Пособие по возвращению государства

Телега двигалась быстро. Три пары лошадей, белогривых и холёных, уносили магов на запад от Денерима. Решение о назначении каждого из них было сложным — для определения того, кто хорош в бою, а кто хорошо вживается в роль, ушла не одна ночь. Споры прерывались холодными синими огнями, парящими над ладонями магов в полумраке, а с доски то и дело стирался мел с именами, легендами, возможными стратегиями проникновения. Первоначальный план состоял в том, чтобы предложить жителям деревни найм на работы в Денериме, а позже, спустя несколько недель, вызвать контролируемый обвал. Маги из Сообщества предстали бы героями, спасающими детей и помогающими вывезти людей, хотя Дайлен голосовал против этого варианта. Уже сейчас уроженец Киркволла мог бы купить каждый дом и сортир в среднестатистической деревушке по цене хайеверской недвижимости, но Сообщество выбрало другой путь после того, как план был предложен Миррором. Маг целых две недели вглядывался в окоём, нарабатывая детали своей легенды. Сейчас он должен был имитировать южный ферелденский говор, грубоватый, несколько нескладный, словно словам не нужна была транскрипция. Амелл медленно вживался в роль торговца тканью по имени Давет. Фамилия к легенде не прилагалась, что было к лучшему. Его «отцом» был Кребулаш, а «женой» — Джубаста. Остальные, ещё примерно десять человек в роли основных сил, сейчас тратили время на пошив знамён и флагов, ведь Амелл позволил себе вольность и дал имя несуществующему ордену. Представители Сообщества снимали старые занавески, распарывали старые мантии, скупали антиквариат, закапывали и вновь откапывали недавно сшитые и расписанные знамёна. Сообразительность имитаторов приятно удивляла, учитывая, что несколько членов данной организации занимались копированием и подделкой книг. Шёл дождь и редкие капли барабанили по навесу над магами. Кребулаш крепко спал, покачиваясь и изредка похрапывая в бороду, Джубаста ела и следила за дорогой, а Дайлен поправлял рулоны ткани, скупаемые у разных торговцев в Денериме разными людьми и эльфами по завышенной цене. Сатин и вельвет, полотно и рами, кашемир и габардин. Хильда не отходила бы от такого богатства ни на шаг. Особенного внимания от старшей сестры-рукодельницы удостоился бы бархат на основе шерсти и хлопка, напоминающий по цвету домашние одеяния семейства Амелл. Дайлен даже не заметил, что довольно долгое время гладил рулон ткани, но когда заметил, сделал вид, что плотнее прикрыл посохи между рулонами. Мага тревожили последние вести из Хайевера — семейство Кусланд готовилось к прибытию самого короля Мэрика и его свиты. Очевидно, Кайлан стал стягивать в Хайевер представителей комиссии, отчего маг мысленно извинился перед своими благодетелями и братом. В других обстоятельствах Амеелл бы уже мчался в Хайевер, но теперь, опасаясь преждевременной встречи с высокородными покровителями, наблюдал за территорией издали — хмурое дождевое небо нависало над далёкими видами Недремлющего моря, а громадный замок вдалеке казался песчаным барханом или небольшой выдолбленной скалой, к которой стекались не дороги, а муравьиные тропки. Золотые колосья пшеницы и ровные ряды яблонь склонялись и трепетали, словно были по колено путникам, а маленькие выбеленные домики на два окна, того и гляди, развалятся от особенно сильного порыва ветра с моря или вовсе потеряются среди клонящейся зелени. Мир умывался естественной красотой свободолюбивой природы и, несмотря на хмурые облака, грозящие разразиться свирепой грозой, травы сгибались так, будто были продолжением вод с рябью волн. Повозка, будто хлипкое судёнышко, раскачивалось на незначительных ухабах и при очередном толчке маг вновь бросил взгляд на Хайевер: расступившиеся на миг облака пропускали тёплые потоки света, отчётливо видимые в сером небе, будто контуры легчайшего платка, опущенного на землю самим Создателем или, скорее, нити, отсвечивающие радужными переливами среди летнего дождя. Когда-то примерно в таком же свете Дайлен видел этот замок, но тогда он был не один. Хайевер воистину был благословенной землёй и оттого тяжелее было глядеть на неё издалека, однако Дайлен боялся вопросов и взгляда Элеаноры при встрече. Он, в отличии от Седрика, чувствовал себя слишком грязным для таких светлых мест и людей.

