«Странно, каких только путей мы не выбираем, чтобы скрыть свои истинные чувства.» © Эрих Мария Ремарк «Ночь в Лиссабоне»
Я стоял под дверью Арсения Сергеевича. Теперь я не знал, зачем вообще согласился на это. Вспоминая хмурый вид учителя, невольно закапывал себя. Всегда сложно смотреть на злого любимого человека, особенно когда эта злость вызвана тобой. Но я верил, что помогу, именно за этим я сюда и пришел. — Здравствуйте! С днём Рождения Вас! — улыбнулся я учителю, когда он открыл мне дверь. — Привет, Антон. Спасибо. — Он отошёл от двери, чтобы я прошел внутрь квартиры. Я стушевался, потому что не думал, что меня пригласят в квартиру. Думал, что поедем сразу. Поэтому пришлось спрятать подарок за спину. Я хотел подарить его вечером. Почему именно вечером? Потому что если ситуация выйдет из под контроля и преподаватель будет грустным, то это может поднять ему настроение (по крайней мере я на это надеялся). Я зашёл в квартиру и снял кофту. Прошел в спальню, где скрылся учитель. Он явно нервничал. Пытался завязать галстук снова и снова, но ничего не выходило. Я стоял и с улыбкой смотрел на это. Странно видеть преподавателя таким... Смущенным и немного нервным. Когда-то в моем детстве, когда я учился ещё в младшей школе, мама уехала на неделю, а папа не умел завязывать галстук. Мне пришлось научиться этому, чтобы порадовать родителей. И теперь я мог завязывать на других людях его с закрытыми глазами, а вот на себе — нет. Да и зачем оно мне? Я подошёл к Арсению Сергеевичу, встал между ним и зеркалом. Мужчина склонил голову в немом вопросе, а я лишь легонько шлёпнул его по рукам, которые держали черную ткань. Осторожно завязывая галстук, я приблизился поближе и заметил, что стал почти одного роста с преподавателем. Или же действительно одного. Мы стояли в сантиметрах от друг друга и мою кожу опаляло горячее дыхание. Продолжая медленно перетягивать ткань, я посмотрел в голубые глаза, направленные на меня. Мужчина смотрел из полуприкрытых век и от этого мое дыхание сбилось. Захотелось прижаться к мужчине прямо сейчас и вцепиться в его губы. Одно движение и галстук вот-вот будет завязан. Но я схватил за него и ещё сильнее приблизил учителя к себе. Мои пальцы сжимали ткань, а мысленно я готов был раздеть учителя полностью. Его руки легли мне на бедра и крепко сжали. От этого я тяжело выдохнул в потрескавшиеся губы и закрыл глаза. Я сгорал от нетерпения. Хотел, чтобы наши губы встретились и слились в жарком тягучем поцелуе. Между нами сейчас были несчастных два сантиметра и пожар страсти. Потом он будет обоснован случайностью, как и все, что происходит. Просто подросток и просто учитель, у которого давно никого не было. Сейчас была не игра. Точнее, не игра для меня. Что в голове Арсения Сергеевича я не знал, но когда почувствовал лёгкое прикосновение понял, что все серьёзно, хоть и слишком поспешно. В голове была только мольба о поцелуе. Звонок в дверь заставил меня отскочить от учителя на метр. Только сейчас до меня дошло. Я шокировано смотрел на него, он пытался осознать что только что сделал. Мои руки потрогали губы, которым было только что так тепло, и если бы не гость, то было бы очень жарко. — Арсений Сергеевич, откройте дверь. — Проговорил я, словно ничего не было и прошел в гостиную. Мое лицо жутко горело от смущения и я налил себе холодной воды чтобы успокоиться. — Привет, Антон! — забежала в комнату Вера. — Мама сказала, что ты сегодня со мной проиграешь! — Конечно, поиграю. — Улыбнулся я и сел на корточки, чтобы дать пять ребенку. — Спасибо, что согласился, Антош. — Сказала вошедшая девушка. За ней показался преподаватель. Я просто кивнул ей в ответ, стараясь не смотреть на учителя. — Арс, что с галстуком? Почему он смятый? Я