История старого Луки

«Главная цель обучения - научить думать, а не научить думать каким-то особым образом. Лучше развивать свой собственный разум и учиться думать самим, чем загружать в свою память множество мыслей других людей»

Джон Дьюи

2 июля 1875 года. Абердин

      Родные острова, за скалами и лесами которых скрывались две небольшие деревеньки иви Нга Матуку, оставались теперь где-то за бескрайними водами океана. Новая Зеландия медленно уменьшалась до небольшой полоски на границе горизонта, чтобы затем и вовсе скрыться из виду. Со всех сторон долгие дни не было ничего, кроме бескрайних вод. Иногда корабль проходил мимо чужих далёких островов и много дней шёл на отдалении от больших чужих берегов, чтобы расстаться и с ним, вновь уходя в чужие неведанные дали.       За весь долгий путь Лука не проронил ни слова, наблюдая за волнами, чайками и уходящими вдаль островами и материками. И думал. Он словно пытался оставить в памяти каждую песчинку родных берегов, каждое лицо, каждый день, проведённый на побережье океана или в тропических лесах. Что-то внутри неустанно твердило, что он покидает свой дом и родные земли навсегда.       Почти половину пути Лука не помнил — Лион сказал, что много дней у него была сильная лихорадка, и что они боялись потерять ещё одного брата. Он не мог есть, а как кормили его не помнил. Но Лука выжил и выздоровел. Физически, телом, но не душой. Ни лиц, ни остановок в портах, Лука не помнил. Внутри продолжались тяжёлые бои разрушенных устоев. Всё время сжимая фигурку Токи, не выпуская ни на миг, он про себя повторял мольбы и смотрел в синюю бескрайнюю качающуюся даль.       Слова Лиона о своей болезни Лука почти не слушал — он вновь смотрел на океан, молча слушая чаек, которые раньше казались ему символом свободы, а теперь же — тоски и разлуки. У них нет своего дома, они, как и он, вынуждены преодолевать бескрайние воды океана на пути к неизвестности.       Лишь два месяца спустя после отплытия торговое судно причалило в шумном городском порту Шотландского города Абердина. Два месяца — долгий срок. Но для Луки он был не просто долгим, а бесконечным. Ему казалось, что его мана почернела и, став внутри него бескрайней дырой, съедала изнутри. Он боялся говорить, думая, что всё то зло, которое засело внутри, вырвется на волю, стремительно и сокрушительно. И он потеряет последнее, что осталось у него: душу, хранящую память.       Эти образы, сражающиеся с внутренней тьмой, Лука видел во снах. Видел, как Боги проклинают его за то, что он бросил их. Видел, как Хине-Нуи-Те-По, богиня ночи и смерти, уводит его мать, а он стоит на вершине скалы и кричит, моля забрать его в своё царство, но оставить её. Кто же будет растить Мину? Она девочка, ей нужна мать. Это они, мальчики, справятся, потому что им ещё получать та моко и становиться рангатирами, но Мина — кто всему научит её теперь?..       — … ты меня слышишь? Лука, — сестра дёргала его руку. Переведя взгляд на Мину, он нахмурился, не понимая, что ей нужно. — Идём, Лука. Пойдём же.       Он медленно поднялся, и как в тумане, пошёл за сестрой, что на полголовы была ниже него. Чуть дальше взгляд выцепил братьев, которые уже сходили на берег. На миг Радик обернулся, но увидел Луку с Миной и сразу же отвернулся от них, ведя Лиона и Юлия.       Непривычная беглая английская речь проскальзывала мимо понимания, хотя язык этот дети знали — никогда им ещё не приходилось общаться с теми, кто говорит так быстро и свободно. Лука выхватывал отдельные слова и пытался уловить суть из слов моряка, всё, что он успел выхватить было разрозненными словами: Англия, новый дом и бабушка, но этого было достаточно. Лука понял, что пожилая женщина рядом — это та самая бабушка, с которой им придётся жить…       Лука смотрел на колготящихся людей, на их странные и непривычные наряды, причёски, поведение и странного вида грозные хапу — совершенно не такие, как дома Нга Матуку, но так ужасающе похожие на те, о которых рассказывали когда-то Франц и мама: высокие и каменные, словно высечены из скалы. В фантазиях Луки они часто представали каменными монстрами, пожирающими людей. Настоящие же, хоть и не были монстрами, внушали страх и непонимание: где тотему, где лица предков?..       Он обводил округу взглядом и видел совершенно другой, чужой и пугающий, мир и множество бледнолицых людей, которые были гораздо бледнее Луки и его братьев. Всё это казалось таким странным и непонятным. Словно, кто-то замедлил время, лишая происходящего всякого смысла. Зачем Тангароа привёл их в это странное место? Где пальмы? Где моа? Где…       Кто-то за шкирку потянул его за собой. Радик. Кто ж ещё?       Выкрутившись, Лука отскочил от старшего брата и оттолкнул его. Он чувствовал, как трясутся от злости руки, как раздуваются ноздри и горит кожа. Звон в ушах заглушал гул толпы, а силы словно стало так много, что Луке казалось, будто он может всё. Что он одолеет этого предателя. Всё из-за него! Радик обманул его: он не хочет возвращаться, иначе он бы боролся!       — Не глупи, — сквозь зубы процедил брат. — Теперь нам надо учиться жить здесь.       — Идём, Лука, — сказал Лион. — Мина замёрзла. Тут так холодно…       Радик протянул руку, но Лука ударил её, отступив назад. Ярость клокотала и пощипывала маной на кончиках пальцев — как и в те дне, когда Арики учил его. Лука хотел кричать, но не мог сказать ни слова, задыхаясь в бессилии.       — A shame. My grandchildren are ragamuffins and savages. People are looking at you,— раздался холодный голос, и Лука посмотрел на бабушку, не понимая сказанного, только слово «люди».       Воспользовавшись его замешательством, Радик подхватил младшего худощавого брата и закинул на плечо. Несмотря на отчаянные попытки Луки вырваться, он продолжил путь за бабушкой. Совсем скоро они оказались внутри нового жилища, которое, определённо точно, не вызвало восторга у детей.       Бабушку звали Ирэнэ Баргас Бланко, и казалась она женщиной чопорной, строгой и не терпящей пререканий. По крайней мере, повышенный наставительный тон и холодный взгляд твердили о том, что легко не будет и ждать от неё хорошего не придётся. Маленький дом не был готов к появлению пяти детей, но тем не менее, спальные места в комнате, которая когда-то была гостиной, для них уже были обустроены.       Больше всего Луку злило, что она говорит по-английски и ни слова не понимала на те рео. И не хотела понимать. Она не хочет знать язык Богов — почему тогда они должны понимать её? Или все эти люди — туреху?! Они заколдуют их, чтобы забрать в Нижний мир? Но отчего тогда их не губит свет солнца.       — In this house? — говорила Ирэнэ, стоя перед внуками, — you must live by my rules. I do not know what you were taught in your jungle, but what I managed to see is not permissible, and therefore…       Лука не вникал в слова, не желая повиноваться или хотя бы оставаться в этом странном и неприятном месте. Он повернулся и посмотрел на Радика, который стоял у стены. Брат слушал эту женщину так, словно это говорит арики. Как он может? Ведь он, Радик, теперь старший мужчина семьи — а потому он выше неё статусом, даже если это не туреху! Он за старшего и должен быть главным, а не она!       — Я не буду это носить! — выкрикнул Лион на те рео. Лука посмотрел на стопку одежды, которую собиралась отдать ему Ирэнэ.       — Speak English, Lyon, — уверенно сказал Радик, привычным жестом поймав брата за шею.       — На чьей ты стороне?! — выкрикнул средний брат.       Лука же смотрел, как Ирэнэ помогает Мине надеть платье. Он перевёл взгляд на братьев. Кто прав? Радик или Лион? Смириться или противиться? Взгляд вернулся к сестре. Она хмурится и стоит, растерянно смотря на себя в глади зеркала. Её волосы были уже связаны и убраны, меняя его маленькую Мину до неузнаваемости, но ей так красиво… Если такие порядки дадут однажды шанс вернуться в Нга Матуку, то можно вытерпеть этот странный вид, да? Главное, что они помнят Богов и не хотели покидать их.       Лука растерянно принял протянутые ему вещи. Тяжёлый взгляд Ирэнэ, обращённый на него, чем-то напомнил арики Кахуранги. В нём было столько же силы и властности. Поэтому Радик принял её власть? Но…       — Ты что?! — выкрикнул Лион, выбив из его рук одежду и кинув на пол, — Ты тоже решил предать?! Как последний трус?! — Лука вскочил на ноги и с трудом увернулся от удара Лиона, тут же в ответ ударяя его в живот.       — Хватит! — выкрикнул Юлий, вскочив между старшими братьями, — Мина из-за вас плачет! Дураки!       Лука тут же обернулся туда, где стояла девочка в красивом платье, но вся в слезах страха. Он хотел подойти к ней, но кто-то грубо и больно ухватил его за ухо и, всучив вещи с пола, поставил в угол. Кажется, словесным перепалкам бабушка предпочитает силу. Впрочем, эффект это возымело весьма скоро: меньше, чем через час уже все были одеты, включая Лиона, и сидели за обеденным столом, учась держать странные предметы, которые назывались «вилки и ложки»…       

