Понедельник, 3 ноября 1999 года
Окрестности Огасты, Джорджия
Маркус натягивает шапку на уши, пряча под ней чёрные волосы. Кевин идёт справа от него — глядит на череду ровных сосен и пологий песчаный склон. Он не смотрит… Словно его и нет совсем. Маркус пытается заглянуть в теперь голубые глаза Кевина ещё зелеными, но тот отворачивается, уходит от взгляда, смотрит куда угодно, только не на Маркуса. Сердце болезненно ноет, когда он легонько касается тонких пальчиков Кева, а тот забирает кисть из его руки, брезгливо дёргая плечом, вздрагивая, отшатываясь… Словно не Кловерфилд бредёт сейчас слева от него, толкая упрямый байк под горку, а опасный незнакомец, с которым нельзя говорить, нельзя встречаться взглядом, и которому ни в коем случае нельзя позволять дотрагиваться… Бензин закончился некстати — до ближайшей заправки не менее двенадцати миль пути и толкания байка. Кевин идёт теперь чуть впереди, чтобы Маркус больше не пытался взять его за руку или заглянуть в глаза. Мимо них изредка проносятся машины, прибавляя скорость при приближении к странной парочке, и сбавляя её, отдалившись. Маркус кусает губы, пытаясь придумать тему для разговора, но тщетно. — Кев. — он останавливается, переводя дух, опускает подножку байка. Мальчик делает ещё несколько шагов, управляемый инерцией, и замирает, не оборачиваясь. Сердце Кловерфилда вновь обливается кровью. — Кевин. — снова зовёт он. — Что? — в голосе слышится усталость: Дэй будто уже знает, что Маркус хочет ему сказать, и заранее не в восторге от этого разговора. — Кев, солнышко, посмотри на меня. — Маркус, пойдём. До города ещё далеко, а я хотел бы добраться засветло. — столько в его тоне раздражительности и рассудительности, что Сэндвич не узнаёт его. Неужели, изменив ему внешность, Маркус поменял и «внутренность» Кевина?.. Малый повзрослел, — Сэндвич невесело усмехается. …Им в любом случае не успеть до темноты — они выехали в шесть, проехали порядка десяти миль, как вдруг байк взбрыкнул и заглох, и оставшиеся, дай Бог, двенадцать миль им идти вдоль трассы, в лучшем случае, часов двенадцать. Дэй продолжает путь, а Маркус не двигается с места. Через минуту неспешных шагов Кевин останавливается, не слыша тяжелого дыхания, и всё-таки оглядывается. — Кев, пожалуйста… — шепчет Маркус, — не ненавидь меня! Я — не Рико! Я твой друг! — Я не ненавижу тебя. — тихо отзывается Дэй металлическим голосом. — Тогда почему ты избегаешь меня? Отстраняешься? Что я сделал? Или… чего я не сделал?.. За что ты меня наказываешь? Кевин, скажи мне, и я всё исправлю, вот увидишь! Кевин вытянулся, как струнка, потому что пытался скрепиться и не заплакать, но Сэндвич хрипло выдохнул, сражаясь с собственными слезами, и Дэй не выдержал: всхлипнул и бросился к нему. Они встретились на одной шестой трассы I-20, столкнулись грудью и едва не рухнули на колени, обнимая друг друга. Напряжение последних двадцати часов снижалось от контакта с родным телом — тёплым, нежным и безопасным. Маркус обнял ладонями личико Кевина и поцеловал как странник, нашедший в пустыне оазис — с желанием, трепетом, страстью; глубоко проникая языком, посасывая губы, стирая с языка Кевина обиду и горесть, собирая губами слёзы с его щёк. Прячась носом в светлые волосы над ухом Кевина, Маркус прошептал: — Маленький, я так тебя люблю… Я жизнь за тебя отдам. — он теснее прижал к себе мальчика и прерывисто выдохнул воздух вместе со скопившимися паникой и нервозностью. Кевин расстегнул его кожанку и, нырнув руками под свитер и прижавшись щекой к горячей груди, закрыл глаза. Сэндвич укутал его тонкую спину, запахивая куртку, стал гладить по волосам и целовать светлую макушку, от которой ещё пахло аммиаком, пока Кевин ласкал кончиками пальцев его обнаженную спину.***
