BE AGGRESSIVE

      Осторожность - главная подружка Петрова с давних тяжёлых времён, что растёт и крепчает с каждым годом. Она, сияющим ангелом-хранителем, чётко следует по пятам, прикрывая своим белым пушистым крылом от преград и других забот встревающих на пути мальчонки. В частности, случаи бывали разнообразные, но осторожность в словах всегда была и будет на первом месте.       Перестраховка, перед тем как ляпнуть что-то и потом только обдумать сказанное, делала своё дело, подымая Антона в глазах других своим талантливым умением развёрнуто оборачивать свои мысли в красивую блестяще-глянцевую обёртку - представляя искренним и доброжелательным человеком, что ни слова плохого без предоставленных аргументов не скажет, да букашку не обидит.       И по этому сейчас, находясь в общем зале на совмещённой тренировке, Антон смиренно молчал, не собираясь и дальше настраивать злостную и непробиваемую позицию у Пятифана, коий заметно остудил пыл под проницательным взором тренера, что, словно падальщик, высматривал кусочек объедков, чтобы потом начать обгладывать его. Подходил к ученикам, осекая за ошибки и неправильно принятые позы, что могли навредить их здоровью и связкам при растяжке.       В общем и целом - выполнял тренерские обязанности, постоянно напоминая про уважительное отношение к друг другу, ходя мимо подростков и тщательно выслеживая намёки на ссору у некоторых смешанных пар.       Благоразумная просьба тренера действовала, конечно же, не на всех. Большая половина, поступив по взрослому, не стала раззадоривать существующий конфликт, спокойно, но с угрюмым видом продолжая заниматься, а остальная же часть решила не мелочиться, упуская такую восхитительную возможность и отрываясь на полную катушку.       Несколько злостных замечаний про выгон из спортивного зала, прогремевших неожиданно громко и раздражённо, гулко отскакивая от стен эхом, заставили многих рвущихся помахать кулаками с секунду стушеваться, под нос бурча смрадные проклятья.       Разминаться с Ромой было сродне отдать тело в распоряжение слепо-глухому.       Было тяжело.       Невыносимо тяжело терпеть вычурные выходки разъярённого ревнивца.       Боксёр, безрассудно охваченный своими любовными мыслями о русоволосой пассии, специально делал больно резкими движениями, подстёгивал проявить ответную ярость, ненароком слишком сильно делая рывки ногами, попадая жёсткой пяткой по бёдрам, где после образуются зудящие синяки. Не по инструкции оттягивал руку в противоположную сторону, чуть было не вывихнув оную Антону при новой попытке завести заезженную тему ради естественного прихода к перемирию. Прервав беловолосого данным жестом, Пятифан стиснул зубы услышав тихое сдержанное мычание, вместо визгливого вскрика, который и предвкушал уповать на слуху из-за своего действия.       Петров благополучно терпит.       Пятифан злится.       Петров всем видом даёт лицезреть своё огромное "фиолетово" на скачущие выступления брюнета, прирождённо используя навык самого настоящего и квалифицированного терпилы.       Пятифан злится пуще прежнего, делает всё возможное в его силах, яро желая увидеть больше бурной реакции, чтобы больше ненависти и злости.       Чтобы не воевать с ледяной глыбой Айсберга, об который можно в крошки разбиться прежде, чем сможешь нанести свой сокрушительный удар.       Петров, разумно не собираясь позволять делать из себя калеку, уже было поднял руку вверх, хотя просить замену никудышному партнёру тихо-молча наблюдающему напротив, но был опережен бодрым тренером, что озвучил новую задачу, громогласно поторапливая двух подающих надежды в его глазах спортсменов, на которых большую часть времени косились остальные, надеясь завидеть разгорающуюся бойню.       Она будет. Несомненно.       Жгучая, кровавая, убийственно жестокая.       Но уж точно не по их хотению, а когда Петров будет готов.       