***

Фигура на троне пришла в движение. Среди сумрачных просторов Тени и неявных отсветов непроизошедшего узник собственноручно воздвигнутой темницы вспоминал предстоящее повторение прошлого. Карусель воплощений изменчивого эфира вновь начала свой ход — недавно и давно. «Он идёт» — звенела паутина, — «он не трогается с места» — отзывались каменные статуи, «Господин смотрит на нас» — шипели пауки, пытаясь урезонить волны пространства, дабы тени не обрели формы. Серые маслянистые слёзы радости лились из многочисленных глазниц жрецов, взирающих на кристаллическую поверхность древа отражений, пульсирующую жилами лириума, чем после создания Завесы стало Единственное Зеркало, раздробленное и слившееся из тысяч вариантов неопределённости и невероятности индетерминистического будущего. Беззвучный хор, окаменевший, но шепчущий сотнями надзирателей, продолжал работу. Лики, проступающие в изголовье трона, совсем небольшие, не крупнее ногтя, текли волнами по металлической амальгаме. «Последнее Дитя держит путь в логово врага», «Костяная Яма кровоточит по велению Господина», «рецепт чая холодных могил: возьмите две души, заложенных за гроши, одно дыхание безумца, пять порций теневого мха и смешайте в видении Сновидца, затем…», «Перекрёсток до сих пор запечатан», «Камберленд догадывается, что мы смотрим», «под рукой тепло», «шепчущие захватили живых в логове врага. Прикажете уничтожить?», «Дверь открыта, открыта, открыта! Оно смотрит через неё», «Статуя хочет изменить положение дел», «Арулин’Холм доставлен, жду распоряжений». Создание на троне улыбнулось чужой улыбкой устаревшего прошлого. Перед зеркалом всё ещё висел висп — маленькое создание, напоминающее сгусток света. Он сам появился перед артефактом некоторое время назад. Может быть, секунды или года — без сердцебиения время становилось сложным предметом. Вначале оно виделось небольшой крупицей среди упорядоченного хаоса, позже резко стало размером с глаз, а сейчас медленно увеличивалось до размера головы. Хоть пауки и желали вплести виспа в кружево, хозяин трона запретил — ему в последнее время всё больше нравились воспоминания о вкусе напитков. Узник трона с грустью наблюдал, как материализовавшийся чай выливается из чашки и тонкой струйкой втягивается в заварник. Почему-то ему почудился аромат грозы. «Двоих одним ударом, Господин, мы видим закономерный исход». «Это тело не подходит. Оно прячет кости внутри». «Вмешательство принесёт неудачу». Создание представило, что тяжело вздохнуло, а затем бросило чашку чая и заварник в зияющую бездну перед троном, где иногда возникал длинный обеденный стол. Чашка тотчас вернулась в руки существа и из неё вынырнули щупальца. Раньше они делали вкус пикантным, а теперь вкус напоминал пепел детей Эльгарнана. — Пепел, — шёпот создания заставил Единственное Зеркало дрожать и раскалываться на новые итерации. Некоторые парящие островки сливались под троном, образуя подобие лестницы. — Меня интересует только пепел. Трон по мановению руки обратился креслом-качалкой, в спинку которого были вплетены бусы — изменчивые, злые, шепчущие, бестелесные слуги, а существо в нём поднялось. Рябь помех пробежала по фигуре, линии исполосовали руки и лицо, скрытое капюшоном. Не мужчина, не женщина, не человек и уже даже не элвен — эванурис ступил ногами на зыбкую почву многомерного пространства, где будущее становилось прошлым, а настоящее дробилось на тысячи пространств. Тень оборачивала его, словно саван, прилипающий к лицу утопленника перед сожжением, но оно шло к эфирному осколку духа, несущему в себе фрагменты его собственной идентичности. Когда-то оно само пожелало вплавить в сознание Последнего Дитя частицу себя. Тогда изломанное тело, несущее в себе частицу крови забытого клана, лежало в окружении неправильных рун в сумрачном переулке Тантерваля и воскрешение не удалось бы, не пожелай того эванурис. Так оно могло кушать ощущения, будто его собственное тело не было замуровано в тюрьме идолов, плывущей над головой, но первый истинный маг духа всегда имел запасной вариант, отчего его невозможно было ни изложить, ни уничтожить. — Одолжи мне твои уста, Дитя.

