Извините, мы эмоционально закрыты

Это была самая неинтересная глава в его жизни. Лечебные зелья приглушили боль, остановили вращение водоворота, но вместе с этим пропали впечатления — любые. Ни хорошие, ни плохие вещи совершенно не трогали Гарри. Они происходили, а он подмечал, что они происходят — без оценки, без пристрастности, без впечатлений. Наверное, если бы он мог сейчас скучать, то скучал бы даже по эмоции ярости или раздражения… День прошел, за ним следующий, а потом еще один, такой же — ничем не отличавшийся от предыдущего. Гарри одинаково не помнил, чем те начинались или заканчивались. Сколько времени прошло? Надо у Рона спросить… — Четыре дня, Гарри. Сегодня пятница. Время текло странно. Пару раз на его глазах стрелка перескакивала на несколько часов вперед, но Рон утверждал, что эти часы правда прошли, и он успел переделать кучу дел, пока Гарри сидел и задумчиво пялился в пустоту. Гарри хмурился, напрягая память и, кажется, вспоминал вокруг себя какую-то суету: Рон ходил туда-сюда, поливал растения, бегал на кухню, варил кофе, делал сэндвичи, потом опять возвращался к письмам с заказами, отсчитывал монетки, заполнял адреса на обратных конвертах или посылках, засовывал туда какие-то рекламные купоны, относил к камину, отправлял Джорджу, чтобы тот загрузил туда товары по списку… Так много разных действий, но восприятие Гарри исказилось настолько, что для него это слилось в момент, мелькнувший одной вспышкой. Приходилось прикладывать усилия, чтобы разъединить происходящее, распутать этот пучок света на нити сценария одинаковых дней. Но все же физические улучшения он чувствовал. Сердце угомонилось, не трепыхалось раненой испуганной птицей в клетке сжавшихся ребер, дыхание больше не сбивалось. Из всех волнующих его симптомов остались только вялость, усталость и легкие головокружения — и то они возникали, если Гарри резко вставал или по привычке принимал очень горячий душ. А еще за последние… сколько-то дней у него не было ни одного стихийного выброса магии. Надо у Рона спросить, сколько прошло… — Да больше недели уже, дружище! — ответил он. Рекорд. Зелья все-таки помогали с восстановлением. После той дурацкой свиданки в нем что-то надломилось, и у Гарри случались небольшие стихийные всплески почти каждый день. С ними он справлялся, успевал заземлиться, успокоиться, и уже начал думать, что своими силами вывезет. Но потом… потом случился тот приступ. И все равно маленькие ростки пробивающихся эмоций, чувств, страхов и тревог не желали никаких лекарств. Гарри не понимал, в чем дело: все же работает, он идет на поправку. К чему это фоновое беспокойство? Но каждый раз, когда Рон напоминал ему про зелья, какая-то часть Гарри хотела сбросить со стола коробочку с флаконами, как наглый кот скидывает чашку, стоящую на самом краю… да потому что нехер тут стоять! МакГонагалл как-то раз сделала так при Гарри. И он уже не помнил, то ли он сам ее довел, то ли там с Амбридж что-то было связано, то ли со Снейпом, но его сильно впечатлило, как строгая преподавательница, глядя Гарри прямо в глаза, не проронив ни единого слова, просто взяла и… смахнула чернильницу на пол. Но вряд ли Рона подобное потрясет, вряд ли он испугается, как когда-то Гарри, вряд ли он округлит глаза и хрипло выдавит из себя: «Я все понял, профессор, простите!» Нет, скорее Рон просмотрит на разбитые склянки, медленно переведет взгляд на Гарри, и серьезно спросит: «Ты охренел?» Не вариант. Если как-то и съезжать с зелий, то нужен серьезный разговор и аргументы. С этим у Гарри были проблемы: