Часть первая. Пульс пробуждения

      За прошедший час я отстрелял несколько десятков полных автоматных рожков и, похоже, отбил плечо: из-за постоянной отдачи, передающейся через приклад, оно ныло. Не удивлюсь, если и синяк поставил.       Сильно спасли наушники. Без них, не знаю, оглох бы на время — даже сквозь поролон подкладок звуки выстрелов доносились отчётливо. Резко. И действовали на нервы.       Тем контрастнее звучал спокойный голос в вокс-бусине, которым Александр комментировал мои действия:       — Долго целишься, бери на упреждение…       Бах, бах, бах!       — Спину ровнее, прицел гуляет. Руки!       Бах, бах, бах!       — Неплохо. Теперь повтори, но на повышенную дальность. Правильно прицелился, пробуй.       Бах, бах, клац.       — Патроны кончились. Пауза — подарок врагу. Ты убит.       Без игрового интерфейса стрелять оказалось… неприятно. К тому же я до этого настоящий автомат в руках не держал, поэтому сперва бывший военный дал мне краткую вводную, что к чему, ну а при стрельбе вдруг накатили воспоминания из детства… моего детства.       Родители вместе со мной гуляли в парке. Мать со старшим братом ушла вперёд, а я вместе с отцом остался возле тира. Тяжёлое чёрное ружьё от каждого выстрела старалось вырваться из рук, но сбитые пулями банки падали за стол. Кажется, я тогда по очкам выбил утешительный приз.       К чему это всё. К тому, что я сам не знаю, чего ожидал. Может быть, мышечную память, раз мне досталось тело Мельхиора. Его рефлексы, боевые навыки, которым парня должен был обучить отец, переживший десятки военных кампаний. Но стоило только мне взять автоган, как я понял — ничего этого нет. Ничего. Пусто.       Хотя… руки не дрожали, это вот да. Но прицел всё равно гулял.       Где-то посреди тренировки хозяин магазина принёс замотанный в промасленную ткань лазган вместе с батареями. Их всех Александр сразу же отложил в сторону:       — Сперва закончим с автоганом, техника стрельбы из лазгана отличается. А у нас сейчас стандартная баллистика.       Я лишь кивнул, приняв аргумент, и продолжил расстреливать далёкий человеческий силуэт, который проецировался с потолка гололитом. В точках попаданий он дрожал, расплывался и распадался на отдельные лучи.       Александр тем временем стоял рядом со мной и прикрывал огнём, когда я перезаряжался, не давая мишеням подобраться ближе красной черты.       — Сколько осталось магазинов? — его спокойный голос на фоне выстрелов никак не менялся.       — Пара.       — Заканчиваем тогда. Займи позицию, я вызываю волну. Готовность десять секунд. Перезарядись.       Резкий визг сирены ударил в барабанные перепонки прям сквозь наушники. Я сдержанно убрал пустую обойму и закрепил новый магазин до упора.       Все миражи на полосе пропали, а после сгустились в самом конце, став бегущей на нас человеческой волной.       — Очередь по три, сектор справа, — скомандовал гвардеец и открыл огонь со своей стороны.       — Так точно.       За три выстрела отдача не так сильно смещала прицел, так что я быстро наводился на следующую цель и запускал в неё тройку боевых патронов: два обычных и один трассирующий.       Тридцать патронов, десять очередей… Восьмая, девятая…       — Перезарядка!       — Принял, — сразу же отозвался Александр и полил огнём мой сектор. На его участке врагов не осталось.       В этот раз я слегка переволновался и задержался с тем, чтобы вытряхнуть гильзу из патронника.       — Перезарядка, — заявил напарник и прекратил стрелять.       — Готов!       Семь мишеней, семь почти материальных фигур, пересекающих жёлтую полосу.       Вдох-выдох. Руки в позиции, упор стоя. Стрельба по три…       Почти прямая линия между мной и движущейся по хаотичной траектории целью. Воображаемый маркер на упреждение, который почти не отлипает от её фактического местоположения. Группировка объектов по их кластерам в зависимости от паттернов движения. Огонь.       Сплошная какофония выстрелов прошла как-то совсем мимо меня — я просто методично расстреливал подвижные мишений. Всё остальное потеряло значение.       