Часть первая. Пульс пробуждения

      Дорога до клуба заняла у меня вечность и ещё немного. Время перестало что-либо значить: я словно бы смотрел живое кино. Все эти пропыленные подземные переходы, в которых то тут, то там на стенах были граффити, а по углам — тряпьё, ветошь и мусор; собранные из подручных материалов тенты, цепляющиеся за каждый выступ; все эти молчаливые дыры в стенах, заложенные пенными блоками окна первых этажей и решётки на проёмах выше, встречающиеся мне бесцельно кучкующиеся люди — бледные тени обычных горожан, занятых рутинными делами где-то там, в мире машинного ритма — всё это я пропустил сквозь себя и забыл сразу же.       На самом деле, я и не хотел ничего запоминать, а просто шёл, шёл, и шёл, попутно пытаясь не влипнуть в очередные на свою задницу приключения, пока в один момент не обнаружил себя перед многоэтажным зданием, которое нацепило на себя стеклянный фасад и светящуюся красным вывеску «Иерихо». Оно отличалось от соседних: было ниже и казалось несколько декоративным. А ещё примыкало к кольцевой дороге, с которой на парковку перед клубом было несколько съездов, перегороженных шлагбаумами.       Я покрутил на языке невысказанные мысли и перешёл через улицу. Перед револьверными дверьми стояли двое мужчин в серых строгих костюмах, из грудных карманов которых были видны антенны вокс-приёмников. Но стоило мне попробовать пройти между ними, как оба охранника синхронно шагнули навстречу и перегородили путь:       — Мы закрыты. Вход с наступлением ночи.       — А если мне назначена встреча, тогда тоже закрыто?       — Проход в нерабочее время только по пропускам.       — А если его нет?       — Тогда назовите того, к кому у вас назначено, и ожидайте чичероне.       «Кого?»       — Я от Александра Витта. К корректировщику Бальтазару.       Молчание. Охранники переглянулись, после чего один из них вежливо, но непреклонно оттеснил меня от двери, а второй скрылся за ними.       — Подождите ответа здесь, — произнёс оставшийся. — Если вам назначено, за вами спустятся.       Я пожал плечами и стал разглядывать клуб.       Пусть его вывеска и фасад сразу же навевали впечатления о казино, остальной многоэтажный корпус выглядел… да почти никак не отличался от остальных зданий по соседству. Ну, не считая уже упомянутых декоративных двуглавых орлов, которые уселись вдоль крыши, перелетев с какого-нибудь храма. У меня даже возникло впечатление, словно клуб занимал только часть в этом корпусе, а остальное было так, жилой зоной. Со скуки принялся разглядывать окна, но второй охранник наконец вернулся и, перекинувшись парой слов с напарником, показал ладонью в сторону дверей:       — Можете заходить. Ожидайте в зале.       Я кивнул, протиснулся мимо них и оказался в просторном, удивительно низком и заполненным полумраком помещении. Его освещали горящие вполовину от силы диодные лампы. Довольно быстро среди нагромождения ширм, столов и стульев я различил переборки, которые создавали разные зоны в этом зале. Они были из ячеистого материала, в проёмах которого лучились тёплым янтарным светом то ли драгоценные камни, то ли имитация под них. На столах лежали аккуратные скатерти, вдоль стен находились разные устройства, сейчас выключенные. По центру помещения располагался общий бар. В одном из углов я заметил ступеньку и приподнятую над полом плоскость. Похоже, сцена.       Во всём этом цивильном ресторане не было ни одного человека. Ни посетителей, ни обслуживающего персонала. От нечего делать, я подошёл к бару и сел на стул рядом со стойкой. За столешницей находились холодильники с бутылками, краны для разлива, на полу стояли железные бочки, были мойки и ёмкости с разными барными принадлежностями, давилки, смесители, термосы для коктейлей… Да, я опять заскучал и принялся разглядывать своё окружение.       — Здравствуйте, — от внезапного голоса я вздрогнул и резко повернулся в сторону говорившего.       Передо мной стоял… официант, скорее всего. Белая рубашка, тёмная жилетка, строгие брюки со стрелкой, зализанная причёска и вежливая правильная улыбка на припудренном лице.       На секунду я представил, как выгляжу со стороны, и спросил первое, что пришло в голову:       — Вы мой чичероне?       — Всё верно, а вы…       — Я к господину корректировщику.       Официант кивнул со всё той же терпеливой улыбкой:       — Прошу, назовитесь лично. Чтобы я мог проводить вас, мне нужно знать, как вас представить.       — Хорошо. Я Мельхиор.       Он достал блокнот и стило.       — Просто Мельхиор?       — Мельхиор Амадеус, — коротко задумавшись, решил я.       — Хорошо, вы Мельхиор Амадеус к господину корректировщику. Прошу, пройдите за мной.       — У меня есть один вопрос.       — Слушаю вас? — на его доброжелательном лице появилась сдержанная заинтересованность, а я всё сильнее убедился в том, что передо мной кто угодно, только не обычный работник клуба.       — Кто такие чичероне?       — О, наиболее близкое значение на готике — это «провожатый», — мужчина улыбнулся. — Сейчас я отведу вас на второй этаж в переговорную. Прошу, идите за мной.       Лестница наверх пряталась между двумя стойками и одной ячеистой ширмой. Рядом же находились туалеты, но мы прошли их, не задерживаясь.       Чем выше мы поднимались, тем ярче становился свет. Шероховатые, будто из настоящего дерева перила приятно ложились под ладонь. Сами ступеньки оставались тёмными, но не каменными. Спина провожатого сохраняла вышколенную ровность.       