концентрации не хватало даже на то, чтобы ответить на письма. Уже и Геспер прилетела со свертком какого-то несладкого печенья, приготовленного Джинни (Рон жаловался на отсутствие вкуса, но все равно почти все съел), в распоряжении Гарри оказалось Прытко Пишущее Перо, но слова не шли. А письма копились, и чем дольше он тянул с ответом, тем беспокойнее становилось содержание каждого нового конверта. — Приятель, все, с этим совиным штормом надо что-то делать! — однажды не выдержал Рон. — У Мэм и Геспи кончаются лакомства, они нас заклюют, потому что мы отдаем все чужим совам, ну! И тогда у Гарри появился повод заговорить о зельях: — Я ничего не соображаю, — ответил он, пожав плечами. — Читаю, но из-за всех этих зелий мозг уплывает. Рон не повелся. — Я помогу! — откликнулся он, водружая на нос свои очки для чтения. И стал сортировать конверты. Письма Альбуса и открытки Лили он сразу выдвинул в стопку приоритетных. — Кого-то можно сгруппировать и написать им один ответ на всех, — рассуждал Рон. — Эти все из Аврората, да? Этот тоже? Не помню такого… Гарри только кивал на каждое имя, которое Рон уточнял. — Анджелина и Джордж от меня уже знают все, что должны знать, Гермиона — тем более, а маме и папе могу написать я вместо тебя, и… о, Розе и Хьюго тоже!.. — Нет! — запротестовал Гарри. Его голос был куда горячее и эмоциональнее, чем отсутствующие чувства внутри. — Им я сам напишу. Он совершенно не думал, что на это хватит сил, но Роза и Хьюго — те дополнительные ниточки, которые связывали его с Джейми. Мало ли, вдруг именно племянники напишут о тех важных деталях, которые ускользнут от Альбуса и Лили? Тем более, его дети писали не такие уж подробные письма даже о своих собственных делах, и от Хью и Рози в итоге Гарри может узнать куда больше. Пусть даже это будут около-квиддичные вопросы, но он приготовился собирать каждую крупицу. Рон здорово ему помог, сократив фронт работ. У Гарри, наверное, не хватило бы смекалки сообразить, что кого-то можно сгруппировать и послать им один ответ на всех, а кому-то отправить открытку, где уже прыгал блестящий бесящий котенок под сверкающей надписью: «Благодамр-р-рю за вниМЯУние». Да, не в его духе, и вряд ли в духе Рона, но все же откуда-то этот дурацкий набор открыток он достал и сказал, что для малознакомых сойдет. — Правда, такое отпугнуть может, ничего же? — спросил он, облизывая конверт, куда только что запихал бесячего котенка. — Идеально, — ответил Гарри. — Пусть лучше думают, что я ебанулся, а не лежу при смерти. Да уж, Геспи сегодня крылья разомнет… Вместе с Роном они очень быстро расправились с ответами для неважных людей — там не требовалось никаких мучительных откровенностей. Когда же очередь дошла до писем детям и племянникам, все слова из его головы будто бы кто-то похитил. Сквозь стену целебного от зелий равнодушия даже пробились отголоски эмоций досады, раздражения и огорчения. Гарри не собирался писать ребятам с таким же безразличием, как остальным, но при этом ничего не мог из себя выдавить. А он ведь долго не отвечал, и когда блок на эмоции спадет, его точно накроет неслабым чувством вины за игнор… — Что такое? — спросил Рон, уже складывая письмо Молли и Артуру. Когда он только успел? Гарри слишком привык, что Рон прокрастинирует над любой бумажной работой, и не ожидал от него таких скоростей. Неужели заколдованные от дислексии очки настолько меняют дело?.. — Туплю, — признался Гарри. — Вообще не идет. — Так и напиши, что тупишь, — посоветовал Рон. Гарри посмотрел на него, как на идиота. Вряд ли, конечно, его