Они продолжили свой путь: Маркус — рассказывая о посвящении в студенты, Кевин — слушая, смеясь, вставляя комментарии и помогая толкать мотоцикл. Пятнадцать с половиной часов отборного мысленного мата, водопады горячего пота на спине и в трусах, и двенадцать миль пути пройдены. Сгущались сумерки. Кевин увидел впереди жёлтый свет неоновой вывески заправочной станции — он словно был светом в конце туннеля. Кевин, который уже едва волочил ноги, победно вскрикнул, открепил от бока мотоцикла маленькую пластиковую канистру и рванул к заправке с десяткой, зажатой в обледеневшем кулачке, — у него словно открылось второе дыхание. Маркус обессиленно упал на землю рядом со своим железным конём. Его второе дыхание давно закрылось. И третье… И четвёртое… Бегом возвращаясь с наполненной канистрой, Кевин едва не роняет её, когда видит своего любимого на земле, без сознания. Паника накатывает; он со свистом и хрипом втягивает холодный воздух сквозь стиснутые в гримасе боли зубы. Оставив канистру на асфальтированной площадке рядом с заправочной станцией, Кевин мчится к светящемуся магазинчику заправки, чтобы позвать на помощь взрослых.***
…Маркус приходит в себя; в комнате царит приятный уставшим глазам полумрак, отделенный от мрака слабым светом ночника-ракеты. На лбу лежит тёплое полотенце; тело укутано в зимнее одеяло. Рядом с кроватью стоит тумбочка, на ней — чашка ещё горячего чая с лимоном. Кловерфилд приказывает телу принять сидячее положение и стонет от боли в спине. Он и представить себе не мог, насколько изнеможён, пока спина не ощутила под собой подушки, набитые облаками. «Пьяный», расфокусированный взгляд находит Кевина — он лежит на кожаном диванчике, полностью одетый, укрытый одеялом. Маркус морщится, спуская на пол босые и обнаженные ноги — кто-то раздел его до трусов и футболки, и он надеется, что этот кто-то — его сладкий Кев. Он на цыпочках, чтобы не разбудить Кевина, подходит к окну, выглядывает: парковка покрыта тонким слоем снега, мотоцикл припаркован на месте под номером семь. Прижавшись лбом к окну, Маркусу удаётся рассмотреть название мотеля — «У Кристи». Он выдыхает; видимо, им всё же удалось заправиться и добраться до города, хоть он и не помнит этого. Наверно, слишком устал, — хмыкает Кловерфилд. Он подходит к дивану и по-турецки садится на пол. Усталый взгляд медленно блуждает по лицу спящего Кевина. Маркус вымученно улыбается и целует его теплый лоб. Мальчик отзывается тихим кошачьим урчанием и нежной улыбкой. — Как ты себя чувствуешь? — шепотом спрашивает он, разлепив веки. — Что-нибудь болит? — Только спина. — тихо отвечает Маркус, целуя его. — Кев, мы добрались до города? — Нет. — урчит Кевин в ответ на поглаживания по волосам. — Ты потерял сознание, и я позвал на помощь. — он перехватывает руку Маркуса и прижимается губами к мякоти ладони. — Мы в мотеле недалеко от заправки. — Они задавали вопросы? — Маркус напрягается. — Нет. — отзывается Дэй, возвращая холодную кисть в свои волосы. — Кажется, они были слишком взволнованы для этого… — качнул головой Кевин. — Не беспокойся, проблем не будет. — Хорошо. — кивнул Сэндвич. — Ты умница, мой сладкий. — он дарит Кевину долгий поцелуй. — Поступил как взрослый. Спасибо тебе. Кевин смущенно улыбается и неловко бормочет: — Иди спать. — Мне нужно в душ. — Маркус кисло улыбается. — Может, завтра? — Нет. Я обливался потом, пока толкал байк. От меня сейчас, наверно, несёт, как от носков игрока в регби после напряжённого матча. Кевин вытянул шею, утыкаясь носом Маркусу в ключицу. Шумно втянув воздух, Кевин вынес вердикт: — Ты хорошо пахнешь. — Договаривай. Хорошо пахну потом. — Сэндвич рассмеялся и потрепал светлые волосы мальчика. — Пойду в душ. — он поцеловал Кевина в висок и скрылся в ванной.***
