Понедельник, 3 ноября 1999 года
Колумбия, Южная Каролина
Маркус вжал его в кровать, прижал руки к матрасу, но Кевин всё равно извивался и пытался вывернуться. Сэндвич был в шортах, Кевин — в трусах. Его кожа уже была скользкой от крупных капель пота — до того он много дёргался и рвался прочь. Маркус тоже взмок, сжимая его бедра коленями, — влажная кожа выскальзывала из плена, коленки то и дело елозили по промежности. — Сэндвич, мне больно! Пожалуйста, хватит! Я не хочу! — он отворачивает голову и выгибается дугой, пытаясь вывернуться. — Тебе больно, потому что ты дергаешься. Лежи спокойно! Я не могу попасть. — Нет, прошу, не надо! — Кевин! — повысил голос Сэндвич, тем самым заставив его замереть, и продолжил тихо: — Это одно простое движение. Больно будет всего секунду. Дай мне её, и всё закончится. Обещаю. — Секунду? — Секунду. — Маркус прогибается в спине, притираясь животом к впалому животику Кевина. — И расслабься, мой хороший. — шепчет он успокаивающим голосом. — Когда ты упираешься, мне сложнее засунуть. Но Кевину было страшно, и расслабиться в таком состоянии он просто не мог. Маркус это понимал, поэтому мазнул губами по взмокшему лбу. Кевин заскулил, подставляя виски и щёки. Сэндвич поймал его губы и, легонько прикусив нижнюю, потянул, вырывая из груди Кевина расслабленный стон. Чтобы Кевин подольше не думал о неминуемом дискомфорте, Маркус оставил дорожку поцелуев на его ключице и плече. Убедившись, что мальчик одурманен нежностью, Сэндвич завершил начатое. — Маркус! — вскрикнул Кевин, зажмуриваясь, выгибаясь дугой и сталкиваясь грудью с торсом Сэндвича. Кловерфилд просунул руки ему под спину и прижал к себе, обнимая горячее тело. — Всё, маленький… Всё-всё-всё… — успокаивающе зашептал Сэндвич, прокладывая дорожку быстрых поцелуев от виска к подбородку. — Получилось. Это так красиво… Если бы ты мог увидеть себя моими глазами… — Маркус навис над ним, тесно прижимаясь грудью к взмокшей коже и ласково погладил его влажную щёку. — Ты выглядишь замечательно. — пальцы мазнули по приоткрытым губам Кевина. Маркус наклонился и поцеловал его, мягко лизнув нижнюю губу. — Хочешь посмотреть? — спросил он. Кевин согласно замычал. Сэндвич поднял обмякшего Кевина, как тряпичную куколку, не разрывая объятий, и подошёл к зеркалу в ванной. — Ух ты… и правда, красиво. — Видишь? — губы легонько целуют влажную шею. — Я же говорил, что тебе понравится. И что, нужно было так долго сопротивляться, — он целует Кевина в висок, — мешая мне надеть тебе линзы? — Нет. — Кевин стыдливо отводит взгляд. — Извини. — Тебе не больно? Глаза не щиплет? — Нет, всё хорошо. — Отлично. — Маркус шумно выдохнул. — Осталось только покрасить волосы.***
В номере пахло аммиаком. У Кевина зудело в носу и щипало в глазах. Маркус стоял у него за спиной, мягко обхватив подбородок, и наклонял голову Дэя, подставляя для окрашивания ещё не тронутые участки. От окисления краска казалась ядерно-розовой, но картинка на коробке, которую Кевин держал в руках, обещала сделать его платиновым блондином. Кевин не представлял, как это будет смотреться, но Маркус сказал, что с голубыми линзами будет «очень даже чудненько», а Кевин Маркусу доверял. Сэндвич нанёс последние граммы краски на волосы Кевина и согнал его с насиженного места. Дэй встал со стула и переместился к подоконнику, забрался на него, подпер коленом подбородок, по-птичьи наклонил голову и с тоской посмотрел на Маркуса, промывающего плошку для краски. Он видит его таким последний раз — светлым, зеленоглазым, настоящим. Последний раз видит его Королём с золотой короной волос на голове и зелёными сапфирами глаз. Кевин перевел взгляд на пустую коробку, лежащую на кровати. Чёрный. Почему не другой, близкий к его натуральному цвету? Почему не