***

Убежище, как и писал разведчик, было пропитано тревогой по отношению к незнакомцам. Горожане запирались в домах, подозрительно косясь из окон на «торговцев». — Здесь нет мабари, — шепнул Кребулаш, идя по улице к горе. — Это настораживает. — В этой деревне нет ни единого ребёнка, вот, что странно, — уже громче ответила Джубаста. — Помолчи, жена, я тебя не для того выкупал, — пресёк собеседницу Дайлен, когда заметил, что троица магов привлекла ещё больше внимания. — Так, говорите, здесь обитает Андрасте? — Выше, на горе, — с долей гордости произнёс мужчина в тяжёлой броне. — Только достойные могут взирать на Неё и Она определит, сможете ли вы войти в Храм. — А вы были в Храме? — Кребулаш, почёсывая бороду, покосился на подозрительные холмики камней на краю деревни. — Мы недостойны, — воин коротко ответил, покачав головой. — Наши дети также были признаны недостойными, потому они здесь. Может быть, вам повезёт? — Нам, — саркастично выдохнула рыжая, — торговцам. — В вас я чувствую силу. Может быть, и пройдёте. Дорога петляла между скалами и ледниками, оплавленными ровными и гладкими полукругами, отчего Амелл поёжился, плотнее закутываясь в тёплую одежду, припасённую заранее. — Уверен, мы достойны, — вырвалось у него против воли, будто громкая мысль не удержалась в голове. — Кто же знал, что мы повидаем такое чудо по приезду в Ферелден. — Амелл оправдался, сгладив предыдущую реплику, — мы уже видели несколько великих чудес по пути к вам. — Такого вы ещё не наблюдали. Смешок слетел с губ воина, когда ко группе присоединились воины, ожидающие в проходе. Джубаста покосилась на Дайлена, будто говоря: «Вейлбёрн, мы всё больше углубляемся в беспросветную жопу и нас выцарапают оттуда только по частям». В то же время взгляд Кребулаша говорил другое: «В случае чего те трои на мне, ещё трое — на Джубасте, а двое — на тебе». Дайлен кивнул. — Как вы ведёте хозяйство? Я не видел полей близ вашей деревни. — Питаемся тем, что пошлёт Создатель да живностью с гор. Иногда приезжают торговцы, как вы. Дайлен вспомнил забросанные сеном повозки нерадивых торговцев, подумывая о том, что местные предпочитают мясо. Желание продолжать расспросы ушло без следа. Примерно час ходьбы привёл группу замаскированных магов и рыцарей Впереди, прямо на отвесной скале, сидел высший дракон, а точнее — драконица. — Разве Она не чудесна? Создатель воплотил Андрасте в самой великой изо всех допустимых форм. — Она… Это Она??? — Кребулаш схватился за сердце, упав на гладкую поверхность замёрзшего озера. — Да как же так? — Мы — Её смиренные дети, понимаем ваше стремление причаститься Её благодати, — глаза воина, сопровождающего троицу от самого входа в деревню, светились фанатизмом. — Если Она сочтёт вас достойными, вы поможете Андрасте обрести истинную божественность. Выходите вперёд. Воины перекрыли выход из замёрзшего озера, сомкнувшись полукругом. — А если нам это не нужно? — с вызовом спросила рыжеволосая. — Мы приехали сюда, чтобы продавать ткань, а не участвовать в экскурсиях. — Тогда ваш путь прервётся на этом месте. Отблески мечей и лат отражались от ледяной корки на камнях так, что резало глаза. Кребулаш ловким движением достал огненный жезл, Джубаста размотала навершие посоха, к которому были приклеены бусы и цепочки ради маскировки, а Дайлен поднял голову, глядя на высоту скалы, несмотря на слепящее солнце. Завеса здесь была тонка, а мана беспрепятственно текла в тело, наполняя мага силой. Рядом чувствовалось незримое присутствие, от которого по спине бежали волны тревоги, словно всё это озеро было огромной ладонью демонического создания, на которой, словно блики, танцевали живые. — Мы пройдём испытание, — Дайлен отчего-то был уверен в себе, словно та же рука легла ему на плечо. — Позвольте мне идти первым. — Вот это правильный настрой, — воин убрал меч, направленный на Амелла. — Иди, паломник. И да обрящешь ты то, что ищешь. Вокруг было настолько тихо, что, казалось, можно было слышать, как Кребулаш бормочет формулы заклинаний, но Амелл сделал шаг вперёд, затем ещё два и ещё десять. Мелкие молодые драконы, едва заметив его, разбежались, будто смотрели на своего естественного врага. Под стайкой пресмыкающихся обнаружились покорёженные остатки лат, кое-где проглядывали кости и даже черепа размером с кулак. Местные фанатики, по всей видимости, приносили в жертву даже новорожденных. Дайлен ненадолго прикрыл глаза, вспоминая, что он делает и зачем он здесь, думая о том, что Урна купит его свободу, а брат в любой момент может быть вывезен как в Круг, так и сюда, ведь лучше заложника быть просто не может. Амелл вспомнил серые глаза отца, ту боль, что застыла в них, когда трап корабля поднялся перед его ногами, вспомнил Ариста, изо дня в день тренирующегося с мечом для