Год третий. Хогвартс.
Десяток мрачных теней двигался по грязной дороге в ночи: из под колёс карет без извозчиков и лошадей во все стороны летели брызги и слякоть, а сами они то и дело трещали и хрустели — чуть ли не надламывались! — попав в очередную яму или подпрыгнув на камне; по гротескным крышам и толстым стёклам карет барабанил назойливый ливень — словно пытался пробраться внутрь без приглашения! — а пребывающие в подвешенном состоянии из-за произошедшего часом ранее пассажиры молчали и разглядывали унылый, трудно различимый за укрытыми множеством пугающих рисунков-разводов стеклами пейзаж, что скрывался в глубинах всепоглощающего расстилающегося по земле во все стороны, и аж до самого горизонта, тумана. В этом году прибытие в школу чародейства и волшебства было отнюдь не волшебным... Главный зал, как и всегда во время столь важного дня, был красиво украшен и тепло приглашал и приветствовал студентов... — как старых-и-знакомых, так и тех, кто оказался в нём впервые — ...не только захватывающим видом древней магии-и-всеобщим-оформлением, но и чарующей музыкой призрачных инструментов, однако волнение учеников развить всё равно был не способен: на лицах всех без исключения было осторожное недоумение и смятение, а в глазах каждого третьего читался один и тот же вопрос «кем были те существа, и что они забыли в поезде со студентами?!..»; а у тех же из студентов, кто был в курсе, что же за существа посетили железнодорожный состав, вопросов было даже больше, чем у пребывающих в счастливом неведении... И ни богато накрытые столы, ни выступление хора студентов... — и пение ручных жаб, которых последние держали на руках — ...ни даже речь самого Альбуса Персиваля Вуульфрика Брайана Дамблдора, директора школы чародейства и мастерства, что с последнего учебного года сильно изменился, и чьё имя автору сего бреда пришлось гуглить, так и не смогли до конца развеять пелену не то страха, не то апатии, что накрыла если уж не каждого, то абсолютное большинство присутствующих в этот момент в зале: Сирус Блэк сбежал из Азкабана — из самого Азкабана!!! — и дементоры искали его в школьном поезде идущим в Хогвартс; в той самой школе, где им, собравшимся в зале, и предстояло учиться весь последующий год... ...бок о бок со стоящими на каждом этаже, в конце каждого коридора — и по всей территории вокруг Хогвартса! — стражами смерти. Им предстояло учиться под неустанным присмотром дементоров Азкабана — тех самых существ, одно лишь только упоминания которых уже было способно вызвать страх даже у самых отъявленных и безумных убийц и маньяков волшебного мира.***
И всё же стены Хогвартса обладали некой магией: нет-нет, не той магией, а несколько... иной. Ведь едва ученики вновь вернулись в свои гостиные после затяжных каникул; едва распаковались и обустроились, разложив немногочисленные, но всё равно любимые вещи-из-дома и одежду; и едва только пошли на первые занятия, как магия Хогвартса — магия стен школы! — начала работать: пугающий для одних и непонятных-и-вгоняющий в тоску и апатию для других, эпизод-в-поезде начал стремительно выветриваться из памяти... Многочисленные стражи Азкабана в коридорах стали восприниматься не более, чем чёрная тряпка на вешалке для шляп-и-пальто, а на лицах учеников-и-студентов вновь появились улыбка, радость и все-все-все прочие эмоции, которые свойственны учащимся их возраста. И казалось, что свой гипнотический эффект стены Хогвартса возымели не только на подростков, но и даже на взрослых! На первом же занятии, профессор Люпин... — которому выпала честь занять внезапно (и вновь!) освободившуюся позицию учителя защиты от тёмных искусств — ...к всеобщему удивлению оказался отнюдь не «очередным занудой»; и даже не смотря на свой внешний вид, который скорее подходил бродяге с улицы нежели учителю, он сразу же влюбил в себя многих учеников. Более того: новый учитель даже не стал начинать занятия с неприятной темы предшествующей прибытию студентов в школу! Ни словом не заикнулся, словно ничего и не было: вот бы и директору школы так же поступить, а то своей вступительной речью он лишь ещё сильнее нагнал мрака и уныния... Нет. Первое занятие профессор начал широкой улыбкой, и ещё до того как представить себя классу, назвав своё имя, он с несколько усталым, но вполне дружелюбным взглядом остановил учеников, что уже начали доставать пергаменты и чернила, попросив тех не торопиться: — Я предпочитаю практику теории-.. - стоя возле окна, присев на подоконник и облокотившись на руки, держа в одной одной из волшебную палочку, а в другой красное яблоко, профессор Люпин скромно усмехнулся и, подняв правую руку, спрятался за фруктом, негромко хрустнув. - ..