Часть первая. Пульс пробуждения

      И наступило очередное ничем не примечательное утро… Может быть, через месяц или, как его тут ещё называют, цикл, мне можно было бы так сказать. Но для меня начинались только вторые сутки, как я поселился в квартире Мельхиора, и третьи — как вообще появился в городе-улье. Вряд ли прямо сейчас такая фраза была бы уместна. С другой же стороны, я ощущал, как волны нуарного настроения накатывают на меня, и эти самые слова к ним подходили как нельзя кстати.       Представлял, что как открою глаза, так увижу серые стены, на которых падает пасмурный свет из открытой двери, вдохну полной грудью сырой осенний воздух и, меланхолично заварив рекафа, постою на балконе, глядя сквозь поднимающийся парок и уличное окно на потихоньку накрапывающий дождь.       Дежа вю. Определённо точно однажды я уже так лежал и лениво фантазировал под моросящие капли. Изнутри зрело странное ожидание, что вот-вот прерву этот шорох по стеклу и они пропадут, словно их и не было. Ведь их и не должно здесь быть… если только мне город-улей не привиделся в до сумасшествия подробном сне.       «Если шум дождя мне чудится, то я вот-вот проснусь окончательно и он пропадёт. А если эти звуки настоящие, то я вернулся к себе домой… Пятьдесят на пятьдесят, всего лишь бросок монетки для того, чтобы разрушить один из вариантов настоящего. Что ты выберешь, неспящий?»       Я задержал дыхание и с заметным усилием разодрал слипшиеся веки.       В комнате было на удивление прохладно, однако… Однако эта была комната Мельхиора. Его, а не моя. Значит, всё же сон. Хотя подождите-ка, этот звук никуда не пропал.       Что происходит?..       Откинув одеяло, я босыми ногами прошлёпал до лоджии и так и застыл на пороге.       За окном действительно моросило. По стеклу струились тонкие ручейки, а пространство вдали тонуло в сером тумане, в котором очертания домов через шоссе размывались тёмными пятнами.       — Охренеть. Это как вообще понимать?       «А никак. Принять как данность. Только под таким дождиком гулять я бы не советовал. Мало ли, вдруг кожу разъест».       Но несмотря на эти скептические мысли, я ещё постоял, глядя сквозь стекло на туман. В конце концов, мне всегда нравилась осенняя погода…       Но, пожалуй, надо всё же заняться делами.       Стук в дверь застал меня врасплох. Как назло, я именно в этот момент водил бритвой по скуле, а от резкого внезапного звука рука дёрнулась, оставив тонкий порез на щеке. А самое обидное — я как раз заканчивал с щетиной.       — М-мать!       После недолгой паузы стук повторился. Я, оторвав от бинта лоскут и прижав его к щеке, в одной майке и домашних штанах подошёл к двери. От того, что брился без пены, кожа слегка зудела. Надеюсь, не покраснеет.       Уже схватившись за ручку, вдруг задумался: спрашивать ли, кто ко мне ломится? А хотя вариантов как бы немного…       В этот раз замок разблокировался сразу же и позволил мне встретить незваных гостей.       Их в коридоре стояло двое. Оба в серых длиннополых плащах и в туфлях, с портфелями-дипломатами и похожими как выражениями лиц, так и осанкой, но на этом сходство заканчивалось: под плащом у мужчины средних лет виделась светло-кремовая рубашка, а у женщины — тёмно-синяя блузка. Её волосы были собраны в пучок на голове и выглядела она старше своих лет.       А вот и обещанные чиновники из департамента.       — Здравствуйте, — пробормотал я, не убирая ладонь с бинтом от лица.       — Мельхиор Амадеус? — деловито уточнил мужчина.       — Да, это я.       Он достал из кармана идентификационную карточку, на которой, в отличие от моей, было что-то написано и изображено. Какой-то логотип, похожий на букву английскую «I».       Знакомый, блин. На языке вертится.       — Писарь Гай Дантан из департамента по делам граждан. И моя коллега…       — Писарь Хелен Асиум, отдел окончательной регистрации граждан и оказания посмертных услуг, — произнесла женщина, показав своё удостоверение.       — …Мы пришли к вам по делу об изменении вашего статуса и истечению отсрочки от вступления в силу пересмотренного решения по вашему месту жительства. Разрешите войти.       — Да-да, конечно…       Они прошли мимо меня и я закрыл дверь. Оба клерка местного Администратума направились сразу же внутрь квартиры, даже не сняв обувь в прихожей. Я поплёлся следом.       — Сейчас я произведу осмотр помещения, — сказал Гай и, положив свой дипломат на стол, достал из него папку, чем-то похожую на ту, которую я видел у Инвин Цибуса. — Мельхиор Амадеус, дождитесь результатов осмотра.       Я же вытащил из шкафчика рядом с раковиной складные стулья и поставил их перед столиком.       — Прошу, присаживайтесь, — обратился к женщине и посмотрел в сторону Гая. — Вас понял, делайте, что нужно.       — Хм, — дама поджала губы, однако села и положила свой портфель рядом с чемоданом коллеги.       — Вас угостить? — спросил я у них обоих и вспомнил, что у меня ничего вообще-то нет.       — Благодарю, воздержусь, — сухо ответила женщина.       — А я бы не отказался, — вдруг сказал Гай, осматривая диковинным моноклем пломбы на розетках. — Мне просто воду, если у вас есть отфильтрованная.       — Только из магазина.       — Тоже не откажусь.       — Прошу прощения? — с вопросительной интонацией произнесла дама, глядя на то, как я наливаю из бутылки в стакан прозрачную жидкость.       — Всё в порядке, Хелен. Перед нами добропорядочный сознательный гражданин… — он отошёл в прихожую, судя по звукам, оглядел шкаф-купе, после чего вернулся, убрал монокль в портфель и принял от меня стакан. — Итак, Мельхиор Амадеус, должен отметить, что следов нарушения пломб не обнаружено, ваше жилое помещение в удовлетворительном состоянии и ваше предыдущее прошение об отсрочке было удовлетворено в заочном порядке. Теперь перейду к делу. Садитесь.       Подав мне пример, он сел в предложенный мною раскладной стул и достал несколько документов.       — Я вас слушаю, — и снова мой голос звучал в половину от своей силы.       Бинт к тому моменту отправился в мусорную тару, которую я решил не выносить до тех пор, пока не закончу с пришедшими из департамента. Кровь из пореза давно остановилась и я надеялся, что моё лицо выглядит нормально.       Хех, закончить с пришедшими из департамента. Нет, трупы в тару не поместятся даже по частям. Да и такая кровожадность не в моём духе. Зато чёрный юмор — вполне.       — Как я уже говорил, ваша предыдущая заявка об отсрочке от перевода в более соответствующий вашему статусу и уровню компетентности район второго уровня города-улья Маарат была удовлетворена в заочном порядке благодаря рекомендации со стороны конклава технологов. Однако соответствующая рекомендация в последний день истёкшего цикла была отозвана, таким образом, отсрочка прекратила своё действие. Принятое решение незамедлительно вступило в силу с началом нового цикла, о чём от лица департамента по делам граждан вас уведомляю, — он протянул документ с соответствующим заголовком и текстом мне в руки и перьевую авторучку. — Распишитесь в получении уведомления.       — Что это значит для меня конкретно сейчас? — я проскользил глазами по тексту и оставил галочку в самом низу.       — В связи с аннулированием вашего рабочего статуса и утратой источника дохода квартира изымается в течение пяти полных суточных смен и вы отправляетесь в новый район города-улья… — Гай Дантас достал запечатанный конверт, аккуратно вскрыл его по шву и вытащил оттуда очередной лист, после чего на его лице промелькнула тень человеческих чувств. — Прошу не принимать мои предыдущие слова за официальную позицию департамента. Официальная позиция следующая: Мельхиор Амадеус, вы понижаетесь в правах и высылаетесь на первый уровень. Временное жильё можете получить по направлению ответственного за распределение внутренней миграции в департаменте по делам граждан на первом уровне. Вот заверенный печатью магистра департамента акт. Вашу роспись, пожалуйста.       — Пять полных смен… Это пять дней?.. — сквозь шум в ушах пробормотал я и вгляделся в мерцающие перед глазами строчки на толстой вощёной бумаге.       Если даже для меня эти новости оказались неприятной неожиданностью, то боюсь представить, что бы почувствовал настоящий Мельхиор.       Вот только… мне действительно было неприятно.       — Пять дневных и ночных смен, — ответил мужчина и защёлкнул застёжки на своём дипломате. — Будут ещё вопросы?       — Оставшееся время мне можно оставаться в этом жилище?       — Да, установленный срок выселения не лишает права пользоваться доступными материальными благами. Все бытовые удобства останутся доступны.       — Сколько у меня остаётся денег на карточке? Я смогу купить билет на поезд отсюда?       — Вы можете запросить выписку о вашем балансе в любом аффилированном с финансово-экономическим департаментом городском банке… Приношу свои извинения. Вашу идентификационную карту, пожалуйста.       Я молча подал её собеседнику. Он снова надел свой монокль, за стеклом которого пробегали едва различимые символы, осмотрел её со всех сторон и вдруг у меня на глазах переломил пластик пополам.       — Ваша идентификационная карта аннулирована актом о переселении. Новую вы сможете получить в департаменте по делам гражда…       Я кивал его словам и отчего-то хотел проснуться. Всё происходящее казалось дурным сном, который как начался, так и не заканчивается до сих пор.       С чего я вообще решил, что у меня хоть что-либо получится? С чего я решил, что мне кто-нибудь поможет?       Мужчина протянул мне белую пластиковую карточку без обозначений из портфеля:       — Это ваш временный идентификатор. Пользуйтесь им для удостоверения своей личности, как постоянным. Рекомендую после спуска на первый уровень получить новую карту гражданина, поскольку срок эксплуатации временной карты составляет один полный цикл. В случае, если вы не успеете получить новую карту, вас могут задержать протексы с последующим заключением для выяснения личности и административным взысканием вплоть до принудительных работ.       — Я понял. Мне всё ясно. Спасибо.       — В таком случае, даю слово коллеге. Хелен Асия, прошу вас.       — Премного благодарна, — её целиком отстранённое лицо не несло ни малейшего намёка на хоть какую-то признательность. — Итак, Мельхиор Амадеус, я здесь по поводу последней воли вашего отца, Виктуса Амадеуса. Должна сообщить, что накоплений с ветеранской пенсии больше не осталось. Нынешний транш на ваш личный счёт — последний. Примите к сведению.       — Хорошо… — слова Хелен внезапно развеяли всю нахлынувшую на меня апатию.       Я судорожно размышлял. Ветеранская пенсия? В каком смысле?       — Кроме того, ваш отец хранил в личной ячейке несколько вещей, которые предписал отнести вам вместе с последним траншем. В их числе: письмо, четыре памятных пикта, наручный хронометр и именной лаз-пистолет, — однако не успел я хоть как-то осмыслить её последние слова, как писарь продолжила. — Однако согласно пятому пункту и четвёртому подпункту из постановления «Об обороте оружия среди гражданского населения, редакция двадцать третья, исправленная», вы не имеете права владеть оружием гвардейского типа и у вас нет лицензии на владение гражданским оружием. Таким образом, именной лаз-пистолет вашего отца был выкуплен Адептус Муниторумом по его себестоимости. За вычетом налогов и сборов, сумма направлена на ваш депозит.       — А вот это неожиданно, — я даже слегка охрип.       — Поэтому у вас хватит денег на межуровневый монорельс и ещё останется в качестве подъёмных, — Гай даже сдержанно улыбнулся. — Многие другие кандидаты на понижение находятся в куда более худших условиях, нежели чем вы, Мельхиор Амадеус. Некоторые из них даже будут нуждаться в кабальном кредите на новом месте. Возблагодарите Бога-Императора за то, что ваш отец служил в Имперской Гвардии, дослужился до статуса ветерана и обеспечил вам достойную жизнь. Ведь понижение — это не приговор. Если вы добьётесь успеха внизу, то получите право вернуться к жизни на нашем уровне.       Я налил себе воды в стакан, сложил ладони аквилой и после залпом выпил, пытаясь уложить всё в голове.       Вот это да. Вот это, сука, да. Отец Мельхиора оказался ветераном Имперской Гвардии? Но как?       — Мой… кха. Мой отец ещё что-нибудь оставил в завещании?       Дама положила на стол пластмассовый контейнер и набрала комбинацию на цифровом замке. Мгновение — и тот тихо пискнув, откинул крышку.       