лицо что-то выражало — мимика тоже плохо слушалась, но Гарри все равно очень старался передать во взгляде то, что он почувствовал бы, не находясь во власти лечебной апатии. — Ну переформулируй ты, блин! — возмутился Рон в ответ на затянувшуюся паузу. — Что ты чувствуешь себя лучше, но очень сонный — пишешь ответ, а глаза слипаются. О, или что очень хочешь написать нормальное полноценное письмо на сто тысяч страниц, но не можешь нормально концентрироваться и забываешь эти, ну как их!.. — …Слова, — подсказал Гарри, а потом сообразил, что это была шутка, которую Рон прямо бы так в письме и оставил. Для игривости, для юмора, для того, чтобы успокоить и разрядить атмосферу. — В общем, не надо ничего выдумывать. Врать сложнее, чем приукрашать правду, понимаешь? — продолжил Рон. — А если сожалеешь, что долго не отвечал, напиши, что тебя это беспокоит — и в паре слов объясни, что тебя останавливало. Такая гладкость в ответах Гарри почему-то не понравилось. Слишком уж идеально и хорошо стелит. Захотелось подловить Рона на чем-то… — А если я не хотел отвечать? Просто потому что мне плевать? — с вызовом спросил он. — Как такое приукрасить? — Ну-у, им же не обязательно знать, что тебе плевать конкретно на них, правда? — вырулил Рон. — Можно написать, как ты не хотел вообще ни с кем контактировать, восстанавливался там, спал, и все такое. Гарри вздохнул. Да, этот ужом выкрутится из любой социально неловкой ситуации… Даже было немного завидно, насколько друг успел прокачать навыки нормального общения. Хронологически Гарри мог представить, как и когда эти изменения происходили, но все равно в его голове застрял старый образ Рона — неуклюжего, бестактного, бесцеремонного подростка, которым тот, конечно, уже давно не являлся. Хотя… Рон ведь и в Хогвартсе любил оказываться в центре внимания? Гарри помнил, что друг легко находил общий язык с теми, кто был к нему изначально расположен. А выигранный Кубок по квиддичу как раз располагает к общению, и вот тогда Рон отрывался… Да, наверное, какие-то задатки в нем всегда были, просто неуверенность в себе сильно мешала проявиться этому раньше. Потом, когда Волдеморт пал, пресса раструбила имя Рона за компанию с Гарри, и тот стал куда популярнее. А дальше уже отношения с Гермионой, Аврорат, родительство, в котором друг неожиданно раскрылся с лучшей стороны, магазин Джорджа… все это дало много пространства, чтобы развернуться. А еще же были те недолгие отношения с магглой, Кэтрин, кажется? Рон собирался уже ее со всеми знакомить, но там что-то в итоге не срослось. Кэтрин работала то ли психотерапевтом, то ли психоаналитиком (Гарри все равно не различал), и от нее Рон тоже нахватался умных фразочек. Гарри был уверен, что даже то объяснение про панические атаки, которое Рон выдал ему, вероятнее всего тоже позаимствовано у Кэтрин. Вряд ли друг настолько успел омагглиться, чтобы провести аналогию с выбившими пробками. — Приятель, ты опять уплыл, — Рон тронул его за плечо, привлекая к себе внимание. — Напиши хоть что-то уже, отправь и не мучайся! И детей бедных не мучай! — Ага, — ответил Гарри, залипнув взглядом на чернильнице. Моргановы оладушки, но почему он не может своим собственным детям сочинить простое письмо? Всего-то надо рассказать, как у него дела, как он себя чувствует и спросить в ответ то же самое. Почему это кажется такой неподъемной задачей? Он исписал несколько черновиков, но ему ничего не нравилось. Рон пару раз попытался влезть с советами. Гарри его послал. — Посылай меня, сколько и куда хочешь, главное, чтобы