-не люблю всю эту писанину... Он выдержал короткую паузу, дабы прожевать откушенное, после чего едва слышно откашлялся и продолжил всё так же легко и беззаботно: — Кхм-кхм. Будьте добры... — пользуясь-исключительно-палочками-разумеется! — ...раздвиньте парты и стулья к стенам: на сегодняшнем занятии нам потребуется чуть больше свободного места, чем доступно учителю в данном кабинете... По прежнему не сдвинувшись с места, он усмехнулся и взглядом указал на меловую доску и небольшой пятачок свободного пространства между оной и письменным столом, как бы говоря «ну вы только гляньте на это — тут даже дворовому псу разлечься негде!». Кто-то засмеялся, многие улыбнулись; но все-и-каждый с радостью потянулись к мантиям доставая из тех свои волшебные палочки: магия и практика уже на первом занятии?! Да ещё и сам учитель заявляет, что не любит письменные задания?!.. Невероятно!!! После Локонса это была весьма разительная перемена: впрочем... прошлого учителя защиты от тёмных искусств любили очень многие — правда, преимущественно лишь женская половина учеников, — и это даже не смотря на то, что чему-либо по настоящему значимому и ценному на своих занятиях он так никого и не обучил... За следующие пол минуты класс был освобождён и подготовлен, а сам профессор успел не только представиться, но и подойдя к доске снять ткань с рядом стоящего шкафа, который был укрыт ею до этого момента дабы сохранить некоторую долю интриги; а после, лёгким взмахом палочки сдвинул ещё и иглу граммофона... — тот находился на учительском столе и был, по сути, единственным заметным, и вообще стоящим хоть какого-то упоминания предметом на оном — ...подготовив музыкальный инструмент к игре. Пластинка тут же начала крутиться, однако игла по прежнему оставалась чуть-чуть выше требуемого и потому музыки пока ещё не было. — Так, вижу палочки за лето вы держать не разучились. - он по доброму засмеялся. Но тут же оборвал себя скромной улыбкой, застеснявшись своей шутки, хотя и продолжил вполне бодро-и-весело. - Давайте же скорее начнём занятие: что-то простое и незамысловатое-.. Фраза так и осталась незаконченной, а держащие палочку и половинку яблока руки начали активно жестикулировать, собирая учеников в линию — о чём профессор и попросил класс с загадочной улыбкой на лице. Просьба была услышана-и-выполнена в рекордно короткий срок: приподнятое настроение явно волнующегося, но всё равно испытывающего ничуть не прикрытое любопытство от предстоящего урока скромно улыбающегося учителя будто передалось и самим ученикам — те точно так же испытывали некоторое смущение в обществе незнакомого человека, но чувство любопытства было куда сильнее, а потому невидимый барьер исчез сам собой! — В линию, в линию... Учитель продолжал несильно размахивать руками, создавая иллюзию того, что это он-сам собирает учеников в одну шеренгу, расставляя одного позади другого невзирая ни рост, ни на цвет мантий, ни на пол — полный хаос! А когда все наконец выстроились в линию перед таинственным, но весьма обычным и невыразительным шкафом... — разумеется, не обошлось без давки-и-борьбы за первое/последнее месте в шеренге, в зависимости от личных предпочтений и внутреннего страха конкретного человека — ... Люпин отошёл чуть в сторону, дабы не загораживать собой вид: — Итак, сегодняшнее заклинание... — пока-без-палочек-просто-слушайте! — ...«Ридикуллус»! Ещё раз: «Ридикуллус!». Произнесите твёрдо и уверенно, с ударением: «Ри-ДИ-куллус!». Класс послушно выполнил и эту маленькую просьбу, и не смотря на то, что среди краткого секундного шума без труда можно было вычленить ушами как минимум четыре неверных или просто запнувшихся произношений, учитель прямо-таки засиял, будучи довольным результатом: — Великолепно-великолепно! - он с трудом удержал себя от того, чтобы не подпрыгнуть на месте. - Уверен, кто-нибудь из вас уже догадался, с чем мы сегодня столкнёмся, не правда ли?.. Вверх тут же взметнулись руки — как минимум треть собравшихся! Выбрав одного из пока-безымянных учеников наугад, профессор не без удовольствия выслушал правильный ответ, подтвердив всё сказанное: — И добавить нечего — всё верно. - он выдержал короткую паузу, позволив улыбке слегка поутихнуть, чтобы следующие слова отложились в памяти. - Ещё раз: «РиДИкуллус!». А теперь, давайте же поскорее начнём! Отойдя-спиной ещё на пол шага назад... — а затем тут же двинувшись-и-вернувшись на шаг вперёд! — ...