Весь второй этаж представлял из себя тянущийся до конца коридор с рядами закрытых дверей. Одну из таких мой спутник и открыл, после чего пригласил внутрь. Там, в переговорной, находился небольшой столик, пара диванов друг напротив друга, огромный плоский видеорекодер на всю стену и мини-бар. А также дверь напротив той, через которую мы зашли, и ещё две рядом с экраном.       — Если вы устали или голодны, можете заказать любое блюдо из меню, — мужчина протянул пластмассовый прямоугольник и положил на стол папку. — Для моего вызова используйте вот эту кнопку. Оплата будет за наш счёт и пройдёт без вашего участия согласно всем техномолебнам. Если потребуются гигиенические услуги, комнаты находятся за этими дверьми. Ваша слева, — он показал в сторону телевизора. — Есть какие-либо вопросы?       — Сколько мне потребуется ждать?       — К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, — он покачал головой. — Пока отдыхайте. Я вернусь, когда вам согласуют встречу, и уведомлю обо всех формальностях. Хорошего времяпровождения, господин Мельхиор.              Я весь вздрогнул и резко открыл глаза. Плафон под потолком в ответ на мои движения принялся разгораться, а экран выключился, перестав показывать плавающие разноцветные круги.       Наручные часы выводили на циферблат почти одиннадцать вечера. Я же добрался сюда, когда было… семь? Упущение, не посмотрел. Как бы то ни было, купол на тот момент всё ещё светил, так что я, наверно, со временем угадал.       За то время, пока дремал, из переговорной убрали поднос с пустыми тарелками и упаковками, в которых мне принесли еду и напитки. Кроме того, забрали меню. Похоже, что халява кончилась. Хорошо, что кнопку вызова оставили, хех.       Я встал с дивана и пошёл в гигиеническую комнатку. Впрочем, до этого чисто интереса ради попробовал открыть входные двери — несмотря на щелчки, они не сдвигались. И я опять же не удивлён, хотя казалось бы, казалось бы…       Свет внутри включился автоматически. Вода из крана тоже потекла сама, стоило мне поднести руки. В зеркале над раковиной отразилось мокрое после ополаскивания лицо: нечёсаные вихры, мрачный взгляд фиолетовых глаз, красные белки и такие же узелки разорванных капилляров на щеках.       Выглядел я, словом, не очень. И это только лицо, а что под одеждой?.. Скорее всего, везде синяки. Эх, не берегу себя.       Ну что ж, получается, меня заперли в переговорной? Логично, будь я корректировщиком, поступил бы похоже, чтобы выиграть себе время для сбора информации о незваном госте и всё такое. Не каждый, наверное, день приходит кто-то с улицы и называет пароль. Однако… хм, если я по-прежнему могу вызвать своего провожатого, то получается, что меня могут отпустить с миром, если я отменю встречу. Ведь отпустят?       Я усмехнулся, глядя в свои честные невинные глаза. Да-да, только рукой потребуется провести и сказать: «Здесь нет человека, который вам интересен». А, хм, не та вселенная.       Тишина. Такая оглушающая, что слышно биение сердца.       Так интересно… это здание снаружи мало чем отличается от соседних, но в Иерихо отличная звукоизоляция. Как в одиночной камере.       Справа от меня вдруг вспыхнула светлая точка и превратилась в переливающуюся линию. Я чуть было не скосил на неё взгляд, но тут всё вокруг на мгновение окрасилось в яркий жёлтый цвет. А потом так же внезапно, как и начавшись, эта игра света с пронзительным писком в ушах пропала, оставив меня с полупрозрачными аурами из стен. Хватило секунды, чтобы всё понять.       «Вернулся, наконец», — с внезапной теплотой подумал я, мысленно обратившись к бинарному канту, а потом потёр переносицу.       Это уже не случайность, это уже закономерность. Ладно, я выяснил, что если его чрезмерно использовать, он отключается. Но почему каждый раз при реактивации визуальные проявления выглядят иначе? Словно у меня есть доступ к разным его функциям, но их набор выбирается не то случайно, не то это я так неумело активирую свои способности. Последнее, кстати, факт, и к Тзинчу не хо… ой, бля.       Тем временем бинарный кант потихоньку всё плотнее ощупывал пространство вокруг меня и начинал показывать всякие интересные вещи. Для примера, за зеркалом прямо внутри стены протянулась эфирная ниточка, а потом я осознал, что тот прямоугольник из золотистых линий — это плата видеокамеры. И что таких плат в комнате несколько.       Так. Видеокамеры. Датчики. Ясно, для работы автоматики.       Я отвернулся от зеркала и окинул комнату взглядом. Раз, два, три… А вот эта камера очевидно торчит под потолком. И только спросил сам себя, есть ли здесь слепые зоны, как я сначала услышал многоканальный писк со всех сторон, а потом увидел, как по всему окружению разлетелась сетка полигонов от всех замеченных датчиков и образовала пересекающие полусферы рабочих областей.       Хрена. Это уже какой-то киберпанк, а не брутальная вселенная. И я, мать его, нетранер, а не низложенный технолог.       «Кант, ты какой-то слишком отзывчивый… Это хорошо, но только не подставь нас ненароком, ладно? Не взламывай электронные устройства, не подменяй данные, не, не… не выстави меня угрозой случайно. И специально тоже не выставляй. Надеюсь, ты меня понял», — очень отчётливо произнёс я внутренним голосом и попытался передать ему свои полуоформленные мысли, запреты и инструкции. А потом вернулся в переговорную.       