рыжий? Светло-русый?.. Посмотрел на кубик коробочки с карими линзами и всхлипнул. Маркус переместился в ванную, встал напротив зеркала и замер с ножницами в руках. Опустив взгляд и тяжело вздохнув, он распускает волосы. Золотая волна спадает до плеч. Маркус последний раз пропускает их сквозь пальцы, стискивает в кулаке, сильно оттягивая, с болью усмехается отражению сквозь слезы и режет. Одна за другой медовые пряди падают в раковину. Кевин заплакал и отвернулся. — Кев, тебе краска в глаза попала? — Нет. — пискнул Дэй, стирая слёзы. — Мне больно, потому что ты отстригаешь волосы. И я не хочу, чтобы ты красился в чёрный… и в любой другой. Маркус подошёл к подоконнику и поцеловал худое голое плечико. — Я тоже этого не хочу. Но так нужно. Ты же знаешь. В документах у меня короткие тёмные волосы, у тебя — светлые. — Я знаю, знаю. Просто… — он повернул голову, притянул к себе лицо Маркуса и запустил пальцы в стриженные волосы, — я буду скучать по тебе вот такому. Маркус грустно улыбнулся и запечатлел на его губах поцелуй со вкусом сожаления и соли. Стоя перед зеркалом в ванной, Маркус наносил тёмную краску. Перед глазами всё ещё стояла страшная картинка вчерашнего вечера — почти обнаженный, лишенный сознания Кевин с опухающей челюстью и мерзкий потный педофил. Сэндвич выглянул из ванной: мальчик сидел на подоконнике, тихо ронял слёзы и то и дело прикасался пальцами левой руки к багровому синяку с царапинами от перстней…***
…Он прижимал Кевина к себе, когда выносил из клуба. Когда забирался на мотоцикл и ехал к мотелю, не видя дороги из-за пелены горячих слёз. Когда укачивал его на руках, прикладывая к синяку обёрнутый полотенцем пакетик со льдом. Ему было страшно и больно за Кевина. Он чувствовал гудящую боль его челюсти, болезненную пульсацию и огненную колючесть. Он целовал разгоряченный лихорадкой лоб, горячие виски, скулы, веснушки под глазами. Он бесконечно гладил каштановые волосы, заглядывал ему в лицо и стирал с него свои слёзы. Он просил прощения за то, что подверг его опасности. Просил Кевина открыть глаза и кричать-кричать, обвиняя его. Орать о том, как он ненавидит Маркуса… Но Кев не слышал его. Дэй пришёл в себя глубокой ночью, когда у Маркуса закончились слёзы и он просто подвывал, как побитый пёс, раскачиваясь вперёд-назад с Кевином на руках. Дэй провёл слабой рукой по щеке Сэндвича, привлекая внимание. Маркус вздрогнул и устремил невидящий взор к мальчику. — Прости меня… — прошептал Маркус. Кевин смотрит на него с усталостью и лаской. В темноте его глаза кажутся карими. Удобнее устроив голову в сгибе левого локтя Маркуса, он мягко обхватывает его правое запястье. Левая рука собирает гармошку из свитера и футболки, поднимая их вверх, оголяя впалый живот, и Кевин прижимает ладонь Маркуса к своей груди. Кисть Сэндвича послушно следует за Кевином, позволяя управлять и оглаживать его рукой горячую грудь. Их тела прошивает током, когда чуть шершавые подушечки пальцев Маркуса, ведомых Кевином, робко оглаживают левый сосок. Сэндвич хрипит, напрягая руку, — заставляет Кевина отпустить его. Дэй разжимает пальцы и пристыжено отводит взгляд. В напряжении проходит минута. Кевин издаёт упрямый звук и притягивает голову Маркуса к себе. Сухие губы прикасаются к чуть влажным, кончик языка робко оглаживает линию их схода, прося впустить. Маркус не впускает. Кевин посасывает его верхнюю губу, прерывисто выдыхая и помогая себе языком. Он очерчивает контур солёных губ, приподнимается и, обхватив шею Маркуса руками, запускает пальцы в светлые волосы. Кевин отдаёт всего себя поцелую — тесно прижимается грудью к торсу Сэндвича, сипло стонет ему в губы, ласково выводит пальцами завитушки на коже головы. Маркус сдаётся. Прикрывает глаза. Впускает Кевина. Дэй вздрагивает от неожиданности — он так привык к отказу, что смирение и робкое разрешение выбили его из колеи. Кевин отстраняется и тихо спрашивает: — Можно? — Да. — шепотом выдыхает Сэндвич, утвердительно кивая. Кевин исследует его рот, запоминая каждый миллиметр. Язык тыкается в зубную эмаль, очерчивает режущий край, проникает за щёку и ласково лижет её, заставляя Маркуса дрожать от наслаждения и желания, и теснее прижиматься к мальчику. Кевин робко и неспешно скользит по языку, чувствуя в груди восхитительный трепет, а в животе непривычный жаркий узел, который затягивается всё туже. В голове вспыхнула искра, ярко осветившая желание Кевина, которое тот исполнил мгновенно — оседлав бёдра Маркуса, он на несколько секунд оторвался от его губ, чтобы стащить через голову свитер и футболку, положить левую руку Сэндвича себе на талию, а правую прижать к животу. Маркус хрипло вдохнул, и Кевин оборвал его вздох поцелуем. Горячая ладонь скользнула вверх по тощей груди, оглаживая и лаская. Раскаленные пальцы обхватили ещё мягкий и податливый соблазнительный бугорок, и легонько сжали и потянули, вызывая дрожь в маленьком теле и срывая с губ порочный и жаркий стон и заставляя Кевина беспорядочно ёрзать бёдрами по паху и бёдрам Маркуса. Кевин оторвался от его губ и боднул макушкой ключицу, содрогаясь от желания и потираясь наливающимся напряжением и ягодицами о твердеющий орган Сэндвича. Маркус чуть сильнее сдавил пальцами сосок и Дэй, всхлипнув, сипло пискнул в ключицу: — Я люблю тебя! — Я хочу тебя… — прошелестел в ответ Маркус, целуя его в шею. Кевин весь покрылся мурашками, мелко дрожал, прижимаясь к Сэндвичу. Прерывистое мальчишеское дыхание рядом с ухом сводило с ума. Он уложил Кевина на лопатки, и дал себе несколько секунд, чтобы рассмотреть и запомнить его таким: возбужденным и немного растерянным, дрожащим от желания, взлохмаченным, с согнутыми в локтях и поднятыми над головой руками. Один лишь взгляд на такого Кевина, и срывает крышу. Слишком горячо. И только для него. Маркус стянул с него джинсы, нежно и влажно целуя каждый миллиметр внутренней поверхности горячих бёдер, колени и голени, сдёрнул джинсовую ткань на последний миллиметрах и замер, любуясь своей работой — горячим и обнаженным Кевином, оставшимся в одних лишь боксерах. Маркус на мгновение прижался губами к чувствительной стопе, влажно целуя и легонько прикусывая кожу, вырвав из груди Кевина сиплый стон, мягко сжал коленями его бёдра и стал целовать обнаженную грудь, плавно спускаясь к вздрагивающему впалому животу. Он обнимал кожу губами, втягивал в рот, сосал и облизывал. Кевин выгибался дугой, запрокидывал голову, изменяя высокие и напевные ноты стона до хриплых и грудных — нетерпеливых. Маркус оставлял метки, исследуя тонкую кожу на рёбрах и мягкую на животе. Он скользил языком от солнечного сплетения к пупку, чуть прикусывал кожу и сразу зализывал. Напряжение Кевина уже стало заметным: орган затвердел и приподнялся, головка налилась и начала истекать смазкой. Мокрое пятнышко на белье становилось всё больше. Маркус закусил губу: быстро он может помочь лишь болезненным укусом над резинкой трусов или внезапным прикосновением к пульсирующему паху, медленно — лаская орган Кевина пальцами и отсасывая.***