профессор подобно дирижёру взмахнул обеими руками, сначала сведя их вместе перед грудью и приподняв вверх, а после быстро разведя обратно; да так резко взмахнул, что чуть было не выронил яблоко! И вот класс наконец-то наполнился бодрой-и-заводной музыкой, что начала раздаваться из видавшего виды граммофона на удивление чисто глубоко и объёмно: — Итак, - обратился он к первому-в-линии ученику и к стоящему-следом, - выходим по одному, не торопимся и не толкаемся-.. Парень с рыжей шевелюрой и в застёгнутой не на те пуговицы помятой рубашке двинулся вперёд едва учитель дал разрешение, успев преодолеть половину пути до шкафа до того, как тот договорил... ...как вдруг через два шага остановился как вкопанный и широко распахнутыми глазами уставился на шкаф. А точнее не на сам шкаф, а на то, что вдруг вылезло из него: огромное, размером не с человека, а с тролля, существо, которое совершенно точно ну никак не могло поместиться в самом обычном шкафу! Деревянная дверца с повешенным на ней таким-же-старым зеркалом беззвучно распахнулась навстречу парню, и из окутанной неестественной тьмой глубины начали одна за одной появляться восемь волосатых конечностей, вытаскивая за собой и само тело — крупное, прямо-таки гигантское паучье тело!.. В считанные секунды Рон побелел от страха, став походить на одну из множества расставленных по коридору Хогвартса мраморных статуй: стоял, как прикованный, и смотрел в десятки блестящих глаз — а те смотрели на него его же собственным отражением, подбираясь к нему всё ближе... — А теперь, - мягко и спокойно произнёс учитель с улыбкой, - представь что-нибудь смешное и произнеси заклинание, пытаясь разогнать застилающую взор дымку... Не поднимая палочки, держа ту возле бедра, профессор Люпин закончил своё наставление громким хрустом, едва заметно покачивая головой в так весёлой музыки — музыки, которую в эти мгновения как минимум треть присутствующих едва ли слышала: увидев выбирающегося из недр шкафа монстра, многие — если не все! — инстинктивно отступили на шаг-другой назад, сбросив с лица улыбки. Кто-то от страха, кто-то от неожиданности; ну а кто-то отошёл просто из-за необходимости удержать равновесие под давлением толчков со стороны впереди-стоящих... Обливаясь потом и встретившись с кошмаром всей свой жизни, Рон с трудом поднял дрожащую и невероятно тяжелую в эти секунды руку вверх и навёл палочку на паука, что неспешно подбирался всё ближе... и ближе... и ближе... Однако за этим так ничего не последовало: парень с Гриффиндора, факультета, чьи члены славятся в том числе и храбростью, стоял как стоял — весь объятый страхом и ужасом, он целился, но ничего не предпринимал. А тварь всё приближалась: глаза зафиксировались на жертве, конечности мягко переступали по паркету в простом и медленном, но от того не менее жутком танце, пасть была слегка приоткрыта, а с горизонтально расположенных клыков капала неприятная слизь — наверняка Тот Самый яд, который парализует его-.. «РиДИкуллус!», вдруг раздался спасительный, тихий-но-чёткий женский шёпоток прямо за спиной Рона, подсказывающий запаниковавшему... — но по прежнему застывшему аки статуя — ...заклинание и верное ударение, «риДИкуллус!». — ..-что-нибудь смешное-и-веселое. - оперативно подсказал-и-напомнил в полный голос профессор, который сквозь свою беззаботную маску на лице на самом деле внимательно наблюдал за происходящим, изучая реакцию ученика. - Постарайся сделать ситуацию смеш-.. — Ридикуллус!!! Голос девочки, а точнее уже девушки, в которую он был в тайне влюблен, подействовал на Рона мгновенно, буквально выдернув того из цепких невидимых лап страха, привнеся в него-самого Ту Самую необходимую толику покоя и концентрации: заклинание прозвучало твёрдо и уверенно, пронзив собой воздушное пространство подобно закалённому клинку бывалого воина, что разит Великое Чудище; и даже ударение — даже у Рона! — и то вышло верным с первого же раза! Трудно сказать, что именно он представил в своей голове, стараясь следовать указанием как своей подруги, так и профессора, однако результат оказался вполне удовлетворительным, вызывая бурю смеха за спиной: ещё пару секунд назад пугающее своим видом, сейчас это создание было совершенно беспомощным будучи не в силах даже устоять на месте — попробуй-ка это сделать, когда каждая из восьми твоих длинных конечностей, обутая в роликовые коньки непроизвольно-и-хаотично разъезжается каждая в свою сторону! И разумеется, для выбравшейся из небольшого шкафа гигантской твари не потребовалось много времени на то, чтобы с громким стуком упасть своим брюхом на пыльным паркет... — Здорово-здорово, просто великолепно! - профессор дёрнулся вперёд всем телом, а державшая огрызок рука взметнулась в вверх в победоносном жесте. - Великолепно! И последовав за своей рукой, Люпин