Она…       Она…       Ладно. Камеры в туалете я ещё мог понять. Но в самой переговорной было так много сигналов от разных устройств, датчиков и проводов, что я даже завис, пытаясь понять, что вижу, слышу, ощущаю и где тут находится материальный диван.       Мгновение, и интенсивность метасенсорного восприятия снизилась. «Машинный взгляд» приугас, прекратив заливать меня потоками данных.       А ведь тут было на что посмотреть! Но как же это будет глупо, поднимать голову к скрытой в полотке оптике, щупать обшивку сидений, проводить ладонями по корпусу видеорекодера да и многое другое. И подобное изрядно раздражало.       Я сел на диван и закрыл глаза. Даже так очертания комнаты оставались… осязаемыми, как виртуальная трёхмерная модель. Вот в неё-то я и начал вникать, параллельно надеясь, что ничего своими бинарными касаниями не спровоцирую.       Нет, правда, если бинарный кант мне что-то показывает, значит, он уже это нашёл и проанализировал, а это подразумевает обмен информацией, что при наличии достаточно бдительного лексмеханика уже сложно объяснить. Логично? Логично, я думаю. Правда, какова вероятность того, что он здесь будет? Или вообще кто-либо из техножречества?       А вот что здесь было, так это прослушка, автоматические реле, камеры и самые разнообразные датчики по периметру: давление воздуха, температура, влажность, что-то связанное с органикой и не только, анализаторы химических соединений и уровня радиации… С каждым новым вспыхнувшим виртуальным сгущением сигналов в модели мне прямо в мозг поступало знание, что нашлось на этот раз. Даже замок на двери, и тот прятал у себя под обшивкой магнитные зажимы, которые даже при отключении электричества остались бы в пазах и не позволили б мне выйти. Что ещё интересно… отличить одну плату от другой я не мог. Но при взгляде на них почти сразу понимал, какова их функция.       Удобно, когда у тебя в голове аналитический сопроцессор с автоматически пополняемой базой данных, ха-ха.       Хм. А это нормально, что все каналы, по которым текут данные из переговорной, упираются в пустоту? Понятно, что моя «модель» не полная, но по какой-то причине кант не мог покинуть пределы комнаты. Он как бы упирался в цифровую стену. Брандмауэр. Или ему не позволял это сделать выдернутый из гнезда кабель.       Мгновение, и я мысленно переместился к плоскости из полупрозрачных золотистых кубиков. Мои ладони легли на их мятную прохладу.       «Действительно, заслон… Ты можешь пройти за него?»       Тишина.       «Ах да, точно… Не раскрывать все карты».       Я открыл глаза и видение развеялось. Освещение в комнате снова потухло, и на цифербрале наручных часов горели зелёные цифры: одиннадцать часов вечера, тридцать две минуты, двести сорок седьмые сутки… Скоро двести сорок восьмые. И их пока что я встречаю в куда как лучших условиях, чем пару дней назад. Если не считать того, что я заперт.       Появление хоть кого-либо затягивалось. Пока меня мариновали, я продолжал играться с мысленной моделью. Откровенно говоря, описать это сложно. Я вроде бы представлял, что вижу виртуальный слепок помещения, но вместе с тем в нём были вещи, которые бы никак не мог вообразить. И второе — несмотря на то, что я отвлекался от визуализации, она оставалась стабильной. Чтобы понять, насколько это противоречиво… Всё упирается в концентрацию. В медитации, в фантазии, при чтении книги — если растерять внимание, то воображаемые картины быстро потеряют чёткость. Здесь же модель висела в замкнутом кубе и оставалась неизменной, куда бы я не переводил внутренний взгляд. Ну а это мне подкидывало пищу для размышлений.       Между мной и бинарным кантом должна быть материальная связь. Он объективно существует. Следовательно, его воздействие должно отражаться на мне и наблюдаться со стороны.       Предположим, моё физическое состояние — это прямое следствие его активности… и мысль провисает. Мне не хватает информации, а кант, несмотря на то, что передаёт данные об электронике и технике, способной к коннекту, про себя ничего не рассказывает. Не даёт ни инструкций по эксплуатации, не показывает чётко выраженную волю, ничего такого. Он просто есть и я как-то могу им управлять. Частично мыслями, частично эмоциями, частично словами… хотя нет, слова есмь выраженные мысли, а выраженная мысль есмь ложь.       Я усмехнулся и услышал тихий стук. Стук повторился более отчётливо, а потом я ощутил, как магнитные шуфты выскочили из пазов.       Вспыхнул свет. Замок щёлкнул. Зашёл работник клуба, похожий на моего чичероне.       — Здравствуйте, господин Мельхиор, — с вежливой улыбкой произнёс он. — Как ваше самочувствие?       На вид ему было лет за сорок. Такая же аккуратная стрижка, тёмный костюм с жакетом и белой рубашкой под ним, а также выверенный внешний вид и золотая брошь-звезда на воротнике прямо говорили, что он не последний человек в этом заведении.       — Спасибо, я отдохнул и сыт. Не подскажете, что с моим предыдущим провожатым?       — Его рабочий цикл завершён, я вместо него. Меня зовут Су Цвейт. Господин Мельхиор, должен вам сообщить, что эмиссар от Бальзатара прибудет через полчаса. Мне поручено провести инструктаж и подготовить вас к встрече.       — Что это всё значит? — сдержанно произнёс я. — Корректировщик отказал в личном разговоре?       Мужчина улыбнулся так, будто бы я был маленьким ребёнком:       — Выслушайте меня. Вас приняли без предварительных условий, однако переговоры с эмиссаром обязательны для того, чтобы господин Бальтазар вас принял. Именно поэтому мне и поручено уведомить вас обо всех правилах касаемо предстоящей встречи. Сколько вам нужно времени, чтобы прийти в себя?       — Ладно… Я готов.       — Хорошо. Итак, для начала я объясню вам, как будут проходить переговоры…       Что ж, он объяснил.       Если вкратце, то клуб Иерихо по его словам являлся местом для отдыха и встреч между разными людьми, желающими остаться инкогнито, поэтому всем без исключения на время переговоров обеспечивалась конфиденциальность всеми доступными техномистическими средствами и протоколами.       После того, как он рассказал в общих чертах о миссии клуба Иерихо, Су Цвейту снаружи передали дипломат, в котором находилась обезличенная маска и мантия. Бинарный кант практически сразу же определил в них сложную электронику, но и без него они… выглядели экстравагантно. Словно фольга, которую прошили разноцветными проводами и после поместили под литографический лазер для прожига проводящих дорожек.       Броня из компакт-дисков, ха!       — Наденьте, пожалуйста. В целях сохранения вашего инкогнито в процессе переговоров вам нельзя снимать костюм или передавать личные данные, которые позволят вас однозначно идентифицировать. Ровно так же запрещается выяснять личные данные эмиссара.       — Простите за каверзный вопрос, но разве я не иду на встречу с главой вашей организации? Какая уж тут секретность?       — Равные позиции в переговорах предписаны дипломатическим протоколом. Таковы правила клуба, — ответил Су Цвейт и помог мне присоединить маску к капюшону. Практически сразу же по всему костюму заплясали голографические всполохи и слились в одно рефракторное поле. — Не снимайте, пожалуйста, костюм до конца встречи. Я зайду за вами, как только она завершится.       — Очаровательно, — пробормотал я внезапно куда как более низким и гулким голосом и незаметно высунул руку из-под накидки. Ну как сказать, незаметно… Голографическое марево заметно исказилось, а моя кисть будто бы повисла перед колыхающейся дымкой.       Интересные у местных Механикус СШК.       — Эмиссар будет через три минуты. Помните обо всём, что я вам сказал, и тогда ваши переговоры пройдут успешно. Желаю вам успеха, господин Мельхиор, — с неизменной вежливостью произнёс мужчина и покинул помещение.       Я остался наедине со своими вопросами. Отчаянно хотелось помассировать виски, но сделать это, не снимая маску…       По всем контурам автоматических реле почти одновременно прошёл сигнал. Холодный ветерок зашифрованных данных хлестнул и по мне, а после на замок противоположной двери автоматика подала питание.       В помещение зашёл человек в точно таком же костюме, как у меня. Серебристое пятно преломляющего поля скрывало его фигуру, не давало сфокусироваться, но спасибо машинному зрению — оно чётко выделяло в голографическом облаке его силуэт.       Я бы не удивился, если б эмиссаром оказался Су Цвейт. Промелькнула у меня такая догадка, да и логика в ней была. Однако нет, пришёл совершенно другой человек.       Он обратился ко мне глухим и полным реверберациями голосом:       — Приветствую. Вы тот самый Проситель, о котором нам докладывали?       Я машинально сложил руки на груди, а после усмехнулся, поняв, что жест всё равно не видно:       — Всё верно. Как мне к вам обращаться?       — Эмиссар. Иные обращения неприемлемы, — он замер перед столиком, а после переместился на диван. Иначе и не сказать. — Присаживайтесь.       «Ну, началось», — выдохнул я и вместе с этим сквозь мандраж улыбнулся. Действительно началось. И кто-то ещё тут возмущался…       Собеседник дождался моего, хм, перемещения и продолжил:       — Для начала озвучьте вашу цель, Проситель.       — Мне необходимо доставить лично Бальзатару пакет с данными и кодовый ключ от… — и запнулся.       А ведь я так правило нарушу.       — Продолжайте. Ключ от чего?       — Не от чего. От кого. Извините, говорить имя отправителя… я не могу из-за возможной утечки моих личных данных. Однако тот человек сообщил, что информационный пакет и переданный ключ позволят мне добиться личной аудиенции у Бальзатара. Кроме того, он сказал, что имя корректировщика — тоже кодовый ключ.       Эмиссар слегка переместился на диване:       — Всё верно, озвученное вами имя относится к секретным данным с уровнем допуска, который исключает случайную утечку. Вам нельзя разглашать рабочий контакт Корректировщика. Вы делали это, пока добирались до клуба?       — Я… сказал это имя только охранникам на входе в клуб. И на границе, когда попался отряду наёмников. Мне пришлось сообщить контактное имя главе, чтобы меня пропустили. Иначе бы задержали, а там привет, патруль и депортация. Скорее всего.       — Ясно. Вам известно наименование пограничного отряда?       — Стальные… «Стальные рейнджеры», если я ничего не путаю.       — Информация принята. Повторите ещё раз, какова ваша цель встречи с Корректировщиком?       — Мне надо передать ему пакет данных, кодовый ключ и… Отправитель говорил, что я могу попросить у Бальтазара работу.       — Вы знаете, что находится в пакете данных?       — Нет.       — Вы знаете, чем является кодовый ключ?       — Да. Это физический объект. Точнее, холодное оружие.       — Зачем вы сообщили мне эту информацию? — невероятно, но даже сквозь искажающее поле голос эмиссара прозвучал холоднее.       — Я уверен, что наш разговор будет предоставлен вашему руководству. Таким образом, я обязан указать, чем является мой ключ, чтобы у меня его не забрали. Отправитель говорил, что мне можно пожертвовать даже пакетом данных, но вот без клинка… Он как моя гарантия допуска. Так что я не могу не предупредить об этом.       