Часть первая. Пульс пробуждения

      Невыносимая тяжесть, никак не пошевелиться. Кромешный мрак, куда ни посмотреть.       «Это кошмар?»       Что такое «кошмар»?       «Сколько я здесь?»       Что такое «здесь»?       «Кто я?»       Что такое «Я»?       …             Шипение из динамиков вокс-кастера прервалось резким свистом. Слишком сильным, чтобы быть просто помехой или испорченным сигналом. Значит, снова заработало вражеское радиоподавление.       Мужчина вдохнул влажный воздух с феррокритным запахом и закашлялся, еле-еле разодрал слипшиеся веки, которые, казалось, никак не хотели раскрываться.       Его время на отдых ещё не закончилось, однако сердце колотилось, как бешеное. Сон сбежал с концами, так что стоило привести себя в порядок и сменить товарища на посту.       Поспать удалось только четыре часа. Хорошо хоть в блистере ещё оставалось несколько таблеток стимулятора, иначе было бы совсем невмоготу.       Боец поднялся, провёл загрубевшей ладонью по щеке, ощутил влагу и достал санитарные салфетки из полевой аптечки — шрам плохо заживал, всё ещё кровил, из-за чего есть было трудно. Но хотя бы глаза и зубы остались на своих местах. А вот возьми осколок правее…       В углу дота валялись индивидуальные пищевые пайки, пустые магазины и ящики из-под стабберных патронов. Из неплотно прикрытой двери тянуло запахом разложения — батончик встал комом в горле, стоило снова вспомнить оплывшие лица в противогазах и вздувшиеся животы под униформами покойников.       Нет, только показалось, никаких трупных запахов.       Вокс-кастер перестал пищать — видимо, враг перестал глушить радиоэфир — и снова зашептал белым шумом. Он был везде, на всех частотах и во всех каналах: что у штаба, что у других вокс-станций из приписанных к укрепрайону взводов и рот.       Мужчина поднялся наверх и увидел своего напарника. Он смотрел в бинокль на остатки линии обороны, вдоволь изрытой воронками от артиллерийских снарядов и захламленной обломками вражеской техники: бронемашины пехоты соседствовали с подбитыми Леман Руссами, Зигфридами и мобильными шагоходами «Часовой». Где-то среди них находились остовы самоходных зениток, которые хоть и сами сгорели, но забрали с собой прилетевшее звено имперских штурмовых истребителей. Никто не ожидал, что враги решатся на такое богохульство, как подогнать Гидры настолько близко к контролируемому гвардейцами участку. Хотя, по правде говоря, никто вообще не ожидал настолько масштабного нападения вдали от фронта.       Снаружи продолжал моросить дождь.              Последний крупный бой на этом участке произошёл больше месяца назад. После этого продвижение врага заглохло, сточилось о героизм десятой и одиннадцатой рот двести сорок пятого Дантионского полка. С тех пор еретики пробовали только редкие разведки боем или отправляли диверсионные группы на лёгкой технике чтобы найти брешь в обороне укрепрайона и выйти наконец к центральной городской автомагистрали, по которой ходили десятинные конвои. Однако за этот же месяц с небольшим от самих рот осталось… Почти никого не осталось.       Подкреплений не было. Связи не было. Ничего не было. Только приказ: стоять до конца.       — Кошмары? — устало и лаконично спросил старший и, дождавшись кивка, продолжил: — Пост сдал.       Поднявшийся мужчина подошёл к лафету тяжёлого стаббера и занял обычное место напротив командира:       — Пост принял… Боевая задача такая же?       — Да. Если увидишь группу с техникой, буди.       — Понял… Разрешите вопрос?       — Вольно, рядовой. Разрешаю.       — Мы будем совершать вылазку за припасами?       В доте повисла тишина. Было заметно, что смысл слов доходит до старшего с трудом.       — Сегодня нет, — сказал наконец он и передал лонглаз вместе с биноклем сменщику. — Послезавтра, если не удастся наладить связь со штабом, перейдём в соседнюю огневую точку. Там есть склад. Есть ещё вопросы, рядовой?       — Никак нет, сэр.       — И ещё, — вдруг добавил ветеран-гвардеец, спускаясь на нижний уровень, — обойдись без стимуляторов и обезбола. Лучше терпи, передозировка тебе не нужна. Мы должны дожить до ротации. Оба.       Мужчина кивнул и повернулся в сторону оставленной линии обороны, приставив к глазам бинокль.       Ротация… Она должна была быть ещё до того самого ада, когда еретики бросили на прорыв укреплений целый, мать его, танковый корпус! Тогда связь ещё действовала, поэтому удалось запросить из штаба как артиллерийскую поддержку, так и авиаудар, но потом что-то случилось, и… не хотелось думать, что же именно, но штаб перестал выходить на связь.       «Стоять до конца! Ни шагу назад! Вы избранные воины Бога-Императора, так укрепитесь в стойкости и обрушьте на врагов всю ярость Его!» — гвардеец вспомнил яростную проповедь младшего комиссара. И то, как он расстрелял за трусость каждого десятого из выживших после атаки, потому что капитан погиб, боевой дух упал, пехотинцы отказывались сражаться и собирались вернуться в тыл… А потом комиссара нашли патрульные. С прожжённым нагрудником и с размолотой кашей вместо лица. Только по форме и опознали.       Может быть, его убили враги. Как раз тогда еретикам удалось совершить самую удачную диверсию и вырезать целый взвод гвардейцев вместе с капралом, который получил своё звание после предыдущей военной операции, откуда всю его роту отправили в тыловой лагерь возле автомагистрали.       Может быть, это сделали свои. Но тогда они ничуть не лучше предателей, и, наверное, сам Бог-Император покарал их всех за совершённый грех. Ведь кроме двоих гвардейцев от всего личного ротного состава больше никого не осталось.       Кадианец и Новичок. Последние выжившие. Лейтенант и рядовой. Ветеран стольких битв, сколько было на счету только у капитана, и рекрут с этой планеты.       Десятинная автомагистраль, которую они защищали, была вообще вне зоны боевого соприкосновения. Да, укреплена согласно оборонным директивам, но чтобы добраться до неё, врагам нужно было преодолеть и заброшенную заражённую промзону или зайти с пролива, где находилась база морского флота. Поэтому там стояли как новички, так и отдыхающие после боевой операции солдаты.       Как им это удалось? Откуда было нападение? И почему, фактически уже прорвав оборонные линии, они не стали закреплять успех?       Проклятые еретики. Предатели Империума, мятежники, устроившие общепланетарное восстание. Когда прилетели полки Имперской Гвардии, все вздохнули с облегчением, но всё только стало хуже. Предатели проникли в самый штаб и смогли нанести столько вреда, что даже спустя пять лет боевых действий и несколько призывных кампаний полкам Его Божественного Величества не удавалось переломить ход войны за Нахамор IX.       Мысли лениво текли где-то на задворках сознания — четыре часа сна не позволяли нормально думать. Одолевала сонливость. Пальцы сами отщёкнули блистер со стимуляторами, но так и замерли — бинокль пикнул, зафиксировал движение.       Его Кадианец раздобыл в одной из вылазок за припасами — забрал из снаряжения погибшего бойца снайперской команды, упокой Бог-Император его душу. Это устройство было одарено удивительным духом машины. Вместе с лонглазом бинокль давал отличную картинку, позволял видеть в тепловом режиме и даже сам выделял цели. Если бы ещё перед глазами время от времени не начинали мерцать какие-то точки, да и не мутило бы после него так сильно…       Вдалеке показались очертания тепловых контуров. Один, два, три… четыре силуэта. Расстояние чуть больше двух километров.       Гвардеец поднял лонглаз, выставил дуло из прорези дота, упёр цевье на ограждение, прицелился и нажал на спусковой крючок. Невидимый глазу, но отчётливо заметный в тепловом спектре луч попал в самую дальнюю фигурку. Замыкающую, чтобы не спугнуть остальных. И сразу же на её месте возникла яркая вспышка — сдетонировали гранаты из обвеса.       