провернулся на месте от удовольствия; Рон же в этот момент уже отходил в конец класса, перестраиваясь в конец шеренги: проходя мимо своего самого близкого приятеля-и-друга, он довольно подмигнул тому мол «видал, как я его, а?!», и хлопнул по вытянутой в его сторону ладони сверху, а пара стоящих-рядом девчонок непроизвольно закатили глаза. Следующей за Роном стояла уже готовая продемонстрировать заклинание Пенелопа, Полумна была второй, да и то по чистой случайности... — всё это время девушка с интересом разглядывала граммофон, от которого бы не отказалась и сама, уже даже придумав, куда бы его поставить у себя в комнате, и которая если честно вообще не следила за происходящим в классе — ...тогда как Падме повезло куда меньше: она оказалась отделена от своих подруг стоя не очень далеко, но и не близко — где-то посерединке шеренги, прямо за Гарри, мимо которого в этот самый момент и прошёл крайне довольный собой Рон. «Кстати», быстро шепнул он Гарри уже почти отойдя от того, а потому сильно обернувшись назад, «а где Гермиона?». Девушки же, которую Рон хотел поблагодарить за своевременную подсказку, и след простыл... Гарри с Падмой одновременно вытянулись на носочки, начав выискивать подругу поверх толпы, однако пышной каштановой причёски видно не было-.. — Та-а-к... - прозвучал голос Люпина на весь класс. - Загоним-ка этого бедолагу обратно... Выйдя вперёд, учитель занял место между учениками и пауком, после чего начал напирать на последнего уверенным шагом: удивительно, но едва-едва стоящий на восьми роликовых коньках, паук действительно попятился назад, умудрившись забраться обратно в шкаф так при этом и не упав! На всё про всё ушло всего несколько секунд; дверца шкафа закрылась сама собой, вновь уставившись на шеренгу учеников и самого Люпина пугающе-точным отражением. — Следующий, прошу. Люпин вновь отошёл в сторону, вернувшись к окну, где постарался незаметно-для-учеников положить огрызок в уголок подоконника. Пенелопа тем временем сделала пару уверенных шагов по направлению к шкафу: вся её поза и стойка, в которой она оказалась остановившись, а так же выражение лица не оставляли и тени сомнения — девушка была готова, настроенная очень и очень серьёзно, а потому уже успевший раскрыть рот учитель закрыл его обратно, решив пока не подсказывать и не помогать ученице. Класс быстро замолк в предвкушении, а раздающаяся из граммофона музыка всё продолжала звучать: как и прежде бодро-и-весело, но не перетягивая на себя внимания и не отвлекая, несколько приглушённо, словно где-то там... на горизонте.... вдалеке-вдалеке... (что любопытно: иголка граммофона за это время не сдвинулась с места ни на дюйм; впрочем, заметила эту особенность лишь одна Полумна). Наконец, изображение в зеркале исказилось, перспектива начала изменяться, становясь всё более хрупкой и неправильной, а дверца шкафа медленно лениво и беззвучно открываться навстречу ученице. Пенелопа напряглась, заранее подняв-и-нацелив палочку на своё-скрывающееся отражение, готовясь встретиться со своими самыми страшными кошмарами: она знала, чего боится больше всего на свете, а потому уже морально подготовила себя к тому, что увиденное ею через несколько секунд будет не настоящим — всего-лишь магической иллюзией-.. Из глубины неестественно-тёмного магического шкафа вдруг послышались чужеродные и чуждые звуки: то было не шипение, не стрекот и не свист, но нечто очень и очень напоминающее всё это; тихое и осторожное, словно предупреждающее о чём-то, а уверенная в себе девушка вдруг весьма заметно дёрнулась всем телом... В классе раздался лёгкий хохоток, но тут же стих — как стихли и звуки из шкафа; в течении следующих нескольких секунд звучала лишь музыка, да неприятно бьющее по грудной клетке сердце, стук которого могла слышать лишь сама Пенелопа. «Как можно испугаться, если ты знаешь, что тебя сейчас будут пугать?..», промелькнуло вдруг в её голове. И вновь из шкафа раздался негромкий треск, порождённым кем-то, кто обладает разумом — в чём не было ни каких сомнений: чтобы сейчас не скрывалось внутри, оно приняло облик некоего существа-.. ... Всё произошедшее далее заняло считанные мгновения: двигаясь в неописуемом хаотичном паттерне, десятки переплетающихся меж собой фиолетовых теней вдруг вырвались из недр магически-зачарованного шкафа; оставаясь одним концом скрытыми от глаз, всё выползая-и-растягиваясь в длину, они с пугающей скоростью и под всеобщий крик толпы устремились длинными лианоподобными силуэтами прямиком в сторону Пенелопы...***