Последняя фигура упала и растворилась в хроматических аберрациях и я вдруг понял, что наступила полная тишина.       Палец машинально зажал спусковой крючок.       Грустный клац.       — Поздравляю, волна отбита, — Александр снял наушники и жестом показал, чтобы я сделал так же. — Я не говорил переключать режим стрельбы на полную очередь.       Мой взгляд упал на боковую сторону автомата. Рычажок стоял в позиции «по три».       — Ладно, хорошо стрелял, совсем иначе, чем до этого, — хмыкнул он, видя, как я массирую плечо и морщусь. — Закончим на этом. Сейчас лазган. Сначала я продемонстрирую, потом ты под моим наблюдением совершишь несколько выстрелов. Нет, не здесь, на другой полосе.       Я положил автомат и пустые магазины на место. В голове по-прежнему было тихо: очаровательное состояние полной сосредоточенности не спешило пропадать.       Оно, чёрт возьми, того стоило, оно мне нравилось!       Однако перед тем, как перейти в другой зал, сначала потребовалось навести порядок в этом.       Мы оба складывали гильзы в пакет, когда Александр неожиданно усмехнулся:       — Знаешь что, Мельхиор, я не советую тебе покупать огнестрельное оружие.       — М-м-м? Почему?       С приятным железным перезвоном я сбросил в пакет целую горсть гильз.       — Ты им не владеешь. Будь у нас время, я бы тебя обучил. Ты быстро осваиваешься, хех. Однако внизу тебе будет безопаснее без оружия. Больше шансов, что избежишь проблем.       — То есть, будь у меня пушка, меня могут и застрелить?       — Да. На всякий случай. Обычных людей там почти не трогают. Точнее, не стреляют. Ограбить могут, избить могут, но убить под камерами… Тогда не только протексы, но и арбитры возбудиться могут. Хотя вот в Нулях… — он посмотрел на меня сверху вниз оценивающим взглядом. — По дороге к клубу расскажу об устройстве первого уровня. Мы пришли.       Полоса для лазерного оружия отличалась от той, где мы только что были — размерами она напоминала самолётный ангар. Стены закрывал пористый камень вроде пемзы, и ещё в ней находились самые настоящие мишени, а не голографические проекции.       Тир для лазганов напоминал городскую дорогу с её асфальтовым покрытием, остовами машин, контейнерами и цистернами, перекрывающими обзор, опаленными пластинами ограждений и отметинами, оставленными явно чем-то помощнее обычной винтовки.       Мой напарник положил свою ношу на стол, развернул ткань и придирчиво рассмотрел винтовку.       — Всё хорошо? — уточнил я.       — Да, вполне, — Александр кивнул, а после положил ладони на символ аквилы, нанесённый на корпус лазгана: — Успокойтесь, духи. Я делаю, что должен. Простите моё вмешательство и даруйте мне своё благоволение.       Сразу же после этих слов он стал деловито разбирать лазган. Я внимательно смотрел за тем, как старый вояка, нажимая на незаметные пластины и крепления, без какого-либо страха или неуверенности отделял элементы винтовки друг от друга.       — Пусть руки мои вытрут сажу с твоих совершенных форм, дабы ты очищал мир вспышками света. Позвольте вернуть вам остроту взора, дабы направлять вас. Не гневайтесь, духи, ибо скоро вы снова будете сыты, — монотонно изрекал он, продолжая своё… не побоюсь сказать, техноколдовство.       По тому, с какой сноровкой он разбирал винтовку на отдельные узлы, было ясно, что ему лазерная винтовка хорошо знакома. И что он чётко знает, что делает.       — Мельхи, батарею, — не отрываясь от технического обслуживания, сказал Александр.       — Да, сейчас…       Вот удивительно, перед стрельбой из автоганов он ничего не произносил, а сейчас… сколько это литаний друг за другом? Две, три?       — Духи машины, услышьте мою мольбу. Оживите это оружие, дабы оно стреляло точно. Примите свет и явите смерть, — на этих словах он соединил последние две крупные детали друг с другом и вогнал корпус в крепления.       Отчётливые щелчки дали понять, что всё стало на свои места.       — Гвардейский норматив — минута двадцать секунд. Если неполная разборка, то секунд сорок, — ни с того, ни с сего сказал бывший солдат. — У меня ушла минута. Раньше мог быстрее.       — Зачем ты это сейчас делал?       — Чтобы подготовить к стрельбе. И заодно проверить, всё ли на месте.       — А что это была за подготовка?       — Вставить фокусирующую линзу в разъём. Убрать блокировку. Соединить контакты между блоком батареи и излучателем. И прочесть заповеданные литании.       — Мне… тоже надо их прочесть?       Он расправил плечи, задумчиво погладил аквилу и хмыкнул:       — Обычно каждый обязан читать литании за себя самостоятельно. Будь ты гвардейцем, был бы обязан. Но я тебя тоже имел в виду и передал духам машин свою… своё намерение.       Александр бережно поставил батарею в разъём и я сразу же услышал пронзительный и странный звук, как будто завибрировала невыразимо тонкая струна.       На меня накатило чувство, будто кроме нас двоих здесь всё это время был кто-то ещё.       — Хороший лазган, старый. Галтар обычно отпускает в тир всякий новодел, но тут позволил взять бывшую боевую модель. Знает, чем порадовать, крысюк, — беззлобно улыбнулся гвардеец. — Итак, Мельхиор, краткая вводная. Во-первых, при стрельбе из лазгана следует учитывать только два фактора: мощность луча и энергоёмкость батареи. Кроме того, в отличие от огнестрела, луч бьёт только по прямой и сразу же тебя демаскирует. Смотри сюда…       Я слушал, кивая в ответ.       Сбоку рядом со спусковым крючком находился рычажок, регулирующий мощность залпа, а сразу же рядом с ним — предохранитель, не дающий просадить весь запас батареи, если зажать спуск. Как и в случае с автоматом, на лазгане был режим стрельбы очередями.       Кажется, я теперь понимаю, почему Александр делал такой акцент на контроле за количеством выстрелов и отслеживанием патронов в магазине — заряд в батарее лазгана посмотреть нельзя. А учитывать надо.       Мы подошли к барьеру, за которым начиналась пострадавшая от боевых действий городская автострада.       — Мощности одного выстрела хватает для того, чтобы убить на месте человека без защиты и вывести из строя бойца во флак-броне. Кроме того, выстрел можно дополнительно модулировать, чтобы избегать рассеивания и отражений на зеркальных участках, но это достигается особыми линзами, на которые у Муниторума жёсткие квоты. Сейчас я покажу результат попадания луча по шине автомобиля.       Он прицелился в сторону ближайшей машины и плавно нажал на спусковой крючок.       Едва ощутимая вибрация резко усилилась и оборвалась. Рубиновый луч пронзил резину и воспламенил её в месте попадания. Еле ощутимая заминка — и вибрация вернулась. Но тише.       Я вздохнул. Если таким образом мне передаётся чувство заряда в батарейке, то остаётся лишь привыкать к очередной способности. Радиоволны слышу, энергию воспринимаю, наверняка будет что-то ещё. Объяснить бы только, как оно всё получается.       Как же я устал от всего этого дерьма. Хочу забуриться куда-нибудь и досконально разобраться в том, что мне оставил Мельхиор в наследство. Собрать все догадки вместе, проанализировать…       Александр, разумеется, не знал о моих потаённых мыслях, поэтому рассказывал в своей обычной манере:       — Попадание из лазгана в открытый участок тела приведёт к полному поражению задетой конечности на всю глубину. Смерть от болевого шока — частый итог огневого поражения. Если ты только не попал в торс, горло, пах или голову, тогда смерть моментальная. Флак-броня рассеивает тепло, но даже одиночный выстрел оставляет ощутимые ожоги — аналогия заброневого повреждения. У лазгана оно тоже присутствует, но термическое, а не баллистическое. Но если выкрутить мощность на максимум или сконцентрировать огонь нескольких бойцов, — Александр предвкушающе улыбнулся, — тогда можно повредить и гражданскую технику. Как сейчас.       Он снова выстрелил в корпус легковушки. На месте попадания взметнулись язычки пламени и сразу же одна из дверей покосилась, осталась держаться только на нижнем креплении. Я увидел, как упала капля расплава, сразу же застывшая бордовым и быстро темнеющим потёком.       — Попробуй отстрелить до конца. Целься в петлю. Стреляй тройным залпом максимальной мощности — первые лучи расплавят корпус, последний размягчит крепёж и дверь отвалится сама, — гвардеец протянул мне лазган.       