3 июля 1875 года. Новый дом

      — Grandmother — это бабушка, — терпеливо повторял Лука, сидя на ковре перед Миной и Юлием, которые совершенно не знали языка. — Повтор…       — Вы оба — предатели, — процедил сквозь зубы Лион, пытаясь вскрыть окно, — Мы здесь на правах таурекариков, как какие-то рабы, которых можно просто закрыть в этой коробке! Нас заставят….       — Заткнись, вайранги! — новый подзатыльник от Радика чуть не повалил Лиона. — Ты думаешь, мне охота возиться с вами, маленькими дураками? Давай, проваливай, и сдохни от голода! Здесь не на кого охотиться — здесь другие табу!       — А ты что предлагаешь?! — выкрикнул Лион, — Слушать старуху, словно она — наш арики?!       — У нас нет выхода — так велел арики Кахуранги. И пока я ваш старший брат — вы будете делать так, как скажу я! А я говорю, что мы подчинимся правилам и…       — Ты нам не арики! — выкрикнул Юлий, вскочив на ноги. — У тебя даже нет моко! И вообще я не хочу здесь быть. Я хочу домой... К маме и остальным!       — Здесь страшно… — тихо сказала Мина. — Я не понимаю их, они странные.       — Мы здесь чужаки, никому не нужные, — твёрдо сказал Лион, смотря в глаза Радика.       — Арики хотел, чтобы мы остались здесь, — впервые за два месяца Лука заговорил со старшими братьями, — если мы вернёмся — ослушаемся его, и Боги не простят нас, — он посмотрел на одного из младших братьев, встав рядом с Радиком. — Лион, помнишь легенду о Вожде Купе? Мы ведь, почти, как он. Он тоже отправился в незнакомые места — и благодаря ему теперь существует наше иви. Он тоже хотел вернуться домой, но остался там. И, сдавшись сейчас, мы предадим память о нём. Понимаешь? — Лион нахмурился и понуро кивнул, исподлобья смотря на брата.       — Спасибо, Лука, — негромко сказал Радик, кивнув ему. Лион хмуро осел на пол.       — Хорошо. Радик — наш арики, а ты — наш рангатира, — сказал он, смотря на Луку, но тот покачал головой:       — Я младше Радика, — посмотрел он на старшего брата. — Ты — рангатира.       — Нет! Ты умный рангатира, потому что ты ученик арики Кахуранги, а Радик — нет! — возразил Лион. — Ты ненамного младше, поэтому так можно. Ты бы и моко получил раньше, потому что он…       — Радик старше, — покачал головой Лука, — а рангатиры…       — Кахарахэр был младше старого Рухревераха, но он был рангатира, а Рухреверах — тохунга, обычный рыбак и плетёт сети, а не смотрит за порядком! — на одном дыхании выпалил Лион.       — Да! — вскочил Юлий, — Лука тогда наш арики!       — Я не буду ни арики, ни рангатирой, — твёрдо сказал Лука. — Старший — Радик. Все будут слушаться его. Арики будет бабушка Ирэнэ, а Радик — рангатирой. А я… я просто буду рядом, как тохунга. Если Радик будет не прав, я подскажу это ему, — он окинул взглядом младших и остановился на хмурой Мине. — Давайте уже учиться дальше, скоро бабушка Ирэнэ вернётся.       Лука сел на пол, где и сидел до того, как вскочить. Он прикрыл глаза, больше не слушая разговоров братьев. Так велело поступить ему сердце, но сам он противился своим же словам. не желая оставаться в большом городе. Но так надо. Ради маленьких Мины и Юлия. Им страшно. Ночью Мина плакала и кричала. Юлий плакал утром, когда лекарь пришёл их осмотреть. Лука же скрывал свой страх. Потому что он — будущий ари… нет. Уже нет. Они не там. Не в Нга Матуку…       Зажмурившись на несколько секунд, он открыл глаза. Мина и Юлий сидели напротив, слушая споры Радика и Лиона. Мотнув головой, Лука подвинулся ближе.       — Не обращайте внимания, давайте учиться дальше, — сказал он, отвлекая младших. — Юлий, как будет по-английски бабушка?       В прихожей хлопнула дверь, и все пятеро застыли, испуганно смотря на дверь в комнату, которая медленно открылась. На пороге появилась грозная Ирэнэ.       — Надо же, вы даже не разнесли весь мой дом, — сказала она, критически осмотрев помещение, — определённо, это успех для дикарей из леса. Так, девочка, иди сюда. Напомни, как тебя зовут?       — Мина не знает языка, но я учу её, — тут же сказал Лука и перешёл на те рео: — Мина, бабушка просит тебя подойти, — девочка нахмурилась, но кивнула и поднялась на ноги.       — Хорошо, — вздохнула Ирэнэ. — В таком случае, идём с нами. Уважающие себя женщины должны многое уметь, в том числе и готовить. Полагаю, для молодого человека, этот навык тоже не будет излишним. Идём на кухню.       — Пойдём, Мина, — взяв сестру за руку, сказал Лука. — Бабушка говорит, что женщины должны научиться готовить.       — Она ходила на охоту? — нахмурилась сестра, посмотрев на него, — Мы разведём костёр в этом странном хапу?       — Не знаю, но сейчас узнаем, — ответил Лука, заворачивая налево и заводя Мину на кухню. Он посмотрел на бабушку и спросил: — Ты была на охоте?       — Цивилизованные люди не охотятся, — раздражённо ответила Ирэнэ, вываливая из котомки в большую миску картошку. — Они покупают продукты в магазинах за деньги. За стол садитесь. Сейчас будете чистить картошку. Это вы умеете?       — Батат у нас был, — задумчиво кивнул Лука, смотря на картошку. — Но как и зачем его чистят?       

7 июля 1875 года. Беглецы

      С каждым днём Лион всё больше спорил, и заткнуть его удавалось только Луке. Радик уже два дня не разговаривал с братьями, становясь всё мрачнее. После разговора с Ирэнэ два дня назад, он всё больше уходи в себя. Лука случайно слышал обрывки фраз, она говорила о том, что Радик уже взрослый, и она нашла ему работу грузчиком в порту. Брат же, кажется, опускаться до того, что обычно вверяли в их народе только пленным таурекарика, был не готов.       Впрочем, придавать этому особого значения Лука не стал: со старшим братом он особо никогда не ладил, считая своей заботой только Юлия и Мину. Лион держался обычно Радика, а потому — сами разберутся. Всё равно его слушать не станут, даже если он прав.       Поэтому несколько часов в день он сидел с младшими и учил языку. Мина училась быстро и схватывала всё на лету — даже могла уже складывать простые предложения. Юлий же отвлекался на споры старших братьев и не горел желанием как учить язык, так и оставаться здесь. Лион учиться не хотел и ходил хвостом за Радиком, Лука его не трогал: в конце концов поймёт, что без языка здесь будет совсем плохо. Его проблемы, не маленький уже.       Непривычная жизнь, кажется, начинала входить в новое русло. Дом был словно маленькой пещерой, где нет чужаков, кроме Ирэнэ. Выходя на улицу, они, подобно диким зверькам, пугались буквально всего, но, в отличие от первых двух дней, теперь к страху стал добавляться интерес, смешанный с детским любопытством.       Несмотря на то, что этот портовый город был из тех, что не сильно развиты, он уже встал на путь развития. Для Луки и остальных было непривычным всё, но из разговоров Лука понял, что этот город был ещё не многолюдным, что в больших городах людей и странных вещей гораздо больше. Но для детей Абердин казался слишком шумным.       Бабушка Ирэнэ была строга и требовательна. Всё же было что-то ещё в ней, заставляющее Луку слушаться, но не из-за этой строгости — а из-за какой-то внутренней силы, какого-то стержня, которым она всё чаще напоминала мудрого арики Кахуранги. Луке было интересно, много ли в них общего — а это может показать только время, поэтому, оставалось лишь ждать и наблюдать.       Кажется, он меньше всех пререкался и спорил, стараясь наоборот смягчать ситуации, которые накаляли братья. Радик вставал на сторону бабушки лишь в первые два дня — а после того разговора о работе грузчиком, он решительно встал на сторону Лиона. Лука этого отчаянно не понимал, но не лез, наблюдая со стороны. Мина и Юлий благоразумно не вмешивались, предоставив решение всех проблем трём старшим братьям, которые никак не могли определиться слушать им последнее наставление арики Кахуранги или действовать так, как им самим кажется правильным.       Сам же Лука охотно помогал Ирэнэ и выполняя небольшие поручения, и по дому в целом — например, когда она учила Мину готовить. Это казалось более правильным и полезным, чем споры с братьями и ссоры с бабушкой, которые всё равно ни к чему, кроме испорченных отношений, не приведут. Юлий всегда был самым тихим и молчаливым, поэтому, как обычно, он замыкался в себе, пересказывая под нос маорийские легенды и сказания, часть из которых либо путались между собой, либо были придуманы им в духе рассказов арики Кахуранги и рангатиров.       Но несмотря на то, что Лука, Мина и Юлий создавали больше впечатление тихих и спокойных детей, по крайней мере пытались, бабушка Ирэнэ всё чаще ругалась и наказывала детей. Больше всего доставалось Лиону, который словно нарочно нарывался и выводил её из себя. Например, утром разбил вазу у неё на глазах, швырнув в стену. Радик безразлично наблюдал за происходящим, кажется, полностью сняв с себя обязанности рангатира и отстранившись от воспитания братьев. Лука благоразумно не лез поучать того, кто младше всего на год или Радика, который вовсе старше него на пять лет — это он помнил ещё со слов покойного Франца. Но, несмотря на невмешательство, тщетно пытался понять поступки братьев и обдумывал, как всё исправить: как сделать жизнь более сносной и примирить их с бабушкой.       В тот день Ирэнэ отправила его на рынок неподалёку от дома. Лука стоял у моря, смотрел вдаль и думал, а потом тихо шептал молитвы маорийским богам, прося вернуть всё вспять: когда была жива мама, когда они жили в родном Нга Матуку. Ну, или хотя бы усмирить пыл братьев. Просил ответа на бессчётные вопросы и совета о том, как быть дальше. Но услышат ли маорийские Но Боги… услышат ли его здесь, так далеко от них и тотемов, без даров и подношений, без ритуальных танцев вместе с членами их иви?..       — Морем любуешься? — спросил какой-то старик, остановившись рядом, — Не местный?       — Думаю, как всё исправить, — на ломанном английском мрачно ответил Лука посмотрев на него снизу-вверх.       — Ну, это смотря, что именно ты натворил, малыш, — серьёзно ответил старик, и Луке показалось, что есть в нём какая-то глубокая мудрость, не отмеченная та моко. Это вызывало любопытство и желание узнать чуть больше.       — Я — ничего, — мотнул лохматой головой мальчик. — Но мои братья… они не могут жить по этим чужим законам и в этом чужом мире. Здесь всё другое. Даже язык… Я учу младших, но… самому мне кажется, что это не наше место.       — Многие оказываются в чужой среде против воли, — кивнул старик, — я много раз покидал дом, сбегая от войн и революций. И везде был чужаком. Ты не исправишь чужих ошибок, малыш, не перепишешь чужих судеб. Живи своим умом. А то, что помогаешь младшим — это хорошо. Только смотри, чтобы они не сели на твою шею, а то так и будешь всю жизнь тащить их на себе, но они так и останутся маленькими и глупыми, даже когда состарятся. Пусть у них будут свои ошибки, свои шишки — потому что без них люди не взрослеют, как бы нам ни хотелось обратного.       — Но мне кажется, я что-то упускаю, — нахмурился Лука, смотря на море. — Я не знаю, как жить здесь, какие тут табу и законы, какие Вожди. И как поступить правильно, чтобы бабушка больше не наказывала их, а они не ломали её вещи. Она из-за них считает нас дикарями, но мы не… не дикари…       — Ну, ты, малой, точно не дикарь, — рассмеялся старик. — Нет здесь вождей, есть королева Виктория, есть местное управление. Законы же… а законы в целом, везде одни: живи по совести, не воруй, не убивай, не порти чужое, не будь помехой сильным мира сего, иначе жизнь будет очень коротка — а остальное всё поправимо, — усмехнувшись, он похлопал Луку по плечу: — Не думай за других, парень. Если они старшие — пусть разбираются сами, а ты учись сам и помогай малышам. Тебя как звать-то, герой?       — Лука.       — Хорошее имя, тебе подходит, — одобрительно кивнул старик. — Знаешь, что оно означает? — Лука помотал головой, — Светлый.       — То есть, бледнолицый?       — Нет, — вновь хрипло рассмеялся незнакомец. — То есть, душа у тебя чистая, светлая. Ладно, пора мне, малец. Работа ждать не любит, особенно тех, кто с властями не дружит.       — А почему вы с властями не дружите? — обернулся Лука. Старое лицо покрылось морщинами улыбки, а вокруг глаз словно появились солнечные лучики, такие же, как у арики.       — С ними, знаешь ли, сложно дружить, — неторопливо подбирая слова, ответил старик и потрепал лохматые тёмные волосы Луки. — Кто раз оступился — клеймо на всю жизнь. Один раз украдёшь — на всю жизнь прослывёшь вором, — развёл он руками, — и вовек тогда хорошей работы не получишь.       — А если бы у вас был шанс что-то изменить? — задумчиво спросил Лука, но старик покачал головой:       — Нет, парень. Я корову украл и зарезал, чтобы семью прокормить. Без меня они померли бы все, а так — выжили в голод.       Старик ушёл, а Лука хмуро смотрел ему вслед, прокручивая слова вновь и вновь. И всё же, где грань правильного и справедливого? Для одних он плохой — для других спаситель. Одни готовы закидать камнями за воровство — другие отправились бы к Хине-нуи-те-по, не укради он корову. Так кто ж тогда на верной стороне? Те, у кого всё и так есть, кто может дать работу, но не может отдать бедным корову? Или же те, кто на них работают, но не могут прокормить семью, а за воровство коровы они оказываются в таком вот положении, как этот старик? И это городская справедливость?..       Лука мотнул головой. В племени работают все — и всё общее. Почему же здесь это правило работает как-то совершенно по-другому? И как именно?.. Зачем люди всё так усложняют, когда можно жить так же, как жили мудрые предки?       Почесав голову, он глянул вновь туда, где исчез из виду старик. Только сейчас Лука понял, что даже не спросил его имени. Прикусывая щёку и думая снова и снова о разговоре, он побрёл к дому через рынок, где купил всё, что просила бабушка Ирэнэ. Он и сам удивился, как быстро дошёл до дома за мыслями, и что не потерялся среди одинаковых каменных великанов.       Открыв дверь, Лука прошёл внутрь. Он прошёл прямо по длинному коридору и занёс на кухню корзину с рынка. Из их комнаты раздались голоса, кажется, Юлий на кого-то кричал. Лука поспешил внутрь.       Выйдя с кухни, он открыл ближайшую справа дверь и застыл. В глаза бросилось распахнутое окно и колышущиеся занавески, стоящие у окна младшие: Мина в слезах и кричащий Юлий.       — Предатели! — выкрикнул снова брат, высунувшись в окно. — Предатели! Ненавижу!       Лука же стоял на пороге, не желая осознавать случившееся. Но уже понимал. И отчего-то внутри всё сковало холодом, словно он потерял что-то чрезвычайно важное навсегда. Как свой дом в Нга Матуку. Как маму. Как Франца. Как Вождя арики Кахуранги.       Рука вцепилась в дверь и, мотая лохматой головой, Лука попятился.       Нет. Нет-нет-нет. Боги не так жестоки, чтобы братья потерялись навсегда. Они не могли бросить. Они всегда должны были быть вместе. Пятеро. Пусть, не дружить, но…       Зажмурившись, он снова мотнул головой, сдерживая слёзы, а затем рванул в длинный узкий коридор, выскочил на улицу и помчался вдоль дома. Обогнув его, Лука остановился посреди улицы — тяжело дыша и ища взглядом, куда Радик и Лион могли деться, куда бежали, куда спрятались. Это ведь, просто игра? Как в джунглях? Он их найдёт! Найдёт и вернёт! Обязан, ради…       — Лука! — раздался надрывный детский визг, и он обернулся, смотря на Юлия, который пытался вылезти в окно за братом и которого назад тянула Мина. — Лука не уходи! — задыхаясь в слезах и срываясь на визг, кричал он.       Лука стоял, в растерянности смотря то на улицу, в надежде увидеть Радика с Лионом, то на рыдающих младших в окне. Словно на перепутье, выбирая свою жизнь: поиск старших или верность младшим, которые любят его всем сердцем. Рука легла на грудь, в которой что-то неприятно кололо и ныло.       Как можно выбирать между братьями? Как можно бросить поиски одних, ради других или как бросить тех, кто в тебе нуждается, чтобы найти тех, кто нужен вам всем? Что важнее? Что правильнее? Невозможно выбирать… мнимая свобода со старшими или чуждая жизнь с младшими? Почему Радик не забрал всех?..       Потому что ему некуда идти. Точно. Ему некуда идти, значит, они вернуться. Устанут, проголодаются. И вернутся. Их найдут. Обязательно найдут. Их снова будет пятеро Бледнолицых. Четыре брата и сестра. Пятеро. Иначе быть не должно, но…       Лука зажмурился из-за боли: чьё-то невидимое тайаха в груди кто-то крутил. Боги знают, что он врёт себе, за это и пронзили? Да… Это лишь пустые мысли. Радик не такой. Если он что-то решил — то сделает это любой ценой. Он сделал выбор. Он не вернётся — никогда. Никогда. Его не найдут. Никогда. Он потерял их — навсегда…       — Ревера, какой же ты вайранги, Лука, — пробормотал он себе под нос, утирая непрошенные слёзы второй рукой. — Не думай. Не думай.… Думай о Мине и Юлии. О них. Теперь ты старший, Лука. Для них теперь ты арики. Старший…       Подняв взгляд, он сквозь пелену слёз смотрел на родные лица в окне и понимал, что не может бросить их. Потому что они нуждаются в нём. Если он пойдёт искать братьев, то сам может пропасть в этом ужасном чужом месте, тогда они останутся совсем одни — и кто будет учить их языку и правилам? Кто будет помогать им? Он не может уйти. Не имеет права.       Ещё раз окинув улицу, он побрёл к дому. Мина и Юлий тут же бросились к нему, крепко обнимая.       — Радик сказал, что он никогда не вернётся, — прошептала Мина, сквозь слёзы, — что ненавидит нас и бабушку Ирэнэ, а Лион выскочил за ним и... и побежал с ним… Их правда не найдут?       — Найдут, Мина, — прошептал Лука, крепко обнимая единственную сестру. — Обязательно найдут. А если они не найдут, то это сделаю я.       — Нет, не уходи! — крепче сжали его руки Юлия. Запрокинув голову, Лука кивнул. Он знал, что будущие рангатиры — хорошие охотники, которые умеют прятаться, когда им надо. Значит, Радик затеряется так, что никто его не найдёт. Он умеет — он уже большой, ведь ему шестнадцать, кажется — со смерти Франца Лука считал прошедшие Матараки. Большой и умный, но такой вайранги…       — Ты не бросишь нас? — спросила Мина, заглядывая в глаза старшего брата.       — Я никогда не брошу вас, — прошептал он в ответ, крепче прижимая к себе Мину и Юлия. — Никогда.       