Снова яркая вспышка в голове. Идея проста и неприлична: Кевин хочет, чтобы Сэндвич прикоснулся к нему там, чуть ниже живота, где так жарко, больно и мокро. Где желание так и распирает его. Дэй всхлипывает и хнычет, пытаясь извернуться так, чтобы Маркус хотя бы случайно дотронулся до него там. Маркус словно понимает его без слов… поэтому намеренно избегает этого места, лаская Кевина везде, кроме промежности. — Маркус, пожалуйста, — сипло шепчет Кевин, приподнимая голову, чтобы посмотреть на него, — мне страшно, жарко и больно. Я уже весь мокрый. Я сейчас взорвусь… сделай что-нибудь! Сэндвич замирает, приподнимается на руках и долго смотрит на оттопырившееся бельё. Ты такой горячий… Я больше не могу. У меня стоит от одного взгляда на тебя. — Что мне сделать, Кев? — Прикоснись. — он обессилено падает на матрас. Боль и отсутствие ласки в том самом месте довели его до истощения. — Прикоснись ко мне там. — Я… — Не говори «не могу». — слабо шепчет Кевин. — Прошу тебя, Сэндвич. Мне очень больно. Я сейчас умру… Маркус наклоняется и целует горячий лоб, покрытый испариной. — Я возьму полотенце. — он поднимается с кровати и направляется в ванную. Отыскав там самое тонкое полотенце, Маркус возвращается, набрасывает на бёдра Кевина, укрывая его, и спускает трусы до тощих коленок. Полотенце приподнимается и начинает намокать. Маркус больно прикусывает губы и отводит взгляд, сосредотачивая его на полоске света, льющегося из-за неплотно закрытой двери ванной. Он намеренно поднимает голову, чтобы даже боковым зрением, даже краем глаза не видеть движение своей руки. Он обхватывает напряженный орган и Кевин хрипит, выпуская воздух из лёгких, конвульсивно дергая бёдрами и толкаясь в ещё не сомкнувшийся вокруг него кулак. Постыдившись звука своих нетерпеливых стонов, Кевин зажимает рот ладонью. — Убери руку. Не заглушай эти звуки, малыш. — просит Маркус, не отводя взгляд от двери ванной. — Хочу слышать тебя. Мне нравится, как ты звучишь. Полотенце под пальцами становится соблазнительно тёплым от жара нежной плоти, и влажным от смазки Кевина. Маркус гипнотизирует взглядом дверь и медленно двигает рукой, плавно поднимаясь к головке. Под ней он обхватывает кожу указательным и большим пальцем, заключая орган в тесном кольце, и плавно ведёт вниз, чувствуя, как Кевин напрягается под его пальцами. Он снова поднимается, обводит средним пальцем истекающую головку, немного надавливая. Желанная и запретная плоть пропускает импульс, и Кевин вскрикивает, кончая. У Маркуса вздрагивают ресницы. Всё произошло слишком быстро и слишком медленно. Медленно для Кевина и быстро для Маркуса. …Он надеялся, что у них будет ещё хотя бы минута, чтобы насладиться контактом тел друг друга… пусть и сквозь полотенце. Сэндвич прикрывает глаза, смаргивая слезинки, сжимает губы в тонкую полоску и от досады выдыхает прерывисто и медленно. …Кевин дышит часто и дрожит под его рукой, ещё обнимающей опадающий орган. Маркус идёт к ванной, заставив себя ни разу не взглянув на Дэя. Когда его рука ложится на дверную ручку, Кевин едва слышно шепчет: — Останься… Маркус оборачивается и пропадает…***
Губы блуждают по лицу Кевина — расслабленному и улыбающемуся. Руки нежно гладят кожу, которой не могли коснуться десять месяцев. Язык обводит кадык, лаская, спускается к ямочке на шее, прокладывает влажную дорожку к соску и замирает рядом. Маркус легонько целует затвердевший бугорок и снова возвращается к лицу Кева: целует щёки, водит кончиком носа по носику Кевина. Дэй притягивает к себе его голову, поворачивает и целует шею, пытаясь оставить на теле Маркуса свои метки. — Кев, сладенький, не так. — Сэндвич тихо смеётся от щекотных попыток. — Нужно чуть глубже и дольше. — он отстраняется, стягивает свитер через голову и избавляется от джинсов. Маркус ложится рядом и отодвигает в сторону вырез футболки, оголяя ключицу. — Попробуй здесь. — Обессиленный, но ещё заведенный, Кевин ложится сверху, потому что не может удерживать тело над Маркусом, и припадает губами к его ключице. Он захватывает губами кожу и посасывает её, тихо постанывая и притираясь мокрым от смазки и спермы пахом к обнаженному бедру Сэндвича, оставляя на коже ниточки влаги. Выпустив изо рта покрасневший участок, он возвращается губами к шее Маркуса: втягивает плоть, сосёт и покусывает, доводя