Тяжесть лазерной винтовки отчего-то вызвала душевный трепет. Но не только тяжесть — лазган ощущался совсем не так, как недавний автомат. Я пока не мог выразить вслух, в чём была разница, не в пресловутых же духах машин, которых я до сих пор нигде не встречал. Просто он был настоящим боевым оружием со своей историей и связанными с ним воспоминаниями других людей, державших его в руках до этого, а не безликой штамповкой.       Людей, ходивших в атаку, отстреливающихся от мутантов, еретиков и ксеносов, молившихся Богу-Императору и веривших, что когда-нибудь наступит день, когда больше не придётся воевать, а Повелитель Человечества поведёт всех в лучшее будущее. Лазган как будто впитал в себя отголоски их мыслей, желаний и надежд, и до этого момента дремал на складе, как ветеран на пенсии. Но пришли мы двое и снова заставили его выполнять свою работу, ради которой он был создан.       — Какой ты удивительный, — на эмоциях шепнул я, чувствуя необычайное душевное тепло и сдержанную радость от… смешно сказать. От того, что держу в руках один из культовых символов всего Вархаммера. — Дядя Александр, я бы хотел прочесть правильную литанию перед стрельбой. Поможешь с ней?       Знать бы, что бывший гвардеец подумал, но выражение его глаз изменилось на более, что ли, доверительное. Может быть, мне было бы не так неловко, будь я на самом деле циничным манипулятором, каким кажусь самому себе?       — Хорошо, племянник. Повторяй за мной, — он встал рядом и положил ладонь на аквилу лазгана. — Изреки своё имя, вестник смерти…       — Ты моя жизнь. Ты врага смерть… — послушно говорил я следом за ветераном, прислушиваясь к собственному голосу и собственным чувствам.       — Во имя Бога-Императора и священной Терры, аминь.       — Аминь.       Приклад упёрся в неприятно ноющее плечо, а перед глазами появилась плавающая зелёная точка коллиматорного прицела.       Что ж… я оказался самую капельку разочарован. После того душевного подъёма показалось, что литания окажет какой-то особый и ощутимый эффект. Но нет, ничего. Ни во мне, ни в лазерной винтовке — никаких изменений.       Хех, все мы атеисты до первой тряски в самолёте, да? И после неё.       Видимо, именно сейчас я и прошёл через подобную тряску. И потерпев неудачу с поиском духа машины в лазгане, разуверился в них целиком.       «И всё равно ты прекрасен, — по-прежнему тепло подумал я, наконец решившись выстрелить. — Ты запомнишься мне».       Слишком яркий лазерный луч прошил лист металла насквозь.       Было видно, как расплав потёк по корпусу машины. Дверь сползла, словно по маслу, и упала на трассу.       Изнутри салона потянулся белый дым.       — Горит, бедовый, — рассмеялся друг Виктуса и одобрительно хлопнул по плечу. — Отлично справился!       — Глупый вопрос, конечно… А лазганы в городе продаются?       — Нет, они запрещены. Ветеранам гвардии и силам планетарной обороны владеть лазерным оружием можно, но его применение жёстко регулируется. Говоря просто, стрелять разрешено только в помещениях или снаружи города, хе-хе. Всё потому, что оно способно повредить покрытие люминос-купола. Так что, племянник, и внизу ты их в обычных оружейных не найдёшь. А что такое?       Я прижал лазган к груди и промолчал.       Он усмехнулся:       — Неужели вспомнил, что это твоя любимая винтовка?       — Не-а, я ничего не вспомнил. Мне просто жаль, что придётся с ней расстаться.       — Не жалей, кадр. Лучше израсходуй батарею до конца. Запомни, как лазган чувствуется, как ведёт себя… Создай новые воспоминания взамен утраченным, — с какой-то еле уловимой грустью произнёс старый сослуживец Виктуса.       В моей груди снова разлилось тепло, но в этот раз оно никак не было связано с моими собственными мыслями.       Не знаю, что меня ждёт в будущем, но здесь и сейчас я был самую капельку счастлив. Может быть, впервые после своего появления в городе-улье.              Что же ждёт меня в будущем…       Я снова задался этим вопросом, когда мы покинули магазин и вернулись в машину. Александр завёл автомобиль, а я стал смотреть на поднимающиеся от светящихся генераторных столбов клубы испарений.       