письма ты тоже послал! — пошутил Рон и вновь напомнил про совиный шторм. В итоге Гарри отправил его в магазин, чтобы побыть одному и подумать без той суеты, что создавал вокруг Рон. Не помогло. В тишине все стало еще хуже. В конце концов Гарри так устал, что переписал свои первые варианты. Те сочинения хотя бы еще не наросли громоздкими тупыми оборотами и больше походили на искренние. Из-за этого эмоционального блока он вообще не понимал, есть ли в его словах что-то милое, трогательное, отцовское. Приходилось ориентироваться на свою память и опыт. Гарри подписал конверты для Альбуса, Лили, Розы, Хьюго и Тедди, а потом перевел взгляд на последний пустой лист пергамента. Стоит ли писать Джейми? За все это время от него не пришло ни одной весточки, вряд ли он хочет, чтобы Гарри его дергал… И вдруг! Гарри во все глаза посмотрел на филина за стеклом и не поверил своим глазам. Неужели?.. Только ты думаешь, что все пропало, а оно как-то берет и выравнивается! Сердцу было глубоко плевать на успокаивающие его зелья, оно пустилось в пляс по всей грудной клетке. Гарри резко встал из-за стола, проигнорировав головокружение, подошел к окну и впустил филина Джейми. Уже протянул руку к конверту, чтобы отвязать его от лапки, но Бладжер щелкнул клювом в опасной близости от его пальца. — Да какого!.. — выругался Гарри, но потом увидел надпись на конверте. Письмо предназначалось не ему, а Рону. Гарри сглотнул и отошел обратно к столу, с трудом переставляя ноги. Он понимал, что внутри ему плохо и больно, но не чувствовал этого. Как будто бы его душу поместили под наркоз. Опустившись на стул, он уронил голову в изгиб локтя, не в силах уже что-то делать или думать. Хотелось просто отключиться и проснуться, когда все это дерьмо закончится. Бладжер беспокойно перелетал из одной точки в другую, Гарри слышал приближающийся и отдаляющийся взмах крыльев, скрежет когтей по разным поверхностям, недовольное уханье Мэм, когда на пространство ее книжного шкафа посягнули. Но обеденный стол Бладжер игнорировал, не подлетал к Гарри, словно боялся его или делал это по чьей-то указке. Наконец вернулся Рон с покупками. Услышав звон ключей в подъезде, Гарри выпрямился, чтобы ничем себя не выдать. Бладжер тут же вспорхнул и полетел на звуки. Рон опустил пакеты на пол и протянул руку, посильнее натянув на нее рукав, чтобы Бладжер туда приземлился. — Эй, Джейми написал? — весело спросил Рон. Но, столкнувшись взглядом с Гарри, моментально скис, безошибочно считав все по его лицу. — Я пойду прилягу, — холодно сообщил Гарри. Он понимал: Рон не виноват, что Джейми написал именно ему. Но сейчас Гарри не мог здесь находиться, он не хотел видеть, как Рон читает письмо, не хотел знать, насколько оно длинное и вложено ли в конверт еще что-то. Гарри упал на кровать лицом в подушку, с трудом удержавшись, чтобы не завыть. Без Чар тишины не повоешь, а это нужно доставать палочку из-за пояса штанов, взмахивать, произносить заклинание… Ком размером с Юпитер застрял в горле, к глазам стали подступать слезы. Гарри шумно выдохнул через нос и попытался начать дышать в том темпе, который показывал ему Рон, когда его накрыло в последний раз. На кончиках пальцев уже кололись искорки магии. Еще не хватало опять разнести всю комнату… Чтобы не думать о розовом единороге, думай о голубом гиппогрифе! Переключить мысли, надо переключить мысли, переключить, переключить, переключить… И все равно глаза застелило влагой. Гарри фыркнул и поспешил вытереть слезы, пока не полился водопад. Все-таки долбаная побочка от Умиротворяющего