его до безумия. — Всё, Кев. Достаточно. — шепчет он, мягко отстраняя от себя мальчика, глаза которого помутнели от желания. Маркус садится на край матраса, чтобы не видеть обнаженного Кевина несколько мгновений. — Вытрись и отдай мне полотенце. — коротко бросает Сэндвич. Кевин стирает сперму с кожи, комкает полотенце и передаёт Маркусу. — Не жди меня, ложись спать. Сэндвич включает сильный напор воды и зажмуривается, разворачивая полотенце. Руки быстро смывают сперму с тонкой махровой ткани, но на пальцы всё равно попадает белая, ещё тёплая жидкость. Руки разжимаются, выпуская полотенце. Пальцы трутся друг о друга, размазывая семя. — Ты слишком горячий. А я слишком тебя хочу. — выдыхает Маркус, открыв глаза и с тяжестью глядя на белые капельки на пальцах. — Это плохо кончится… Он тщательно отстирывает полотенце, моет руки. Пульсация в паху не стихает, а кожа горит от прикосновений к Кевину. Маркус собирает пальцами капельки влаги, оставленные Кевином на его бедре и подносит пальцы к губам. Он почти прикасается к мутным капелькам кончиком языка, прикрывая глаза и представляя себе вкус Дэя, но в последнюю запрещает себе это. Маркус стаскивает с себя футболку и позволяет трусам соскользнуть на пол. Прохладный душ успокаивает. Пальцы скользят от шеи к плечу, следуя за фантомными губами Кевина. Маркус подставляет шею упругим струям и улыбается, чувствуя вместо воды поцелуи Кевина — жаркие и глубокие. Он задерживает дыхание и ныряет лицом под воду, остужая голову и горящую кожу губ и щёк. Он трёт кожу пальцами, не прикасаясь к себе ниже последних рёбер. Он не дрочил на Кевина и не собирается этим заниматься. Кевин Дэй — не опошлённый образ в его голове, и он останется таким навсегда: чистым и невинным, влюбленным, нежным, робким и горячим. Но всегда девственным…***
Маркус смотрит на прилизанные краской волосы и тяжело вздыхает. Кевин всё ещё сидит на подоконнике в одних трусах и глядит на заснеженную парковку. Дэй чувствует его взгляд, оборачивается. Увидев черноту на голове Сэндвича, он снова всхлипывает и отворачивается — теперь Маркус стал живым прототипом Рико Мориямы… Теперь Кевин не подпустит его к себе. Кевин позволяет ему помочь смыть краску, но на этом их контакты заканчиваются. Дэй сушит волосы полотенцем, когда Маркус выходит из ванной с мокрыми чёрными волосами. Кевин стреляет в него взглядом и отворачивается. Потому что уже сейчас видит в нём Рико. Что же будет, когда он наденет карие линзы?.. Маркусу не хотелось об этом думать. — Тебе идёт светлый. — неловко произносит Сэндвич, промакивая волосы полотенцем. — Тебе тоже. — сухо комментирует Кевин. — Кев, мы же обсудили это. Будь в документах другой цвет, я не красился бы в чёрный. — повторяет Маркус. Кевин не реагирует, изображая бурную деятельность. — Кев, посмотри на меня. — снова ничего. Маркус подходит к нему и разворачивает лицом к себе. Увидев в голубых глазах страх, он вздрагивает и садится на корточки перед мальчиком. — Кевин, я — не Рико. Я тот, кто защитит тебя от него, оградит. Я — Маркус. Ты помнишь это? — напоминает он. — Вот это, — он подцепляет пальцами мокрую черную прядь, — ненастоящее. Это — наши маски, билет на свободу. Когда выберемся, вернём свой натуральный цвет волос. И я клянусь тебе, больше никогда в жизни я не покрашу волосы. Кевин заторможено кивает. — Кев, можно тебя обнять? — робко спрашивает Маркус. Теперь, когда у него новая личина, нужно заново завоёвывать доверие мальчика. Дэй смотрит на него с ужасом и недоверием, мотает головой. — Нет. — пискнул Кевин, ненавязчиво пытаясь высвободить запястья из рук Сэндвича. — Нельзя. — Хорошо. — Маркус разжал пальцы. — Я понимаю, Кев. Собирай вещи. Уедем, как только просохнем. — он поднялся и отступил от мальчика, опустив голову.