Поход в тир отлично прочистил мозги. Если сравнивать себя до и после, то перед полуторачасовой стрельбой я словно находился в дурном сне, а сейчас… Мне стало легче. Хотя, по-правде говоря, хотелось спать.       Если бы не сосед, так резко ворвавшийся в мою жизнь, не знаю, что бы я натворил. Слишком уж много всего обрушилось на меня за последние дни. Тут бы и обычный человек наделал бы глупостей, что тогда говорить обо мне.       Мы выехали со стоянки. Освещение в этой части города стремилось к тёплым цветам, создавая атмосферу безмятежных ночных улиц. Да и прохожих вдали от основных заведений почти не было.       — Наверное, сейчас стоит поговорить о нижнем уровне Маарата, куда я скоро отправлюсь, — я нарушил затянувшуюся тишину своей задумчивой речью. — Однако у меня не выходят из головы твои слова. Создавать новые воспоминания взамен утраченным… Я потерял всю свою жизнь. Все свои воспоминания. Чем такую пустоту вообще возможно заполнить? Чем её заменить?       — Поступками. Надо жить дальше, соблюдать Лекс Империалис, верить Богу-Императору, нашему всеблагому защитнику и покровителю, — после недолгого молчания произнёс водитель, — и молиться, чтобы воспоминания вернулись.       — Но ведь это будет уже другая жизнь. Может быть лучше, может быть хуже. Но разве я останусь Мельхиором? А если воспоминания не вернутся? Может, он и впрямь умер, а я… Кто тогда я, почему это произошло именно со мной? Почему я?       — Почему я, — словно эхо повторил гвардеец. — Сколько моих сослуживцев погибло точно с таким же вопросом. И знаешь? Ни у кого не было ответа. Может быть, они нашли его там, у Золотого Трона. Но тебе, Мельхиор, к нему уходить ещё рано.       На моём лице возникла меланхоличная улыбка. За окном мелькали фонари, рекламные плакаты с подсветкой и неоновые дуги различных вывесок. Что-то хотелось сказать, что-то очень важное, но время утекало километрами, оставленными позади.       — Может, кто-нибудь и хотел бы оказаться на моём месте и начать всё заново. Даже если это бы означало забыть всё. Но это не честно. Так не должно быть.       Снова вернулась тишина, нарушаемая только гудением электродвигателя.       — Что бы ты хотел услышать? — чуть громче, чем до этого, спросил сослуживец Виктуса. — Я не знаю о тебе всего, но не зря же приезжал к вам в гости, пока командир был жив. Да и потом в одном доме по-соседству квартиру получил.       — Да хоть что-нибудь, на самом деле. Но ты ещё о первом уровне обещал рассказать.       — И тебя не удивляет, откуда я про него столько знаю?.. Хех, не удивляет. Тогда… — он побарабанил пальцами по рулю. — На этом уровне, хотя нет, все в этом городе боятся понижения в статусе и отправки вниз. Однако ниже первого уровня отправлять никого некуда. Он, самый низ Маарата, больше всего похож на другие ульи Империума. Грязное и жестокое место. Здесь, на втором уровне, просто курорт в сравнении с тем, что внизу. Который регулируют департаменты и шестерёнки, — Александр остановил машину перед световым индикатором, перекрывшим улицу голографической панелью. — Виктуса и меня списали по выслуге лет и состоянию здоровья прямо после последней кампании на Нахаморе-IX. Там всё отвратительно вышло. От нашего полка осталось несколько отделений, а поскольку мы летели на Махпел Прайм, то здесь нас оставили и оформили вместе с инополчанами по разным курортным городам планеты. А дальше Муниципум выдал нам карточки горожан второго уровня, обеспечил жильём и пенсией. Оказывается, я ради них служил пятнадцать лет… — на его лице отразилась ироничная насмешка. — Виктус после той кампании принял решение Муниторума как знак Бога-Императора и зажил благочестивой жизнью. Тебя вот заделал, племянник. Но я всегда был безбашенным, поэтому запросил разрешение на переезд вниз. Спросишь, почему? Потому что не навоевался.       Голографическая панель, мигнув, растворилась, и машина рванула вперёд, вдавив меня в обшивку кресла. Александр, выкрутив руль до упора, кое-как прижался к обочине магистрали и погнал вперёд на полной скорости.       