20 июля 1875 года. Порт

      Лука брёл по незнакомым улицам, всматриваясь в чужие лица и не находя ни в одном из них знакомых черт. Каждый прохожий, каждый работяга, люди в окнах, в порту, на рынке, в подворотне — его внимательный взгляд не упускал никого.       Уже две недели Лука каждый день сбегал из дома и ходил по улицам, разыскивая братьев и считая повороты, чтобы найти обратный путь. В его голове уже почти была составлена карта закоулков Абердина, где могли спрятаться его братья, чтобы не привлекать к себе внимания. Он обходил изо дня в день всё больше территорий, проникая туда, куда ему попадать совершенно не положено.       В первые дни таких вылазок, Мина и Юлий его встречали слезами и кулаками, а бабушка дедовым ремнём. Она тоже искала Радика и Лиона: обратилась к главному констеблю Абердина, но они не нашли никого. Впрочем, на этих нарядных господ, Лука не полагался совершенно: они не способны пролезть туда, куда может влезть Радик, не жили в джунглях, не охотились. Они не понимают мыслей охотника и добычи. А Радик, определённо, действует, как добыча, пытаясь быть при этом хищником. А значит, должно хоть что-то выдать их — если они всё ещё здесь. Сомнения же в этом росли с каждым уходящим из порта кораблём.       Увидев в порту старика-грузчика, что тащил чьи-то вещи, Лука невольно улыбнулся. Это тот самый старик, имя которого он тогда забыл спросить, смотря на море и говоря о братьях. Окинув взглядом остальные лица и, уже ожидаемо, не найдя своих, Лука направился к нему.       — Я могу помочь, — сказал он, подхватывая одну из тяжёлых котомок, которые тащил старик. — Вы тогда не представились. Как Вас зовут?       — А, это ты малец, — прохрипел тот, усмехаясь. — Ну что, герой, помирил братьев с бабушкой? — Лука помотал головой.       — Когда я вернулся домой, узнал, что они сбежали. Вы не видели? — он заглянул в глаза старика. — Радик высокий, с тёмными короткими волосами, а Лион очень похож на меня, только у него волосы светлее и не такие лохматые. Он чуть выше меня, но ниже Радика.       Старик остановился, пристально окинув Луку серьёзным взглядом. Его глаза, которые недавно искрились радостью, теперь были какими-то совершенно иными. Старик задумчиво кивнул каким-то своим мыслям и, скинув ношу, положил мозолистую большую руку на плечо Луки.       — Не ищи их, парень. Нет их здесь, — серьёзно сказал, он слегка склонившись. — Видел двух парней. Их хотели высадить с корабля, но старший хорошо заплатил капитану и сказал, что готов работать у него в команде. Они уплыли в Америку ещё в тот день, когда мы беседовали с тобой. Я ещё сначала подумал, что ты это, окрикнул, но потом разглядел, что парнишка просто похожий, не такой лохматый и помельче.       — Rewera… — прошептал Лука, прикрыв глаза, которые отчаянно защипало. — Wairangi! — выкрикнул он, ударив в какой-то ящик кулаком.       Всё было напрасно. Все эти улицы. Закоулки. А ведь он думал об этом. Думал! Дурак... Какая же добыча останется среди охотников? Конечно, уплыли. Уплыли, дьявол! Навсегда! Бросив их!       — Тише-тише, парень, — чужая рука похлопала по спине. — Ступай домой. Бабушка ждёт наверняка. Переживает, что и ты сбежал.       — Ирэнэ знает, что я ищу их, — безразличным тоном бросил Лука, смотря на корабль в океане. — Мина и Юлий… как я скажу им, что не смог найти и почему больше не ищу?.. Они подумают, что и я предал.       — Не подумают, парень. Скажи лучше, как есть. Ложные надежды иногда хуже отсутствия надежды. Рано или поздно любая пустая надежда разрушается. И они потеряют не только тех братьев, но и тебя, когда узнаю об обмане. Иди. Ты нужен им рядом.       Лука рассеянно кивнул и побрёл к дому, думая о том, что говорить и стоит ли вообще им говорить об этом сейчас.       

Середина августа 1875 года

      Лука читал книгу по зельеварению, изучая свойства ингредиентов, которую одолжила ему бабушка. Рядом, сидя на полу, Мина и Юлий играли в слова, изученные на английском. Бабушка Ирэнэ готовила на кухне, и оттуда уже доносились ароматы.       — Всем мыть руки и за стол, — позвала она, показавшись в дверном проёме. — Мина, расставляй тарелки в столовой. Лука, потом дочитаешь, завтракать идём.       — Да, иду, — кивнул он, откладывая книгу. — Скажи, а пыльца ипопаточника может применяться только с гноем бурбонтюбера или же они просто усиляют друг друга и…       — Усиливают, — поправила Ирэнэ, покачав головой. — Да, пыльца ипопаточника может использоваться, как самостоятельный ингредиент, но очень слабый, поэтому никто так не делает, только при условии, что его много, а гноя нет, — застыв в дверях, бабушка обернулась и с прищуром посмотрела на внука. — Откуда ты вообще это откопал? На первых курсах этого нет, если мне не изменяет память.       — Это четвёртый курс я открыл, — ответил Лука, следуя за бабушкой в столовую, где стоял большой обеденный стол в окружении шести стульев. — В прошлых — мало нового, а тем более полезного. От зелья смеха или болтливого зелья никакого толку нет, если только учить малышей смешивать ингредиенты. Что-то интересное и более-менее, — он сел, а сестра поставила перед ним тарелку, — спасибо, Мина, — кивнул Лука и продолжил: — более-менее полезное только в старших курсах, и я считаю это не справедливым.       — Благодарю, Мина. Присаживайся, — Ирэнэ недовольно посмотрела на внука. — Ты считаешь, что школьное образование — некачественное?       — Я там не был, поэтому считать так не могу, — с видом знатока отозвался Лука. — Но судя по тому, что в этом учебнике… мне там было бы скучно.       — Что ж, — недовольно выдохнула бабушка, присаживаясь за стол. — У тебя скоро будет шанс это узнать наверняка. Там и посмотрим, какой ты у нас умный на самом деле, — Юлий уселся наконец на своё место, и Ирэнэ добавила: — Приятного всем аппетита.       — Мы пойдём в школу? — нахмурился Лука, так и не прикоснувшись к ложке. — Когда?       — Осенью. Только не «мы пойдём», а поедешь ты один, — с важным видом и какой-то излишней чопорностью ответила бабушка. — Мина и Юлий останутся со мной, потому как слишком малы для…       — Я не маленький! Я тоже хотеть в школу! — возразил Юлий. — Либо все, либо никто!       — Молчать! — хлопнула по столу Ирэнэ, отчего Мина испуганно зажмурилась и схватила Луку за руку. — В Хогвартс принимают только с одиннадцати лет. Луке ровно столько, а вам двоим только через три года придёт письмо. Ешьте. Молча. Иначе выставлю вон, до ужина голодными ходить будете.       — Каждый должен учить то, что ему под силу и интересно, — заявил Лука, не сводя взгляд с Ирэнэ. — Так говорил сам арики Кахуранги.       — Это когда Никау-Пирипи сказал, что Лиону не интересно слушать сказания и он хочет плести рыбацкие сети? — уточнил Юлий, и Лука кивнул, продолжая:       — Радик тогда сказал, что плести сети должны те, кому не стать рангатирой, а арики ответил, что он не прав — и если Лион не хочет быть рангатирой, то он может стать умным тохунга.       — Понятия не имею, кто он такой, этот твой Арик, но очевидно — необразованный дикарь. Образованный человек понимает, что если все будут учить только то, что им интересно — мы окажемся в средневековье. Впрочем, вы даже не знаете, что это такое… Ешьте. Молча.       — Арики Кахуранги — великий Верховный Вождь, — стиснув зубы ответил Лука. — Ты тоже ничего не знать о нашей жизнь, не знать, как охотиться и ловить рыбу, не знать ритуальных танцев и наших Богов, но мы не звать тебя дикарём.       — Значит так, — степенно произнесла Ирэнэ, — сейчас же ты извинишься за то, что…       — За то, что для нас ты такая же дикарка, как мы для тебя? — с вызовом спросил Лука, и Ирэнэ ударила ладонью по столу, отчего Мина ахнула, закрыв рот руками.       — Как ты смеешь мне гов…       — Я говорю правду! А ты — лжёшь! Из-за тебя мы потерять Радика и Лиона! Из-за тебя они уйти, а теперь ты хочешь разлучить нас с Миной и Юлием?! Потому что мы не нужны тебе! Ты ненавидишь нас. Одинокий маори — слабый маори. И ты это знаешь, — смотря на бабушку исподлобья, Лука взялся за ложку, но тут же со звоном положил её на место и встал из-за стола. — А я докажу, что эти зелья и уроки для wairangi, что каждый должен учить своё, — бросил он уже в дверях.       — Не «для wairangi», а для дураков! — звонким голосом исправила ему вслед Мина. — Сам же просил не говорить на те рео!       