Лимонно-желтый свет вертикальной полосой падает на паркет. Одежда соскальзывает на кафельный пол. Маркус, шипя от боли в спине, залезает в ванну, наполненную горячей водой, и издаёт блаженный стон, когда мышцы начинают расслабляться, подёргиваясь. — Ты в порядке? — Кевин по-щенячьи шкрябает незапертую дверь ноготками. — Очень сильно хорошо мне. — раздельно произносит Маркус, прикрывая глаза. — Тебе что-нибудь нужно? — Дэй закусывает губу. Сэндвич хмурит лоб. — Да. Найди в моей сумке треники, оставь у двери и ложись спать. — Ладно. — отзывается Кевин. Он нежится в ванне, разминая ноющие руки; набирает воздуха в грудь и с головой соскальзывает под воду. Кожаный диван скрипит, проминаясь под тяжело вздыхающим Кевином. — Можно к тебе? — он чуть повышает голос, чтобы Маркус слышал его через прикрытую дверь. Кловерфилд отдувается от прилипших к лицу черных волос. — Нет, Кев. Не сегодня. — он старается сделать так, чтобы его голос не дрожал от приятного волнения, которое рождается в груди, когда мозг услужливо рисует картинку: фигурка Кевина, сидящего на кафельном полу в позе лотоса и с нежностью глядящего на него, и сам Сэндвич, обнаженный, сложивший руки на ботике ванны и уложивший на них голову. Маркус отгоняет это видение и сосредотачивается на необходимости намылиться с головы до ног и смыть с себя липкие дорожки пота. Он доверяет Кевину. Если сказано категорическое «Нет», он не зайдёт в ванную. Но вторая натура Маркуса — перестраховщик, поэтому он задёргивает цветастую штору перед тем как подняться из воды подобием измученного Нептуна. Он прикрывает глаза, наклоняет голову к правому плечу, подставляя шею упругим струям, и намыливается гелем для душа, любезно оставленным владельцем мотеля. Воздух наполняется ароматом миндального молока и мёда. Маркус глубоко затягивается сладким запахом и снова стонет — прерывисто, жарко, напевно, с наслаждением. Сквозь шум воды и стук крови в ушах он различает копошение за дверью — Кевин подсаживается к двери, чтобы быть ближе к нему и его стонам. Дэй не уснёт, пока Сэндвич не перестанет издавать такие горячие и порочные звуки. Маркус усмехается, представляя красное от стыда личико Дэя, и давится весёлым хохотом, продолжая взбивать пену меж ладоней и намыливать ноющую от усталости кожу. Дверь тихо скрипит. — Маркус… — зовёт мальчик. Кловервилд дёргается, широко открывая глаза. Кевин совсем близко. Возможно, на расстоянии вытянутой руки от цветастой занавески. — Что? — Сэндвич делает всё, чтобы голос звучал ровно. Робкий котёночек набрался смелости? Интересно. — Я хочу к тебе. — шепчет он. По интонации понятно, что Дэй краснеет и пристыжено опускает голову. Сэндвич сглатывает появившийся в горле ком. Его не покидает ощущение, что неожиданно осмелевший Кев вот-вот прижмёт ладони к занавеске или, — и того хуже! — отодвинет её в сторону и залезет к нему… совершенно голый. Маркус чуть сдвигает занавеску, действуя на опережение, и вытягивает шею, выглядывая из-за неё, и чуть расслабляется, когда видит на теле Кевина элементы одежды. — Я вылезаю. Не подашь полотенце? — просит он. — У тебя за спиной. То, что слева. — Маркус указывает на железные крючки. Кевин снимает большое бежевое полотенце; отчаянно краснея и глядя в пол, подходит к Сэндвичу и протягивает ему «заказ». — Спасибо. — Маркусу нужно мгновение, чтобы оценить его внешний вид — огромная, немного растянутая салатовая футболка — футболка Маркуса, — и серые трусы с красными гоночными машинками и маленьким влажным пятнышком на них, пальцы, стыдливо сминающие низ майки в попытке спрятать это самое пятнышко, правая нога, прячущаяся за левой и оплетающая её. Кевин твёрдый. Это видно даже невооруженным глазом. Твёрдый и мокрый. И Кевин надеялся на продолжение вчерашних ласк на кровати в Колумбии, здесь, в душе близ Огасты. Мысленно фыркнув, Сэндвич задергивает штору, отжимает волосы и туго оборачивает полотенце вокруг бёдер, пряча свой заинтересованно