«Ты — единственное море, в котором мой инстинкт самосохранения равен нулю... И когда я в тебе тону, то с улыбкой иду ко дну.»
© Владимир Ток.
Мужчина закутался в одеяло и спал на полу, громко посапывая. Даже после моего появления Арсений Сергеевич не дернулся. И я понял, что разговор о «Надо закрывать дверь, а то придут злые дяденьки» состоится, но позже. Сейчас я лишь подошёл к учителю и потрогал его лоб. Хоть мои ладони были горячими и потными из-за бега сразу стало ясно, что температура мужчины близится к довольно высокой отметке.
Я пошел на кухню, налил воду в кружку, а потом намочил марлю, которую нашел в шкафу. Градусника в квартире не было, поэтому мне пришлось идти к соседям напротив. Дверь мне открыла миловидная девушка, возрастом примерно как я. Она окинула меня оценивающим взглядом и нахмурилась.
Девушка была довольно красивой. Если судить фигуру, то можно было попросить стать ее моделью для знаменитого скульптора. Закрученные длинные волосы падали на плечи. А кукольное лицо притягивало к себе взгляд
Я мог бы мог и дальше смотреть на девушку и молча восхищаться ее красотой, но сейчас в соседней квартире лежал не менее красивый мужчина, в которого я был влюблен. И, кажется, влюблен без памяти.
— Привет! Я друг соседа напротив, — улыбнулся я и показал большим пальцем на дверь за спиной. — У него, кажется, температура, но градусника нет. Не одолжишь? — я немного дергал ногой потому что скорее хотел уйти отсюда с градусником и засунуть его в задницу одному непутевому учителю.
Я был зол. Ещё как зол. Настолько, что мои ноздри раздувались и из ушей вот вот должен был пойти пар. Я закипал изнутри и просто хотел кинуть все, что надо для лечения в лицо Арсению Сергеевичу и уйти. Конечно, понимание, что он не виноват в моем беспокойстве было в моей голове, но чувства перевесили здравый рассудок.
— Да. — Только и сказала девушка и закрыла перед моим носом дверь. Не очень-то дружелюбно, но мне глубоко плевать. Я продолжил стоять под дверью, нервно тарабаня ногой по бетонному полу, словно злой кролик-переросток. Через минуту девушка открыла дверь и впихнула мне градусник и какие-то таблетки. — Отдашь потом.
Я кивнул, развернулся на пятках и ушел. Хоть соседка и была красивой, но общаться с ней явно не хотелось. Но, возможно, это первое ошибочное впечатление.
Я зашёл в комнату и засунул электронный градусник под руку преподавателя. От этого действия Арсений Сергеевич приоткрыл глаза и что-то промычал, но сразу же закрыл их и снова заснул.
Градусник мерзко пропищал и на нем высветилось — тридцать девять и два. Я быстро положил компресс, который заранее подготовил, на лоб учителя. Затем начал читать инструкцию таблеток, которые мне дала соседка. Разобравшись с этим, я начал приподнимать учителя в положение сидя.
— Тош... — прохрипел преподаватель слабым голосом.
— Тшш... Тише. Надо выпить лекарство. — Нежно проговорил я и рукой, которой не придерживал Арсения Сергеевича, погладил его по кисти.
Учитель сел ближе к стене и подтянул меня к себе. Затем положил голову мне на плечо, а я продолжил гладить его руку.
— Я так не смогу тебе дать таблетку. — Объяснял мягким тоном, словно маленькому ребенку, который не хочет есть рыбий жир. — А если не выпьешь ее, то станет хуже.
Учитель отстранился от меня и посмотрел мне в глаза. Его кожа была горячей и казалось, что скоро расплавится. Я положил таблетку между губами учителя, легонько касаясь их. Сухие, горячие и покусанные, настолько красивые, что мне хотелось их поцеловать. Но я школьник и не дурак. Точнее, я дурак, а не ебанько. Песни уж точно не пишу.
Арсений Сергеевич проглатывает таблетку и я пою его водой. Затем подхватываю учителя, кладя его руку себе на плечи и затаскиваю на кровать.
— Вам нельзя укрываться. Я позвоню в школу, скажу, что у Вас температура. Зайду через пятнадцать минут. — Проинструктировал я преподавателя и пошел на кухню. Там я набрал номер Павла Алексеевича и рассказал все с самого начала.
Только после телефонного разговора я смог выдохнуть. Из головы не выходило сегодняшнее открытие. Мое сердце до сих пор сжималось из-за страха, что учитель может умереть. Я сполз на пол и зарылся пальцами в волосы. От одной мысли, что Арсения Сергеевича сейчас могло и не быть в квартире по всему телу пробегала дрожь.