1 сентября 1875 года. Хогвартс

      Несмотря на то, что последние две недели были полны криков, споров, уговоров, слёз Мины и Юлия, Лука всё же отправился в школу один. Для него это не было таким уж сильным потрясением, он понимал, что переубедить Ирэнэ ему не под силу. В этой стране он таурекарика, маленький и бесправный. Но оставлять Мину и Юлия одних для него казалось предательством, которое Лука не мог себе простить.       Половину длинного пути до школы он думал о том, что мог отказаться, не послушаться, забрать младших и искать пути домой. Остальную же часть пути, Лука изучал книги, чтобы не делать себе хуже мыслями о том, чего не изменить — Боги не любят черных мыслей.       Путь до школы был долгим и безрадостным: в обычной повозке и в полном одиночестве Лука ехал долгих три с половиной дня. Было несколько остановок на ночёвку и короткий перекус, но в целом — три дня прошли в тряске за мыслями и изучением учебников, в которых Лука не находил для себя совершенно ничего хоть немного занимательного и интересного: описанные в них заклинания и зелья были совершенно непрактичными и бесполезными для повседневной жизни или хотя бы для охоты, не говоря уж о защите своего иви. Хотя… какое иви теперь его и что нужно защищать здесь?..       Прибыл он почти на час раньше начала церемонии, а потому успел переодеться из дорожной одежды в школьную форму и засесть с учебником в углу коридора, в котором некоторое время начали галдеть первокурсники, вместе с которыми ему предстоит познавать магию. Бледнолицые казались глупыми дикарями, а потому он предпочёл им книги.       — Эй, а вон тот — точно Когтевранец! — выкрикнул какой-то мальчишка, смеясь неподалёку от Луки, и он поднял взгляд на нарушителя спокойствия. — Только во́роны живут книжками, будто больше ничего в жизни нет. Чего вылупился, лохматый? — усмехнулся он, подойдя ближе, а затем взмахом палочки выбил магией учебник из рук Луки и поднял высоко над головами под хохот нескольких ребят.       — Rewera, верни по-хорошему, — негромко попросил Лука, смотря на черноволосого смеющегося парня. — Я дважды просить не люблю.       — А то что, расплачешься? — подхватил кто-то из стоящих рядом, но Лука не сводил взгляда с того, кто в воздухе крутил его книгу. — Руквуд, покажи малышу, что такое магия, а то, кажется, он грязнокровка и всё ещё не поним…       Лука резким взмахом руки увеличил его мантию, переплетая между собой рукава, которые словно змеи обвивались вокруг тела точно также, как лианы запутывали друзей Никау-Пирипи в Нга Матуку. Парень повалился на пол, запутываясь ещё сильнее.       — Ах так?! Ну, держись! — названный Руквудом, сделал выпад палочкой, посылая жалящее проклятие в Луку. Но не успел тот отбить, как кто-то со стороны запустил проклятием в самого Руквуда. — Не лезь, Дамблдор!       — А то что, боишься, проиграть? — поигрывая палочкой в руках, усмехнулся высокомерный парень с каштаново-рыжими волосами. Кажется, тоже первокурсник.       — Что здесь такое происходит?! — воскликнул подошедший мужчина, разведя в стороны руками, — Господа первокурсники, это что ещё за нарушение правил в первый же день? Вам не стыдно? — взмахом палочки он распутал того парня, которого связал Лука. А книга упала на пол. Он призвал её и посмотрев на обложку, сказал: — Хозяин учебника заберёт его у меня после обеда. А сейчас уберите палочки и постройтесь. Сейчас же! Церемония распределения начнётся уже через пару минут, — он окинул взглядом детей и покачал головой. — Итак, — мягко продолжил он, сменив гнев на милость, — меня зовут Элеазар Фиг, я преподаватель теории магии, декан факультета Гриффиндор, а также заместитель директора, мистера Фронсака. В письмах говорилось о том, чтобы вы ознакомились с краткими справочниками о жизни в Хогвартсе. Скажите, только честно, есть здесь те, кто ещё не знают различий факультетов или же эту часть мы можем пропустить и приступить к церемонии? — несколько секунд он дал на раздумья, обводя первокурсников проницательным взглядом, а затем кивнул: — Ну, хорошо. Надеюсь, действительно в этом году ознакомились все. В таком случае, Церемония начинается!       От взмаха рук профессора Фига двери в большой зал отворились, и первокурсники под сотнями взглядов прошли вереницей в Большой зал, украшенный тысячами свечей. Потолок, казалось, был недосягаемо высоко, изображая звёздное небо с редкими и лёгкими дымчатыми облаками. Это зрелище завораживало, и Лука сразу подумал о том, что хотел бы уметь создавать подобные чары.       — Юстус Аддерли, просим Вас, — раздался голос профессора Фига, и Лука посмотрел в сторону преподавательского стола, где на стул уже садился светловолосый мальчик, а на его голову опускали большую потрёпанную шляпу.       — Когтевран! — огласил этот странный артефакт, и Юстус направился под аплодисменты к столу с синей символикой. Осмотрев остальные столы, Лука вновь вернулся взглядом к синему, ребята за которым ему показались самыми интересными: многие сидели с книгами. За красным было шумно, за зелёным все были мрачными, а жёлтый не привлекал внимания ничем.       — Рэмма Азаро! — черноволосая девочка с каким-то слишком напыщенным видом уселась на табуретку, и зал погрузился в тишину. Шляпа думала гораздо дольше, чем в первый раз. Но, когда первокурсники уже начали роптать, она огласила противным хриплым голосом:       — Гриффиндор! — соскочив со стула, она прошла мимо какого-то парня, толкнув его плечом, и почти побежала за красный стол.       — Фидрих Азаро! — и вот, тот парень уже идёт следующим к табуретке, мрачным взглядом проводив сестру за стол шумного факультета.       — Семья Корвена Азаро много лет пыталась отстоять право быть в «Священных», — прошептал Руквуд, высокомерно подняв голову, — но при этом все знают, что они путаются с грязнокровками.       — Когтевран! — визгливо провозгласила шляпа, и Фидрих, кинув взгляд в сторону сестры, степенно направился за синий стол.       — Экли Барнс!       Лука, наблюдая за церемонией, всё же отступил на пару шагов в сторону, чтобы лучше слышать тех, кто хорошо понимает происходящее.       — Доказательств нет, — ответил в тон Руквуду мальчик с очень светлыми волосами. — Азаро все чистокровны. Но если бы их и признали — они стали бы «Предателями крови».       — Слизерин!       — Не стали бы, — покачал головой Руквуд. — Ницодемус, ты знаешь, кто этот Барнс? Чистокровный?       — Батильда Бэгшот!       — Впервые слышу, — криво усмехнулся светловолосый. — Очередная игрушка для битья внутри факультета, полагаю. Брат, Абигор Малфой, рассказывал, что на Слизерине умеют оказывать особую честь грязнокровкам.       — Когтевран!       — Галатея Вилкост!       — Скоро узнаем, — довольно кивнул Руквуд. — Что-то слишком много в этом году зубрил. На пятерых — один наш, и тот пустышка. И один гриф.       — Когтевран!       — Н-да, на шестерых уже четверо Когтевранцев — это перебор, — выдохнул Ницодемус.       — Лука Гарсиа!       Мотнув лохматой головой, он пошёл к табуретке, где уже ждал профессор Фиг. Окинув шляпу недоверчивым взглядом, Лука сел на табуретку. Стоило шляпе опуститься на голову, он услышал её «разум» словно внутри своей головы.       — Хм-м, определённо, живой ум, способный поглощать информацию с такой охотой, способен добиться успеха в Когтевране, но я чувствую и истинно-Слизеринскую хитрость. Ты умеешь мстить и наказывать тех, кто обидел тебя… склонность к тёмным искусствам с такими знаниями и целеустремлённостью бывает разрушительной. Есть и Гриффиндорская смелость, удивительно сочетающаяся с Пуффендуйским трудолюбием. Сложная задача… очень много лет не было столь выдающихся личностей… Определённо, либо Слизерин, либо Когтевран… Что для тебя важнее, просчитывать всё наперёд или знать, что всё в твоих руках?       — Знать, что я просчитал всё так, что держу ситуацию под полным контролем и могу действовать на опережение, — задумчиво ответил Лука, почти повторяя фразу с подслушанных переговоров Вождей с англичанами. — Скажи, а какими чарами тебя создали основатели и как ты узнаёшь характер, не трогая воспоминания?       — Когтевран! — противно прокукарекала шляпа так громко, что Лука поморщился.       — Могла бы и ответить, — проворчал он, слезая с табуретки. — Я ведь всё равно узнаю.       — Персиваль Дамблдор! — огласил профессор Фиг, когда Лука подходил к столу. Это был тот парень, что вступился за Луку.       — Гриффиндор! — выкрикнула шляпа, едва коснувшись головы.       — Венузия Крикерли!       — Почему тебя так долго распределяли? — спросил Фидрих Азаро у Луки.       — Долго? — удивился он.       — Ну да, — кивнул Юстус Аддерли. — Ты дольше всех сидел там. Что она говорила?       — Пуффендуй! — вновь прокряхтела шляпа.       — Ницодемус Малфой! — Лука на миг повернулся, кинув взгляд на того надменного светловолосого парня, который разговаривал с Руквудом. Шляпа не успела коснуться головы, как истошно заверещала: «Слизерин».       — Почему одни быстро проходят, а другие — долго? — спросил Лука посмотрев на сокурсников.       — Ну, — вздохнул Азаро, — те же Малфои, Руквуды, Блэки — они династиями попадают на Слизерин. Дамблдоры, Уизли, Пруэтты — на Гриффиндор. Синглтоны, Аддерли, Азаро — обычно Когтевранцы, но моя сестра… более эксцентричная, поэтому попала на Гриффиндор.       — Готов поспорить, — сказал Юстус Аддерли, — что Руквуд, вон тот черноволосый, скоро отправится на Слизерин. Как и Селвин.       — А Синглтон, который стоит ближе всех, задумчивый такой — на Когтевран, — кивнул Азаро с важным видом смотря на Луку. — Остальных не знаю, они не чистокровные, скорее всего, либо не местные.       — Шляпа по характеру распределяет, — пояснил Аддерли, — а магическое общество — тот ещё змеюшник. Чистокровные обычно либо прививают ненависть к магглам с пелёнок — и идут к зелёным змеям, либо живут, как люди — и там уже либо к смелым грифам, либо к трудолюбивым барсукам или к нам, умным воронам. Хотя… по-моему всё это чушь. Наверняка списки кто куда попадёт заранее утверждены, иначе почему почти всегда получается поровну на каждом факультете? Но отдать должное, категорию «плохих» шляпа обычно умело отсеивает в подземелья.       — В подземелья? — нахмурился Лука.       — Гостиная Слизерина в подземельях, — пояснил Азаро.       — Виктор Руквуд!       — О, тише! — заёрзал на стуле Юстус, — И-и…       — Слизерин!       — Да! Я знал! — улыбнулся Аддерли, — Всегда знал, что он — ползучий гад!       — Разумеется, ты знал, — вздохнул Азаро, — не знаю ни одного Руквуда не со Слизерина. Как и Малфоев или Блэков.       — Фридрих Синглтон!       — Какой ты скучный, Азаро, — фыркнул Юстус. — Дай побыть пророком. И-и Когте-евран!       — Когтевран!       — Да! — расплылся в улыбке Аддерли, — Видишь? — рядом с ними сел Синглтон.       — Хепзиба Смит!       — Вижу, что ты — дурак, — кивнул Фидрих. — Чего замолчал, пророк? Куда пойдёт дама?       — М-м, дай-ка поду-умать… И-и…       — Слизерин!       — Да! Именно это я и хотел сказать! — важно заявил Аддерли, на что Азаро молча покачал головой. — Мерлин пресвятой, когда они уже закончатся, и нас наконец, покормят?       — Тебе лишь бы жрать, да шутить… — пробубнил себе под нос Синглтон       — А вы друг друга давно знаете? — спросил Лука, борясь с отчаянным чувством, что он здесь один совершенно чужой. Ребятам легко друг с другом — и явно за плечами у них не только сухие перечни имён и биографий, но и что-то большее. Дружба семьями?       — Мы с Азаро и этим недоделанным выходцем, Фридрихом Синглтоном, с пелёнок знакомы, наши родители ведут общий бизнес. Ну и ещё мы родственники, — улыбнулся Аддерли, откинувшись на спинку стула. — Кстати, у этих двоих…       — Не начинай… — протянул Азаро, утыкаясь лбом в ладони, — прошу тебя.       — Да, ладно тебе, что такого-то? — усмехнулся Юстус, — Не поделили имена детей — ну что ж, бывает! Но, видишь ли, понимая, что дети будут дружить и гулять вместе, они назвали их с разницей в одну букву: Фидрих Азаро и Фридрих Синглтон. Второй звучит презентабельнее, поэтому, наплевав на мнение старших, мы между собой решили, что есть Азаро и есть Фридрих — чтобы не путаться.       — Ну, теперь-то и старшие это поняли, — вздохнул Азаро.       — А ты… эм, Лука, если правильно помню? — спросил Аддерли, и он кивнул. — Не напомнишь из какого рода? Твоя фамилия, кажется, мне не знакома. Ты не местный?       — Может, оставим подобные разговоры для змеиного стола? — подал голос Синглтон, недовольно смотря на болтливого Юстуса.       — Чистокровный, если ты об этом, — с вызовом ответил Лука, смотря на Аддерли, который задумчиво кивнул. Он хотел спросить, что ещё, но не успел:       — Итак, минуту внимания! — раздался голос директора, Бэзила Фронсака. — В этом году нас покинул почтенный Эрнест Синглтон, уйдя на заслуженный отдых после полувека работы преподавателем трансфигурации. А потому поприветствуем нового учителя — мадам Уизли. Ещё раз благодарю, Матильда, что приняли моё предложение.       — А ты почему не сказал?! — Аддерли возмущённо ткнул в бок Фридриха.       — Откуда я знал, что дед уйдёт? — негромко отозвался тот.       — Ну, очевидно, он испугался, что ты придёшь и разгромишь его кабинет, как летом… — задумчиво произнёс Азаро, смотря на Юстуса. — Кто просил тебя взрывать его зельеварню?       — Тише вы, дайте послушать! — шикнул кто-то из старшекурсников.       — Также, с этого года — продолжал директор, — Министерством магии Великобритании принят новый закон о запрете использования магии несовершеннолетними волшебниками вне стен учебных заведений. Это значит, что за пределами Хогвартса, даже во внеурочное и каникулярное время, отныне никто из вас не может пользоваться никакими заклинаниями, включая бытовые. Все вспышки волшебства будут отслеживаться тщательнейшим образом — и караться исключением из школы и лишением права на ношение волшебной палочки, — под приглушённые вздохи и перешёптывания, Бэзил хлопнул в ладоши — и на столах появились сотни различных блюд. — Приятного вам ужина, дамы и господа!       — Это была шутка? — выдавил из себя Аддерли, — Какой, к дракклам, запрет?! — хлопнул он по столу.       — Не имеют права! — вскочил кто-то из Слизеринцев.       — С какой стати мы не можем колдовать у себя дома?!       — Опять из-за магглов всё?!       — Мы требуем отмены!       — Понеслось, — закатил глаза Азаро. — Мой сводный брат Дормедонт рассказывал, что…       — Молчать всем! — раздался оглушительно-громкий голос директора, после которого Большой зал погрузился в звенящую тишину. — Это решение не Хогвартса. Не довольны — пишите обращение в Министерство магии!       Дальше ужин проходил почти в тишине, а после, когда стали выводить первокурсников, Лука уже в дверях подбежал к профессору Фигу, за которым толпились Гриффиндорцы-первокурсники.       — Прошу прощения, профессор, но не могли бы Вы вернуть мою книгу, — Элеазар с улыбкой протянул Луке учебник.       — Любопытный выбор для первокурсника, — сказал он. — Обычно в Вашем возрасте отдают предпочтение учебникам по заклинаниям или трансфигурации. Почему Вы выбрали историю магии? Лука, если не ошибаюсь?       — Не ошибаетесь. А история — потому что я учил другую, — ответил Лука, и Элеазар понимающе кивнул.       — Да, к сожалению, в мире магглов не…       — Я жил не с магглами, а в другой стране, — спешно сказал Лука и кинул взгляд на поток выходящих из зала сокурсников, — простите, мне пора.       