Стало тихо. Я облизнул солёные губы и понял, что на лбу выступили бисеринки пота. Это когда под мантией стало так жарко?       — Ваши предположения близки к истине, — отозвался эмиссар. — Покажите ваш «ключ». Я сделаю пикт и отправлю Корректировщику.       — А это не будет утечкой данных?       — Вы находитесь в изолированном боксе до выяснения всей информации по вам и вашему запросу. Я не обязан убеждать вас в сотрудничестве. Это ваше окончательное решение?       «Сука!»       — Нет. Только хочу спросить: системы безопасности на меня не среагируют?       — Заверяю, вам ничего не угрожает, — абсолютно спокойно отозвался эмиссар.       Ну что ж, была не была.       Из-за этой мантии я пытался около минуты, если не больше, вытащить нож и не нарушить работу голографических полей. Потом я просунул клинок сквозь мантию и убедился, что его видно.       — Достаточно, — остановил меня эмиссар, когда показалась рукоять. — Поместите его на стол для более чёткого пикта и уберите пальцы… да, хорошо.       На потолке вспыхнули золотистым оптические датчики и сразу же потускнели до фонового состояния.       — Пикт приложен к вашему запрос на встречу с Корректировщиком. Ожидайте, за вами зайдут в течение полуцикла или раньше в зависимости от уровня допуска.       — И это всё?       — Поясните.       — Вас прислали только для того, чтобы выяснить, насколько мой ключ… валиден?       Эмиссар не отреагировал. Сразу. Вероятно, подбирал слова:       — Были сомнения, что ваш запрос имеет под собой основания. Теперь информация обновлена, — переговорщик встал и заколыхался голографическими полигонами. — Ваш статус Просителя подтверждён. Благодарю за сотрудничество.       Я усмехнулся ему в спину, а потом убрал нож обратно под мантию. Противоположная дверь закрылась, а следом, как и обещал, появился Су Цвейт и помог мне с костюмом, который тоже выключился и превратился в серебристо-разноцветную мишуру.       Взглянув на меня без мантии, мужчина понимающе кивнул:       — Желаете ли воспользоваться услугами нашей кухни, господин Мельхиор?       Я покачал головой:       — Мне бы только попить. Воды, просто чистой воды, пожалуйста, — и, передав ему сложенную мантию, вполголоса хмыкнул: — У этой одежды всё очень плохо с рассеиванием тепла при работающем маскировочном поле, я прав?       По глазам Су Цвейта было ясно, что он удивлён.       — Извините, я не владею такими… таинствами. А почему вы спрашиваете?       — У вас нет душевой кабинки? После этой парилки под электронной сбруёй она была бы очень кстати. Сто лет уже не мылся нормально.       — Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать, — задумчиво проговорил он и ушёл.       Так я и остался в переговорной снова один. Но ненадолго. Вскоре другой работник клуба принёс мне воды в графине и упаковку влажных салфеток. Последние пахли антисептиком.       «А ты хорош, Су Цвейт! Пообещал — сделал. Уважаю!» — хмыкнул про себя, пока разглядывал сугубо техническую обёртку без какого-либо дизайна. Навевала она мысли о гостинице…       И всё-таки, пока суть да дело, встреча с эмиссаром Бальзатара не выходила у меня из головы. Уже и махнуть рукой успел на то, что не понимал всей логики этого, прости господи, собеседования.       Все мы задним умом крепки. Сейчас кажется совершенно логичным, что меня просто так до серого кардинала не допустят. Но Александр, Александр… почему ты мне не рассказал обо всём подробно? Кем ты был на службе у Бальзатара? Почему рекомендовал пойти именно к нему? О чём ты ещё умолчал?       На эти вопросы нормальных ответов нет и не будет, боюсь. Другое дело, хотя бы на часть про дядю Мельхиора я смогу раскопать. А что, интерес к его прошлому вполне объясним.       Вот ведь смешно. По факту, я иду к Бальзатару, чтобы он как можно больше всего раскопал про меня…       За мной явились через час. Я к тому времени уже привёл себя в порядок и успел осушить графин.       Сперва поступил очередной сигнал, на который автоматика комнаты открыла замок, а после на пороге показались фигуры в боевом обмундировании и в шлемах, полностью закрывающих лица. В руках они держали автоганы, причём дулом вниз и пальцами не на спусковых крючках, что сразу бросилось в глаза. Следом за ними появился Су Цвейт.       — Господин Мельхиор, ваши сопровождающие прибыли. Вы готовы? — негромко произнёс мужчина.       — Всегда готов, — машинально ответил ему, а сам попробовал вспомнить, кого именно из Имперской гвардии мне напоминает эта броня. Такие защитные стёкла, как на мотоциклетных шлемах… что-то похожее на касркинов, но очевидно передо мной были не кадианцы.       Вспоминая Александра, думаешь, что корректировщики нанимают ветеранов Имперской гвардии или ветераны вступают к наёмникам, а наёмники потом формируют костяк их оперативных групп. Их — и наёмников, и корректировщиков.       Слишком смелые суждения из одной лишь банальной схожести обмундирования бойцов, однако.       Наша компания дошла до конца этажа и остановилась перед лифтом. Один из провожатых приложил к его сенсору карточку, после чего цельнометаллические створки разъехались и пропустили нас в широкую и светлую кабину с отполированными до зеркального состояния стенами.       Лифт тронулся вместе со мной и двумя охранниками. Су Цвейт остался снаружи — на прощание от него я поймал доброжелательный взгляд. Видимо, на том его полномочия всё.       