Я осознавал, что теперь мой самый большой страх — потерять дорогого мне человека. Особенно, если это будет по его инициативе. От этого появлялось ощущение тяжести во всем теле. Сейчас единственное, что я хотел — плакать от облегчения, что мужчина в соседней комнате с температурой. Но с тем же хотел плакать из-за того, что это может быть ненадолго.
Мои мысли прервал звонок телефона. На экране высветилось «Мама».
Хотел ли я сейчас говорить с ней? Нет, ни с ней ни с кем либо ещё. Особенно потому, что понимал причину звонка. Тут можно было и к гадалке не ходить.
— Але? — хрипло проговорил я, всё ещё не поднимаясь с пола.
— Ты совсем с ума сошел?! — что и ожидалось от нее. Ничего нового. — Я билеты тебе купила, чтобы ты остался в Воронеже до своего дня Рождения! Я тебе не миллионы зарабатываю, чтобы ты мотался туда-сюда по десять раз! — я не перебивал её. В какой-то момент даже отклонил от себя телефон, чтобы крик меня не оглушал. — Ты — неблагодарный эгоист! Я поговорю с отцом о твоей расхлябанности! Шкуру с тебя снимет, понял?!
— Понял. — Только и сказал я, стараясь сделать свой тон более заинтересованным. Вышло, видимо, плохо.
— Антон! Ещё раз выкинешь что-то подобное! — звонок обрывается. Мама сбросила вызов.
В моей груди злость и ненависть вытесняла грусть. Постепенно я закипал, и каждый мой вдох злил ещё больше.
— Да пошло оно... — я резко поднялся и огляделся в поисках хоть чего-то, что можно было опрокинуть. Но вовремя вспомнил, что это чужая квартира. Поэтому я подошёл к раковине и открыл холодную воду. Три секунды — вдох, три секунды не дышать, три секунды — выдох, потом умываюсь ледяной водой. На некоторое время это поможет, но ненадолго.
— Как же я заебался. — Слова были такими тихими, но тон агрессивным и я не узнал свой голос. Такое случается впервые, но уверенность, что далеко не в последний раз постепенно нарастает.
Я кидаю взгляд на часы. Вместо обещанных пятнадцати минут меня нет уже полчаса. Как будто в доказательство как раз в этот момент, покачиваясь выходит преподаватель. Я не отрываясь от железной раковины ни руками, ни взглядом. Делаю вид, что очень заинтересован сливом. Кстати, очень чистым. В моей квартире такого не бывает. Странно, что я не родился в год свиньи, тогда бы можно было спихнуть мою лень на подобную чепуху.
— Антон? — хрипло зовет учитель. Я не шевелюсь, не вижу его, но уверен, что тот стоит, опершись плечом на стенку.
— Да? — и снова не узнаю свой голос.
— Все хорошо? — он явно хотел спросить что-то другое.
— Просто замечательно. — Чуть ли не выплевываю эти слова. Хоть и понимаю, что больной человек этого не заслуживает, но эмоции сейчас на первом месте.
— Посмотри на меня.
Сначала не хочется смотреть на преподавателя, не хочется с ним говорить. Если бы сейчас появился Джинн и сказал, что у меня есть одно желание, то я бы попросил полностью пустую комнату с мягкой обивкой. Чтобы никто не мог меня трогать, чтобы никто не мог на меня кричать и говорить что-либо. А если бы к этому можно было убрать и собственные переживания — я бы стал на эти сутки самым счастливым человеком в мире. Но Джинн не появляется, а часы звонко продолжают отмерять время.
Я отрываю сначала руки от раковины, а потом и взгляд. В голубые глаза пока не решаюсь смотреть. Сначала скольжу по белым носкам, черным спортивкам, по большой футболкой с надписью «hope» — как символично. И все же приходится посмотреть мужчине в глаза. Он нежно улыбается, но явно видно его беспокойство из-за моего сарказма. И от этого вся злость почти полностью уходит. Точнее, прячется на некоторое время где-то внутри. Позже она ещё выйдет наружу, но не сейчас, когда передо мной самый дорогой человек, не считая сестры.
— Как температура? — спросил я и улыбнулся.
— Я уже лучше. А вот у тебя что-то случилось.
— Вы не хотите рассказывать, я тоже не хочу. Мы квиты. — Я подошёл ближе и потрогал лоб мужчины. Все ещё горячий, но уже не плавится.
Арсений Сергеевич смотрел на меня и ждал. Наверное, думал, что я всё-таки расскажу, если он даст мне время. Но я так же молчал.
— Спасибо тебе. — Улыбнулся мне мужчина. А я лишь кивнул. Почему-то сейчас было ощущение, что между нами огромная стена. И вопрос был в том, кто ее из нас строит — кажется, что оба.