бальзама его настигла… И ведь он даже не может нормально разозлиться на это! С сыном видеться не может, в Аврорат пойти не может, злиться, блин, не может, зато сопли разводить может! Было так странно не чувствовать разрушающую энергию внутри себя, а злиться только мыслями, словами, воспоминаниями. При этом слезы все равно пытались собраться в уголках его глаз. Херня какая-то! С зельями точно пора завязывать… Гарри приподнялся на локте и взмахнул палочкой, открывая окно. Стоп. А когда деревья успели так сильно пожелтеть? Уже октябрь? И тут Гарри неожиданно вспомнил: подходило к концу дисциплинарное отстранение Мэйтланда Берка. Какая ирония. Маленький ублюдок возвращается, а тот, кто отправил его в этот долгий неоплачиваемый «отпуск» лежит тут, жалеет себя и наматывает сопли на кулак. Мда, гаденышу повезло. Рад, небось, что его выходка проскочила, и кроме Гарри больше никто не настаивал на более жестких санкциях. Знай тогда Гарри, чем обернутся все эти разбирательства… И стоило ли пропускать встречу с Джейми ради этого идиота? Надо было выкинуть Берка из Аврората еще раньше, интуиция же кричала, но он заглушил ее… чем? Да все тем же Умиротворяющим бальзамом. Гарри упал обратно на подушки, повернувшись на бок лицом к стене. Просто в голове не укладывалось, как удачно все закольцевалось. Встреть он такое совпадение в книге, точно бы поморщился и не поверил. Но где еще могут быть такие невероятные стечения обстоятельств, как не в обычной жизни? — Я не могу разорваться и быть в двух местах одновременно, понимаешь? — Ну так не разрывайся. Правильно. Не надо было разрываться, а забить на всех и пойти на встречу с сыном, и не переносить все предыдущие их встречи, и вообще не соглашаться на должность Главы Аврората. Надо было как Рон — уволиться и отойти от дел, как только дети стали подрастать и что-то понимать. Тогда Гарри подумал, что Рон поступил безответственно, а сейчас понял: друг оказался мудрее в свои двадцать девять, чем он в сорок. — Гарри? Он вздрогнул от неожиданности. Так погрузился внутрь себя, что забыл о мире снаружи. Рон устроился у него за спиной и приобнял Гарри, положив руки ему на живот. За последние несколько дней такое положение уже стало привычным, и, наверное, стоило бы задуматься, нормально ли такое развитие у их дружеской тактильности, но… в эти моменты Гарри обычно думал о своем розовом единороге. — Он спрашивал что-то обо мне? — спросил Гарри. Может, Джейми просто постеснялся писать ему первым после такого долгого перерыва?.. Рон шумно выдохнул, опалив теплым дыханием ухо Гарри, и долго ничего не говорил. Это молчание ответило на вопрос куда красноречивее слов. — Ясно, — сказал Гарри, помня, что внутри него все должно похолодеть, покрыться коркой льда и безнадежности. Наверное, это и происходило, но он пока не ощущал этого. — Еще не все потеряно. — Угу-ум, — невнятно согласился Гарри, лишь бы закрыть эту тему. — Я думаю, это провокация, — вдруг заявил Рон, крепче сжав его в объятьях. Гарри нахмурился. Рон. Любимый дядюшка, всегда встающий на сторону всех детей, когда дурацкие взрослые их не понимали, сейчас заявлял, что Джейми провоцирует? Смешно. — Он ведь знает, что ты у меня сейчас, — продолжил Рон. — Возможно, хочет вызвать какую-то реакцию, просто сам не понимает, какую. — Он уже слишком взрослый, чтобы такой херней заниматься, — горько ответил Гарри. — Подростковые гормоны не исчезают в день совершеннолетия. В этом Рон был прав, но все равно у Гарри не получалось согласиться с ним. Джейми так никогда не делал, никогда не