Вторник, 4 ноября 1999 года
Галвестон, Техас
Через десять часов они добрались из Монтгомери в Галвестон. Если честно, им следовало ехать прямиком в Хьюстон, чтобы переночевать там и уже в среду добраться до границы, но у Маркуса осталось одно незаконченное дело здесь, в Галвестоне. Поставив на подножку мотоцикл, Маркус снял шлем и спешился. Они остановились у высоких железных ворот двухэтажного особняка в элитном районе крошки-Галвестона. — Маркус, что мы здесь делаем? — Кевин озирался по сторонам, с нескрываемым страхом оглядывая огромные, богато выглядящие поместья. Кловерфилд окинул поместье встревоженным тяжелым взглядом, оглянулся и попытался скрыть траур в голосе. — Здесь живут мои родители. Шумно сглотнув, он подошёл к высокому витому забору с громадной железной «К» и нажал кнопку звонка. — Представьтесь. — потребовал противный голос. Маркус поморщился как от зубной боли. — Родерик, это Маркус. Родители дома? — Да, сэр Уильям. — Он намеренно выделил голосом ненавистное Маркусу имя, выбранное отцом, чтобы побольнее поддеть его. В его голосе сквозило нескрываемое презрение — дворецкий ненавидел Маркуса с момента появления его на свет, потому что, как утверждал сам Родерик, тот портил ему жизнь уже самим фактом своего существования. — Сейчас они заняты… но если вы зайдёте послезавтра… Родерик исправно играл роль мерзкого дворецкого в доме Кловерфилдов. Маркусу иногда казалось, что платят ему именно за скотство. Ему, в отличие от другой прислуги, было разрешено наказывать Маркуса за мелкие проступки. Например, если тот разобьёт чашку или тарелку, уронит на пол вилку или кусочек еды, Родерик заставит его «Родину любить» — в уголке между холодильником и раковиной специально для Маркуса была оставлена подушка. Её набили горохом и чечевицей… Колени Маркуса выглядели ужасно после часов стояния на ней… Отец, который дал Родерику зеленый свет на «воспитание» непутевого сына, с холодом смотрел на багровые следы на ногах сына и запрещал матери жалеть его и вмешиваться, потому что «ты мешаешь воспитательному процессу, Мартиша! Он не станет аккуратным, пока его не научат.» Маркус поёжился, вспоминая детство. — Я уезжаю. Впусти меня, мне нужно увидеться с ними. — Как пожелаете, сэр Уильям. — холодно отозвался Родерик, нажимая кнопку. Ворота открылись навстречу парням. Снова оседлав байк, Маркус подвёз Кевина к самому крыльцу. Родерик, гордо вскинув голову, заложив руки за спину и выпятив тощую грудь, стоял у дверей. — Кто ваш спутник? — он окинул Кева презрительным взглядом помутневших от старости карих глаз. Дворецкий был до омерзения длинным, как шпала, и тощим, как трость, которой Маркусу иногда прилетало по спине и заднице за излишнюю эмоциональность или шум. Голова Родерика была практически лысой, но на затылке ещё держались мышино-серые волосы, стянутые в хвост чёрной лентой, завязанной в аккуратный бант. — Мой парень. — Маркус обворожительно улыбнулся, по-хозяйски обнимая Кевина, притихшего и съежившегося под взглядом старикана. Дворецкий скривился — он был старой закалки, и с удовольствием выдрал бы младшего Кловерфилда за неправильные наклонности. Коротко глянув на мальчика, Маркус потянул его в дом, не позволяя Родерику встать на пути и остановить его. — Где родители? У себя? — В обеденном зале. — нехотя отозвался дворецкий. Сэндвич кивнул и потянул Кевина вперёд, обогнул широкую лестницу, на ходу снимая шапку, направляясь к обедающим предкам. — Тут красиво. — шепотом заметил Кевин, озираясь. — Ты только при них это не говори. — Маркус невесело усмехнулся. — И не подавай виду, если испугаешься, хорошо? — Испугаюсь? — Кевин напрягся. — Всё будет хорошо. — заверил Сэндвич, останавливаясь у дверей с витражами. — Иди ко мне. — шепнул он, притягивая Кевина и целуя прохладные губы. Дэй жарко стал отвечать, пытаясь отсрочить появление в обеденном зале, и несколько секунд Сэндвич шёл у него на поводу, прижимая спиной к двери коморки для мётел, забираясь под свитер и лаская руками его талию, — успокаивая, расслабляя и расковывая. Когда они вошли — в верхней одежде, уличной обуви, — отец Маркуса поперхнулся, а мать приложила руку ко рту, чтобы не вскрикнуть. — Билли?.. — неверящим шепотом произнесла она, поднимаясь из-за тяжелого резного стола. — Здравствуй, мама. — Маркус улыбнулся. Мать кинулась к нему на шею, повисая на ней и крепко обнимая сына. — Как ты тут без меня? Папаша достаёт? — спросил он шепотом, зарывшись носом в медовые волосы, пахнущие миндальным молоком. — Ты же его знаешь. — усмехнулась она сквозь слёзы. — Что ты сделал со своими волосами? — она отстранилась и ухватилась пальцами за короткую чёрную прядь. — Тебя не узнать… — мягкие ладони обняли его щёки. — Мам, — он взял её прохладные руки в свои, — я приехал ненадолго. Мне нужно забрать кое-что из своих вещей. — мягко перебил он. Мать грустно улыбнулась и понимающе кивнула. Взгляд нежно-зелёных глаз устремился к Кевину. — Здравствуй. — она сверкнула доброй улыбкой — той самой, которой Маркус одаривал лишь Кева и Кристофера — людей, которых любил. Мама Сэндвича была невероятно красивой, обворожительной. Кевин вытащил из