Не только меня прижало к креслу; мужчина также буквально выдыхал из себя отрывистыми фразами:       — А потом! Я навоевался! Вернулся на второй. Уровень и тоже. Благочестивый гражданин! Ты к тому. Времени. Совсем вырос! И работал, чтобы… Получить прописку. Постоянную! Мы редко встреча… встречались! Все втроём! А потом! Виктус умер. И тем дал отсрочку от понижения, — спокойнее закончил он, затормозив на перекрёстке и повернув в очередной лабиринт местных улиц. — После этого ты решил остаться в Маарате, а не ехать вместе с матерью в Интербеллум.       У меня перехватило дыхание.       — Она жива? В самом деле? И… Интербеллум?       — Жива, — он кивнул. — Это её родной город. Не улей, просто обычный город. Железнодорожный логистический узел, ничего интересного. Таких городов-спутников у Маарата семь или около того. Несколько раз Виктус с вами туда ездил. Я тоже… Но делать там мне было нечего. Там даже инструктором для обучения СПО-шников не устроиться.       — А тебе я не говорил, почему решил остаться?       — Не помню точно. Может быть и говорил, — Александр нахмурился и как будто нехотя произнёс: — Ты всегда хотел вступить в культ Механикус. Долго проходил отбор и в конце тебя приняли в конклав технологом. Это, как я понял, сан послушника, после которого или возводят в техножрецы, или оставляют на всю жизнь в таком статусе. А вот другие Механикус тебя скорее всего взяли бы скитарием. Вообще другие, на других планетах. Я не считаю, что хорошо знаю их обычаи, но технологи — это что-то местное. И шестерёнки местные вместо целиком красных балахонов чаще носят белое.       — Скитарии… Они же…       — Если ты думаешь о боевых сервиторах, то ошибаешься. Скитарии остаются людьми. Они гвардия техножречества. Такие же защитники Империума, как и мы, только подчинённые Марсу, а не Терре. Это хоть помнишь? — его цепкий взгляд встретился с моим. — Я так и понял. Тебя заставили забыть, кем ты был, но общие знания не тронули. Судный день, да во что же ты ввязался?       Мне пришлось промолчать, но в глубине души я почувствовал самое настоящее облегчение. Теперь можно не бояться сказать что-то не то или не так. Все несостыковки в глазах Александра Витта получили логичное обоснование и объяснение. И, главное, мне не пришлось ни в чём его убеждать, он сам прекрасно с этим справился.       …Нет, я точно хочу спать. Последняя вспышка эмоций оставила полное безразличие после себя.       Мужчина аккуратно вырулил к обочине и остановил машину возле трёхэтажного здания, которое заливало всю улицу тусклым малиновым светом витых ламп. Ярко сияла вывеска «клуб Балфур».       — Приехали, — подытожил я сквозь силу. — Эх, мало поговорили.       — Ещё на дороге к вокзалу будет время. Хотя нет, ты прав, расскажу сейчас. Подумаю, что тебе будет нужно знать…       — А ты надолго уйдёшь? Я бы подремал.       — Полчаса. Минут сорок. Точно не больше часа, так что поспи, — отозвался бывший солдат и задумчиво покрутил механической кистью. Потом он открыл окно, достал из бардачка упаковку палочек лхо и впервые на моей памяти по-настоящему закурил.       Дым утекал наружу. Впрочем, знакомый сигаретный запах всё равно щекотал ноздри.       Я услышал треск статического электричества позади. Кажется, искра проскочила.       — Что же тебе рассказать… — задумчиво начал он. — Первый уровень города-улья Маарат… Не самое спокойное место. Он делится на четыре глобальных сектора. Административный центр, самое безопасное место из всех. Там обычно живут нувориши. Есть и такие, кто мог бы себе позволить переселиться наверх, но остался. Центр окружают промышленные, торговые и прочие зоны. Туда же ходит монорельс со второго уровня и возит челночных рабочих. Всю вторую зону плотно контролируют шестерёнки, там же их мануфакторумы, фабрики и храмы. А вот уже за сектором Механикус находится внешняя зона, которая ещё остаётся под контролем Муниципума, протексов и прочих городских служб, но где могут орудовать и банды. Обычно они не высовываются, но имей в виду. Ещё там живут большинство местных и приезжих. И те, кого понизили. Момент: постарайся не говорить о том, что жил наверху. Такое не любят. А иногда и бьют.       