манипулировал и не устраивал никаких концертов, чтобы привлечь к себе внимание. Наоборот, в нем всегда было это совершенно взрослое понимание ситуации. Джейми с большой готовностью помогал им с Джинни, когда они не успевали с Альбусом и Лили, возился с ними, утешал, объяснял, развлекал… Всегда после этого было смешно слышать, когда посторонние начинали сравнивать Джейми и Ала, мол, младшенький-то получился взрослее и рассудительнее. Откуда им знать! И все же… что-то в словах Рона царапнуло Гарри. — Он вложил что-нибудь кроме письма? — спросил он, проверяя одну свою догадку. — Ага, рисунок мне нарисовал. Морганов ты пес! А вдруг Рон прав?.. До сих пор Джейми почти никому не рисовал. Джинни завидовала, что должна ждать праздников, чтобы получить от него даже простой набросок, но Гарри — другое дело. В каждом письме, в каждой записочке на холодильнике от Джейми была хотя бы одна каракуля. Это их фишка. Очень давно Гарри читал сыну сказки из какого-то странного детского издания почти без иллюстраций. Малыш решил исправить это недоразумение, изрисовав все так, что местами его рисунки перекрыли текст. Гарри мог бы легко убрать чернила магией, но не стал. Джейми так гордился своей работой, что у Гарри просто рука не поднялась, хотя потом ему и приходилось читать по памяти зачеркнутый текст. Может, Джейми и правда подначивает?.. Ожидает какого-то шага со стороны Гарри? Напоминает о своей обиде на то, что Гарри прокатил его с той встречей в галерее? Или просто хочет окончательно все разорвать, и этот жест — последний гвоздь в крышку гроба их отношений? — Я не могу разорваться и быть в двух местах одновременно, понимаешь? — Ну так не разрывайся. — Рон? — позвал Гарри, проглотив тяжелый ком. — М-м? Гарри долго молчал, даже не зная, что сказать, что попросить. Не получалось собрать все мысли в голове, сделать какой-то вывод, даже понять, что конкретно он чувствует, потому что… потому что проклятые зелья блокировали его эмоции. Гарри развернулся и оказался нос к носу с Роном. Тот выглядел серьезным, словно готовился принять на себя волну обрушившейся судьбы. — Я не хочу больше пить зелья, — неожиданно даже для самого себя выпалил Гарри. Брови Рона поползли вверх. Наверное, он тоже готовился услышать другие слова. — Так не пей, — ответил он. — Мерлинов дед, Гарри, я думал, ты сейчас как что-то выдашь!.. — Правда? Можно? Рон усмехнулся, протянул руку и убрал с лица Гарри мешающую прядь. — Ну, я не совсем в восторге, — вздохнул он. — Со стороны кажется, что тебе с ними лучше. — Только кажется, — отрезал Гарри, — внутри у меня пиздец. Рон привстал на локте, потом ткнул пальцем Гарри между бровей и провел им вверх, разглаживая хмурую морщинку на лбу. — Что-то серьезное? — спросил он. — Побочка? — Да так, — дернул плечом Гарри. Он постарался расслабить лоб, но, кажется, еще сильнее нахмурился. — Не понимаю. Эмоции как будто по памяти, но что-то через блок пробивается. Или я думаю, что пробивается, а оно по памяти!.. О прорывающейся плаксивости он решил пока умолчать. — Ты прав. Пиздец. — Я запутался, — пожаловался Гарри. — У-у, он запутався! — игриво просюсюкал Рон, надув губы. Гарри хмыкнул. Наверное, будь он в адеквате, его бы это рассмешило. — Запутався, — почему-то повторил он тем же тоном. Рон зажмурился и засмеялся сдавленным скрипучим смехом. Наверное, он сам удивился, откуда и почему из него вырвался тот сюсюкающий голос. Глядя на кривоватую улыбку друга, Гарри почувствовал, как уголки его губ сами собой приподнялись. — Дурак, — фыркнул он, перебросив через Рона руку.