Пока пусть довольствуются малым зрелищем.       Всему своё время.       Взволнованная Смирнова, поглядывающая попеременно каждую минуту, находясь у самого начала расположенных в шахматном порядке матов, вселяла малую уверенность контроля за ситуацией.       Заподозри что не ладное, сразу начнёт свою безостановочную трындю и добьётся своего любым путём. Пускай самым позорным и не подобающим, прослыв шестёркой и подлизой, но зато будет спокойна за спасённого друга.       Петров ей правда чрезмерно благодарен за проявленную заботу и переживания, но они пока ни к чему.       Озвученная всем задача была направлена на растяжку спины и поясницы, обеспечивая прямую и ровную осанку без будущего искривления позвоночника и печального нароста горба.       Суть заключалась в том, что два человека садятся на мат, один из которых сидит спиной согнув ноги в позе лотоса и уложив руки на сомкнутые друг к другу носки, начиная медленно и плавно опускаться вниз при помощи партнёра позади, что умерено давил на нужные участки, дабы первому было легче лечь. Без боли и осложнений.       Их не избежать, если ты в паре с Ромой Пятифаном, что изо всех сил старается идти наперекор, выполняя упражнения наизнанку, а не в правильно поставленном порядке.       Самое ужасное и не подходящее упражнение из всех, что только можно было придумать.       Тренер никого не щадит, даёт то, что как раз таки сейчас не нужно, надеясь на слаженность в коллективе и скорое зарождение дружбы между людьми разного поля ягоды.       Или же он посадил себе зрение в минус пять-шесть, или же целенаправленно не замечает этого кровожадного цирка перед собой, состоящего вплоть из одних бешеных животных.       Антон сглотнул стоящий поперёк горла ком, хмуро морщась от засухи, что образовалась из-за длительного молчания и слишком сильно скачущих нервов, не позволяющих обильно выделять слюну.       Единственный плюс - не придётся смотреть в глаза, отводить их и вообще видеть лицо кислого парня напротив собственного.       Ему уже конкретно осточертело встречать острый взгляд не успокаивающегося боксёра.       Пора переходить к плану.       Сидя на пятой точке ровно, Петров выжидательно уставился на Пятифана, что только негодующе выгнул тёмную бровь, видя с каким намерением смотрит напарник:       — Ты первый.       Выплюнули ядовитым приказом, ошпаривая оставшиеся здравые отголоски ледяного спокойствия в сваренном месеве каши из органов плавящейся черепушки.       Петров из принципа не двигается с места, приподняв высокомерно подбородок и сдвинув брови к переносице. Идёт в контрнаступление, держа планку и не отставая от Пятифана в словесной борьбе.       — С какого это перепугу? – защитно скрещивает руки на груди, чувствуя ноющее покалывание в левом плече. — Я был в прошлый раз первым - твоя очередь.       Напомнил про ситуацию с рукой, которой чуть не лишился.       — Я итак на пределе, не выводи лучше. – с виду спокойно, буднично поясняет своё настроение, в то время как глаза плещутся алой магмой из снедающей неприязни к Петрову.       Пытается сдержаться, это видно, намеревается корчить из себя "паиньку", дабы не получить выговор от тренера.       Скверно выходит, про себя думает Петров, цепляясь внимательным взором за сжатые кулаки и напряжённую шею.       Очень скверно.       Антон умело давит истерический смешок.       — В отличие от некоторых, не буду показывать пальцем, я даже в сторону твою не дышу, что уж говорить о том, как и чем могу выводить. – Петров говорит расслабленно, спокойно снаружи, сгорая изнутри от чужой упёртости. — С тобой, что, даже молчать - это самолично напороться на нож?       Вспоминает тот ужасный миг смертельной угрозы, тут же осекая себя за это и молясь, чтобы Пятифан не заметил предательски дрогнувшего кадыка.       Петров не церемонится.       