные эмоции к человеку. Особенно к тому, которого едва знаешь. Это просто… непостижимо», — твердит голос разума, но и он постепенно заглушается под натиском тепла прижатого к нему тела Валейны.       Вот если бы она ещё не начала вертеться, как уж на сковородке…       — Прекрати ёрзать, — Ран нехотя разлепляет глаза, когда ей удаётся скинуть его руку со своей талии.       — Мне жарко. Выпусти. А ещё я проспала и мне нужно собираться в университет, чтобы успеть хотя бы на третью и четвёртую пары. Твоя водолазка уже высохла, так что тебе тоже пора уходить.       Он бегло смотрит на наручные часы.       — До третьей пары ещё два часа. Я тебя отвезу, мне всё равно по пути.       Валейна открывает рот, собираясь возразить, но её спасает громкий сигнал мобильного в кармане домашних штанов. Она выворачивается из его объятий и садится быстрее, чем Ран успевает поймать её. Мельком глядит на звонившего абонента. Из горла вываливается досадный вздох — как не вовремя, хоть и вполне ожидаемо.       — Да, Минато?       — Ты где? — доносится угрюмое с другого конца провода.       — Ам… — Валейна закусывает губу, тупя взгляд на свою перебинтованную ногу. Она уже и забыла, что порезалась. — Уже выхожу…?       Минато шумно выдыхает. Он бездумно пялится в трещины на стенах университетской курилки и медленно затягивается «электронкой» со вкусом кокоса и ещё какой-то мути, о которой ему втолковывал продавец в табачном магазине.       «Муть» оказалась довольно приятной на вкус, похожей то ли на манго, то ли на личи, но кокос — редкостным дерьмом, совсем не тем, чем ему бы хотелось травиться в те дни, когда он один.       Вездесущий Ивасаки мельтешит перед глазами, пихая ему блядскую сигарету со словами:       — Тахакаси, ну, что ты как тёлка со своей херней? Курни нормально!       Минато гавкает ему громкое «отъебись» и отходит подальше. Перехватывает телефон поудобнее, недовольно бубнит в трубку:       — Ты снова проспала. Ты чем там занимаешься по вечерам? Опять свои ужасы допоздна смотришь?       Опять опаздываешь, когда вторник — единственный день, где у нас пересекаются предметы?       — Не только. Английский, — вздыхает Валейна. Ей проще соврать ему, чем рассказать всю правду о минувшем вечере, которая точно его обрадует. — Учила английский половину ночи и проспала будильник. Ты же знаешь, как мне с ним тяжело.       Позади слышится издевательски громкий смешок. Она оборачивается через плечо и усилием воли заставляет себя не закатить глаза — сложив руки на груди, Ран осуждающе покачивает головой и шепчет одними губами: «маленькая лгунья».       — Я буду к третьей паре, — заверяет Валейна, надеясь на этой ноте завершить разговор. — По возможности займи нам место у окна в дальнем ряду.       — Ладно, — Минато немного смягчается и вдруг выдаёт то, от чего её бросает в холодный пот: — Но имей в виду, что старик Хасимото крайне зол. Всю пару, мудила, сокрушался и заявил, что, как ответственный за заявки на учёбу по обмену, он вычеркнет тебя из списка кандидатов и не посмотрит на высокий балл, если продолжишь прогуливать его пары…       Но она не прогуливала его пары!       — Хорошо, я поняла, поняла, поговорю с ним, — она перебивает его прежде, чем он ляпнет что-то ещё.       Минато говорит ещё что-то про домашнее задание, потом ненавязчиво предлагает сходить прогуляться после её работы — она, закусив ноготь большого пальца, бездумно «угукает» в трубку и гадает, слышал ли Ран про учёбу по обмену.       Как оказалось — слышал, но когда он интересуется об этом, Валейна, всем видом выражая беспечность, пожимает плечами.       — Ничего такого серьёзного и важного. Просто обмен студентами из разных университетов на весь учебный год, — равнодушно отвечает, неотрывно смотря ему в глаза. Специально. — Я подавала заявку в апреле, но из-за недавних пропусков есть вероятность, что меня вычеркнут из списка кандидатов.       А чтобы ещё больше усыпить бдительность, она миролюбиво предлагает:       — Можем потом поговорить, если тебе это так интересно. Мне и правда уже пора собираться, потому что я ещё хочу успеть зайти перед парой к преподу, что отвечает за заявки.       К величайшему изумлению уловка срабатывает — Ран соглашается, но перед этим долго всматривается в её лицо, словно пытается что-то отыскать. Валейна понятия не имеет, что он углядел, но спрашивать не решается, искренне веря, что ей удалось убедить его.       