Внутри лежал плотный чёрный пакет.       — За исключением вышеозначенных вещей, больше ничего, — вместе с пакетом писарь протянула очередной документ. — Акт передачи, оставьте подпись.       — Спрошу вне протокола, — Гай с заметным любопытством глядя мне в глаза, — вы не выглядите особо расстроенным или… не так, как многие другие кандидаты на понижение. Почему?       — Может быть, потому что я участвовал в экспедиции Механикус на уровень ниже?       Наступила гнетущая тишина.       Судя по свету с лоджии, дождь или то, что его заменяло, давно закончился и вовсю разгоралось утро.       — Вы были… — почти синхронно начали оба писаря, но женщина замолчала, позволяя, видимо, своему старшему коллеге закончить вопрос: — …на первом уровне?       — Да. А что такое?       Мне ответил писарь Гай:       — Знаете что, Мельхиор, вы необычный человек. В вашем личном деле указано, что ни одна из ваших попыток устроиться на работу после достижения возраста ответственности не продлилась больше трёх циклов. Единственное исключение: конклав лексмехаников, где вы трудились на благо города-улья больше года. И раз даже Механикус отвергли вашу кандидатуру, то… вам не так много и остаётся. Спуск вниз для вас будет являться благом.       — Гай Дантас, по возвращению я не буду указывать в отчёте ваши последние слова, однако не могу не выразить своё неприятие.       — Хелен Асия, ваше неприятие зафиксировано. Мельхиор Амадеус, — он вновь повернулся ко мне, — подписанные документы остаются у нас. Копии актов вам принесёт посыльный в конце дневной смены. От лица департамента по делам граждан надеемся, что вы за указанный срок завершите все свои дела, добровольно покинете второй уровень и отметитесь на первом. В противном случае, вы будете объявлены в розыск и принудительно отправлены вниз. В случае вашей смерти в указанный промежуток времени и её доказательства, ваша временная карта гражданина будет аннулирована, а средства и имущество изъяты в пользу города-улья Маарат по воле мэра-викария, планетарного губернатора и Бога-Императора. Аминь, — и мужчина сложил ладони той самой птичкой, что и я недавно.       — Аминь! — повторила его коллега.       Мне оставалось только последовать их примеру.       Я проводил обоих членов департамента по делам граждан до общего коридора и, закрыв за ними дверь, понял, что если не обопрусь о стену, то просто осяду на пол.       Офигеть.       Обалдеть.       В какой же я заднице, а?       Не успел я хоть как-то прийти в себя после исключения из технологов, как выясняется, что всё, приплыли — собирай вещи и сваливай отсюда нахрен.       Но… а вдруг это и впрямь к лучшему? Потому что я не Мельхиор, я не смогу жить его жизнью и всех обманывать. Рано или поздно подмену заметят, а внизу, где меня никто не знает, можно будет начать всё с начала.       И действительно, чем больше я об этом думал, тем более привлекательным казался вариант просто принять постановление о переезде. Да и та неприятная слабость отпустила. И чего я боялся, ха-ха. Догадывался же, что так и будет. Только всё равно с так называемым другом встретиться придётся.       Может, и глупо всё это, внутри меня что-то противилось при мысли покинуть уровень, не попрощавшись. Непорядочно это, господа.       Однако прежде чем выходить из уже не своей квартиры, я вернулся за столик и взял в руки плотный увесистый пакет из чёрного материала.       Типичная синтетическая влагонепроницаемая обёртка. Только остаётся её осторожно вскрыть и достать то, что внутри. Впрочем, судя по тому, как сквозь полиэтилен прощупывались твёрдые грани, внутри упаковки находилась ещё одна коробка. И, признаться, меня пробирала лёгкая дрожь вкупе с возбуждением.       Я смогу что-то узнать о прошлом того человека, на месте которого оказался. Подумать только.       Кем он был? Как жил? Почему находился здесь в квартире, которая не соответствовала его статусу?       Сколько много вопросов, и ответы на них могут быть внутри…       Бережно разрезав край упаковки ножом, стал рвать дальше пальцами. Она нехотя поддавалась. Внутри оказалась пупырчатая плёнка, от вида которой я усмехнулся, а уже под слоем плёнки — шкатулка из лакированного дерева.       