покраснел, вспомнив, как мои пальцы две минуты назад сжимали эту ткань. — Да и затянул ты сильно. — Девушка поправила галстук, посмотрела на брата, который смутился, а затем на покрасневшего меня. Но ни слова не сказала, поэтому я решил, что она не подумала: «Я сорвала их первый поцелуй.» — Мы с Варей подождем вас внизу. Просто решили проверить не отправился ли в бега Арс. — Объяснила девушка и отправилась с дочкой к выходу. Между нами повисло неловкое молчание. — Антон, это... — начал мужчина, но я его перебил. — Случайность? — я был уверен, что учитель так скажет. Да и я был не против скинуть это на свой возраст и не выдать свою влюбленность. От моих чувств проблем было бы намного больше. — Да, ты прав. Извини меня, такого больше не повторится. — Арсений Сергеевич выглядел смущённо и неуверенно. Его руки дёргали запонки на черной рубашке. — Вы меня тоже извините, Арсений Сергеевич. — Обещать, что этого не повторится я не стал. Сильно надеялся на продолжение.***
Тяжёлая дверь открылась и перед нами предстала высокая женщина с короткими черными волосами и голубыми глазами. То, что это мама учителя — не было никаких сомнений. И если бы я встретил ее просто на улице, то все равно был бы уверен, что это его мама. — Добрый день. — Она отошла от двери, чтобы мы вошли. Лицо ее было очень красивым, но на фоне старых блеклых вещей гасло. Одежда старила её минимум лет на пять. Атмосфера в квартире была очень холодной, как и отношениях семьи. Арсений Сергеевич нервно трепал рубашку, Екатерина делала вид, что ее очень интересуют обои в цветочек. А мама Арсения старалась ни на кого не смотреть. Единственная, кто старался разрядить обстановку была Варя, которая обняла свою бабушку и начала что-то лепетать. Варя была очень чуткой и умной. Было видно, что ей некомфортно, и так же было видно её намеренное желание внести радость в этот дом. Раз эти взрослые такие непутёвые, то помогать ребенку придется мне. — Здравствуйте! Я Антон. Антон Шастун. — Я второпях протянул женщине руку и продолжил говорить что-то, лишь бы заполнить тишину. — Странная фамилия? Мне часто так говорят. Никого ещё не встречал с ней, наверное потому, что она украинская? Никогда не был в Украине, может, там с ней каждый второй? Я ученик Арсения Сергеевича. Он очень хороший преподаватель. — Тараторил я без пауз, пока женщина стояла в шоке. Лицо остальных Я не видел, но чувствовал, что на меня смотрят все. — Спасибо за такого прекрасного математика. Наверное, Вы его научили так хорошо считать? Тут так вкусно пахнет едой, представляю, как вкусно Вы готовите. Я живу в последнее время один и сам себе готовлю раз в неделю... — я почувствовал как во рту начало пересыхать и я сделал паузу, чтобы смочить рот слюной. — Я Татьяна. — Она нахмурилась, рассмотрев меня тщательнее. Я ожидал предвзятого отношения, но не прямо с порога, поэтому был немного удивлен. — Пойдёмте на кухню, я приготовила поесть. Это было чертовски странно. Напряжённая атмосфера, которая сначала давила, сейчас начала нещадно душить. Я буквально чувствовал боль в лёгких, словно бежал при минусовой температуре, сильно задыхаясь. Эти ощущения давили не только меня, но и Варю, которая приоткрыла рот, чтобы было хоть немного полегче. Я последовал ее примеру, но мало что поменялось. Лазурными уставшими глазами Арсений Сергеевич наблюдал за тем, как я копошусь вилкой в еде. Кусок в горло мне не лез, но как только хозяйка дома смотрела в мою сторону, мне приходилось жевать через силу. Моя разговорчивость пропала и я лишь старался улыбаться, но выходило криво и слишком натянуто. Моя нога дергалась и из-за этого на руке тихонько звенели браслеты. — Я немного не понимаю, почему твой ученик сейчас тут. — Проговорила женщина не отрываясь от