Как и каждый человек — да и вообще любое разумное существо, — Пенелопа испытывала-и-хранила в себе не какой-то один-конкретный страх, а сразу множество оных: одни сильнее, другие слабее; какие-то заставляли её сердце биться в разы быстрее едва стоило девушке только задуматься об этой теме, тогда как прочие до последнего момента были способны вызвать лишь ухмылку. Что-то лежало на виду, на поверхности; а что-то таилось где-то там... в глубине... ...будучи скрытыми до поры до времени. Одним из своих самых сильных страхов Пенелопа считала страх того, на что она была способна в критической ситуации, ведь не смотря на всё ещё довольно юный возраст, девушка уже чётка знала, что ей хватит духу отнять жизнь у другого человека, если под вопросом будет её-собственная. Готова она была и встать стеной за родных-и-близких, и в случае необходимости она готова была пойти на жертвы: на немыслимые, по настоящему страшные жертвы, даже обсуждать-которые с серьёзным и невозмутимым лицом сможет далеко не каждый взрослый. Знала Пенелопа и то, что если кто-нибудь однажды решится её изнасиловать... — а страх стать жертвой-подобного имеется у каждой девушки без исключения! — ...то она сделает всё, что в её силах, чтобы не дать этому случится; а если ублюдку всё же удастся осуществить задуманное, то девушка и вовсе станет его личным Ночным Кошмаром, не успокоившись до тех пор, пока не превратит его жизнь в сущий ад. Око за око, и плевать она хотела — в данном конкретном случае — на мораль, законы и всё прочее: если какой-то гад её изнасилует, то пусть лучше он её сразу после этого и убьёт — ради него же самого! И вот именно это-в-ней и пугало Пенелопу: та лёгкость, с которой она могла начать сжигать за собой мосты... Однако настраивая себя перед испытанием Люпина и разглядывая своё отражение в зеркале на дверце магического шкафа, Пенелопа думала вовсе не об этом, а о куда более простых и будничных, совершенно незначительных и несущественных вещах: ведь как часто мы готовы признаться саму себе в том, что нам страшно?.. Мы, скорее уж, сотворим для себя многочисленные иллюзии, пытаясь нарисовать картину более радостной-и-тёплой — всё, лишь бы скрыть нежеланное и неугодное нам... Но и обманываться мыслями о том, что она не знает, что сейчас происходит девушка не собиралась: да-а-а, она узнала эти эфемерные магические, и такие непонятные для окружающих, тени, мигом сообразив, как же сильно она ошибалась, считая, что её это не волнует — пусть и Плюй-Плюя они напоминали ну очень и очень отдалённо, являя собой лишь сильно искажённое, демонически-испорченное и извращённое, жалкое и бледное подобие столь знакомого растения; узнала она и сильно изменившуюся речь цветка своей подруги — ведь это была именно Его речь, со столь характерными Плюй-Плюю, пусть и несколько непривычными-для-слуха, щелчками и посвистываниями (возможно, что именно так цветок и будет звучать, когда вырастет окончательно?..); ну и разумеется мотивы похотливого растения, а потому и тех хаотичных Теней, что сейчас вырывались из магического шкафа олицетворяя именно его-и-не-что-иное, Пенелопа тоже разглядела-и-разгадала, ведь от самой себя не убежишь... саму себя не обманешь. А сокрытое в Этом шкафу — это твои самые-самые-самые глубинные страхи... ..-и вот уж к ним-то девушка готова не была. Нет, не об этом она думала. Но внутренний страх быть изнасилованной цветком Полумны был не столько пугающим, сколько... реальным! Это действительно могло произойти! Вот что пугало Пенелопу на самом деле: не то, что это может случиться — гипотетически, с некоторой вероятностью; а то, что это именно что может случиться — Плюй-Плюй на самом деле может изнасиловать находящихся вокруг девушек! Полумну, Падму, её-саму... да вообще любую, какую только захочет! Он не просто может изнасиловать — он изнасилует их!!! Рано или поздно Плюй-Плюй осмелеет достаточно, чтобы подобно истинному хищнику, чьими повадками он владеет в совершенстве... — вспомните ту скорость, которую он демонстрировал девочкам в больничном крыли годом ранее, а так же ту скрытность, с которой он развлекался с Пенелопой в тайне от её подруг — ...