поднимающийся орган. Когда он ступает на пол, — эдакое подобие обнаженного Зевса, попавшего под дождь, с напряжением, толкающимся в махровую ткань полотенца, — Кевин вздрагивает и всё-таки поднимает взгляд. — Сэндвич… — сипло выдыхает он. Краснота с лица сходит ниже, заливая тонкую шею, пальцы до хруста сжимаются, сминая низ футболки. Голое плечико выглядывает из широкого ворота, соблазняя. — Что-то не так? — Маркус делает невинное непонимающее лицо и запускает пятерню в сосульки мокрых черных волос. Кевин прерывисто выдыхает, закусывает губу. Кловерфилд подходит к нему, а Кевин начинает пятиться, неотрывно глядя огромными искрящимися возбуждением голубыми глазами на всего Маркуса — стройные ноги, плоский живот с кубиками пресса, складки полотенца на вставшем члене, накачанные руки, капельки воды, сбегающие по груди и блестящие на сосках. Когда капля срывается с правого соска, Дэй шумно выдыхает, а Маркус подхватывает его на руки. Кевин с готовностью обвивает его руками и ногами, тесно прижимаясь к его груди, спешно целуя шею, ключицы и плечи и притираясь мокрым и твёрдым позбуждением к прессу Сэндвича. — Ух ты. — выдыхает Кловерфилд, обнимая его в ответ. — Что на тебя нашло? — он ловит Кевина за подбородок и игриво кусает губами ухо, получая в ответ жаркий нетерпеливый стон. — Ничего. — гудит мальчик, нырнув носом ему в шею. — Просто хотел побыть с тобой. — А в ванную зачем зашёл? — интересуется Маркус, щёлкая выключателем, и шагает с ним к кровати, тесно прижимая напряжением к себе и массируя внутреннюю поверхность левого бедра Дэя, чтобы сильнее завести его. — Я же запретил. — Кевин не отвечает, отчаянно прижимаясь к мокрой груди. Маркус отцепляет от себя его руки и ноги, и сажает на кровать рядом со своими трениками. — Кев, — Сэндвич садится на корточки перед ним и мягко берёт его сцепленные руки в свои, — скажи, почему ты не послушался? — он берёт его за подбородок и поднимает голову, заставляя взглянуть на себя. — Прости. Я просто хотел к тебе. — Кевин смущенно отводит глаза. — С тобой. — Со мной?.. — П-… п-принять душ с тобой. — сипло выдыхает Кевин. Внутренности Маркуса сжимаются, к щекам приливает кровь. Он надеется лишь, что его сердце бьётся недостаточно громко. — О, малыш, это такая скука, скажу я тебе! — отмахивает Маркус, как ему кажется, беспечно и беззаботно. — Я же просто стою как истукан, пока на меня льётся вода. Я ведь даже не пою в душе. — Ну и что? — отчаянно выдыхает Дэй. — Я бы просто постоял там с тобой. Что в этом такого? Маркус мысленно хмыкает, переводит взгляд на большое влажное пятно на серых трусах Кевина. Там, где в ткань упирается чуть открытая головка, наливаются крупные капли смазки. — Ложись-ка спать. Мы поговорим об этом в другой раз. — произносит Кловерфилд ровным голосом. Дэй пристыжено опускает глаза и, перебравшись с кровати на диван, отворачивается к спинке, с головой накрываясь одеялом. Полотенце падает на пол. Сэндвич протяжно вздыхает и натягивает треники. Кевин переворачивается на живот и волнообразно двигает бёдрами — пытается снять напряжение, «трахая» диван. Перебросив полотенце через спинку стула, Маркус подсовывает руки под обидевшегося Кевина, пробующего удовлетворить себя самостоятельно. Тот вскрикивает от неожиданности и ворочается, пытаясь понять, что с ним делают. Сэндвич берёт на руки свою любимую гусеницу и переносит на кровать. Кевин ёрзает, и из складок одеяла появляется его растерянное личико. — Составишь мне компанию? — Маркус игриво подмигивает и оглаживает пухлые губы подушечками пальцев. В глазах Кевина читается «Ладно, я прощаю тебя», и он, поцеловав чуть шершавые подушечки пальцев Маркуса, кивает ему, улыбаясь. Они ютились на узкой кровати, тесно прижимаясь друг к другу, накрывшись двумя одеялами и дрожа от холода, пронизывавшего их тела