тарелки. Она очень не хотела смотреть на сына, и у меня возник вопрос: зачем же тогда Татьяна его пригласила. — Мама, я его пригласила. — Вмешалась дочка, потому что Арсений Сергеевич точно был не намерен отвечать. — Они с Антоном друзья. — В отличии от остальных девушка была уверенной, смотрела на свою родительницу без страха или смущения. — Такая дружба не доводит до хорошего. — Проговорила женщина все тем же спокойным тоном, разрезая кусок мяса. Её осанка подсказывала мне, что когда-то женщина была танцовщицей, это придавало ей аристократический вид. — Прекрати эту тему. — Встрял Арсений Сергеевич немного раздраженным тоном. Мужчина сжал челюсть. — У тебя была уже такая дружба. — Напомнила ему мама и преподаватель скривился. — Если бы не это, то папа... — Хватит! — поднялась старшая и хлопнула ладонями о стол. — Антон наш общий друг. Перестаньте ругаться при детях! А если решили взяться за старое, то обсуждайте это сами! — рявкнула девушка, закрывая уши ребенку. — Прости, Кать. — Проговорил учитель и кивнул, метая в меня обеспокоенные взгляды. Я лишь улыбнулся, чтобы обозначить, что все хорошо. Женщина ничего не говорила. Я чувствовал всей поверхностью кожи, каждым миллиметром ее ненависть, которая просачивалась внутрь меня. Но больше чувствовал как эти негативные чувства ползут к Арсению Сергеевичу, набрасывая на его шею верёвку. Его тяжёлое дыхание пугало меня. И я начал жалеть, что согласился сюда поехать. Не из-за своих чувств и переживаний, а из-за Арсения Сергеевича, который сейчас выглядел потерянным. Его лицо бледнело с каждой секундой, а глаза предательски краснели. Тело явно было напряжено, и я понял, что его руки трусятся. Чтобы никто этого не заметил, мужчина оставил вилку и обхватил пальцами свои ноги. Я осторожно дотронулся указательным пальцем до мужского запястья, а затем полностью накрыл его руку своей. Он поднял свои прекрасные глаза на меня, и в моей голове осталась лишь одна мысль: «Его надо уводить отсюда.» Вся эта атмосфера постепенно убивала его, и с каждым громким стуком секундной стрелки часов, которые висели над дверью, дрожь мужских рук увеличивалась. — Я надеюсь, ты не пойдешь к отцу в этом году. — Сказала Татьяна и впервые посмотрела на сына. — Мы с Катей его навестим. Этого будет достаточно. — Она встала со стула. — Он бы не хотел тебя видеть. Ни тогда не хотел, ни сейчас не захочет. — Женщина подошла к стойке с посудой и лица ее я больше не видел. — Мама. — Проговорила с угрозой дочка. — Он был и остался позором! — Крикнула женщина и скинула стоящие на тумбочке тарелки. Больше сотни осколков разлетелось по кухонному полу, а Татьяна смотрела на собственного сына как на самое отвратительное существо на этой планете. Так, словно это взрослое дитя сломал её жизнь настолько, что больше уже не получится. Так, будто готова была задушить его прямо сейчас без колебаний. Но в голубых глазах, где-то там глубоко внутри, засели слезы. Арсений Сергеевич встал из-за стола и не поднимая головы пошёл прочь из этой квартиры. Мужчина даже не обувался. Схватил кроссовки и ветровку, и вышел в подъезд. Я быстро начал обуваться, чтобы быть с учителем сейчас. Вина за то, что он оказался тут из-за меня легла мне на плечи тяжёлым бременем. Моя куртка висела на крючке в прихожей. Я быстро снял ее и на самой верхней полке заметил фотографию. Лишь на секунду, но увидел радостное фото семьи. Выпускной с университета Арсения Сергеевича, судя по его одежде. Рядом с ним Катерина и улыбающиеся родители. Эта фотография надолго отпечаталась в моей памяти, но в тот момент я мог думать только об Арсении Сергеевиче. Я вылетел из квартиры. Учителя не было. Я тихо сбегал по серым ступенькам вниз, и только когда толкнул тяжёлую дверь подъезда и ослеп