Неудачный выстрел! Да, разведчик точно погиб, но твою ж мать, теперь в этих же не попасть! Разбегутся!       Руки задрожали — нет, всё же стоило еретиков подпустить ближе! — но следующие два залпа нашли свою цель и отправили проклятую душу на суд к Золотому Трону. А вот на следующем выстреле дух лазгана вдруг вывел в окуляре символ разряженной батареи.       «Литания! Я забыл прочитать литанию!» — вдруг понял мужчина и, проглатывая слова, стал её бормотать, спешно заменяя энергоячейку.       Быстрый взгляд в бинокль показал, что выжившие враги быстро отходили с разделительной полосы, прячась от стрелка за остовами бронетехники и баррикадами.       Свыше трёх километров луч уже не мог дать такой же убойный эффект, рассеивался на моросящем дожде, но как минимум ещё одного ранить удалось. Жаль, только ранить.       Мужчина сел обратно в кресло обзорного пункта и стал шептать покаянную молитву.       Если бы не та ошибка, он бы не упустил врагов Бога-Императора, которые теперь совершенно точно передадут своим богохульным командирам разведданные. Кто знает, с какими силами они вернутся? А ведь гвардейцев осталось всего лишь двое…       За следующий час мелкий дождь усилился и накрыл линию обороны серой дымкой. Холодный ветер заставлял плотнее кутаться в шинель. Хорошо, что не снег, а то после ядерных ударов на том полушарии планеты он шёл не переставая.       Грёбанные еретики. Надо принять стимулятор…       Таблетка проскочила в горло вместе со слюной. Потихоньку усталость отступила, но вместе с ней затих и внутренний голос.       На какую-то долю секунды мужчина потерял чувство времени. Казалось, будто он заснул наяву. Как будто он уже однажды переживал всё это, но тут он услышал шаги и резко вернулся в реальность.       Шесть часов. Оказывается, прошло шесть часов. Его караульная смена.       — Вольно, — Кадианец протянул офицерский паёк и бутыль с водой. — Холодно тут. Враг был?       — Спасибо, сэр. За время дежурства заметил группу противника. Четыре человека. Двое убиты, один ранен.       — Принял, — старший скупо кивнул и разорвал упаковку пищевого пакета.       На короткий момент все невзгоды отступили. Краткая обеденная передышка. Бинокль, правда, оставался под рукой, чтобы фиксировать любое движение с той стороны.       В голове всё крутился разговор, который состоялся в прошлый раз, когда одна из разведгрупп врага точно так же смогла отступить…       — Вероятно, они предпримут атаку в течение суток. Скорее всего, при поддержке бронетехники.       — Можно спросить?       — Разрешаю, рядовой.       — А что, если они обойдут нашу позицию? У нас нет людей, чтобы это предотвратить!       — Они так не сделают. Слева и справа от укрепрайона минные поля и естественные ограждения. К тому же им неизвестно, какая на самом деле здесь плотность обороны. Поэтому они попытаются ликвидировать очаги сопротивления, а уже потом двигаться дальше.       — Я не понимаю. Какая цель так делать? Это бессмысленно.       — Хм, бессмысленно? Если с нами сражался кто-нибудь другой, тогда ты был бы прав. Но мы говорим о еретиках, а не о нормальных людях. Предатели ненавидят всех, кто служит Богу-Императору. Поэтому они будут пробовать зачистить укрепрайон до тех пор, пока мы живы. Хвала Золотому Трону, что они настолько предсказуемы, ведь таким образом мы задержим их до прихода подкрепления. Доверься моему опыту.       Кадианец обмакнул галету в бобовый соус из саморазогревающейся консервы и внезапно хмыкнул:       — Я всё узнать хотел, Новичок, откуда у тебя такой позывной.       — Мне его дал старший сержант Грохот, сэр.       — Старина Грохот? Он до сих пор в учебке? Я думал, он вернулся на фронт… Удивительно.       — Никак нет… Это было два года назад, сэр.       — Подожди, два года назад? То есть, ты уже опытный пехотинец, не новобранец?       — Так точно. Я оператор вокс-станции, связист, был приписан к механизированному отделению пятой роты, дополнительно учился на механика-водителя Химеры. Оборонял мануфакторум Гхезенбац, участвовал в операции «Вильфольт», сражался под Бирнаусом. После… перегруппировки попал в десятую роту.       Лейтенант присвистнул:       — Впечатляющий послужной список. Тебя должны были ещё после Гхезенбаца повысить в звании, а после Вильфольта — дать взвод под командование. Про Бирнаус… Выжившие там — настоящие герои Империума. Гвардейцы, не офицеры. Офицеры операцию провалили полностью. Так почему не дали? Есть дисциплинарные взыскания?       — Никак нет, сэр. Не могу знать, сэр. Мне кажется, это из-за моего позывного.       — Хех… Может быть. Или из-за характеристики в личном деле. И если позывной сменить ещё можно, то вот с характеристикой сложнее… — ветеран задумался. — Как именно ты получил свой позывной?       — Я… На построении старший сержант Грохот потребовал озвучить мой прошлый опыт службы, сэр.       Старший нахмурился:       — Ты же не служил до Гвардии, так ведь?       — Так точно. Я доброволец. У меня не было опыта. Поэтому я «новичок». И умру где-нибудь в окопе, поскольку больше ничего не смогу... Он был в дурном состоянии духа, сэр.       — Вот оно что. Узнаю старину Грохота, — мужчина усмехнулся. — Сколько тебе лет, «новенький»?       — Двадцать пять, сэр.       — Новенький в двадцать пять… Грохот любит злые шутки. Поэтому и остаётся старшим сержантом.       — Разрешите вопрос, сэр?       — Разрешаю.       — Можно мне узнать значение вашего позывного?       — Теперь можно, — мужчина хмыкнул и посмотрел наверх. — Мой позывной — это название моей родины. И напоминание, потому что с каждым варп-перелётом я всё дальше и дальше от неё, — он помолчал. — Моя родина Кадия, мир-крепость. Замок на вратах сектора, сдерживающих тьму, в сравнении с которой еретики с Нахамора всего лишь заблудшие дети.       — Не представляю…       — И не представляй. Благодари Бога-Императора за то, что ты не знаешь и десятой доли того, что видел я, — жёстко приказал старший и стукнул пальцами по скату тяжёлого стаббера. — Эта война могла быть гораздо тяжелее, если бы мы сражались не с теми, кого предали анафеме, да сотрутся их имена, а с куда более худшим противником, о котором тебе знать нельзя. И только если ты проживёшь столько же, сколько я, лишь тогда, может быть… Узнаешь, сколько разного дерьма существует на самом деле.       — Я… я вас понял, сэр.       После разговора ветеран сменил напарника за обзором. Лёгкая нервозность из-за скорого нападения давала о себе знать, поэтому рядовой занялся очередными попытками прощупать каналы связи. Со всеми литаниями, как учили старшие по званию связисты.       Вокс-кастер продолжал шептать что-то на грани слышимости в треске помех, которые заливали все выделенные каналы связи. Сколько ни пытайся сфокусировать антенну или увеличить ширину принимающей решётки подручными методами, ничего не получалось. Очищенные от изоляции кабели торчали из стены, однако и проводная связь не работала. То ли сеть повредили, то ли просто на той стороне не было никого, кто бы ответил.       Мужчина устало покрутил колёсико частот. В шипении наушников проскальзывали какие-то странные вздохи, словно дух машины вокс-кастера ворчал на своего оператора.       Впрочем, даже если попытки связаться со штабом оставались неудачными, всегда был шанс перехватить переговоры врага или определить работу устройств радиоподавления и тем самым предугадать атаку.       Вот и сейчас эфир наполнился треском, а после монотонным писком, забившим все частоты.       — Есть подавление! — выкрикнул солдат.       — Принял, боевая готовность пять минут, — отозвался старший и добавил через несколько мгновений. — Пока движения нет. Поднимай патроны.       Полный ящик весил под тридцать килограмм и его хватало ровно на минуту непрерывной стрельбы. Стаббер жрал ленты как не в себя и мог заклинить, поэтому обычно расчёт состоял из двоих солдат.       