2 сентября 1875 года. Первые склоки

      Было ранее утро, и все обитатели Хогвартса спали. Лука же стоял у окна Когтевранской башни, задумчиво смотря на туман, простилающийся над Запретным лесом. Ещё вчера за торжественным ужином он допустил мысль, что мог бы найти здесь друзей, но уже в факультетской гостиной понял, что он здесь всего лишь чужак, не знающий, как жить в таком обществе.       Они видели мир совершенно не так, как Лука или жители Нга Матуку. Для них были другие законы, принципы, другая мораль, которых он понять не мог. Как и некоторых слов, которые были для них обыденными. Часть ночи Лука просидел за словарём, который отдала ему бабушка Ирэнэ. Но так и не нашёл, что значат грязнокровки, предатели крови, змеюшник, чушь и какая взаимосвязь маленьких дракончиков-дракклов с запретами…       Внутри боролось отчаянное желание быть среди них — с нежеланием влезать в уже выстроенное общество со своими устоями в качестве «ничего не понимающего чужеземца». Быть частью, но не навязывать своё общество тем, кто не нуждается в нём. А они — не нуждаются.       Подняв со стола расписание, Лука тяжело вздохнул и взял в руку палочку, которая отчаянно не желала слушаться его, наверное, потому что он не понимал для чего она нужна. Он с трёх лет учился магии — и никогда не было в Нга Матуку никаких палочек.       — Молодой человек, а почему в такое время Вы не в постели? — раздался сзади женский голос, и Лука увидел на пороге своего декана, Дину Гекат. — Мало было Вам стычки с мистером Руквудом, так теперь Вы решили ещё и режим нарушать?       — Прошу прощения, — сказал он, опустив голову. — Я не знал, что…       — Со всеми правилами необходимо ознакомиться в кратчайшие сроки, все они вывешены у спален. А сейчас Вы немедленно ляжете в Вашу постель.       Лука вернулся в свою комнату и сел на кровать, обхватив колени руками. Переведя взгляд на спящих Августуса и Элтона, он уткнулся лбом в колени. Даже соседи по комнате не те ребята, которые сидели рядом в Большом зале: Азаро, Аддерли и Синглтон поселились втроём в соседней комнате. А Августус и Элтон ещё вчера сказали, что им не интересна дружба, им нужна учёба, а тратить время на разговоры — совершенно непродуктивно.       Как вообще он попал на факультет тех, кого считают умными? Наверное, из-за того, что он сказал шляпе слова арики, она ошиблась и приняла его за мудрого Кахуранги… Кажется, права была бабушка Ирэнэ, говоря, что он глупый ребёнок, неправильно понимающий происходящее, неверно оценивающий, неверно думающий… Это в Нга Матуку он был хитрым и всегда дурачил вредного Никау-Пирипи. Это там он был находчивым и умелым учеником арики Кахуранги. Здесь — он совершенно чужой. Глупый. Не такой. Не знает даже того, что для остальных кажется само собой разумеющимся. Это простительно тем, кто не жил с магами. Но он — чистокровный волшебник, который не умеет пользоваться волшебной палочкой…       За три часа, к семи утра, Лука так и не уснул, думая обо всём. Августус и Элтон бросили «доброе утро», и больше не проронили и слова. Уже полностью собранный, Лука вышел в общую гостиную и застыл, задумчиво смотря на смеющихся Азаро и Аддерли, которые магией сражались подушками, отчего уже по всей гостиной летал пух.       Лука хотел пойти к директору, чтобы сказать, что шляпа его не так поняла, но совершенно не знал куда идти, а потому рассеянно стоял у стены, наблюдая за происходящим, и ничего не понимая. Они совершенно другие. Он так не может, не понимает…       — Прекратите! — повысил голос какой-то старшекурсник, — Из-за вас всему факультету выговор будет! — ловким взмахом палочки, Аддерли отправил подушку ему в лицо. В этот момент на пороге появилась мадам Гекат, и все стихли, кроме Аддерли, который не заметил её.       — Какие вы все скучные! — воскликнул он и крутанулся вокруг своей оси, застывая с растерянным видом перед деканом. — Упс… Доброе утро, мадам.       — Аддерли, Азаро, Синглтон — в кабинет директора. Потом обратно, убирать беспорядок. Опоздаете на урок — после уроков отправитесь на отработки. Это ясно?       — Профессор, ну Вы же знаете, что…       — Знаю, мистер Аддерли, что Вы идёте по стопам своего отца, именно поэтому — поблажек не ждите. Ваш дед перед тем, как уйти на пенсию, оповестил весь преподавательский коллектив о подвигах вашей компании этим летом в его имении.       — Да, я погляжу, мы знамениты, господа! — воскликнул Аддерли. — Это первый триумф!       — И последний, если через пять минут Вы не окажетесь на седьмом этаже в кабинете директора. Мистер Синглтон, полагаю, дорогу помнит, — строго сказала профессор Гекат. — Первый курс, построились! С собой у каждого должны быть: волшебная палочка, чернильница, перо, чистый пергамент и учебник по заклинаниям. Мисс Минтамбл, не вижу у Вас в руках пергамента.       — Ой, — девочка немного съёжилась и поспешила в свою комнату.       С её возвращением, строгая мадам Гекат отвела первокурсников на урок заклинаний, где препоручила их профессору Ронену. До начала урока оставалось не так много времени, когда вбежала троица Когтевранцев. Пересчитав присутствующих, учитель решил не ждать звонка и начал знакомство.       В начале урока он показался Луке забавным и весёлым, словно превращал занятие в игру или даже играл комическую роль на сцене, как в бабушкиных рассказах о театре. Даже неугомонный Аддерли с первых минут отказался от разговоров, с живым интересом наблюдая за профессором.       Но к середине урока прозвучала фраза: «А теперь возьмите ваши палочки и примените заклинание левитации на ваших перьях!» — профессор Ронен широким жестом хлопнул в ладоши, а затем стал ходить между учеников, комментируя их успехи. Так начался крах.       Сколько Лука ни повторял слова заклинания, сколько не махал палочкой, пытаясь повторить жест — перо ни разу не шелохнулось. Ни с пятого раза, ни с десятого, ни тогда, когда справились все остальные ребята со всех четырёх факультетов. У него единственного ничего не выходило…       — Попробуйте вложить силу в заклинание, молодой человек, — произнёс учитель, стоя напротив Луки, сложа руки на груди и хмуро смотря на перо. — Так, тишина в классе!       — Вингардиум Левиоса, — в который раз говорил Лука, повторяя жест. — Вингардиум Левиоса!       — Умора, — прыснул один из Слизеринцев. — Тупых Когтевранцев я ещё не видел!       — Да, Теофил, этот лохматый экземпляр — яркий пример дикарей-грязнокровок, — надменно кивнул Виктор Руквуд, и Лука вскочил с места, роняя чернильницу и отшвыривая палочку:       — Я не дикарь! — выкрикнул он, сбивая потоком ветра Виктора в проход между столов. — Это ты wairangi kuare!       — Да он и ругается, как дикарь! — усмехнулся Ницодемус Малфой, всё же держа дистанцию и находясь ближе остальных к выходу.       — Katia to waha!       — Живо все по местам! — прикрикнул учитель, оттягивая Луку за плечо к парте, — Вы что устроили?       — Почему чистокровные волшебники должны учиться с такими? — не унимался Руквуд, — Сегодня же я напишу отцу обо всём! Тебя вышвырнут отсюда. Сквиб! — удерживаемый учителем, Лука с ненавистью смотрел на Виктора.       — Kia wehi. Ka mahara ahau ki a koe. Kare nga toa e murua nga tawai, — процедил он сквозь зубы, а затем отступил и опустился на своё место.       — Оба задержитесь после урока, — бросил учитель. — Итак, переходим к более сложному заданию. Ваши перья должны не просто взлететь над столом, но и…       Оставшееся время до конца урока, Лука больше даже не пытался прикоснуться к своей волшебной палочке, которую профессор Ронен взмахом руки отлеветировал на парту, когда чуть не наступил на неё. Лука сидел, думая о том, что с ним не так, зачем нужны эти глупые деревяшки и… как отомстить Руквуду с Малфоем.       В конце урока рядом нарисовался Аддерли и негромко сказал:       — Если твои разборки со змеёнышами приведут к списанным баллам, мистер умник, или, что ещё хуже: нашей войне со Слизерином, я удушу тебя этими самыми руками. Умные — приносят баллы, а не отбирают, позоря факультет при всех.       Лука сжал кулаки, смотря ему вслед, а затем подошёл к столу учителя, где уже стоял Виктор.       — По-вашему, вы уже взрослые? — хмуро спросил учитель, — В таком случае, господа студенты, объясните мне, старому дураку, что взрослого во взаимных оскорблениях и попытках наслать друг на друга проклятия? Школьную программу мы осилить не можем, но сглазы уже применяем явно не впервые — это разве правильно, Лука?       — Это наше личное дело, — твёрдо ответил он, смотря исподлобья на профессора Ронена. — Руквуд оскорбил меня, я ответил. Нанесённое воину оскорбление прощать нельзя, но и нельзя ввязывать в это своё иви, иначе это породит войну и кровную месть, — с каждым словом Луки, профессор становился всё более серьёзным и мрачным, в то время как Руквуд засмеялся.       — Воин-дикарь — умора, — усмехнулся Виктор, но не успел сказать что-то ещё: профессор Ронен, не смотря на парня приподнял руку, призывая к молчанию, а затем заговорил сам:       — Скажи, а ты жил раньше не на территории Английского Королевства? — задумчиво спросил учитель, и Лука помотал головой. — Мистер Руквуд, оставьте нас, пожалуйста.       — Влип, лохматый? — усмехнулся Виктор, отскакивая к выходу.       — Вашему отцу, мистер Руквуд, я напишу сегодня вечером. Идите, — что-то прошипев под нос, парень вышел из кабинета. Тогда профессор продолжил: — В своё время мне довелось много путешествовать, в том числе, удалось посетить и довольно отдалённые уголки, а потому, мне кажется, что для Вас, Лука, возникает так много сложностей, потому что в подобном обществе Вы находитесь не так долго, я прав? — Лука нахмурился и опустил голову, смотря как его тонкие пальцы водят по ребру учительского стола. — Где Вы жили до того, как переехать в Англию?       — Нга Матуку, это поселение народна маори в Новой Зеландии, — приглушённо ответил он, и профессор шумно выдохнул.       — Воинственный народ, который не так давно вынужденно присоединился к короне, — кивнул учитель, откинувшись на спинку стула, а Лука смотрел на смуглые пальцы, которые слегка тарабанили по дереву. — Несколько недель все газету гудели о Новой Зеландии. Да и о тех войнах я наслышан. В поселениях магия совершенно по-иному используется, этим и обусловлены трудности. Да… Но! Но Вы обязаны научиться пользоваться палочкой, Лука, управляя своими потоками магии, через этот проводник. Больше практики — и у Вас всё получится. Я поговорю сегодня с директором о назначении Вам дополнительных занятий и, думаю, через пару недель Вы освоите её.       — Я не хочу тратить время на то, что и так давно знаю, а эта штука ослабляет магию, — подняв взгляд к лицу профессора, ответил Лука и опустил глаза. — С палочкой магия будет слабее.       — Нет, если верно пользоваться, то она распределит резерв достаточно для…       — Я умею управлять резервом сам и не…       — Вам нравится быть посмешищем? — Лука исподлобья уставился на профессора Ронена, стиснув зубы. — В таком случае, Вы научитесь ею пользоваться. А сейчас идите, до следующего урока не так много времени. Вы знаете, где кабинет или Вас сопроводить?       — Найду, — процедил Лука и стремительно развернулся.       Выйдя из кабинета, он хлопнул дверью и остановился посреди коридора. Всё тело словно пульсировало, желая крушить и разрушать, а магия кололась на кончиках пальцев, преисполненная жаждой вырваться из-под контроля, перерастя в магический выброс. Тяжело дыша, он стоял на месте, сжимая кулаки и смотря перед собой, но не замечая всех этих суетящихся детей.       — Mauahara, — процедил он сквозь зубы.       Лука прикрыл глаза, медленно выдыхая, как учил его великий арики Кахуранги справляться с гневом. Открыв глаза, он пошёл прямо, по полупустому коридору, думая лишь о том, что не здесь он должен быть, не с этими людьми, а рядом с арики, который когда-то давно рассказывал о том, как он тоже жил в этом мире — и выбрал тот.       Как же Лука был тогда глуп, не понимая, почему рассказывая о технических и научных достижениях, арики говорил о том, что жить здесь тяжело таким, как они. Он тогда хотел узнать, что такое эта «другая жизнь». Маленький вайранги…       Мимо прошёл поток третьекурсников, шумных и весёлых, за ними ещё более старшие ребята. Лука никогда не видел таких толп до Хогвартса. Шум нарастал, а людей, высоких и больших, словно айсберги в океане, становилось всё больше — и они шли на него какой-то единой волной, полной жажды утопить его, поглотив и перемолов кости.       Лука отшатнулся к стене зажимая уши и чувствуя, как безумно колотится его сердце. В голове мелькнула мысль, что не сойди он с их тропы — его бы просто затоптали, как толпа гигантских моа может затоптать нелетающих киви и какапо.       Всё перед глазами словно плыло, а он, вжимаясь спиной в стену и зажав уши, смотрел перед собой застывшими широко распахнутыми глазами на бесконечный поток людей. Голова стала кружиться, и Лука зажмурился, но видел перед собой лишь толпу бешеных моа, бегущую, чтобы затоптать его. Воздуха стремительно стало не хватать, отчего Лука стал хватать его ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Время, кажется, остановилось звоном в ушах и болью где-то в груди. За что Боги вновь вонзили в грудь своё тайаха?..       Он не заметил, как кто-то подошёл и положил тяжёлую ладонь на плечо. Распахнув глаза и резко опустив руки, Лука увидел перед собой бордовую мантию с золотистой отделкой, загораживающую весь обзор. Подняв взгляд, столкнулся с лёгким задумчиво-изучающим прищуром на морщинистом лице директора. Голоса постепенно стихали, а Бэзил Фронсак просто стоял, смотря сверху-вниз на первокурсника, словно давая ему отдышаться и закрывая собой от толпы. Когда голоса стихли, а колокольный звон объявил о начале урока, Лука хотел было рвануть в сторону, понимая, что уже опоздал, но рука директора чуть крепче сжала плечо.       — Как тебя зовут? — спросил он, пристально смотря в глаза худощавого мальчика.       — Лука. Лука Гарсиа Цраиг, — нервно сглотнув, ответил он непривычно тихим, почти шепчущим голосом. Ему казалось, что это стоит перед грозный Арики, а сам он ослушался, сбежав в джунгли из деревни, не выполнив поручение или сломав древний амулет Вождя.       — Пойдём, поговорим в моём кабинете, Лука, — нерешительно оторвавшись от стены, он пошёл рядом с директором по пустынному коридору, чувствуя на своём плече чужую руку.       Это показалось ему странным, но от подобного жеста Лука чувствовал некое подобие защищённости. Словно, этот незнакомый арики, подобно Кахуранги, защитит всё своё племя, а Лука — часть этого племени.       — Признаться, — начал профессор Фронсак, когда они свернули к лестнице и стали подниматься, — я хотел сделать это ещё вчера после ужина, но понадеялся, что ты подружился с ребятами, и они помогут тебе привыкнуть к новой жизни. Твоя бабушка, Ирэнэ Баргас, просила принять тебя в эту школу, но сразу сказала, что ты — мальчик особенный, и многое здесь может тебя шокировать, что-то может не получаться. Она в общих чертах объяснила твою непростую ситуацию.       — Так… это из-за неё я здесь? — чувствуя вновь подступающую злость, спросил Лука. — Она говорила, что письма приходят всем, и она ничего не может сделать, чтобы… rewera…       — Прежде, чем обратиться ко мне, Ирэнэ обратилась в магический отдел Министерства с просьбой предоставить тебе, твоим братьям и сестре наставника, чтобы вы учились дома, — негромко сказал директор, медленно ступая по коридору. — Однако, там не сочли вашу ситуацию достаточно непростой и оценили одного наставника в такую сумму, что твоя бабушка была крайне потрясена, Лука. Почти месяц она собирала бумаги, чтобы хотя бы зачислить сюда тебя. Хотя, признаться, Министерство возражало, настаивая, что прибывшие после подписания договора, выходцы Новой Зеландии должны отработать несколько лет на правительство за право получать дальнейшее образование, независимо от возраста и положения.       — И почему она не отправила меня работать? — недовольно спросил Лука и с вызовом добавил: — Думает, я слабый? И Вы так думаете?       — Нет, Лука, она так не думает, — покачал головой Бэзил Фронсак и шумно выдохнул. — Ты очень сильный. Сильнее других, но духом, а не телом. Понимаешь ли… Тебя должны были сослать на строительство новой железной дороги. К сожалению, условия там очень напоминают обычное рабство — и смертность, особенно среди детей, очень высока. Я знаю, о чём говорю, Лука. Но это не основная причина, есть и другая, о которой твоя бабушка просила не говорить тебе. Однако, я считаю, что ты должен знать правду о себе, ради твоего же блага.       — Правду? — нахмурился Лука, — Какую?       — В первые дни вас осмотрел лекарь, — Лука кивнул. — Одно из недавних достижений колдомедиков — диагностика сердца. Кажется, в медицине волшебники значительно преуспели по сравнению с магглами. Не знаю, какова вероятность точного диагноза и как работает эта магия, но лекарь предположил, что подобные нагрузки, как на тех работах, могли убить тебя очень быстро. Через неделю в Мунго вернётся профессор Сметвик — он должен будет осмотреть тебя и решить, насколько близок к истине оказался его ученик. Но, полагаю, тяжёлые нагрузки тебе запретят официально из-за болезни сердца.       — Получается… — нахмурился Лука, замедляя шаг, — она спасла мне жизнь, отправив сюда? — он поднял взгляд на директора, и тот медленно, но уверенно кивнул. — Но почему она мне этого не сказала? — растерянно спросил Лука.       — Ирэнэ хотела сначала узнать всё наверняка, убедиться, но профессор задержался в другой стране, а потом она не решилась заговорить об этом. Скажи мне, Лука, как ты себя чувствуешь? Я видел, что тебе было нехорошо. Что именно ты чувствовал?       — Не знаю… мне казалось, что стая больших моа раздавит меня, а Боги проткнули грудь тайаха, чтобы наказать… Здесь так много людей. И все они умеют так много. И они другие. Не такие… Они странно говорят. Странно одеваются, — Лука дёрнул в сторону рукав своей мантии, словно желая поскорее скинуть её с себя. — Мне здесь не нравится. Я ничего не понимаю.       — В самом начале почти каждый испытывает трудности, сменяя обстановку, дом, окружение — в этом нет ничего страшного и постыдного. Редко найдётся человек, который с радостью бы принял переезд в чужое место, совершённый против его воли. Но пройдёт время — ты обретёшь друзей, найдёшь места, которые полюбятся тебе, увлечёшься каким-нибудь из уроков и будешь жаждать новых знаний. Это место для большинства становится вторым домом и большой семьёй.       — У меня уже есть дом и семья в Нга Матуку! — выкрикнул Лука, отскочив от директора, — Есть дом и семья в Абердине, я не хочу ещё одну — я хочу в свою, к арики, к маме, к братьям! — он прижался спиной к холодной каменной стене и закрыв лицо руками, скатился по ней на пол, чувствуя, как ненавистные горячие слёзы против его воли капают из глаз. Воины не плачут.       — Идём, Лука… Мне кажется, есть здесь всё же кое-что любопытное, что заставит тебя задуматься о том, что не так уж здесь и плохо, — мягко сказал директор. — Полагаю, два места будут тебе особенно интересны, — подняв голову, мальчик хмуро посмотрел на профессора Фронсака, на строгом лице которого появилась едва заметная улыбка.       Одним из таких мест оказалась библиотека с тысячами книг, от которой у Луки захватило дух: он никогда даже представить себе не мог, что существует в мире такое множество книг. А другим местом, названном особо секретным и о котором не должен больше никто знать, оказалась Выручай-комната, которая предстала перед Лукой родными скалистыми берегами у местечка Нга Матуку.       До конца урока Лука с директором были там: мальчик представлял столь родные места, а комната, насколько это было возможно, изображала их. Но, как правило, всё хорошее заканчивается слишком стремительно — и урок подошёл к концу, а задумчивый и строгий Бэзил Фронсак объявил, что на сегодня достаточно было развлечений, и Лука должен отправиться на урок зельеварения, куда он и отвёл помрачневшего мальчика, оставляя с первокурсниками.       