того, чтобы скрыть свой дар, Хильду, рыдающую в руках храмовников и старательно не смотрящую в их с братом сторону, лицо Седрика, который мог вот-вот умереть от истощения из-за штиля, вызванного Дайленом каким-то неведомым способом. Последней вспомнилась мать — осунувшаяся, отчего-то измученная, но с любовью обнимающая его в Тантервале, среди трущоб, где он потерял сознание, когда какой-то вор вытолкнул подростка под несущуюся телегу. Взгляд Ревеки накладывался на взгляд драконицы, выжидающе глядящей со скалы. «Иллюзия. Это всё иллюзия», — подумал маг. — «Должно быть, лириум, лежащий под озером, вступил в контакт с водой и шепчет то, что мы хотим видеть, как и все несчастные люди этого поселения. Как давно они так живут? Люди ли они вообще?» Маг сжал губы, стараясь нащупать в местной мане что-то, что могло бы помочь ему противостоять наваждению, а затем почувствовал, как из-под его мантии выпорхнули два ворона и, стремительно бросившись вперёд, описали дуги вокруг рептилии, вгрызаясь в её глаза клювами. — Что вы наделали! — взревел воин позади, но его крик утонул в лязге металла. Джубаста раздробила шлем и лицо воина каменным кулаком, а Кребулаш отрезал от магов нападающих стеной пламени. — Не тупи, Синекдоха! — кричала эльфийка, бросая в воинов заклинание за заклинанием. Амелл выбросил руку вперёд и одного из воинов, сунувшихся прямо в пламя, подняло в воздух, а вокруг него развернулась клетка дробящей темницы. Маг сжал пальцы и отпустил. Смятый труп упал в ногах его бывших товарищей. Заклинание отняло довольно много маны, но Дайлен продолжал — вот один из воинов поскальзывается на горящей грязевой луже, сотворённой Джубастой, а Кребулаш бросает в неё исцеление. Откуда-то сверху прилетает молния и Дайлен, повернув голову, видит силуэт Митры, но на него несутся мелкие драконы. Кинжал Амелла входит под челюсть одного из них и горячая драконья кровь жжёт руки через перчатки, а сознание пьянят видения. Его руки ему не принадлежат, им будто руководят, тянут вперёд многоголосые переливы маны. Завеса трепещет, собираясь у рук и кто-то другой воздымает его окровавленные длани. Алое становится синим дымом, лириум под озером кричит — истошно воет тонкой струной, а затем струна обрывается и становится тихо. Высшая драконица, прозванная Андрасте, пикирует прямо на него, но её направление меняет голос, сотканный из тысяч шепотков: «Сжечь всех». Ослеплённая драконица поворачивает и, раздавив хвостом двоих противников, ещё стоящих на ногах, отправляется в сторону поселения, исторгая пламя. Вдали слышатся крики, смех, плач, треск ломающейся древесины, последний звон падающего колокола. Дайлен смотрит на столб дыма, но его руки безвольно опускаются, тело немеет и холодеет, будто ему не хватает маны, будто его душат и колют во сне, будто он всё ещё на дыбе у Хоу и тот задаёт неразличимые, но одинаковые вопросы по кругу, будто шелуха и силос, смешанные с мыльными куриными задницами в серой жиже проталкивают ему в глотку, когда не остаётся сил даже для того, чтобы стоять на четвереньках. Из горла рвётся беззвучный крик, но выходит только пена. Тело Дайлена бьётся в конвульсиях на льду озера, но судороги прекращаются, когда вороны садятся на грудь, опустив пересекающиеся клювы на шею мага. Холодная синева небес подёрнута тонкими полупрозрачными клочками облаков. Их заслоняют головы Митры и Джубасты, пока Кребулаш тащит аристократа за руки. — Это точно сработает? — обеспокоенно спрашивает Митра, придерживая маску. — Ты видела, как ему полегчало, когда он вытянул ману из той кучи трупов. От них и костей не осталось, авось сработает.

***

Эванурис было радо затронуть несколько струн эфира Дитя. Висп, не имеющий возможности сбежать от прикосновения, фазировал, мерцал, обретал очертания, питаясь маной жилы лириума. Божество, имеющее тело, но уже не имеющее тела, имеющее дух, но пока не имеющее духа, отдалилось от Единственного Зеркала и тотчас материализовалось на кресле. Воздействие через слабого проводника раздражало, но оно успело скопировать несколько питательных воспоминаний и животрепещущих ощущений как плату за помощь. Зеркала, вплавленные в кристалл, разбивались изнутри и их осколки разлетались стремительно сереющими, испаряющимися брызгами. Создание было радо поиграть в тень былого величия, что забыло, как правильно дышать чужими лёгкими. Это было досадно. Объединив немного эфира, маны и иллюзий чувственного опыта, создание в кресле вылило чай аккуратно в чашку, на поверхности зелёной жидкости расплылись радужные разводы и она вспыхнула синим пламенем. — Эксперимент по сотворению идеального чая тысяча восемьсот тринадцать, — эванурис прищурилось и вдохнуло ароматный сизый дым, пока жидкость в чашке превращалась в песок. — Переменный успех. Получился не чай.