Бойцы молчали. В лифте играла незатейливая мелодия, которая ну никак не подходила моменту. Резко захотелось позадавать глупые вопросы, но хрен знает, какие у них в отношении меня приказы.       Через минуту лифт остановился, а меня вывели в подземную автостоянку с разметкой под сотни и сотни машин. Жёлтое освещение и тёмные участки между колоннами наводили непонятной жути. Что-то по старой памяти, наверное… Моей памяти. В таких местах всегда творится всякая дрянь.       Рядом с лифтом стояла тёмная бронированная машина. Возле неё находился ещё один мужчина в похожей броне, но без оружия в руках. Увидев нас, он приложил руку в перчатке к груди, а после открыл задние двери, как в маршрутке, и ушёл.       Металлический салон без окон и даже без вентиляции вдруг напомнил мне о том, как перевозят особо опасных заключённых. Да и место водителя находилось за бронированной стенкой, так что попадание схожее.       Упс. Весело.       — Наденьте, — коротко приказал мужчина, протянув шлем с респиратором точно такой же модели, как и у него самого.       Второй боец закрыл двери, после чего с потолка перед нами опустилась перегородка и полностью закрыла выход.       Теперь точно полная изоляция.       С боковых сторон выдвинулись чисто спартанские сидушки. Мужчины заняли свободные места и зафиксировали себя ремнями безопасности.       Мне так никто ни с чем не помог. Даже бинарный кант, чувствуя моё раздражение, перестал отсвечивать на периферии.       Хех. Отсвечивать. Каламбур.       Наконец у меня получилась относительно адекватная перевязь из ремней, в которых я чувствовал себя… ну нормально. Шлем ощутимо давил на шею, да и дышать сквозь фильтры было неприятно. А вдобавок ко всему, резко сократилось поле зрения и в уши словно вату набили. Как ходить в таком постоянно? Не понимаю.       Я всё ждал, когда машина тронется с места, но мы как расселись, так и сидели минуту, другую, третью. Ради интереса я попробовал снова призвать машинное зрение, но…       Открыл глаза, огляделся — стальной короб, двое вооружённых мужчин в боевой броне, автоганы, тусклый свет люминесцентной лампы за прозрачной панелью в потолке.       Закрыл — темнота. Непроглядная.       «Кант, ты где? Мне нужна твоя помощь».       В ушах зазвенело. Я ощутил, как нематериальный поток ноосферного истечения окутал меня, но короб, где мы все находились, никак не изменился. Ни электромагнитных полей, ни внутренней начинки машины, ничего этого не было.       Я скосил глаза на конвоиров и поднял брови — машинный взгляд с трудом фокусировался на них, соскальзывал, не давая проникнуть в начинку костюмов. И стоило прекратить концентрироваться, как они сразу же исчезали из виртуального пространства.       Это… необычно. Такого раньше не было. Может, мои попытки взлома заметили и от греха подальше решили сдать Механикус? О, вот это тогда будет попаданчество на все сто.       «Не паниковать! — я сложил пальцы в замок и глубоко вдохнул. — Да, я определённо наломал дров по дороге сюда, но Бальзатара не подставлял! Не станут же от меня избавляться просто так?»       — Мы вообще едем? — спросил я и облизнул сухие губы.       Бойцы ожидаемо промолчали.       Я ещё раз сосредоточился и попытался направить призрачный щуп за пределы кузова.       Медленно, едва ли не на ощупь, он прошёл сквозь темноту… и коснулся сплетения серебристых шестиугольников, наложенных друг на друга.       Внутри них мерцали символы, при взгляде на которых к горлу подкатила тошнота. Они менялись, перетекали из ячейки в ячейку, замыкали информационную темницу и скользили. Кант не мог за них зацепиться.       «Ты знаешь, что это такое?»       Ответа, разумеется, не дождался.       «Какие у корректировщика интересные технологии. Можно подумать, он псайкеров на регулярной основе перевозит», — хмыкнул про себя.       Так, минутку. А почему я так решил? Из-за шестиугольников, которые похожи на гексы?       Хм, на гексы… Это же что-то знакомое… Защита от Варпа… Обереги… Печати чистоты… Почти, почти… Вот-вот… Ага!       «Гексаграмматические коды! Вот, значит, какие они! Как неожиданно», — мрачно подумал я, снова рассматривая невидимую обычным взглядом стену.       Выходит, меня охраняют, как псайкера… Ну что ж, дерьмово. А не полез, не узнал бы.              Безделье вынуждает придумывать интересные вещи для борьбы со скукой, между прочим. Или ты его, или оно тебя.       Ах да, скорее всего мы действительно куда-то ехали. Я стал это подозревать, когда заметил время от времени тянущее чувство, словно на мгновение пропадала сила тяжести.       Мхм. Я уже что-то говорил про СШК. Вот и задел на будущее, если выживу.       За исключением нескольких пессимистичных мыслей, развлекал сам себя тем, что сидел во внутреннем виртуальном пространстве и пробовал найти ему применение помимо «дополненной реальности». Да, с машинным взглядом оно отлично сочеталось, но должны же быть и другие возможности его использовать? Вот я их и искал.       На словах это звучало просто, но на практике… С какой лёгкостью мне модель создавало машинное зрение — я, к слову, даже забыл, что называл его авточувствами — и совсем другое, когда я попробовал сделать что-то подобное сам.       Самое простое, что пытался — это «создать» консоль для хотя бы набора текста, попутно усиленно вспоминая, как выглядят обычные клавиатуры. После нескольких сомнительных результатов я плюнул на эту задумку, с ностальгией подумал о домашнем компьютере… и мысленно взглянул на планшет, который всё ещё находился при мне.       