с самого утра. Они разделили остывший чай с лимоном на двоих. Разделили одеяла. Постель. Тепло. Маркус обнимал кисти Кевина и пытался согреть его руки в своих, выдыхая на них тепло и растирая подушечками пальцев. — Мне не холодно. — говорит Кевин, притираясь твердым органом к прессу Сэндвича. — Ты дрожишь. — возражает Маркус, стараясь игнорировать соблазнительные толчки в свой живот. — Нет, не я. Это ты. — отзывается Кевин. — Маркус, это ты дрожишь. Тебе холодно? Давай я принесу тебе чай? Или какао? Или молоко? — Кев, я в порядке. — заверяет Сэндвич сиреневыми губами. Кевин подаётся к нему и целует губы, щёку и лоб. — Ты горишь… Я схожу за чаем. — он выбирается из уютного кокона и быстро натягивает на бёдра джинсы, а на ноги — ботинки. Сэндвич стискивает его запястье, придавливая кисть к матрасу, не желая расставаться. — Я позабочусь о тебе. — Маркус жалобно смотрит на Кевина, высвободившего руку из его пальцев, но не успевает возразить — Дэй, спешно поцеловав его в щёку, уже прикрывает за собой дверь. Плотнее укутавшись, Маркус втягивает шею в плечи и прячется носом и губами в складках тяжелых пуховых одеял, приятно пахнущих кожей. Он прикасается пальцами к своему животу — на коже чувствуется влага Кевина. Низ живота приятно тянет. Он хочет его. Очень сильно. Веки тяжелеют, опускаясь; Сэндвич прикрывает глаза, тихо сопит, дрожа от холода, укоренившегося в его теле, и представляя, как через несколько лет, когда Кев станет старше, он наконец возьмёт его сзади — долго, жарко, мокро.***
Кевин легонько тормошит его за плечо, целует, когда Маркус выдаёт болезненную гримасу, прижимает к его губам кружку с чаем, вынуждая пить. Кловерфилд послушно выпивает горячий сладкий напиток, пока Дэй стягивает с себя обувь и джинсы. Он ставит на прикроватную тумбочку маленькую рюмку. — Кев, что там у тебя? — Миссис Хитроу назвала это лекарством. — туманно отзывается он, седлая его живот и, взяв рюмку, протягивает её Кловерфилду. Маркус выпивает прозрачную жидкость и резко выдыхает — алкоголь обжигает рот и оставляет огненный след от корня языка до желудка. Маркус отдувается, едва не плача, — он ещё не пил настолько крепкие напитки. Кевин пользуется случаем и целует его — жарко и глубоко, стирая с языка сладость и цитрусовую кислинку текилы. Сэндвич жарко выдыхает, когда Дэй отстраняется, облизывая губы. — У этого лекарства странный вкус. — сообщает Кев хриплым голосом. Маркус обнимает его за талию и роняет на себя, утягивая в бесконечную череду поцелуев, перемежающихся с легкими укусами и сопровождающихся голодным урчанием в губы друг другу. Не разрывая поцелуй, Кевин тянет Маркуса за собой, предлагая оказаться сверху. Сэндвич принимает условия игры и ласково гладит впалый живот, вздрагивающий под его пальцами. Кевин урчит, счастливо жмурясь, когда Сэндвич приподнимает футболку и прокладывает дорожку поцелуев от грудины к животу. Он снова готовый и твёрдый. Маркус начинает ощущать запах его возбуждения — тонкий и сладкий. Это сводит с ума. Он хочет ощутить его у себя во рту. Хочет ощутить вес его органа на своём языке… Он приближается поцелуями к резинке трусов, высовывает язык и почти дотрагивается до головки сквозь ткань мокрых трусов, когда Кевин поднимает голову и смотрит на него, «кусающего» губами полоску кожи над резинкой трусов и собравшегося лизнуть его через ткань, в нём словно что-то надламывается. Чёрного цвета… Он издаёт сдавленный писк, и Маркус тут же отстраняется, устремляясь вверх. — Кев, маленький мой, что случилось? Тебе больно? Неприятно? — он садится по-турецки и мягко обнимает теплую кисть Дэя. — Рико. — сипло шепчет Кевин, проглотив болезненный ком. Кловерфилд чертыхается. — Маркус, прости. Я хочу этого, правда. — Нет, малыш, не извиняйся. Нам не нужно этого делать. — твёрдо произносит Маркус. — Всё