Кадианец умел стрелять в одиночку, прерываясь только на перезарядку. В такие моменты младшему гвардейцу нужно было прикрывать напарника огнём из лонглаза или реагировать по ситуации.       — Последняя, — тяжело выдохнул боец, поставив свой груз рядом со стаберром и отнесся пустую тару в угол к другим коробкам. — Склад пуст.       — Помолимся Богу-Императору, чтобы хватило, — ответил старший, не отрываясь от бинокля. — Мина в боекомплекте подготовлена?       — Так точно. Осталось взвести.       — Отлично… А вот и враг на двенадцать.       Во рту резко пересохло. Всё-таки явились. Да ещё в тёмное время суток!       Напарник тем временем продолжал следить за перемещениями противника:       — Ставят дымовую завесу. Не могу определить, сколько их там. Подпустим их на километр ближе.       Рядовой взял лазган в руки и занял соседнюю позицию рядом с лафетом тяжёлого стаббера.       — Готов открыть огонь по команде!       — Отставить, — ветеран отнял бинокль от глаз и встретился глазами с напарником. — Их слишком мало. Что-то не так.       Секундная заминка, а после осознание накрыло яркой вспышкой, высветившей лицо напротив и задние стены как на чёрно-белом фото.       Громкий взрыв.       Гвардейцев отбросило на пол. С потолка посыпалось феррокритное крошево. А следом прямо под ухом как будто разорвалась граната.       Перед глазами вспыхнули искры.       Кажется, прошла только секунда. Сквозь пелену проступили очертания потолка, склонившегося лейтенанта, на чьей бороде осела пыль. Он беззвучно шевелил губами и тряс за плечо.       — А?       — Танк, блядь! Уходим, они подогнали танк!       Кадианец не стал дожидаться, пока напарник придёт в себя. Он просто поднял его на ноги, подтолкнул к лестнице, а сам, судя по звукам, стал стрелять в сторону противника.       — Господи, Боже-Император, защити, спаси, Боже мой, Боже, — сумбурная литания сама вырвалась из уст, пока дрожащие пальцы фиксировали крепления вокс-кастера для переноски.       Стаббер захлебнулся, а потом сверху донеслась ругань.       — Они отремонтировали Леман Русса. И у них недостаточно людей в экипаже, — резко бросил старший, торопливо спускаясь к напарнику. — Задержка между выстрелами больше стандартной.       — Куда мы идём? — тяжёлая радиостанция заняла положенное место в переноске.       — В соседний дот. В темпе, в тем…       Страшный гул. Дот содрогнулся. По стенам побежали трещины.       Оба гвардейца выбежали под моросящий дождь. Под ногами чавкала грязь, блиндаж засыпало недавними осколками. Кажется, стрекотал оставленный позади стаббер, но это было же невозможно. А из окопа ту сторону, откуда стреляли, было не видно.       Секунду, стаббер? Дот!       — Мина! Я не взвёл!       — Я взвёл! — мужчина припал к земле и потянул за собой. — Пригнись! Сейчас выстрелят!       Мгновенная, почти магниевая вспышка. Белая, как удар молнии.       Пророкотал рукотворный гром, а после послышался второй взрыв, уничтоживший остатки прошлого дота.       Сдетонировал оставшийся боекомплект на складе.       — Ублюдки.       Одно короткое и сочное слово. Всего лишь одно, но оно врезалось в память. Как и дождь, и этот окоп, и тяжесть вокс-станции за спиной, и хроническая усталость, и боль в животе. Снова.       — У нас несколько минут, — сдержанно сказал Кадианец, когда выбил дверь очередного дота. Перед этим расплавив лазганом ему замок. — Я на склад, ты оставь вокс. На тебе координаты врага.       — Так точно!       Без тяжёлого вокс-кастера взобраться наверх оказалось делом пяти секунд. Даже не взобраться — взлететь.       Все эти доты были похожи друг на друга. Здесь также находился тяжёлый стаббер, брошенный и полуразряженный, судя по количеству гильз на полу.       Боец приник к прорези и выставил биноклю максимальную чувствительность.       