Она едва уловимо пахла канифолью. Слегка скользила и несмотря на размер, оказалась увесистой. Насыщенный каштановый цвет боков переходил в чёрную крышку, по которой змеились прожилки, похожие на декоративный камень. И, кажется, это действительно был оникс, который здесь, в полностью искусственном городе-улье, можно было считать не поделочным камнем, а по-настоящему драгоценным.       Семейная реликвия, что ли.       Наверное, эта шкатулка стоила целое состояние. Тем удивительнее, что она оказалась просто коробкой для наследства и не входила в список оставленных мне… Мельхиору вещей.       Я, сглотнув, открыл её.       Ни скрипа внутренних петель, никакого постороннего звука. Крышка поднялась, как невесомая.       В ясном голубовато-белом свете из приоткрытой дверцы я увидел серебряный блеск на стальном ремешке, поверх которого лежал чёрный циферблат с мерцающими внутри зелёным цифрами:       [01:34:08:244]       [02…]       [03…]       Секунды, минуты, часы… дни? Местное время? Если так, то жаль, что часы не показывают год и тысячелетие. Хотя, наверное, я слишком многого прошу.       Подумал, взял хронометр в руки и застегнул браслет на запястье. Надо будет надеть кофту с длинными рукавами, а то вдруг ещё украдут. Вместе с рукой, хех. Жалко, что вместе с ними инфодеска не было. Мобильный когитатор… Он мне очень пригодился. Но что имеем, то имеем.       «Раскатал губу, аж противно. Забыл, где находишься?»       Следующими я достал два конверта, раскрыл и достал содержимое, но перед чтением письма решил сначала поглядеть на фотографии.       На первой из них я увидел двоих людей в квартире, очень похожей на мою. Наверное, это и есть родители Мельхиора: мужчина с проседью на висках, в гвардейской форме и с волевым взглядом, а также миловидная женщина с искренней улыбкой в обычном платье.       Чем-то этот мужчина был похож на моего соседа… Нет, не лицом, не стрижкой, да и аугментики на фотографии видно не было, но всё же в нём чувствовалась выправка и внутренний стержень. А раз он ещё и пережил службу в Имперской Гвардии, то этот человек должно быть совсем не прост.       Я присмотрелся. Нет, фотография слишком маленькая, цвет глаз не разглядеть. Зато под изображением аккуратной рукописью…       «Виктус Амадеус и Сайра Венеамина. Город-улей Маарат, 993 М41».       Действительно родители. И дата… говорящая.       Мне даже пришлось отложить остальные фотографии в сторону, чтобы всё прямо сейчас и обдумать.       Конец сорок первого тысячелетия.       Конец. Мать его. Сорок первого тысячелетия.       Мельхиору, навскидку, лет за двадцать. То есть… Сейчас самое начало сорок второго? А что я помню из ключевых событий прошлого миллениума?       Простите, но…       Блять.       Тринадцатый Чёрный крестовый поход, падение Кадии, возвращение примарха Робаута Жиллимана и Чумные войны. Так, стоп, нет, Чумные войны — это уже сорок второе тысячелетие. Как и Неодолимый Крестовый поход. А вот Цикадрис Маледиктум…       Блять, блять, блять.       Почему, почему я узнаю, какое сейчас тысячелетие, из пикта родителей Мельхиора, а не из официального календаря, сводки новостей, инфодеска или откуда-нибудь ещё?!       Что там я ещё читал… Цикадрис Маледиктум расколол Империум Человечества и теперь ни единый мир не может ощущать себя в безопасности?       Классное время для жизни. И буду дико хохотать, если из всех местных об этом знаю только я. Ещё бы выяснить, по какую сторону от Астрономикона я нахожусь в текущий момент для полного счастья, и можно…       Ладно, ладно, лад-но. Успокойся. Эта дата ещё ничего не значит. Может быть, время местного мира не согласовано со временем на Святой Терре, и разрыв идёт на десятки лет. Но даже так, если допустить такой реалистичный для Вархаммера сценарий, я… либо живу в конце сорок первого тысячелетия, либо в начале сорок второго.       На планете, которая, скорее всего, никак не затронута войной.       В городе-улье, который в сравнении с другими мирами Империума похож на курорт.       