Безрадостная осень 1875 года

      Дни тянулись медленно и тягуче, даже несмотря на несметные сокровища, которыми Лука считал библиотеку и Выручай комнату. Зима медленно подступала. Волшебная палочка по-прежнему не желала слушаться Луку, а он же в свою очередь совершенно не хотел ею пользоваться. Однако, профессор Ронен изо дня в день требовал выполнять заклинания именно при помощи волшебной палочки и придумывал какие-то игры, которые Лука считал детскими и бесполезными.       Отношения накалялись, и мальчик всё меньше слушал учителя, который изо всех сил пытался быть добродушным, весёлым и понимающим. Лука этого не понимал, считая Абрахама Ронена глупым человеком и бездарным учителем. А ещё — Слизеринцем, который поддерживает своё иви, в котором есть Ницодемус Малфой и Виктор Руквуд — их Лука относил теперь к своим врагам.       На уроках по полётам метла за два урока так ни разу и не поднялась в руку Луки, а потом к нему пришёл целитель из Мунго, профессор Сметвик — старый лекарь в очках и с колючим пронзительным взглядом. Кроме этого Лука запомнил лишь горький запах трав от его мантии и просьбу Сметвика, обращённую к директору, не допускать на всякий случай мальчика к полётам.       Зельеварение показалось Луке лёгким и крайне скучным, но с первого же урока он отправился в кабинет директора из-за того, что Руквуд, проходя мимо, кинул в котёл Луки какие-то травы, из-за которых зелье взорвалось, окатив нескольких учеников горячей пеной.       Тогда-то, шестого сентября, Лука впервые и оказался в кабинете директора, который понравился ему больше всех остальных уголков замка. Там было очень много артефактов, которые словно манили и притягивали его.       С того дня Лука стал доводить любые конфликты до того, чтобы его отправили в это необычайно любопытное место, но уже после третьего такого визита за неделю, профессор Фронсак догадался обо всём и разрешил мальчику приходить просто так пару раз в неделю: беседовать и пить чай — при условии, что дисциплина будет отменной и Лука будет стараться колдовать палочкой. Он сразу же согласился, и с того дня больше не был замечен ни в одном конфликте, а уже через несколько дней смог заставить перо взмыть в воздух при помощи волшебной палочки.       С деканом, а тем более с завхозом, отношения Луки складывались с каждым днём всё хуже, даже несмотря на отсутствие явных нарушений со стороны мальчика. Они прекрасно понимали, что свою войну с Руквудом Гарсиа не остановил, но поймать ни на чём не могли. От Виктора же и его друзей, жалобы лились беспрерывным потоком.       Отношения Когтеврана и Слизерина за месяц накалились сильнее многолетнего противостояния Слизерина с Гриффиндором. Завхоз Ранкорус Карпе стал обвинять Луку решительно во всём, включая даже в заговоре с призраком Пивзом, но директор ни разу не позволил дойти до телесных наказаний. Иначе дело обстояло с Руквудом, который был наказан к началу декабря уже трижды, что лишь подливало масла в огонь. Был ещё Ницодемус Малфой, но он словно чувствовал приближение учителей и потому каждый раз выходил сухим из воды.       