Тепловые всполохи на месте прошлого дота засвечивали всё вокруг в большом радиусе, но медленно движущийся Леман Русс различался отчётливо. Как и предатели, которые добежали до переднего края траншей и спрыгнули в окопы, очевидно преследуя гвардейцев.       Трое, четверо… Шестеро. И танк.       Старший забрался наверх с ящиком патронов.       — Шесть пехотинцев и один танк! — отчитался рядовой. — Враг в траншеях, идёт к нам!       — Понял, — ящик грохнулся о пол. — Твоя задача: подавить пехоту врага огнём и отвлечь на себя внимание. Я займусь танком, — лейтенант хлопнул напарника по плечу и сказал без какой-либо субординации. — Надеюсь на тебя. Если мы оба выживем, клянусь Троном, буду тебе обязан. Так что постарайся, хе.       — Готов стараться. Огонь по команде?       — По команде, — ветеран передал лонглаз. — Сперва стабберная очередь, потом снимай по одному лазером. И повторяй.       Весь разговор занял не больше половины минуты, но противник время тоже не терял. Выручало то, что с высоты огневая точка дота прекрасно простреливала траншеи.       Глубокий вдох, выдох…       — Огонь! — скомандовал снизу лейтенант и выбежал из дота.       Палец утопил спусковой крючок. Орудие задёргалось, гильзы вразнобой полетели на пол.       «Стоп!»       Сразу же приникнуть к окуляру лонглаза. Без бинокля движение не выделялось рамкой, но тепловая картинка позволяла заметить характерные человеческие силуэты.       — Изреки своё имя, вестник смерти. Ты жизнь моя, ты смерть врага. Яви миру свой свет и очисти зло во имя Бога-Императора, — редко когда молитва была настолько же искренняя. Разве что тогда в кабине Химеры среди разрушенной городской застройки и траншей, заваленных мертвецами. И в каждую секунду из любого чёрного провала могла вылететь ракета или поток мельты…       Город смерти Бирнаус.       «Никогда больше. Никогда больше не сяду за руль!»       Лазерный луч жадно испарил все водяные капли на своём пути и взорвал голову безымянного еретика.       — Простите меня духи, ибо делаю я то, что должен, — шептали губы, пока винтовка стояла прислонённой к углу и дрожала из-за отдачи.       Прекратить, взять лазган.       Второй вражеский пехотинец упал на землю, зажимая паховую область, и закатался по грязи. Впрочем, его конвульсии быстро прекратились.       Враги сориентировались и стали стрелять в ответ, но в сумраке попасть в узкую щель дота было нереально.       «Ну что, я достаточно отвлёк внимание на себя?»       Леман Русс стал поворачивать башню в сторону стрекочущего стаббера, который прижимал к земле атакующих еретиков.       «Да где же ты, Кадианец?»       Вокруг дула вспыхнуло пламенное кольцо, а после весь обзор закрыл грязевой столб.       Дот задрожал. Накатывала апатичная усталость — недавний марш-бросок вымотал, забрал все силы, которых кое-как удалось накопить после офицерского пайка.       Выбора нет. Таблетка боевого стимулятора раскрошилась на языке. К горлу подкатила кислота, рвотный позыв чуть не заставил согнуться пополам, но проглотить эту кашицу получилось.       Она не могла подействовать сразу. Не могла, и точка. Но отчего-то моментально краски стали ярче, а время стало двигаться рывками.       — Не пройдёте, мрази, — со злостью выдохнул стрелок, поливая огнём из стаббера в сторону окопов, — все поляжете во имя Бога-Императора!       Почудился чей-то чужой голос откуда-то со стороны, но это же просто бред. Передозировка действует иначе!       Танк поднял орудие и навёлся прямиком на дот. Солдат похолодел, будто ощутив прикосновение смерти сквозь шинель и флак-броню.       Тёплый свет проник сквозь смотровую щель.       Сбоку от дота в ночи загорелся огненный шар. Он пронёсся над траншеями, дрожа и вращаясь из стороны в сторону.       Пули резко прекратили бить по стенам огневой точки, а Леман Русс покачнулся, стараясь уйти из-под удара.       Вспышка вокруг дула! Сердце ухнуло в пятки, однако взрыв пророкотал где-то вдалеке — промах. Слава Хабату мученику, промах!       А вот огненный шар противотанковой ракеты попал точно в цель.       