Смело ограждает себя невидимым куполом напускной храбрости, не давая подступиться и делает первый ход сам.       Осмотрительно прокладывает дорогу, ощупывая вязко-зыбучую почву утягивающего болота и думая как и куда следует ступать дальше, чтобы не потонуть раньше положенного. Просчитывает, как широко может скалить зубы тому в лицо, чтобы потом мудро не перешагивать запретную черту, нарываясь на нехилую взбучку от толпы негодующих психов-дружков.       — Хочешь сказать, что не заслужил?       — Быстро схватываешь.       Желваки на скулах боксёра беспорядочно играют, изрядно всплывая на свет и выдавая степень раздражённости.       Высоченная.       — Будь моя на то воля - я бы его тебе, суке, по самые гланды всадил. – узит зелено-коричневые глаза, делая разрез ещё выразительнее, низким шёпотом нагоняя мраку.       Выходит слишком тихо для улыбающегося Константина Сергеевича и оглушительно громко для сидящего напротив Антона, которого несладко ведет от сказанного.       Петров вовсе не наивный и не доверчивый человек.       Он сначала анализирует, присматривается и только потом решает брать в расчёт полученную информацию или нет.       Антон не глупенький.       Но каждому слову Пятифана готов верить безоговорочно, прекрасно понимая и зная на собственном опыте на что тот горазд.       Разговор бесследно зашёл в тупик. Дальше не имеет смысла о чём-то толковать, если только не перекидываться обзывательствами и красочными желаниями о том как и где они хотят друг друга поубивать в мельчайших подробностях описывая муки кончины.       Без слов покорно повернувшись затылком к брюнету, Антон, полагая, что Пятифан, театрально показывающий свою брезгливость по отношению к дзюдоисту, постарается избегать частых прикосновений - был относительно обескуражен совершенно не предвиденным. Живо почуяв тепло широкой груди Пятифана, что сомкнулась с его спиной, Петров обострился ещё больше как только горячие руки боксёра легли на бёдра, сжав пальцами ткань, неприятно стискивающую нежную кожу внутренней части ног до покраснения. В голове одна за другой полились кучи мыслей по поводу происходящего, отчего унять гейзерный поток было практически невозможно. Очередная попытка вывести на эмоции.       Петров судорожно выдохнул, прекрасно понимая с какого перепугу тот так навалился на него, наплевав на требования лишь лёгкой поддержки ног на месте. Хочет показательно запугать, загнать в угол и забить своим преимуществом в габаритах, которые позволяет чувствовать при соприкосновении. Да, Пятифан больше, выше и сильнее возможно, но и Антон не шибко уступает, преимущественно выигрывая в других аспектах.       Остро ощущая наседающие мурашки по всей коже из-за всплывшего в подсознании страха неожиданно быть атакованным в таком беззащитном положении, Петров перекинулся парочкой вариантов отражения допустимых ударов у себя в воображении, держа при этом ухо в остро даже с учётом десятки свидетелей и начиная медленно, осторожно опускаться, стараясь держать осанку прямой.       Сложностей возникнуть не должно.       У дзюдоиста с гимнастикой и пластикой всё на мази. Поддерживание зарядки и других цельных упражнений даёт свои плоды.       Отлепляясь от жаркой груди, чувствуя тепло исходящее от неё, Петров смог полно выдохнуть, следом норовя держаться в планке несколько секунд, как и требовал тренер, грозно указывая не выпрямляться пока он не позволит, отсчитывая бесконечно тянущиеся секунды.       Ладони, сжатые в сантиметрах десяти от паха, блудливо переместились чуть выше - к коленям, что машинально подскочили из-за непривычной позы и были резко прижаты к полу. Петрову колким током прошибло нижнюю часть тела, расползаясь по мышцам бёдер и перетекая стреляющей агонией в область паха. Болезненный крик вырвался с губ так же быстро как и локоть, метко резанувший в центр грудной клетки Пятифана, отталкивая от себя топорного вредителя, что перед этим наклонился отзеркалено за белокурым, чуть вытянув шею и решая ребячески понаблюдать за изменениями чужого лица.       