Александр глубоко затянулся и выдохнул клуб дыма, растворившийся в ночном воздухе.       — Но есть и четвёртый сектор. В нём я бывал чаще всего. Нули. Городская периферия. Настолько периферия, что там арбитрес тренируют своих новобранцев в полевых условиях. Большая часть Нулей вообще находится за стенами и соединяется с куполом через огромные тоннели. Что же такое Нули на самом деле… Трущобы, проще говоря. Вот там жить хуже всего.       — Скажи, для сравнения, как устроен второй уровень? Какое тут ранжирование? Такое же, как и внизу?       — Примерно. Здесь только центр и периферия со всеми нашими районами. Поэтому на втором уровне два глобальных сектора, 2-Б и 2-А.        Я нахмурился. Мне же не показалось, да? И центральный парк находился в районе 2-Б.       — А что означает буквенный код? Мне казалось, что центр — это категория А.       — На втором уровне наоборот. У нас центр — это Б. А вот на первом А — административный сектор. Потом 1-Б и 1-С. После него те самые Нули. Если в 1-С ещё хоть как-то безопасно, но всё равно нужно оглядываться, то в Нулях районы контролируют разные банды и постоянно борются за влияние. Стараясь не привлекать внимание протексов и арбитрес, хех. Однако иногда появляется крупный игрок и начинается… — Александр помрачнел. — За те годы, что я прожил внизу, банды дважды нападали на 1-С. Один раз успешно, из-за чего жилой квартал отошёл Нулям. Второй раз протексы вместе с арбитрами устроили военную операцию и отбили заводской комплекс. Но это были крупные стычки. Мелкие на пограничье постоянны.       Мне пришлось потереть виски, чтобы сосредоточиться. Очень уж интересной получалась картина. Трущобы за стенами, войны банд под куполом, а также доминирование Адептус Механикус… Похоже, что город внизу жил куда более насыщенной жизнью. Ну а то, что Александр провёл там несколько лет, придавало его словам серьёзный вес.       — Хорошо, в Нули я заходить не буду.       — Что собираешься делать, когда спустишься, Мельхи?       — Я… пойду, пожалуй, в гражданский департамент и зафиксируюсь. А там надо будет найти жильё, работу и на досуге разобраться с самим собой.       — Хорошая цель, одобряю. Ради неё стоит жить, — он потушил сигарету и аккуратно убрал бычок в отдельный ящик. — Но всё остальное ты не продумал. Пока ты не зафиксируешь прибытие, у тебя будет свобода действий… Но ты сам не сможешь ей воспользоваться, я понял.       — А что мне делать тогда?       — Дождаться меня.       Не похоже, чтобы он шутил.       — Но как? И зачем? Что изменится?       — Поверь, племянник, в одиночку тебе будет очень трудно. А потом, когда я выясню, что могло отбить тебе память, мы решим, что делать дальше. На самый крайний случай, уедем из Маарата.       — Так ты не только меня на вокзал отвезёшь, но и отправишься со мной вниз?       — Не всё так сразу, — он скривился, словно раскусил кислую ягоду. — Мой информатор живёт на этом уровне, во-первых. И мне нужно подать запрос в департамент миграции, во-вторых. Иначе любой протекс, который затребует мой идентификатор, арестует и депортирует обратно на 2-А, — на его лице появилась усмешка. — Мне бесконечно нравится, как здесь работают городские власти, Мельхи. Есть с чем сравнивать.       — Продержаться до твоего приезда, значит… Хорошо. Вот только как мы друг друга найдём?       — А вот это уже не проблема. Но пока что закончим разговор. Мне надо идти, — он протянул мне ладонь для рукопожатия. — Верь, и у тебя всё получится.       — Да будет так, — эхом произнёс я, совсем без пафоса или возвышенных мыслей пожимая его руку.       Заснуть на переднем сиденье у меня вряд ли бы получилось, поэтому я перебрался на заднее и, скорчившись там, накрыл голову капюшоном.       Моя третья ночь по счёту, кажется. Сколько их у меня будет?       Нет, не говори, не загадывай, Мельхи… Не хватало привлечь пернатых оракулов. Синий ведь мой любимый цвет. Совсем как серебристый.       Серебро в волосах, развевающихся на магнитном ветру. Тёплое счастье. Солнечный ветер за гранью.       Синее серебро. Серебристо-синий.       Так… тяжело… спать…