Где единственная экзистенциальная угроза для местных жителей — отправиться на уровень ниже.       «Не хотелось бы…»       Я резко сжал виски и усилием воли остановил внутренний голос.       В прошлый раз мне не хотелось встречаться с Механикус и меня сразу же вызвали в конклав к лексмеханику. В этот раз… Я запрещаю себе додумывать эту мысль. Запрещаю!       И вообще, стоит вернуться к фотографиям. Надеюсь, они не окажут на меня настолько же сильного воздействия, как этот пикт чьей-то давно уже закончившейся семейной жизни.       Я вздохнул и взял вторую карточку. Задержал дыхание. Повернул лицевой стороной.       Снова тот же самый мужчина, но в этот раз в домашней одежде, улыбающийся и придерживающий за руки вразвалочку ковыляющего ребёнка.       «Виктус Амадеус и Мельхиор Амадеус. Город-улей Маарат, 996 М41».       В глубине души я внезапно проникся тем солнечным теплом, которым веяло от пикта. Захотелось представить, что значила для ветерана гвардии такая мирная жизнь. Уверен, он её ценил.       — Вот, значит, каким ты в детстве был…       На третьем пикте Мельхиор выглядел лет на пять. Вместе со своей матерью он шёл по аккуратной дорожке под деревьями, отдалённо напоминающими земные. Где-то за кадром, наверное, находился Виктус, и да, на этой фотографии мне удалось разглядеть цвет глаз присутствующих: у матери он был насыщенно голубой, а вот у меня… фиолетовые.       Хм-м-м, а где этот пикт был сделан?       «Сайра Венеамина и Мельхиор Амадеус, центральный парк города-улья Маарат, 001 М42».       Я присвистнул. Не хотелось бы сравнивать с другими известными мне городами Империума, но… там такое только на уровне аристократических шпилей можно было бы увидеть.       Перед тем, как перевернуть последнюю фотографию лицевой стороной наверх, я сделал небольшой перерыв. Походил из стороны в сторону с зажатыми за спиной руками, вышел в лоджию и открыл створку.       Мир снаружи жил своей жизнью, не обращая внимания на отдельных людей. По улице Семидесяти пяти гвардейцев ехали машины, издали доносились обычные городские звуки, а искусственное небо сияло всей поверхностью, создавая рукотворный день.       Я выглянул из окна. Сосед, как обычно, стоял у себя на балконе и глядел куда-то вдаль, но в этот раз вместо сигарет он держал нож, на отполированном лезвии которого отчётливо виднелись углубления кровостока.       Внушительно. Настоящее холодное оружие. У нас бы с таким разгуливать по улице не удалось.       Зайдя обратно в помещение, я медленно подошёл к столу и поднял последнюю фотокарточку. Резко, чтобы не передумать, перевернул её.       Подросток, в котором угадывались знакомые из зеркала черты, стоял вместе со своим отцом, который в сравнении с самим собой на первом пикте заметно постарел. В руках юноша держал лазган, на котором удавалось разглядеть аквилу. Позади них по небу плыли облака, а на горизонте темнели очертания не то горы, не то… Города-улья?       А ведь действительно, вот и основание, вот середина, а вот и шпили. Но с какого расстояния эта фотография была сделана, раз даже так не все шпили вошли в кадр целиком?       Что-то подсказывает мне, будто это Маарат на заднем плане. Хех, а ведь что отец, так и сын стояли без скафандров и без респираторов. Значит, снаружи атмосфера с биосферой ещё не убита?       В какой удивительный мир я попал.       «Виктус Амадеус и Мельхиор Амадеус. Пригород Интербеллума, 011 М42».       Какое знакомое слово. Интербеллум… Межвоенный, если не ошибаюсь, хотя сейчас без интернета, ха-ха, всё равно не проверить.       Я сощурился, вынес все фотографии на свет и внимательно разглядел каждую из них.       Кажется… Кажется, у моего отца тоже фиолетовые глаза. А у кого в Вархаммере такой цвет радужки?       …       Вероятнее всего, это значит, что Виктус Амадеус — выходец из Кадии. Вряд ли бы кто-нибудь другой стал бы учить своего сына стрелять из лазгана.       Я убрал все карточки в сторону и зажмурился, помассировал виски.       Ничего не понимаю. Вот вообще ничего не понимаю. И пока не разберусь с кашей в голове, письмо трогать не буду. Не хватало ещё больше запутаться во всех нынешних откровениях.       Ох, как же сложно-то жить.