Бесстыже потирает ушибленное место, массажными движениями проходясь и сосредоточенно смотря на скомканного, тяжело дышащего Петрова между своих ног.       Смирнова встревоженно порывается подскочить, тотчас останавливаемая Наташиной рукой, что отрицательно качает головой. Ей ведь с самого начала показалось, что тот что-то таит, придумал свою мерзкую задумку и выжидал. Соколино лупит на брюнета, хотя прожечь в нём пробоину, вдруг мимолётно выхватывая смеющиеся глаза, лениво огибающие зал и останавливающиеся ненадолго на ней. Достаточно, чтобы бурлящая в крови ненависть взбунтовала нервы.       Оскал становится длиннее.       — Я же вам несколько раз сказал русским языком - медленно и аккуратно! Балбесы, хотите мужского достоинства лишиться?! – отчаянно громыхал тренер, завидев источник истошного вопля на который уставились абсолютно все, во все глаза таращась.       Антон с тяжким трудом отошёл буквально через минуты три, всё это время находясь отчуждённо сгорбленным к прохладному сине-красному мату, всем нутром чувствуя довольную улыбку направленную на его взмокший затылок.       — Пятифан, какие требования я вам давал?!       — А чё я сделал-то? – нахально опёрся руками позади себя, приняв вальяжную позу невиновного, глазея на виднеющиеся дрожащие лопатки из под толстой ткани кимоно. — Он как сказал сильнее давай, так я и послушал с дуру. – низкий бархатный тон пропитан едкой ложью.       — Петров? – сердитый голос обращённый к его персоне, повлёк за собой тихий смешок, гадко слышимый со спины.       Радостно забавляется, наконец достигнув того, чего так рьяно хотел. Мелкий мальчишка, получивший в подарок огромную трансформер машину, счастливо хлопочущий над новинкой и заливаясь ярким воскликом.       Пятифан хоть и не отчётливо, но напоминал малоумного гиперактивного ребенка своим озорным поведением. Отличие было лишь в том, что тот пока не прыгает от счастья, не торопится показывать насколько нравится быть во главе идущих чередой событий.       Антон безысходно смеётся в глубине души, ощущая всецело себя на самом поганом дне Марианской впадины и осторожно выпрямляется, стально сдерживаясь, чтобы устало не застонать от того, как ему неприятно двигаться сейчас.       Ничего.       Не в первой уже за эти семнадцать лет.       Это мы неоднократно проходили с Бабуриным и что в итоге?       Благополучно пережили и сейчас имеем то, что имеем - жалкие подколы и редкие издёвки в виде тычков в коридорах и классе. Больше Бабурин на него не заикается. Устал выпытывать хоть какую-то реакцию.       Антон стойко выдержал.       Пережил того свинью, а этого и подавно переживёт.       Сожрёт целиком и полностью, в самом конце пухло облизывая пальцы.       Маска появляется быстро, в считанные секунды необходимо оплетая искажённое гримасой злости лико, преображая то для всех в спокойно-виновное.       — Рома прав, Константин Сергеевич, я лишка взял, думал, что справлюсь. – снисходительно улыбнулся, нелепо почесав макушку, видя как эта маленькая шаловливая игра работает с простодушным мужчиной и что тот понемногу успокаивается. — Простите, буду впредь аккуратным, как вы и сказали.       Тяжёлый вздох и Петров расслабленно прикрывает веки.       — Ну у меня и схлопочите скоро, чудики. – показал свою здоровую кулачину, тут же переключаясь на каких-то девочек, что вызвали у него ещё больший ажиотаж, взрываясь каркающим руганьем на них и больше не обращая внимания на этих двоих.       Антону не хочется оборачиваться. Не хочется подтверждать свои горькие догадки какое именно лицо состроил боксёр.       Пятифан маниакально щерится. Вновь воровато наклоняется, постреливая на тренера и обдавая горячим шёпотом шею, волоски коей поочерёдно встают дыбом:       — Больно, Тошка?       