от весеннего заходящего солнца — увидел мужчину. Он стоял боком ко мне и выпускал изо рта дым. С его черными густыми волосами игрались солнечные лучи, окрашивая маленькие прядки в оранжевый. — Не знал, что Вы курите. — Подошёл я к учителю и вытянул руку с намеком, что тоже хочу покурить. — В редких случаях. — Арсений Сергеевич окинул взглядом мою вытяную ладонь и накрыл ее своей рукой, переплетая наши пальцы. — Вы не расскажете. — Я сказал это утвердительно и уверенно, хоть и хотел спросить. Учитель лишь кивнул. И я увидел, как по его щеке потекла слеза, а руки задрожали сильнее. Мужчина ещё раз затянулся. — Нет, так не пойдет. — Я потащил мужчину за руку от дома и от машины, на которой мы приехали. Тащил в непонятное мне направление, лишь куда глаза смотрели. Преподаватель молча шел за мной, не расцепляя наши пальцы. Мы прошли так два двора и вышли к лесу. Я потянул мужчину между хвойных деревьев, в ветках которых прятались ярко-оранжевые солнечные лучи. Я вел Арсения Сергеевича все дальше и дальше по одинокой тропинке. Где-то перед нами запрыгала белка по деревьям, а я молча вдыхал хвойный запах. Шаги мои становились все быстрее. И я думал, что скоро сорвусь на бег. В какой-то момент я резко остановился и мужчина чуть не налетел на меня. Было тихо, прохладный ветер задирал мою кофту и трепал мои ржаные кудряшки. Я обернулся и посмотрел в холодные голубые глаза. Учитель смотрел на меня не отрываясь. Смотрел как на что-то очень дорогое, что стоило оберегать больше, чем свою жизнь. Словно я был самой дорогой картиной, которую невозможно купить. Но возможно украсть. И меня уже украли. Украл обладатель самых завораживающих глаз. — Антон? — его голос прохрипел. На глазах всё ещё была пелена слез. Я не знал, что делаю, не знал, что делать... Мои пальцы потянулись к щеке мужчины. Сухая горячая кожа опалила мои пальцы и я полностью положил свою руку на его лицо. Арсений Сергеевич прикрыл глаза и только сейчас я заметил насколько длинные и густые его ресницы, из-под которых на меня смотрели черные большие зрачки. Я сделал шаг к нему и мы оказались на расстоянии пары сантиметров. Мужчина не отводил от меня взгляд и ждал, что же я сделаю. Я схватил его лицо двумя руками и приблизил к себе. Сейчас я не трусил смотреть в его глаза, не трусил шептать слова в его сухие губы. — Вы — не позор. Вы — самый лучший человек, которого я встречал. Вы — замечательный учитель и замечательный друг. — Шептал я, не отрывая взгляд от его глаз, желая заметить в них его чувства. — Вы — самое дорогое, что у меня есть. Я обнял учителя, впился пальцами в его лопатки и сильно сжал. Мужчина тоже обнял меня и спрятал лицо в моем плече. — Даже если от тебя отвернутся все, я буду с тобой. — Прошептал я и почувствовал, как его крепкое тело дрожит. Мои руки гладили его тело, пока солнце окончательно не село, пока тихие сбивчивые вздохи не прекратились. Я тихо выводил мужчину из леса по той же тропинке. Только теперь мы не спешили и учитель шел рядом со мной. — Арс. — Проговорил шепотом мужчина. — Что? — не понял я и глянул на учителя. — Когда мы не в школе, можешь называть меня Арс. И на «ты». Хотя, ты и так уже перешёл. — Посмеялся мужчина. Я немного засмущался. Не привык обращаться к старшим людям на «ты». А тем более к своему учителю математики, в которого я был влюблен. Мы вышли из леса и некоторое время смотрели на серые дома и фонари, которые уже зажглись. — Антон, я... — начал учитель, но у меня громко зазвонил телефон. — Извините. — Выдохнул я, закатив глаза. На экране высветилось: «Мама» Как же я хотел сбросить этот звонок, но, увы, не мог. Если бы был один, то сбросил, но Арсений Сергеевич увидел, кто мне звонил, и было бы плохо не ответить. — Але? — Антон! Срочно! — закричала