хорошо. Я понимаю, для такого ещё слишком рано. Ты не привык ко мне вот такому. — он пытается ободряюще улыбнуться, делая обводящий жест рукой. …и вот они у истоков страха, у точки потерянного доверия: Кевин боится Маркуса, видит в нём увеличенную копию Рико Мориямы. Просто замечательно, мать вашу. — Давай сегодня просто поспим, хорошо? На… на разных постелях. — он спускает босые ноги на пол, подхватывает одеяло и идёт к дивану. Подушка, на которой мирно спал Кевин, помнит запах его кожи. Это радует. Хоть какой-то плюс есть в этом кошмарном вечере. Кевин выключает ночник, погружая комнату в непроглядный мрак. Сегодня они не желают друг другу доброй ночи и сладких снов, потому что понимают — ни того, ни другого им обоим не видать… Сэндвич отворачивается к спинке дивана и натягивает одеяло до подбородка. Диван короткий; ему приходится поджать ноги, чтобы уместиться на нём. Он глушит тяжелый вздох в складках одеяла.Вторник, 4 ноября 1999 года
Монтгомери, Луизиана
Утро проходит в напряженной тишине, которая тянется вплоть до момента, когда Маркус повязывает на голову бандану цвета топлёного молока, пряча под ней смоляные волосы. Когда Кевин видит его со светлой головой, то заметно расслабляется, и Маркус выдыхает, чувствуя, как камень падает с души. — Так лучше? — деловито спрашивает Сэндвич, глядя на своё отражение и заправляя под светлую ткань остриженные волосы. — Лучше. — отзывается Дэй и обнимает его со спины. Он шумно втягивает носом воздух — пробует новый запах Маркуса. — Сладко. — Кевин встаёт на носочки и целует заднюю поверхность шеи Сэндвича. — Мне нравится, как ты пахнешь. — Можем заскочить в магазин и купить такой гель для душа. — замечает Маркус как бы между делом. Кевин прихватывает губами кожу на загривке и ласково мажет захваченную в приятный плен плоть горячим языком. Маркус держится из последних сил, стараясь не отзываться на ласки, чтобы снова не завестись и не оказаться с Дэем в постели на ближайший час, целуя, кусая и облизывая его тело… — Если хочешь. — добавляет он, повернувшись к Кевину. — Да, хорошо. — отзывается Дэй. Сэндвич кивает. Кевин делает шаг к прикрытой двери, но Маркус мягко сжимает его запястье, останавливая. Мальчик вскидывает брови. К чёрту. Ты слишком нежный. А я слишком горячий сейчас, чтобы просто дать тебе уйти. Кловерфилд рывком берёт его на руки, прижимает спиной к двери, захлопывая её. Кевин удивленно выдыхает, обнимая Маркуса как коала — дерево. Сэндвич утыкается носом ему в шею и дышит Кевином, щекоча кожу глубоким тяжелым дыханием, успокаиваясь. Губы блуждают по тонкой шее, путая дорожки поцелуев, как заяц — свои следы. Маркус поднимается выше, легонько целует ушную раковину, и Кевин плавится в его руках, обмякает, теплеет, довольно урчит и вибрирует, тесно прижимаясь к широкой груди, ловя каждую ласку, которую может предложить ему Маркус.***
…Отдалившись от Ричмонда на 1163 мили, они почувствовали, что всё получится. Их не достанут. Не догонят. Не найдут. Не вернут назад. Их жизни принадлежат лишь им, и никому больше. Им решать, что будет с ними в следующий час. Больше нет расписаний и режима дня. Нет тренировок и штрафных кругов. Нет экси, «Воронов», клана Морияма. Есть только Кевин и Маркус. Только байк и дорога, уводящая в будущее — светлое, счастливое, свободное. Они проезжают Монтгомери насквозь, и город этот полон света, холодного воздуха и изящных фонтанов, отключенных до середины апреля. Облетевшие деревья ждут весны, а жители города готовятся к приходу Рождества: в витринах магазинов постепенно появляются рождественские безделушки, которые с каждым днём будут захватывать всё больше места на полках и прилавках, пока весь магазин не окажется заполнен мишурой и игрушками, шариками и декоративными свечами, красными носками и гирляндами с лампочками-звёздами.