так вот, рано или поздно он, подобно хищнику, найдёт одинокую и слабую жертву, которой не хватит сил-и-духу оказать ему сопротивление, а после и рассказать о случившему, и оставшись с ней наедине-.. Это было неизбежно, и все вокруг это прекрасно знали — или как минимум думали в этом ключе, ведь достаточно просто посмотреть на его повадки-поведение-и-манеры, на его тягу к женскому полу, юбочкам-чулочкам-трусикам, и всем всё сразу станет ясно! Всем, кроме наивно-невинной Полумны, само собой. И Пенелопа не строила иллюзий на свой счёт: после всего, что Плюй-Плюй с ней вытворял, то был лишь вопрос времени, когда же он наконец-.. Наконец-.. Называть это можно как угодно: совокупится с ней и оплодотворит её, поделившись с ней своим соком; займётся любовью и спарится, залив её животик горячей слизью напоследок; В НАГЛУЮ ТРАХНЕТ ЕЁ, В КОНЦЕ-ТО КОНЦОВ, ЗАПОЛНИВ ОБЕ ЕЁ ДЫРКИ ЧЁРТОВОЙ ИНОРОДНОЙ СПЕРМОЙ — ВЕДЬ ЛИШЬ ВЕЧНО-ЛЕТАЮЩАЯ-В-ОБЛАКАХ-ПОЛУМНА НЕ МОЖЕТ ЗАМЕТИТЬ ОЧЕВИДНОГО!!! (как же Пенелопу это бесило: все всё видят, все всё понимают — для всех всё кристально ясно! А эта глупенькая словно живёт в каком-то ином мирке...) Да, это был лишь вопрос времени, а потому и один из самых сильных страхов Пенелопы: девушка прекрасно знала, пусть и всеми силами старалась скрыть это даже от самой себя, что если — когда! — Плюй-Плюй попытается её изнасиловать, она ему позволит это сделать, ведь то было неизбежно. От этого нельзя убежать и скрыться, нельзя огрызаться в ответ и показывать зубы: Плюй-Плюй принадлежит её подруге; наивной и вечно летающей в облаках подруге, которая смотрела на всё происходящее сквозь яркую красочную призму — и ни убрать последнюю в сторону, ни прикрыть чем-либо, ни даже разбить ту было невозможно. «Один раз Плюй-Плюй уже попытался проникнуть в меня — а я уже почти сдалась-и-разрешила ему это сделать, добровольно раздвинув ножки в приглашающем жесте: если бы не нападение дементоров, то как знать, возможно я бы уже не была девственницей...» ...а из шкафа, на первом занятии в году, вылезло бы олицетворение совершенно иного девичьего страха. И вот именно этого Пенелопа и боялась до жути: не кого-то там сжигающего за собой мосты ”Я”, что, давайте будет честны, за всю жизнь может так ни разу и не проявит себя; не тех простых-и-будничных вещей, которые даже не заслуживают упоминания на фоне с первым; а того самого скорого момента, что вот-вот настанет; боялась того, что было... ...неизбежно. Ведь это действительно было неизбежно: и когда это произойдёт, когда Плюй-Плюй вновь попытается забраться в её киску, Пенелопа ему позволит — у неё просто напросто нет выбора. И как любой хищник, что чувствует своих жертв на интуитивном, заложенным самой природой уровне, Плюй-Плюй прекрасно об этом знает: потому-то он и обхаживает именно её, а не, скажем, Падму... Потому что именно она является для него идеальной жертвой.***
А вот чего девушка не могла себе позволить, так это того, чтобы окружающие... — например собравшиеся в кабинете защиты от тёмных искусств — ...узнали о её самых сильных страхах, а потому в следующее мгновение, стоя на пути у извивающихся ужасов из магического шкафа, Пенелопа едва ли отдавала себе отчёт в том что творит, действуя исключительно на инстинктах ради сохранения своего секрета: рука дёрнулась в показанном учителе жесте сама собой, а произнёсший требуемое заклинание-формулу голос остался неуслышанным даже самой хозяйкой — что, к слову, стало первым в её жизни невербальным заклинанием! [примечание автора: невербальные заклинания — это как невербальные ругательства, только заклинания. Нет, серьезно, между заклинаниями и матом/ругательствами много общего: вон, попробуйте зайти в торговый центр во время праздников и во всю глотку прокричать «СТОЙ, БЛЯТЬ, ПИДОРАС ЕБАННЫЙ! А НУ, ВЕРНИ МНЕ МОЕГО ХОМЯЧКА, ПАСКУДА!!!» — гарантирую, эффект будет поистине волшебным, а большинство присутствующих тут же впадёт в ступор, оглянувшись-и-застыв на месте — и это как минимум! Особенно силён эффект будет, если после первого заклина-.. тьфу ты, ругательства, сразу перейти ко второму, начав складывать их друг с другом и комбинировать! Хотя если говорить за себя, то непосредственно при невербальном использовании мои ругательства мигом теряют свой магический эффект на толпу и силу-в-целом: сколько бы я не старалась повторять слова про себя, как бы сильно ни щурила при этом глазки и не скрипела зубами, как бы не сжимала спрятанные в карманы курточки кулаки, едва ли кого получалось очаровать-или-проклясть... И чёрт его поймёшь, что я делаю в эти моменты не так: вроде и искренне произношу их в своей голове, вкладывая все эмоции, а всё равно не выходит — не достигают слова своей цели, хоть убей... Фиговый из меня маг, короче *грустно вздыхает*] Ну а выбравшиеся из недр магического шкафа с единственной целью, неуловимые-и-стремительные объятые теневым пламенем-дымкой лианы так и не успели не то что, забраться Пенелопе под одежду, но и хотя бы просто добраться до неё самой, прямо в воздухе превратившись во множество разноцветных и ярких праздничных бумажных лент, которые сейчас подобно осенним листьям за окном очень неспешно опускались на уже усыпанный серебристым конфетти паркет. И едва ли кто-то из