Яркий язык пламени облизал борт вражеской бронемашины и расцвёл раскалённым всполохом.       Гвардеец приник глазом к окуляру: в нём место попадания ярко светилось тепловым следом, но… больше ничего.       Рикошет?       Нет! Нет! Нет!       Гвардеец закричал в полный голос. Схватился за рукоятки стаббера и стал стрелять, стрелять и стрелять, хаотично паля по окопам, пока лента не кончилась.       По лестнице кто-то взбежал, а после, не успел мужчина среагировать, заломил ему руки и оттащил от орудия.       — С ума сошёл?!       Ответить он не смог. Он только сипел сорванными связками и пытался вернуться обратно, но почему-то не получалось. Всё ощущалось каким-то смазанным.       Резко в горло потекла солёная вода, а потом мужчину вырвало.       — Идиот! Какого хрена ты стрелял в воздух! Враг бежит, всё!       — Ч-что? Н-но почему? Р-разве не рикошет?       — Почему ты… Твою мать!       Ветеран резко пропал из виду и спустя совсем короткое время вернулся с инъектором.       — Сколько ты стима принял за сегодня, одну, две таблетки? Больше?       — Д-две… Я в п-порядке!       — Ты нихрена не в порядке! — повысил голос он и всадил иглу в вену. Боль пришла как-будто сквозь вату. — У тебя интоксикация! И это не от стима. Твою ж мать, живи, Новичок!       «Но я ведь в порядке!»       Однако сознание предало солдата. Лекарство сделало своё дело.              Шорох вокс-кастера прорвался сквозь забытье.       Мужчина лежал на чём-то мягком. Он поднялся с лежанки, провёл ладонью по щеке и ощутил влагу. Сочилась сукровица из грубо обработанной раны. Пришлось тянуться за салфетками из подсумка.       На руке от инъектора остался синяк. Жутко мутило, вело из стороны в сторону, очень колол правый бок, но жить можно.       Вверху старший напевал псалом и, похоже, что-то готовил.       — Бравое утро защитникам Империума! — не по уставу поприветствовал лейтенант, оторвавшись от готовки, и сразу же добавил. — Вольно, рядовой. Потерпи пока, я заканчиваю.       — Разрешите обратиться… сэр.       — Хорошо. Разрешаю.       — Я должен признать вину. Я не выполнил приказ в точности и подверг вашу жизнь опасности, сэр.       — Был бы комиссар, был бы и полевой суд, — но не успел смысл этих слов достичь гвардейца, как старший пожал плечам, — но ты выполнил боевую задачу. Остальное… Случилось после неё и не является нарушением приказа.       — Однако я потерял над собой контроль, что для гвардейца недопустимо.       Собеседник поморщился:       — Ты не дал врагу пройти дальше, из-за чего мятежники потеряли танк. Ты их отогнал огнём и прикрыл меня. Да, потеря самоконтроля, следуя уставу и списку прегрешений — это повод для дисциплинарного взыскания или перевода в штрафную роту, но здесь и сейчас ты искупил свой грех кровью. Ты меня понял?       — Так точно…       — Тогда возблагодарим Бога-Императора за то, что он был милостив к нам прошлой ночью, этой трапезой. Аминь.       Приём пищи прошёл в тишине. Только в самом конце, старший вздохнул:       — Десятая рота всё, рота-призрак. Одиннадцатая тоже. Вряд ли командование после таких потерь сохранит наши отделения. Скорее всего, нас выпишут из личного состава и отправят после ротации… эвакуации, если быть точным, куда-нибудь. Сложно сказать конкретно.       Рядовой кивнул, но лейтенант на этом не закончил:       — Не дело, что тебя не повышают. Ты грамотный боец и задатки к тактическому мышлению тоже есть. А раз ты до сих пор жив, то ещё и удачливый. Это для любого гвардейца хорошо. Так что если мы оба выживем, то я обязуюсь тебе помочь со службой. Как минимум званию сержанта ты соответствуешь, а там посмотрим по обстановке. Может быть, даже до младшего лейтенанта через несколько лет дорастёшь.       Так разговор и закончился.       Спустя несколько дней вокс-кастер поймал входящий сигнал об окончании войны — мятежники наконец проиграли — а следом в укрепрайон прибыл разведывательный воздушный борт, с которым удалось связаться и доложить обстановку.       