Петрова начинает лихорадочно потряхивать от обуявших эмоций.       Оборачивается, нечитаемо смотря на Пятифана в нескольких сантиметрах от себя.       — Твоя очередь.       Голос твёрже любого металла. Режет слух скрипучей примесью кислотно-убийственного коктейля из флегматизма и злобы.       Волчара шире лыбится, показывая ровный ряд острых зубов.       — Новое упражнение, Петров. – кивает головой на тренера, возвращая азартный взгляд на сдержанного партнёра и уже сыто предвкушает следующие полтора часа наедаться этими качелями в стиле "горячо-холодно".       Антону не хорошо от чужой удовлетворённой мины.       Иссохшие губы тянутся в разные стороны, хитро мажа языком, заставляя те завлекающе блестеть.       — Ты первый.       За окном начинало постепенно смеркаться, окрашивая небо в приятный фиолетово-лиловый оттенок, что перетекал ало-желтым, золотым к заходящему солнцу, пока подуставшие спортсмены потихоньку собирались по домам, вяленько прощаясь и помогая убирать спортивные принадлежности. Баскетболисты уже давно умотали, сложив аккурат мячи и прихватив с собой в охапку и футболистов.       Сам комплекс официально закрывался в восемь вечера, но сегодня ни у кого тренировок больше не предвиделось, а значит торжествующая вахтёрша успеет забежать в любимую пекарню через дорогу и умять пару булок с сахаром и плавленным шоколадом внутри. Пальчики оближешь какая сласть. Самая настоящая алмазная жила и запрещённый пункт для пускающих слюни спортсменов.       Им конечно можно сладенькое, но в умеренных количествах, да и тренера не рекомендуют бездумно играться с такими штуками - потом не встанешь от уволакивающей сладострастной цепи обжорства, если опрометчиво превысишь меру.       Уморённые подростки, шутливо подкалывающие друг дружку, прощались с тренерами, работниками комплекса и о чём-то увлечённо болтали между собой.       Петров, неспешно собиравший вещи в спортивную сумку, разблокировал телефон, напечатав матери сообщение об окончании занятия, предупреждая о своём возвращении, как та постоянно просит делать. Раньше, нервозно вышагивающая по дому, названивала каждые пять минут как только стрелка часов переваливала за шесть часов. Плохая привычка - говорил Петров, материнский инстинкт - причитающе глаголила Карина.       — Я думал вмажу тому уроду прям там. – цыкает русоволосый Илья Матвеев, вытирая мокрый лоб полотенцем. — Задрал трещать по каждой мелочевке!       — Скажи спасибо, что у тебя не тот дрищ попался, а то меня чуть не вывернуло как ток увидел эту мелюзгу. – недовольно отозвался его друг - Стас Анисимов, высокий блондин и по совместительству самый старший по месяцу рождения.       — Вот чё вы заладили, а? Вам ещё свезло, а вот кое-кому не очень. – хмуро перебивает ребят Турбин Никита, переводя взгляд на стихшего дзюдоиста. — Тох, ты как вообще? Эта мразь тебя сильно изводила?       Аккуратно сложенное кимоно потеснили тряпочные кроссовки, обмотанные в пакет. Звякнув собачкой, парень отходчиво не делает резких движений.       — Не особо. – неубедительно выдаёт Петров, тут же чуть поворачиваясь к ним с лёгкой ухмылкой. — Сам спровоцировал, а этот повёлся, оба дураки дураками.       — Ну ты даёшь конечно, я думал он тебе сломал что-то. – встревает Илья, опускаясь на скамью и зашнуровывая грузные кроссы на мощной платформе.       — Ага, ты так заорал ещё. – подхватил Стас, оперевшись плечом о стенку и скрестив руки на груди. — Точно норм?       — Пустяки, просто потянул малясь.       — Ты, если что это, не молчи давай. – серьёзно начал Никита. — Ну, мало-ли запугивают тебя, сразу нам говори, один на рожон не иди, понял?       — Так точно. – отдал воинское приветствие известным жестом, тут же получая в лицо скомканное полотенце.       — К пустой голове не прикладывают, чудо. – повеселел Никита, расслабленно улыбаясь, убедившись, что с другом всё в порядке.       