***

      В тот день Лука не смог перед ужином попасть в кабинет директора и долго ждал у входа, а проходящие мимо двое учителей, которых Лука ещё не знал, сказали, что Бэзила Фронсака в Хогвартсе нет — и вряд ли он в ближайшее время вернётся.       До ужина времени было ещё достаточно, а потому Лука направился к факультетской гостиной, но затем передумал и свернул в сторону библиотеки. Он хотел найти там что-нибудь о так называемой беспалочковой магии и палочках, чтобы понять, почему умея колдовать без неё, не может пользоваться тем, чем пользуются все вокруг. Хуже он или лучше? Какая магия сложнее?       Лука слегка улыбнулся мыслям, топая по длинному полупустому коридору: арики учил его долго, очень долго, а остальные ребята научились пользоваться очень быстро и не могут, как он. Отбери у них эту штуку — и всё, они будут слабы, как магглы. А он — нет. Его магию никто не сможет отобрать. Значит, они — всего лишь вайранги, которые не понимают, что он лучше. Или... или понимают?       Конечно, учителя это понимают. Лука нахмурился: значит ли это, что они боятся того, что маленький чужеземец из далёкой Нга Матуку станет сильнее них? Поэтому они не дают колдовать без палочки? Интересно, это арики Бэзил решил, что Лука должен колдовать палочкой, или старейшина Хогвартса не знает о том, что учителя-рангатиры запрещают ему?       Лука помотал головой: арики Бэзил добрый, он не может запретить и... или нет? Старейшина не может не знать, что происходит в его иви. Луке удобнее считать Хогвартс одним большим иви, значит, директор, как арики, тоже не может не знать. Неужели, всё-таки это его запрет? Но почему? Почему он не запретит Луке это сам? И почему сейчас он не здесь? Не в своём иви?       Раньше Луке казалось, что директор живёт здесь и, как самый настоящий арики, не покидает своё иви никогда, только если его не призовёт Верховный король и...       Лука споткнулся о новую мысль: почему здесь женщина стала Верховным королём? Разве такое может быть? Рангатира Кахарахэр всегда говорил, что женщины слабые и ничего не смыслят в защите иви, а потому они никогда не могут стать не то, что Верховным королём, но и даже арики или рангатирами. Женщины умеют только воспитывать девочек и смотреть за фаре, пока отсутствуют их воины.       — Гарсиа! Ничего не забыл? — окликнул сзади голос, и Лука с раздражением развернулся и уставился исподлобья на ровесника с платиновыми длинными волосами и утончённо-худыми чертами лица.       — Очевидно, лохматый снова заблудился, — усмехнулся его друг Руквуд.       — Неудивительно, — высокомерно фыркнул Малфой, — это ведь не остров, который в половину Хогвартса. Где уж тут дикарю запомнить, вверху или внизу обеденный зал? — Лука сжал кулаки, с ненавистью смотря на Слизеринцев, но молчал. «Лучший воин тот — который смог избежать сражения», так говорил арики Кахуранги.       — Смотри-ка, Виктор, наш неряшливый лохматый друг не любит, когда его называют дикарём, — сказал Ницодемус, не сводя взгляда с Луки.       Лука прикрыл глаза, чувствуя, как магия начинает бурлить на кончиках пальцев, сжатых в кулак. Он должен заткнуть их. Должен. Иначе так будет всегда. Иначе он не станет настоящим рангатирой, способным за себя постоять. Связать нечем, нет ни лиан, ничего пригодного, что можно было бы ими обратить...       — Смотри, малыш сейчас заплачет, — рассмеялся Руквуд, — как думаешь, нажалуется мамочке, чтобы она его защитила?!       Лука резко открыл глаза. Взмах рукой — и Виктор отлетел в стену. Портрет упал ему на голову, разрывая старый холст. Малфой достал палочку и запустил в Луку жалящим проклятьем, но он успел отскочить. Взмах руки — и порыв ветра столкнулся с защитой Малфоя, сбивая со стен ещё два портрета под охи и ругань остальных:       — Что вы творите?!       — Хулиганы!       — Они будут отчислены!       Ницодемус применил какое-то проклятие, задевшее руку Луки, но он словно не замечая боли, атаковал в ответ. Малфой выписывал жесты палочкой, Лука же в них не нуждался. Удар, другой, третий — и Ницодемус только обороняется.       Лука вложил всю силу и вытянул вперёд руки — потоки бурлящей воды ударили в щит. Ницодемус отступил назад на несколько шагов, но щит держал. Ещё шаг, и ещё.       Яркая вспышка и что-то откинуло Луку назад. В Лужу его же заклятия. Вскочив, он увидел Малфоя, мокрого и побелевшего от ярости: палочка раскололась. Расширившиеся глаза то опускались на палочку, то подлетали к Луке и вновь опускались.       — Ты... ты... — задыхаясь от злости выдавил из себя Ницодемус, — Да я... да ты... Ты за всё ответишь! — выкрикнул он, — Мой отец сошлёт тебя туда, где тебе и место! Туда, где такие же дикари! Я этого так не оставлю!.. Профессор Гекат! — неожиданно жалобно выкрикнул Малфой, и Лука обернулся: по коридору шла декан Когтеврана, — Профессор Гекат! Гарсиа сломал мою палочку и чуть не убил Виктора и меня! Вы обязаны наказать его!       — Виктор, поднимайтесь, я вижу, что Вы живы и вполне здоровы, — бросила волшебница, взмахом палочки, возвращая упавшие портреты на места. — Фрэнсис, добрый вечер, кто начал это?       — Здравствуй, Дина. Эти двое юношей со Слизерина начали беседу с твоим подопечным с оскорблений, а затем напали, — ответила с портрета дама в наряде прошлого века.       — Что?! — взревел Ницодемус, — Она врёт! Гарсиа напал на нас и сломал мою палочку! Мою! Палочку! Вы хоть знаете, сколько она стоит?! Да вашей годовой зарплаты не хватит, чтобы купить такую же!       — А я и не собираюсь ничего никому покупать Малфой, — холодно и без каких-либо эмоций на лице ответила профессор. — Дорогими вещами пользуйте дома сколь угодно, а здесь школа, в которой не место богатой безвкусице.       — Что?! Да как Вы смеете?! Да мой отец уволит Вас! И никто не возьмёт на работу! И этого сошлёт на строительство железной дороги! К таким же дикарям! Да на наши деньги живёт весь этот Мордредов замок! И...       — Мистер Малфой, — перебила поток сознания профессор Гекат, — определитесь, для начала, кого Вы хотите видеть врагом: мистера Гарсию или меня? Иначе Ваши показания скоро начнут противоречить тому, что Вы говорили ранее. Более того, кроме пустых беспричинных угроз, я от Вас ещё ничего не услышала, а потому жду ответа: кто давал право оскорблять и принижать других студентов и провоцировать их на конфликт? Кто дал Вам право обвинять во лжи других и давать заведомо ложные показания? Знаете ли Вы, мистер Малфой, что за ложью тоже следует наказание?       Лука слегка улыбнулся видя, как Ницодемус открывает и закрывает рот, не находя слов, а Руквуд жмётся к стене, не желая стать на место товарища. Но тут взгляд Дины Гекат остановился на Луке, и его улыбка тут же спала с лица.       — С Вами, мистер Гарсиа, разговор тоже будет. А сейчас времени нет. За мной. Все трое!       — Куда? В кабинет директора? — спросил Малфой.       — В Большом зале сейчас будет очень важное объявление, о котором должен знать каждый.       Под конвоем Дины Гекат, Лука, Ницодемус и Руквуд в полном молчании направились в Большой зал, изредка бросая друг на друга косые взгляды. Лука шёл вдоль левой стены, готовый в любой момент к атаке справа, хоть и понимал, что при декане эти двое не станут нападать.       А ещё он думал о том, почему женщина с портрета, имени которой он не запомнил, не сказала, что первое заклятие было выпущено им. Что это — некая справедливость или всего лишь жалость к мальчишке, которому не дают прохода Слизеринцы?..       В Большом зале все гудели, как во встревоженном улее: никто не знал, зачем всех собрали деканы и почему проследили, чтобы на ужин пришли все.       — Что происходит? — спросил Юстус Аддерли.       — Не знаю, но мне категорически это не нравится, — ответил мрачный Азаро. — Директора нет, учителя все вон какие... странные.       — Я слышал, Лерви с пятого курса говорил, что господин Фронсак судится с Министерством, — нехотя сказал Фридрих Синглтон.       — А ему откуда знать? — фыркнул Юстус, — Мог и придумать.       — Его отец работает в Визенгамоте, — негромко сказал Синглтон. — И считает, что дело нашего директора будет рассмотрено не в его пользу.       — Почему? — растерянно спросил Лука. — И что это значит?       — И что за дело? — заёрзал на скамье Аддерли.       — Бэзил Фронсак подал в Визенгамот иск на строительство железной дороги, — ответил Фридрих. — Говорят, он уже месяц борется за права мигрантов, которых заставляют там работать. В первую очередь он считает бесчеловечным использование детского труда, — Лука ловил каждое слово, понимая, что там, на той железной дороге, среди тех детей, могли оказаться и они с братьями и Миной. И только теперь ему пришло в голову, что туда могли угодить Радик с Лионом. Хотя что-такое этот Визенгамот и что такое «иск» или «судится» для него было непонятным: но явно чем-то ужасным.       — Эй, ты в порядке? — спросил Азаро, хмуро посмотрев на Луку, и тот рассеянно кивнул, — Ты очень побледнел. Что случилось?       — Нет, ничего, — мотнул головой Лука, хмуро смотря на пустое директорское место.       — Так что там дальше? — нетерпеливо спросил Аддерли, почти расползаясь по столу, чтобы быть ближе к Фридриху, сидящему напротив. — Почему он проиграет дело? Мне кажется, многие поддержат идею. Это рабство, а мы, вроде бы, народ цивилизованный и рабство порицаем лет... двадцать?..       — Сорок два, — поправил Фридрих, — В тридцать третьем году принят закон. И официально строительство дороги не использует рабский труд, они все наёмные рабочие и их труд оплачивается. Но на самом деле условия, судя по слухам, очень тяжёлые. А за этим строительством стоит Министр магии, это его инициатива...       — Министра магии? — переспросил Лука, — То есть, это железная дорога волшебников, и строят её только маги?       — Я слышал краем уха, что да, — задумчиво кивнул Синглтон. — Но маги все не местные, а те, кто хочет жить в Англии, но не успел найти работу. Для это стягивают людей из новых колоний, в основном из относительно новых: из Баустоленда, Сьерра-Леоне, Канады, Восточной Флориды, Новой Ирландии, Новой Зеландии, Новой Гвинеи, Фиджи, Редоны, значительной части Британской Индии...       — Да-да-да, всё, Фридрих! Хватит, мы уже поняли, что ты умнее нас, дураков необразованных, и знаешь много, — фыркнул Аддерли, — Мерлин, почему Синглтоны все такие нудные? — спросил он, переведя взгляд на Азаро.       — Они не нудные, — степенно ответил Фидрих, — просто Фридрих чаще слушает твоего деда, чем мы с тобой.       — Между прочим, — сказал Синглтон, — мистер Вьятт Аддерли — лучший картограф Великобритании, а ты — его внук, который мог бы перенять бесценный опыт и...       — Не интересны мне карты! — простонал Юстус, — Не интересны ваши эти колонии и железные дороги! Мордред раздери, это скучно! — Лука закусил язык, чтобы вновь не влипнуть в неприятности: арики учил, что лучший воин тот, который избежал боя.       — Тебе лишь бы веселиться... — покачал головой Азаро. — Что ты делаешь на Когтевране? Ты — истинный Гриффиндорец.       — Сочту за оскорбление, мистер Азаро, — тут же попытался изобразить обиду Юстус, но с трудом сдерживал улыбку. — Вызываю Вас на дуэль!       — Это подтверждает теорию о том, что шляпа никого не распределяет, а все списки утверждены заранее, — монотонно произнёс Синглтон.       — А это кто? — вытянулся Азаро, смотря на вошедшую в зал даму.       — Учитывая то, что нас собрали внезапно всех и мы долго просто сидим, то ждали мы именно её, — заметил Фридрих.       Он оказался прав: зал затих, а незнакомка заняла постамент, с которого обычно выступал профессор Фронсак. Аддерли тихо пробубнил, что ему это очень не нравится, и Лука был с ним совершенно согласен.       — Здравствуйте. Меня зовут Евпраксия Моул, и по решению Министерства магии Великобритании, с сегодняшнего дня я являюсь директором Хогвартса.       По залу прокатился рокот приглушённых голосов. Лука застыл, непонимающе смотря перед собой: как такое могло произойти? Кто эта женщина? И как женщина может быть директором? Что теперь будет? Всё рухнет?       — Господа студенты и преподаватели, — продолжала она, — несомненно, многие из вас знают о том, что Бэзил Фронсак, бывший директор Хогвартса, подал в суд Визенгамота на действующего Министра магии, господина Спэвина. Сегодня он поплатился за этот безрассудный и глупый поступок, порочащий честь и имя чистокровного волшебника. Ввиду его почтенного возраста, Министерство не стало проводить тщательный анализ всех последних действий Фронсака, хотя я совершенно уверена в том, что за его словами стоит далеко не забота о дикарях, которых приютила корона — а идеи более радикальные, которые могли обернуться большой проблемой для всех нас. Но, слава великому Мерлину, решением Визенгамота, два часа назад с Бэзила Фронсака были сняты полномочия директора, а также он был уволен из Хогвартса указом Министра магии...       Дальше следовало ещё много слов, которые Лука даже не пытался услышать и запомнить, уйдя в потоки мыслей: почему он ничего не знал? Почему не поинтересовался, из-за чего директор стал сильно уставать и пропадать из школы или принимать в кабинете чужаков не из школы?..       Кинув взгляд на стол Слизерина, Лука застыл, растерянно смотря на довольных Малфоя и Руквуда. Эти двое решили, что им ничего не будет, что про них забыли? Возможно. Но как они могут радоваться, зная, что пришла беда?       — Чему они рады? — глухо спросил Лука, не заметив, что это прозвучало не в его голове, а вслух, и потому вздрогнул от неожиданности, когда ответил Азаро:       — Профессор Фронсак не поощрял никогда тёмные искусства. В том году исключили двух Слизеринцев. Говорят, с того момента все потомственные Слизеринцы его возненавидели.       — Да, — кивнул Аддерли, — мой дядя рассказывал, как Руквуды пытались отстоять отчисленных, потому что там кто-то был то ли племянником кому-то, то ли внуком, а Фронсак поставил вопрос ребром: либо тихое отчисление, либо он подаёт иск в Визенгамот и сдаёт пухлый перечень семей, сильно увлечённых запретными разделами чар. Тогда добрая половина из «Священных» забеспокоилась...       — Ещё бы, — усмехнулся Азаро, — полагаю, наши рода в этом списке тоже были. Только мы храним и тихо изучаем, а змеи ещё и применяют. Исподтишка.       — И что теперь будет? — спросил Лука.       — Не знаю её, — пожал плечами Синглтон и задумчиво окинул взглядом появившиеся на столе блюда: речь нового директора закончилась, и начался ужин.       — Я знаю... — мрачно отозвался обычно весёлый Аддерли. — Война будет. Слизеринка, работающая на Министерство — худшая из комбинаций. Поэтому и змеи радуются.       — Да, ты прав, — сказал кто-то из старшекурсников, сидящих рядом. — она выступала за то, чтобы ссылать всех иноземцев на тяжёлые работы. Она же была в инициаторах проекта по железной дороге к Хогвартсу. К слову, ходят слухи, что старого Бэзила сместили после её личного разговора с главой Визенгамота. Министерство хочет контролировать школу полностью.       — Что делать будем? — с мрачной деловитостью спросил Фридрих.       — С грифами и барсуками надо объединяться, причём срочно, — ответил староста Когтеврана. — С этого дня табу на ссоры с ними и внутри.       — Сложно будет, — хмуро вздохнул старшекурсник. — Эта дама за телесные наказания всей душой ратует. Предлагала несколько месяцев назад пытать заключённых перед отправкой в Азкабан.       — Да, я тоже слышал, — кивнул староста. — Два-три дня смотрим, что будет делать. И если я прав, то будет очень тяжело. В таком случае, все должны будут подписать прошение в Визенгамот о возвращении Бэзила Фронсака.       — Хорошая идея. Я поговорю с барсуками, — окинув зал взглядом, старшекурсник добавил: — Если прошение не поможет или не дойдёт в Министерство, придётся действовать методами грифов и в открытую бастовать. Только в духе барсуков: дружно, все вместе, слаженно. И вместе с ними и грифами. Змеям — никому ни слова.       — Согласен, — кивнул староста. — В любом случае, нужно будет провести собрание всем курсом. Сразу после отбоя всех жду в гостиной. Обход будет сегодня поздно: Дина говорила Фигу о собрании деканов с новым директором...       — Стоп! — выронил вилку Аддерли, — Талбот, ты всё знал? До её прихода?       — Не совсем, — покачал головой староста. — Я слышал, что будет новый директор, но понятия не имел, кто именно.       — И молчал?!       — Тише ты! — ткнул его Азаро, — Не хватало ещё внимание привлечь... — он переложил кусок рыбы из общего блюда в тарелку Аддерли, а себе котлету. — Ешьте, а то точно поймут, что мы тут замышляем революцию по устранению министерских гадюк…