Она скрывается в ванной, где прислоняется затылком к двери и глубоко вздыхает, чувствуя, как сердце неистово колошматится в груди. Пальцы зарываются в волосы, рот прорезает тупая нервная усмешка — она не хотела наёбывать Хайтани, но всё опять пошло по пизде.       Можно было сказать ему правду и не опускать детали о том, что обмен студентами в её случае подразумевает не посещение вуза с другого района и не отъезд в соседнюю префектуру, до которой час езды — а за границу.       Можно было. Однако Валейна планировала начать этот разговор иначе и уж точно не была готова к нему сейчас — не тогда, когда едва оторвала голову от подушки и проспала пары; не шокированная пробуждением с непереносимым до ломки в костях соулмэйтом; и не застигнутая врасплох одним его ненавязчивым, но точным вопросом.       Она хотела завести разговор сама. В спокойной тихой обстановке. Занять в нём главенствующую позицию, подтолкнуть Хайтани к очередным угрозам и опровергнуть их — а не смотреть на него растерянными глазами, чувствуя себя при этом, как на допросе в участке.       Набраться бы только храбрости…

***

      — Ты забыл в пятницу, — выходя из квартиры, Валейна протягивает Рану запонки и пачку сигарет.       Неоднозначно хмыкнув, он забирает свои вещи и уже на улице задумчиво произносит:       — Мне казалось, у твоих родителей достаточно денег, чтобы посещения и домашка перестали быть для тебя проблемой.       — Я поступила в университет не для того, чтобы прогуливать его. И насколько мне известно, преподаватели в нашем университете неохотно берут взятки.       В лицо ударяет свежий морозный воздух. Валейна запрокидывает голову, смотря на голубое ясное небо. Щурится — солнце сегодня яркое, ослепляющее, но совсем не греет.       За ночь провода и деревья покрыл иней, под ногами приятно похрустывал лёд. Со дня на день должен выпасть снег. Послезавтра первое декабря и до обожаемого ею Рождества остаётся меньше месяца — осознание всего этого сваливается на голову так неожиданно, что Валейна прослушивает то, что ей говорит Ран. Приходится переспросить, потому что мысли её крутятся вокруг предстоящих праздников, которые хотелось провести в кругу всей семьи.       — Говорю, что ты наивная, — ухмыляется Хайтани, открывая водительскую дверцу машины. — Откуда, по-твоему, у каждого второго препода вилла за пределами Токио и машины стоимостью не ниже четырёх миллионов йен?       Она задумчиво смотрит на него поверх крыши. Солнечные блики красиво играют в его волосах, скользят по скулам и щекам, а лукавые фиалковые глаза кажутся ещё ярче и насыщеннее — Валейна невольно засматривается и чувствует, как в груди что-то мерзко ёкает.       — Тебе-то откуда знать об этом? — хмуро бросает она — и всё понимает, когда Ран иронично вздёргивает бровь. — Как обычный университет может быть связан с криминалом?       — Напрямую никак, но ректор вашего распрекрасного университета на пару с деканом завсегдатаи наших казино, где они много пьют, лапают шлюх и без остановки болтают о преподавательском составе и прибыли со взяток от студентов, — весело отзывается Ран. — Твой университет такая же коррумпированная помойка, как и все подобные ему заведения в нашей стране.       «Почему он вообще говорит мне всё это? — Валейна явственно слышит в его голосе совершенно неприкрытое отвращение и пренебрежение. — В смысле, разве он не занимается тем же, чтобы так говорить? Не является частью всей этой системы? В конце концов, не способствует коррупции?»       В ответ она лишь меланхолично пожимает плечами, а затем молча садится в машину вслед за ним. В надежде избежать дальнейших разговоров прислоняется лбом к холодному стеклу, взглядом скользит по своей серой многоэтажке. Думает об учёбе по обмену, словах Хайтани, университете.       Коррумпированная помойка, так коррумпированная помойка — ну и что с того? Какое ей вообще дело до этого? Пары ведутся, преподаватели преподают, знания откладываются. Прибегать к взяточничеству она не собирается — не для того родители платят такие баснословные деньги за семестр, чтобы ей было лень задницу от кровати оторвать. И её уж точно не волнует, как проводят свой досуг люди, имеющие к ней лишь косвенное отношение: ректора университета Валейна видела от силы раза три, декана — почаще, но чаи с ним не гоняла, чтобы её хоть как-то интересовала его жизнь.       Поэтому просто… похер.       — Как вернёшься домой после встречи с друзьями, позвони мне, — останавливая машину возле ворот университета, просит Ран.       Валейна мгновенно прошивается всепоглощающим раздражением — ей теперь ещё и отчитываться, как маленькому ребёнку?       — Зачем? Это обязательно?       — Если я говорю, то да — обязательно, — холодно отрезает он, но видя, как её лицо стремительно мрачнеет, немного смягчается. — Не куксись. Я всего лишь хочу быть уверен, что ты добралась до дома целой и невредимой. В городе в последние дни неспокойно.       Ран тянет к ней руку и заправляет за ухо прядь, выбившуюся из косы. Сердце Валейны глухо ударяется об рёбра, но совсем не от прикосновения — а от тревоги и любопытства, пронизавшими всё её существо.       — Это… связано с тем трупом, что нашли в заливе со множественными переломами и с простреленной головой? — несмело интересуется она. — Я вчера утром по новостям слышала. «Тело обнаружили около семи утра понедельника. Темноволосый мужчина, личность которого находится в процессе опознания, всплыл под мостом в куче промышленного мусора в районе Кавасаки на расстоянии двадцати трёх километров от Токио. На теле были обнаружены многочисленные ушибы, вывихи и переломы, отсутствовали два передних зуба. По предварительным данным смерть наступила вследствии огнестрельного ранения в голову», — вот что вещал бодрый голос репортёрши по радио, пока такси медленно тащилось по пробкам к университету.       Водитель всю дорогу недовольно цокал и возмущался бездействием полиции, изредка бросал взгляды на Валейну в заднее зеркало и ещё реже о чём-то спрашивал. Она только буркала в ответ что-то нечленораздельное и попутно листала кадры с места преступления в телефоне. Мыслей по этому поводу не было никаких — лишь шок от подобной жестокости и неприятный холодок по спине от увиденного посиневшего и уже распухшего трупа.       — Можно и так сказать, — туманно отвечает Ран, бездумно пялясь в лобовое стекло. Мимо проносится девчонка на велосипеде, едва не сшибая боковое зеркало машины и скрываясь за поворотом сухого чёрствого здания университета. — Просто не шатайся по темноте и старайся избегать малолюдных мест. Выполни хотя бы эту просьбу без возмущений.       Валейна поворачивается к нему и её пурпурные глаза въедаются в него до ужаса пристально.       — Ты имеешь к этому какое-либо отношение? — прямо спрашивает она и сама не замечает, как замирает в ожидании ответа.       — Убил ли я его? — Ран пересекается с ней взглядом. — Это хочешь знать?       Язык дёргает сказать: «да», но она понимает — не хочет. Стыдно признаваться, но ей больше по душе жить в неведении, имея лишь отдалённое представление о делах Хайтани, чем знать, что пару дней назад он искалечил и пустил пулю в лоб человеку. Так легче. Так проще.       Валейна не уверена, что не сойдёт с ума, если будет знать обо всём, что творится — ещё одна причина, по которой она никогда не согласится помогать Минато и его отцу развалить «Бонтен». Ей по горло хватило драк Стефана и его тёмных дел — вновь переживать нечто подобное или хуже (определённо хуже) совсем не хочется.       Ран её борьбу с самой собой чувствует кожей, видит в изгибе нахмуренных бровей, тонкой линии сжатых губ — и в очередной раз решает за неё, не без удовольствия улавливая в глазах хорошо замаскированное облегчение:       — Не убивал. Это не моя работа.       — А чья? — цепляется Валейна.       — Зачем тебе знать, если ты не хочешь иметь никакого отношения к моему миру? — поддевает Хайтани, склоняя голову набок.       И предотвращая новые вопросы, от которых ему вряд ли удастся увернуться, он тянется и ласково целует её в лоб — Валейна смешно морщит нос, чем вызывает у него полуулыбку.       — Дуйте на пары, студентка Новак. Или уже передумала грызть гранит науки? Знаешь, мы могли бы поехать…       — Пока, Хайтани, — недовольно цокает она и под его заливистый смех выскальзывает из машины, оставляя за собой шлейф духов.       Её невысокая фигура мешается с пёстрой галдящей толпой студентов.       Перед тем, как исчезнуть за створчатыми тяжёлыми дверьми университета, она оборачивается, вновь сталкиваясь с ним взглядом. От чего-то под рёбрами начинает болезненно скрести — и чем дальше Валейна оказывается, шагая вдоль бесконечных высоких коридоров, тем сильнее её разъедает желание развернуться и уйти.       Вот только куда? Или к кому?