Петров просто мастер погорелого театра.       Всё тело ужасно изнывало от полученной нагрузки сегодняшней тренировки, которую вытерпеть было практически невообразимо. Он должен был получить золотую медаль за это маленькое достижение выйти живым и без косых взглядов исполненных волнением.       Сверстники, благо на руку Петрову, сразу же потеряли к ним интерес, возвращаясь к собственным стычкам.       К ещё одному счастью дзюдоиста, Пятифан уже не так легкомысленно поступал, больше делая акцент на психологической давке.       Задавал очевидные вопросы, действовал на нервы упрямством и смотрел-смотрел-смотрел.       Пялился не отрываясь, будто всё остальное в спортзале не имело для него существования, оставляя перед ним единственного живого объекта нездорового увлечения.       Ушёл со своей группой, как только тренировка была окончена и больше не появлялся на глазах. Петров холил мнимую надежду на то, что этот день больше не будет содержать такой насыщенности и полноты всего навалившегося.       Он достаточно сегодня настрадался и теперь требует обыкновенного отдыха.       Хоть и был усталым, но на стороже.       Предосторожность на случай, если тот его поджидал, заключалась в том, что он будет не один. С ребятами, пускай и малый, не очень видимый процент из шкалы безопасной дороги до дома не вселял уверенной защиты, но всё же был. И волнующий кровь шанс неизбежно быть тронутым головой об асфальт мерно не превышал положенного минимума. Золотая середина.       Выходя из раздевалки и закрывая ту на ключ, Антон изредка поддерживая диалог с парнями, двинулся к выходу не замечая никаких странностей и сдавая связку вахтерше, желая ей доброй ночи. Не успевает и выйти, встречая тревожную Смирнову с растрёпанной косой, что накидывается сразу же и уводит Петрова от мальчишек, быстро кидая им, что увидятся на следующих тренировках, пока те громко отшучиваются на счёт того, что их друга держат на цепи, словно собачонку и улюлюкают им в спины.       Антон сглатывает, боковым зрением замечая, как те уходят в совершенно другую сторону, намереваясь разбавить этот день ещё одной лёгкой прогулкой-тренировкой.       Немного рябит волнением, но Петров решает переключиться на главное в данный момент.       Катя сама не своя.       — Ты чего, Кать? – спрашивает, совершенно не понимая изменчивого настроения и инстинктивно вылавливает в далеке у ворот знакомый силуэт. — Блять. – выругивается, замедляя шаг.       Чуйка Петрова его никогда не подводила. Каждый раз спасала, за ворот вытаскивая из трясины зыбучих песков. И сейчас не подвела, заставляя мальчишку искать подвох во всём и вся.       И в конечном итоге найти его. Прямо перед выходом из комплекса.       — Иди молча, ясно? Говорить буду я. – предупредительно попросил Антон, видя как Катя стремительно искажает лико.       С приближением фигура становится всё больше, устрашающе.       Пятифан, в адидасовской олимпийке и тех же свободных чёрных спортивках, закинул голову к верху, докуривая сигарету и выдыхая кольца дыма, следя за тем как те расщепляются.       Антон уже чувствует этот удушающий запах клубов смертельных газов. Как они проникают в нос и движутся к лёгким.       Рома терпеливо ждёт.       Со скукой осматривает проезжающие машины и вовремя оборачивается, чуя приход того самого - нужного веселья, томно встречаясь с напрягшимся Петровым.       В ушах звенит опасностью и красным сигналом бежать без оглядки.       Ноги, будто приросшие к земле, не собираются двигаться.       Его парализует мыслью о том, что он был прав и сейчас будет то самое неминуемое, которое он прогонял в голове раз за разом, детально прописывая свои действия, что вылетают из головы стоит только увидеть охотный оскал.       Антон готов поклясться - ухмыляющийся Пятифан самая чудовищная картина в мире.