Докладывал лично Кадианец и, судя по всему, его опасения полностью оправдались.       — Завтра к нам прибудет эвакуационная команда, — с хмурым выражением на лице говорил он, держа трубку в руке, — а к концу месяца нас отправляют на другую планету. Без награждения, без отпускных. Правда, не всех. Улетает только офицерский состав. Понимаешь, что это значит?       — Нет, сэр.       — Нас списали. Всем полком. Видимо, у всех такие потери, как у наших рот.        Ветеран напрягся до вздувшихся на руках жил. От этого его спокойный тон звучал только страшнее.       — Я… правильно понимаю, что службу в Гвардии закончу как рядовой и останусь на планете?       — Да, Новичок. Получается, я тебе уже ничем помочь не смогу… Хотя… — на его лице возникла мрачная усмешка. — Собирайся, пойдёшь вместе со мной.       — Так точно, сэр. А куда?       — К оборонительной линии, рядовой, к оборонительной линии.       Идти до неё пришлось мимо воронок от снарядов, мимо раскуроченной техники и разваленных окопов. Туда, где захлебнулось внезапное нападение и откуда всё равно пришлось отступать. Мимо перемешавшихся друг с другом и утонувших в грязи тел друзей и врагов. К безымянным могилам, где хоронили тех, кого удавалось найти и опознать.       Рядом с одной из них ветеран остановился и стоял очень и очень долго, весь погружённый в свои мысли.       — Представь. Ты живёшь только потому, что кто-то другой умер. Тот, кого ты знал и кому искренне благодарен. Как бы ты выразил ему свою благодарность?       — Я бы назвал в честь него сына, — хрипло ответил солдат и кашлянул. — У нас так принято, сэр.       — Хорошая идея, мне нравится. Но вот зачем я тебя сюда привёл… — секундная заминка. — Ты хочешь улететь с Нахамора в другой мир Империума Человечества? Я не знаю, куда, я не знаю, будет ли там лучше, чем здесь, но спрашиваю серьёзно — ты согласен стать другим человеком? — тихий смешок. — По документам другим, я ведь не богохульное отродье Варпа, чтобы превратить тебя в кого-то иного по-настоящему.       Тело как будто парализовало. Бросило то в жар, то в холод. Было бы в руках оружие — рядовой бы вцепился в него, чтобы справиться с шоком. А потом прочитать литанию.       Еле-еле удалось выдавить из себя:       — За такое разве не предписана смертная казнь?       — В действующем полку — да. И после официального расформирования — тоже. Но нас уже не существует, а окончательно это ещё не утверждено. В этот короткий момент я могу повлиять на то, кем и в каком статусе ты уйдёшь со службы.       — Но подмена документов…       — Не будет никакой подмены документов. Ты возьмёшь чужое имя, а я отчитаюсь, что рядовой с позывным «Новичок» погиб при исполнении… Понимаю, ты ошарашен или, может быть, даже разочарован. Но если служба в Гвардии оставит тебе в награду только травмы тела и души и ничего больше, то сможешь ли ты благодарить Бога-Императора так же искренне, как ещё недавно молился ему в бою? И не только это, напарник. Я пообещал тебе помочь со службой, — он тяжело вздохнул, — а в итоге у нас обоих отобрали возможность служить Его Божественному Величеству… Подумай о моём предложении. Время есть.       — Кем я стану, если соглашусь?       — Моим другом. Его звали Александр Витт.       ***       — О чём молчишь? — загадочно спросила она, лёжа головой у него на груди.       Её волосы переливались волнистым потоком света в полумраке комнаты, словно звёздная вуаль.       — Вспоминаю войну. И командира, — отозвался он и зажёг кончик сигары.       — Опять страдаешь?       — Нет, уже нет. Я не страдаю. А вот его сыну приходится тяжело.       — Ты сам решил ему помогать, Ксандр. Я только тебя прошу… — она провела ногтями по холодной стали бывших когда-то живыми пальцев. — Пожалуйста, не жертвуй собой зря.       Он не ответил, только выдохнул густой дым в лиловый сумрак под потолком.