Стало стыдно. Готовые решения под рукой же. А ведь он ещё и целиком оцифрован, учитывая, что я с ним раньше делал.       В отличие от себя во внешнем мире, здесь он включился почти моментально. Его золотистая проекция повисла перед глазами, а после разрослась до размеров монитора.       Оказывается, мои способности могут и так? Мне опр-р-ределённо нравится такой контроль! На тебе когитатор в голове чтобы ты мог сидеть в когитаторе, пока сидишь в когитаторе.       «Вытащить» из него клавиатуру и спроецировать перед собой много концентрации не потребовало.       Дальнейшее время пролетело быстро. Я вспоминал разные программы и приложения и пробовал их запустить на ментальном железе. Сначала что-нибудь простенькое, вроде текстовых редакторов или калькулятора, но потом перешёл на вещи посложнее. И лишь попытавшись воссоздать интернет-браузер, который безбожно тормозил и выдавал ошибки за ошибками из-за фантомных «отсутствующих библиотек», попутно ощущая, как сознание плывёт, я понял, что заигрался. И что ещё чуть-чуть — кровь из носа мне обеспечена.       «Кажется, теперь я понимаю техножрецов, которые себя аугментируют по самые неокортексы», — слегка грустно заключил я и почесал руку.       Пальцы наткнулись на часы, а после внутри виртуального пространства показались контуры хронометра.       Кхм, а ведь точно, в планшете нет встроенного таймера. А время измерять мне нужно. Только получится ли?       Попробуем.       Шаг первый: сосредоточиться. Второй: протянуть ноосферный щуп к хронометру. Третий: коснуться и оцифровать его. Четвёртый: окончательно проявить в виртуальности и запустить на органическом железе.       Раз-два-три-четыре. Алгоритм ясен. Поехали.       Я зажмурился и… сознание мигнуло. Краткий провал как секундный сон. Как кислородное голодание, если резко встать на ноги. И как резко я утратил чувство тела, так оно вернулось. Вместе с циферблатом перед глазами.       [02:50:12:249]       [02:50:13:249]       [02:50:14:249]       «Тик-так, тик-так. И почему я сразу этого не сделал?»       В приступе вдохновения вспомнил электронную отмычку из Основания, но мне вдруг резко стало не хватать воздуха.       Едва-едва вернувшись в реальность, я понял, что не дышу, а сердце стучит, как пулемёт.       Иррациональный ужас. На меня нахлынула паника при одной только мысли об Основании. Как если бы она могла вернуть меня туда, в ту ловушку, из которой я не знаю как выбрался.       Аура ноосферного истечения прижалась к моему телу и распространилась по нему защитной плёнкой. В отражении собственных глаз я прочитал глубокую нервозность: «Да уж, кант, по доброй воле я туда не сунусь…»       Жалко, что из-за этого не успел поэкспериментировать ещё, поскольку задняя стена без предупреждения поднялась, как жалюзи, и открыла обзор на раскрытые двери.       Ветераны сразу же отцепили ремни безопасности, а после дождались меня — я и в этот раз замешкался.       «А прикинь, открыть глаза — и увидеть, как вокруг осел иней из-за твоих манипуляций. Мило, да?»       «Сам знаю, что дурак», — огрызнулся сам на себя и отцепился от сиденья.       Мы вышли из фургона… в очень странном месте. Машина осталась в туннеле, который был заполнен рассеянной голубоватой дымкой, вдалеке становящейся туманом. Наша дорога лежала к бетонному блокпосту рядом с прямоугольными вратами. Вдоль стен лежали крупные кабели, от которых веяло сильными электромагнитными полями, да и в целом этот коридор походил на… расщелину высотой в несколько десятков этажей. Её потолка не было видно, он терялся в иссиня-чёрной высоте, и единственный свет, который здесь горел естественно — это одна лампа над входом в рубку, огни в ней и прожектор на полу, который до нас направили на синевато-серые плиты врат с мерцающими внутри искрами.       Пока третий сопровождающий набирал кодовую последовательность на терминале за стеклом, бойцы отвели меня к огромному, высотой в десять метров, прямоугольному вырезу в стене. Со скрежетом первая плита начала подниматься вверх. Следом за ней оказалась ещё одна, и она также устремилась за первой. И третья, и четвёртая… Всего их оказалось восемь. И коридор, который они закрывали, явил мне вдали освещённый неестественным белым точно такой же проход, заставленный такими же серыми панелями. Но всё остальное там тонуло в абсолютной тьме.       Машинное зрение мне помогало всё это время? Забудьте. Оно спасовало как перед плитами, так не дотянулось до конца перехода. И вообще, прижалось к коже.       — Идите вперёд, — сказал ветеран. — Шлем не снимайте. Вас пропустят. Следуйте по указателям.       — Вы не поможете?       — Нельзя. Допуск у вас одного.       Вот теперь я точно занервничал, но глубоко вдохнул и шагнул под многотонные каменные блоки, висевшие Омниссия знает как. Потому что никакой механики или электроники за ними не чувствовалось.       Они просто поднялись сами.       Я вздрогнул, услышав скрежет за спиной, и увидел, как плиты, которые пересёк, стали опускаться. Невольно ускорив шаги, я добрался до конца этого жуткого коридора и замер.       Передо мной не было ничего. Только маленькая площадка. Пропасть. Мрак по бокам, сверху и внизу. Фантомно мерцающие монолиты, из которых была выложена стена, рядом с которой я стоял. И белый овал без видимого источника освещения с точном таким же проёмом, из которого я вышел, на расстоянии пешеходного моста.       