мама, и я понял, что она очень встревожена. — Вика не отвечает три дня! — я напрягся. Если я мог сбросить вызов мамы, то Вика так никогда бы не сделала. Значит, что-то действительно произошло. — Мы не можем уехать сейчас. Купили тебе билет в Воронеж. Вылет через два часа. Успеешь?! — я глянул на учителя, который явно слышал этот крик. Арсений Сергеевич кивнул. — Да, успею. — Заверил я маму. Арсений Сергеевич отпустил мою руку и чуть ли не бегом направился к машине. Я еле успевал за мужчиной. И хоть до машины нам было минут пятнадцать, дошли мы в два раза быстрее. Я запрыгнул на переднее сиденье, пока Арсений Сергеевич заводил машину. В следующую секунду мужчина резко наклонился к моему лицу и заглянул в глаза. Его рука сжала мое плечо, а вторая случайно задела ногу. Его губы были в сантиметрах от моих. Я облизнулся и прикрыл глаза. От такой близости стало жарко. — Все. — Сказал мужчина, защелкивая мой ремень и отстраняясь. — Сейчас к тебе за документами и в аэропорт. Должны успеть. — Я покраснел и посмотрел в окно. Почему я надеялся на какой-то физический контакт — без понятия. Но явно стало понятно, что ещё пару таких движений, и я не только выдам себя полностью, но и сам уже накинусь на учителя. Мы ехали и разговаривали о любимых фильмах и книгах. Преподаватель много задавал вопросов о любимых авторах и произведениях. Были и вопросы о путешествиях и языках. — Я знаю немецкий. — Проговорил мужчина.— Когда-то был там в командировке. Да и для себя учил в школе. Но математика занимала почти все мое время. Нравилось считать и искать последовательные решения в задачах по геометрии. Радовался, словно ребенок, когда находил ответ, исписав несколько страниц решениями. — Мужчина говорил много, но я словил себя на мысли, что он просто пытается отвлечься от случившегося. Я чувствовал его опустошенность, хоть его губы и расплывались пару раз в улыбке. «Наигранно, Арсений Сергеевич.» — Проносились у меня в голове, но озвучивать я бы не стал. — А ты учил ещё какой-то язык? — В школе был французский, но я даже «привет» на нем не помню. Для себя учил польский, он довольно лёгкий на начальных этапах. Слова быстро запоминаются. А вот с некоторыми буквами и произношением пришлось повозиться. — Признался я. — Немецкий не знаю. Скажите что-то на нем? — А ты что-то на польском? — спросил мужчина, паркуясь у аэропорта. Я посмотрел на мужчину и ждал, пока он взглянет мне в глаза. Когда мужчина все же повернулся ко мне в ожидании ответа, то я улыбнулся. Не так, как улыбался во время шуток или игры, а как-то... Нежно... Так, что я даже не знал, что умею делать такое выражение лица. — Kocham cię. — Прошептал я, глядя в голубые глаза. И почувствовал, как мое сердце глухо пропускает удар. Признался. Признался, но на другом языке. — Ich liebe dich. — Прошептал мне мужчина и улыбнулся. И мне стало жаль, что я не знал перевода. Но спросить не решился, ведь если спросят у меня, то сейчас соврать не выйдет. Сейчас, когда мы сидим так близко, когда мои чувства бурлят внутри, сжимая органы. Он кивнул мне, молча показывая, что мне пора идти. Я вышел из машины и на последок сказал: — Думаю, встретимся уже в мае. — Я захлопнул дверцу машины и пошел к огромному зданию. Лицо учителя было явно удивлённое, но объяснять времени не было. До мая было чуть больше месяца. Я знал, что родители хотели, чтобы я приехал за неделю до своего дня Рождения. И мотаться по городам вряд ли мне позволят. Поэтому в Воронеже придется пробыть месяц, увы, не меньше. Как бы я не хотел в пустую квартиру, к Арсению Сергеевичу и к своим новым друзьям. Придется вернуться к старой жизни на некоторое время. С такими мыслями я сел на самолёт, совсем забывая о подарке на заднем сидении автомобиля.