***
Я отправил мужчину спать в десять вечера, перед этим дал лекарства от кашля и жаропонижающее. Конечно, в аптеку я сбегал и купил все необходимое. Так же не забыл про градусник и шоколадку для соседки. Хоть это было и не обязательно, но я привык давать что-то за помощь. И сейчас мои пальцы тянулись к звонку, но за секунду до того, как я позвонил, дверь быстро распахнулась. Реакция у меня отвратительная, поэтому отпрыгнуть я не успел. Зато руку подставил, поэтому мое лицо осталось целым.
— Ой, прости! Цел? — девушка схватила меня за лицо и начала рассматривать со всех сторон. — Фух, вроде все нормально. — Я ещё раз подумал о том, что она очень хорошо выглядит. Если не ошибаюсь, раньше мне внешне очень нравились такие девушки. Словно кукольные.
— Да. Эм... — я залился краской от ее прикосновений. — Ну, тут это... Шоколадка, градусник и таблетки. Спасибо тебе.
Девушка берет из моих рук пакет и пару секунд внимательно рассматривает мое лицо. — Я Ира. — Протягивает мне руку.
— Антон. — Я пожимаю крохотную ладонь и вижу, как девушка улыбается. — Может, дашь ВК? — неожиданно для самого себя спрашиваю я.
— Да, конечно. — Словно только этого и ожидая, девушка достает телефон и показывает свой профиль. Найти ее удается довольно быстро. — Спишемся?
— Почему нет? — я улыбаюсь и делаю шаг назад, намекая, что мне пора уходить. Ира все понимает, кивает мне головой и машет рукой.
***
Через три дня я прихожу к Арсению Сергеевичу домой со школы. Каждый день я учился, а затем приходил к нему и выхаживал. Не знаю, что у него за болезнь, но кашляет учитель просто ужасно, да и температура ниже тридцати восьми почти не опускается.
Я захожу в уже хорошо изученный мною коридор и прохожу в ванную. Из-за того, что ночевал я в этой квартире на диване, в какой-то момент лучшим решением было притащить необходимые мне вещи. Так что теперь белой щетке Арсения Сергеевича не было одиноко в ее стакане, потому что рядом была моя — розовая с рисунком кролика. Вика подарила мне несколько подобных перед моим отъездом. Есть ещё с жабкой и с уточкой, но кролик мне понравился больше всех, так что я выбрал её.
Я иду на кухню, чтобы поставить купленные мною продукты в холодильник, и вижу Арсения Сергеевича, сидящим на ковре возле дивана. В руках у него ноутбук и какие-то документы. Выглядит он сегодня менее болезненно, но более... Тоскливо? Я не сильно хорош в понимании чувств по чужим лицам.
— Тебе уже можно работать? — спрашиваю я. За последнее время я полностью перешёл на «ты» и теперь нервничал намного меньше.
— Да, у меня спала температура. — Кивнул учитель, не отрываясь от компьютера. Я подошёл к нему ближе и сел по-турецки напротив мужчины. Осторожно вытянул руку и коснулся лба, но отдернул ее, понимая, что руки у меня холодные. Хоть сейчас и конец марта, но минусовая температура почти постоянно. Только снег не идёт.
Я посмотрел на преподавателя. Черные волосы немного вьются и челка падает на лоб. Щетина за пару дней прилично отросла, но это даже идёт учителю. Безразмерная футболка и черные спортивки придают ему домашний вид. Я смотрю на это с восхищением, с нежностью, на которую вообще способен.
К его футболке Арсения Сергеевича пристала нитка. Я осторожно убираю ее и смотрю в голубые глаза.
— Не смотри на меня так. — В ужасе шепчет Арсений Сергеевич, меняясь в эту же секунду. Его голубые измученные глаза теперь смотрят на меня с мольбой.
— Как? — я слезаю с дивана и отхожу на шаг назад, не смея находиться так близко. Но взгляд мой не меняется. Даже если бы я захотел, ничего бы не поменялось. В моих глазах отражается самое дорогое, что у меня есть — Арс.
— Как будто влюблен в меня. — Шепчет с еще большим ужасом мужчина.
Я замер. На моём лице появляется боль и разочарование, как и в сердце. Я просто смотрю на учителя, не говоря ни слова.
Отнекиваться? А смысл с этого? По мне все было прекрасно видно. И по выражению Арсения Сергеевича было видно. Но сейчас в этих глазах было больше непонятного мне страха, чем любви. И это ранило в тысячи раз сильнее.
Он же любит меня. Любит не меньше, чем я его. Но боится намного больше. Нет, боится не меня, а чего-то другого.
— Антон, нам нельзя...
Я и так это знаю. Знаю, но...
— Нам нельзя, но я люблю Вас.