присутствующих вообще успел сообразить, что сейчас собственно произошло... «Фух...», облегчённо выдохнула Пенелопа, чувствуя, как сердце выдаёт по меньшей мене пару сотен ударов в минуту: ещё бы немного, и все собравшиеся могли бы узнать о ней нечто такое-.. Она поспешно мотнула головой, стараясь отогнать мысли прочь, а после быстро оглянулась — нет, судя по лицам, никто не смог распознать в тёмных силуэтах цветок «Полоумной», не говоря уже о преследуемых им целях; она вновь выдохнула, потихоньку успокаиваясь. — Браво-браво! - учитель сдержанно похлопал в ладоши, продолжая сжимать в руке волшебную палочку. - Филигранное исполнение! И если последние слова являлись своего рода комплиментом девушке за невербальное применение требуемого заклинания... — чего ученики третьего курса ещё делать не умели — ...то посыл так и не дошёл по назначению, а когтевранка послушно пошла в конец строя, стараясь не падать лицом и держаться так же уверенно, как и тридцатью секундами ранее: «по крайней мере сегодня я узнала кое-что новое о самой себе», успокаивала она саму себя. — Следующий, прошу! На этот раз Люпин не стал прогонять остатки Боггарта обратно в шкаф: выбранное для урока существо не представляло никаких помех-и-проблем для предстоящего опыта, приняв облик неодушевлённого объекта — множества оных, — которые не могли ни убежать, ни двигаться, ни как-либо иначе отвлекать, покорно и смеренно застелив и без того пыльный пол целой кучей бумажного мусора. Красивого, конечно, яркого... но всё же — мусора. Но мусора полезного! Следующей была, как мы помним, Полумна: класс вновь затих, а девушка с неприкрытым любопытством на лице и заложенной за ухо волшебной палочкой... — та придерживала одну прядь волос — ...убрала руки за спину и лёгкой походкой прошла пару шагов вперёд, нагнувшись над праздничными лентами: — Чем вы будете пугать меня?.. - спросила она у клочков бумаги с улыбкой и с широко раскрытыми глазами, пребывая в возбуждённом нетерпении. Клочки ей, однако, ничего не ответили. Несколько человек сдержанно засмеялись; Полумна же не поняла причину смеха, и потому смутившись-и-подумав, что со спины она выглядит неряшливо, поспешила разгладить складки юбки на попе, ударив по той ладошками пару-тройку раз. Однако не найдя на ощупь никаких причин для смеха, она не выдержала... — напрочь позабыв при этом, зачем вообще вышла вперёд — ...вновь выпрямилась и оглянулась себе за спину, стараясь разглядеть себя со спины получше: «может где-то спряталась дырочка или пятнышко?.. Может что-то приклеилось или прилипло, чем и вызвало смешки?..» ... Вообще-то — и отходя немного в сторону от повествования — Полумну не особо-то и волновали насмешки других учеников в её адрес. Но как и любая прочая девушка, выглядеть неряхой она всё же не хотела, а потому за внешним видом следила очень-очень тщательно: одежду носила чистенькую и свежую, стараясь по возможности украшать её разноцветной вышивкой везде, где только возможно-и-уместно; чулки-колготочки-и-носочки всегда чередовала цветами, чтобы те не приедались — ну какой интерес ходить всё время в двух белоснежных, верно?.. Скучно! Вот именно! Тогда как обсуждать скомбинированное из разных комплектов-и-цветов нижнее бельё и вовсе нет смысла, ибо трусики и лифчик Полумна подбирала уже не ради окружающих, а для самой себя — хотя это было справедливо и вообще для всей одежды: в первую очередь девушка выбирала то, что нравится именно ей, и лишь затем думала-.. Ан-нет, не думала! К этому моменту она уже успевала на что-нибудь отвлечься, и мысль о том, что о ней думают окружающие мгновенно выветривалась из головы! Кстати о голове. С выбором причёсок всё было и того проще: после мытья головы вместе с Плюй-Плюеем... — а мылась девушка преимущественно в его компании, беря его вечером вместе с собой в душевые — ...создать на ней нечто действительно уникальное и привлекательное было весьма проблематично ведь волосы упорно отказывались идти на контакт с хозяйкой, путаясь и слипаясь, как сильно ты их не промывай. Впрочем, возникший в результате совместных водных процедур хаос-на-голове Полумну вполне устраивал: выглядела причёска... странно — тут Полумна скорее была согласна с окружающими, да; но зато личные ощущения были просто великолепные! (Полумна жутко не любила ходить с грязной головой: даже если волосы смотрятся со стороны более менее адекватно, чувство дискомфорта и острое желание помыть голову сильно портили ей настроение!). Плюс, её растрёпанные и лезшие уже после мытья-и-сушки во все стороны волосы были отнюдь не запущенными, всегда оставаясь чистыми и опрятными: некоторые девушки даже подходили