Проход назад закрылся целиком. Стало тихо.       — Эй?! Ау?       Мой голос вернулся многократным и затухающим эхом.       Стало прохладно. Вернулись слабая дрожь вместе с тревогой.       — Я к корректировщику Бальзатару! — снова крикнул я, но ничего не случилось.       Если это такой тест на интеллект, то я его заочно провалю… ха, провалю. Как раз отличный провал впереди. Так и манит, зараза!       Я заглянул с края, но и так бездна ничем себя не раскрыла.       Как же, господи, неуютно. И кант ничем не помогает. Что мне надо сделать? Думай, думай, ду… допуск!       Со всё более нарастающей паникой я выхватил клинок Александра из ножен и постарался успокоиться, как от скрежета сбоку чуть не отшатнулся прямиком в пустоту — из идеально ровной на первый взгляд поверхности выдвинулась шестигранная колонна с разъёмом по центру. Хихикая, я вставил лезвие в неё и почувствовал, как пол под ногами загудел.       От моей площадки выдвинулся вертикальный столб. Он поехал вперёд со скоростью идущего человека и за полторы минуты достиг конца перешейка. Забрав подарок дяди из паза, я на всякий случай подождал, но мост исчезать не торопился. Так что я торопливо его пересёк и ступил на серые камни противоположного края.       Серая с вкраплениями золотистого плита поднялась. И следующая. Словом, всё как на входе.       Теперь я совсем иначе смотрел на свой боевой нож. Кто же знал, что он действительно самый настоящий ключ к посещению корректировщика… Дойти до которого, как выясняется, так ещё эпопея.       «Зона содержания…» — вдруг скакнуло на язык и я посмаковал связанную с ней мысль.       Хм. Нет, слишком много ассоциаций. Мимо.       После второго буферного коридора обстановка сильно изменилась.       Я ступил на бордовый ворсистый ковёр, лежащий по центру светлого и комфортного, хм, места. Нижнюю половину стен закрывали деревянные панели, верхнюю — слегка шершавая побелка. Стояли кадки из серого камня с живыми растениями в них. В декоративных рамах висели картины: природные пейзажи соседствовали с портретами разных людей, казавшихся прямо живыми, а следом за ними же находились сюрреалистичные изображения, в которых глаз тонул и не мог разглядеть ничего конкретного.       По центру потолка находилась непрерывная белая линия, излучавшая рассеянный белый свет. Бинарный кант по-прежнему окутывал меня плёнкой, из-за чего, как теперь ясно, не получалось ощутить ноосферное наполнение этой комнаты.       Я дошёл до поворота и предстал перед грандиозным панно. Неизвестный скульптор изобразил что-то очень похожее на город-солнце. Высокий симметричный конус, на вершине которого сияла золотая звезда, расширялся растущим вниз деревом и доходил до самого пола, где, увы, проследить за схематичными корнями не получалось.       Корнями? Нет, кроной же.       Соседние двери из благородного дерева плавно разъехались в стороны. За ними оказался очередной лифт. Он также создавал атмосферу роскоши. Панели с серебряными оттисками шестерней Механикус, псалом на стене с подписью некоего преподобного отца Фанария XII, запах благовоний… Я со своей дешёвой курткой и повидавшими виды штанами не вписывался во всё это благолепие от слова совсем.       И снова показалось, что никуда кабина не двигалась, однако когда она выпустила меня наружу, то я оказался в совсем другом помещении.       Оно… было высоким. Такие же белые стены, такие же деревянные панели, красный ковёр и гранитные плиты на незастеленном полу. Тоже белый свет сверху, тоже картины, а ещё проход только вперёд — к висящим в воздухе голографическим друзам из кубов. Всё это что-то во мне вызывало, что-то должно было заставлять вспомнить, я должен был как-то отреагировать, но… не получалось.       Я подошёл к финальной двери. Постучался. Положил ладонь на ручку и повернул.       Что же я ждал за ней?       Что-то, отдающее археотеком и властью Механикус над городом. Огромные серверные стойки на несколько этажей — манифольды, как их называли в книгах. Экраны размером с дом, где в реальном времени отражались бы все вещи, за которыми корректировщик следил и которыми бы управлял. Что-то киберпанковое, как и весь этот город, но с чётким влиянием мира, куда я попал.       Вместо этого за дверью был длинный и слабо освещённый рабочий кабинет. По его бокам царил сумрак, в котором что-то находилось, что-то царапало глаза, требовало сосредоточиться и разглядеть, но никак не давалось в руки. В самом конце вдоль стены светила белая линия, на фоне которой отчётливо различались силуэты стула с высокой спинкой и стола, а также того, кто стоял по соседству с ними. И ещё на потолке и на полу были проведены серебристые линии, складывающиеся в пересекающие друг друга геометрические фигуры.       Под моими ногами замерцал голубым пол. Цепочка следов дошла до навершия ближайшего треугольника, и я встал в очерченный серебром круг.       Вдоль всего кабинета сформировалась белая полоса, и я наконец увидел того, к кому шёл.       Точнее, тех.       Уже немолодой мужчина немногим старше Александра Витта сидел на троне, внутрь которого заходили провода и шлейфы, и смотрел на меня поверх сплетённых в замок пальцев. А второй… совсем уже седой, с узким лицом и моноклем на глазу, в длиннополой мантии — он шагнул вперёд и негромко, но поразительно отчётливо произнёс:       — Мельхиор Амадеус, представляю вам корректировщика Бальтазара. Мы ждали вас.