интересоваться, почему имея столь восхитительные и красивые волосы, Полумна не расчёсывает их — ну или хотя бы не собирает в хвост; а после сильно удивлялись, когда Полумна со смехом предлагала им-самим попробовать расчесать те. В конечном же итоге, её фирменный-и-узнаваемый Хаос-на-голове обладал своим собственным шармом, притягивая к себе взгляд многих учеников: издали причёска выглядела как самый настоящий бардак, но вблизи вполне могла приятно удивить любого взглянувшего. Интересно, а верным ли было последнее утверждение, узнай окружающие, что Полумна использует вместо шампуня, мм?.. Навряд ли. ... Профессор Люпин же тем временем смущённо склонил голову на бок: он хотел окликнуть ученицу, попросив её сосредоточиться на задании, да вот только имён он ещё не знал... — Полумна, - негромко позвала её одна из когтевранок, а учитель тут же мысленно сделал заметочку, привлекая к себе внимание, - во-о-он туда. И одноклассница указала пальцем в сторону шкафа, едва только Полумна встретилась с ней взглядом. — Ой, точно! Полумна вновь вернулась на землю, на занятие; и вновь в классе раздался сдержанный и тихий смешок из толпы, который в ту же секунду был нарушен женским вскриком. Нет, закричала вовсе не Полумна, как можно было подумать — другая девушка; но и сама-Она порядком испугалась, стоило только повернуться лицом назад, к шкафу: там, где ещё десятком секунд назад находились последствия некого праздника-которого-никогда-не-было, теперь лежало несколько мёртвых женских тел одетых в будничную школьную форму. В той, что лежала на животе в позе звезды, глядя при этом на собравшихся перекошенным лицом на свёрнутой шее, без труда узнавалась студентка когтеврана — та самая, что минутой ранее и оставила после себя на полу праздничные ленты, одна из которой и приняла её же собственный облик... Лица второй несчастной, чьи конечности были переломаны каждая в нескольких местах-сразу, видно не было — оно смотрело в пол, — но висящий на левой руке самодельный браслетик не оставлял сомнений в том, кому именно принадлежал как он сам, так и тело — именно истинной-хозяйке этого браслетика и принадлежал вскрик секундой ранее. Третья же девушка тоже была в школьной форме, но уже без мантии, в рубашке и галстучке, цвет последнего из которых указывал на принадлежность к другому факультету; и вид её пусть иллюзорного-и-ненастоящего, но такого же правдоподобного мёртвого тела у нескольких из присутствующих сумел вызвать эмоций даже больше, чем у самой Полумны, чей глубинный страх сейчас и наблюдали все собравшиеся. Крови на полу не было совершенно, но картина от этого приятней глазу не становилась... Выждав пару секунд внимательно изучая реакцию собравшихся, профессор двинулся вперёд, намереваясь вмешаться, но Полумна к его удивлению... — а остальные её лица видеть не могли, ведь стояла она спиной — ...вдруг неожиданно улыбнулась, потянулась рукой к заткнутой за ухо волшебной палочке, а затем одним лёгким воздушным движением выполнила запах: — Ридикуллус. Слово прозвучало твёрдо и уверенно, и несколько мелодично, а сама девушка выглядела счастливой-.. вот только через секунду улыбка неожиданно померкла. Полумна вновь выполнила изящный жест рукой, вложив в голос капельку возмущения, что в свою очередь родилось из наполнившего её удивления, из-за чего заклинание слегка стало походить на приказ: — Ридикуллус! На этот раз её глаза расширились от внезапного осознания, а лицо побледнело: — РИДИКУЛЛУС! - в панике произнесла Полумна уже в третий раз подряд и на порядок громче, а на глазах её вдруг появились первые капельки; профессор молча ускорил шаг. - РИДИКУЛЛУС! РИДИКУЛЛ-.. Она поспешно выполнила жест ещё пару раз — и с каждым последующим взмахом изначально полностью верное-и-правльное заклинание выходило у неё всё хуже и хуже: как Полумна не старалась, но обратить возникшую ситуацию в юмор она ну никак не могла... Внезапно её ноги сами собой подкосились, палочка выпала из дрожащей руки, и достигнув пола с тихим стуком, покатилась куда-то в сторону, тогда как сама девушка в тот же миг упала на попу потеряв опору; сидя на корточках прямо у всех на виду и спрятав лицо в ладонях, она всецело отдалась накатившему на неё отчаянию и громко заплакала; откуда-то из шеренги тут же раздались едкие смешки, а следом тихий-и-приглушённый шум возни — кажется кто-то кого-то толкнул или ударил, а те ударили в ответ... ...а тела трёх самых близких подруг Полумны по прежнему лежали в метре перед ней — а та изо всех сил старалась убедить себя в том, что всё это лишь иллюзия: ведь иллюзия, верно?.. Всего-лишь магический трюк?.. «Правда ведь?..» .