укромного уголка памяти образ своего любимого, когда тот ещё не остриг волосы. У этой величественной блондинки Маркус взял свои лучшие черты — прекрасные глаза, тонкие чувственные губы, идеальный нос, веснушки на щеках, шелковистые медовые волосы, открытую лучезарную улыбку. — З-здрасьте… — выдохнул Кев, очарованный её красотой. — C'est mon jeune homme, — объяснил Маркус, нежно улыбнувшись, глядя на Кевина. — Oh, si jeune! — воскликнула она, округлив от удивления прекрасные глаза. — Il est encore plus jeune que Wesley… Quel âge a-t-il? — Il aura bientôt quatorze ans. — ответил Маркус. — О, дорогой… — Не начинай, пожалуйста. — мягко перебил он. — Je ne lui ferai pas de mal. — сказал Сэндвич и ласково посмотрел на Кевина. — J'aime ce garçon et je ferai tout pour le protéger. — Надеюсь, что так, Билли. — строго произнесла она. — Que penses-tu de lui? — Маркус напряженно закусил губы. Его мать очень тонко чувствовала людей. Много лет назад, ещё до того как Маркус ушёл, она сказала о его первой любви очень важные пророческие слова, в правдивость которых он отказывался верить, потому что любил его слепо и беззаветно. «Он талантлив, сынок, в этом нет сомнений. Но он свой талант похерит, угробит… Он погибнет, и ты станешь свидетелем его кончины. Ты не можешь спасти его своей любовью. Отпусти мальчишку, пока не стало слишком поздно…» …Маркус не послушал тогда, и он умер. Женщина смягчилась, сжала прохладную руку сына, словно прочитав его мрачные мысли. — Il est définitivement votre type — mignon, doux et affectueux, non dépourvu d'entêtement et de résilience. — сказала она. — Qu'est-ce qui nous attend? — Amour. Pure, passionnée, désintéressée, sincère, chaude, sans limites, immaculée et immortelle. — Ты думаешь? — он с надеждой взглянул в зеленые глаза матери. — Я буду молиться за вас. — шепнула она и добавила чуть громче: — Останетесь на ужин? Маркус набрал воздуха в грудь, чтобы ответить, но отец, наконец, перестал кашлять. — Что ему нужно, Мартиша? — громыхнул он густым басистым голосом, выдергивая из-за воротника белоснежной шелковой рубашки ситцевую салфетку и швыряя её рядом со своей тарелкой лазаньи. — За наследством приехал? — он смерил их с Кевином строгим взглядом карих глаз. — Что, спустил всё на бухло, наркоту и мужчин? Так знай же, ты не получишь ни единого пенни! Позор семейства. — последние два слова он выплюнул, как яд. Кевин стиснул пальцами руку Маркуса — пытался набраться от него смелости. Отец, увидев это, нахмурился ещё сильнее. А стоило Маркусу ответить сжиманием пальцев Кевина, упрямо глядя на родителя, отец стал красным, как дорогое вино, которое хранил в погребе. Маркус ощутил превосходство и, мягко взяв Кевина за подбородок, наклонился к нему и шепнул в губы, отвлекая от разозленного отца: — Хочешь посмотреть мою комнату, mon amour? — Маркус нежно поцеловал его губы, лизнув верхнюю кончиком языка, и ласково улыбнулся, заглядывая в измененные линзами глаза. Кевин расслабленно улыбнулся и произнёс три слова, которые точно знал по-французски: — Oui, mon cher. Под негодующие восклицания отца о его внешнем виде и ориентации они взбежали по ступеням, оставляя на красной дорожке следы. Маркус провёл его по коридору мимо дюжины картин с пионами и розами в тяжёлых резных золотых рамах и огромных фарфоровых ваз с икебанами. Остановившись у белой двери, Сэндвич прерывисто вздохнул, взявшись за позолоченную ручку с монограммой «W». Шумно выдохнув, он открыл дверь. Мама сохранила комнату нетронутой: лишь укрыла мебель гобеленом. Сорвав тяжелую ткань, Маркус уставился на свою заправленную постель. Сколько он не спал в ней?.. Когда он поступил в университет Эдгара Аллана, его уже четыре года здесь не видели. Получается, восемь лет. — Восемь… — выдохнул он, взъерошив непривычно короткие волосы. Кевин тихо прикрыл дверь и, подойдя к Сэндвичу, обнял со спины, сцепив пальцы в замок на его животе. — …а я говорю, уйди с дороги! — прикрикнул отец, шагая по коридору. — Пусть не думает, что ему здесь рады! — Бенджамин, он же наш сын! — воскликнула Мартиша, тихо цокая маленькими каблучками по красной ковровой дорожке. — Он перестал быть нашим сыном, когда сбежал из отчего дома вместе с тем полудурком! — гаркнул он в ответ. — И я не позволю этому неблагодарному мальчишке осквернять наш дом своими наклонностями. Кевин теснее прижался к Маркусу, словно уверился, что мистер Кловерфилд сейчас ворвётся в комнату, оторвёт его от своего сына и выбросит в окно прямо на подстриженную живую изгородь, а самого Маркуса запрёт в страшной башне с мышами и мохнатыми пауками. Тонкие пальчики впиваются ему в бока, когда дверь открывается. Сэндвич с невозмутимым видом медленно поворачивается к отцу, отцепляя от себя руки Кевина и загораживая его — на всякий противопожарный случай, как говорил один страус… — Выйди из моей комнаты. — произносит Маркус с холодной вежливостью. — Убирайся из моего дома, неблагодарный ублюдок. — рычит Бенджамин. — О, с удовольствием. — спокойно отзывается Маркус. — Только сперва сделаю кое-что. Мы с моим парнем, — большим пальцем он указывает себе за спину на вросшего в пол Кевина, — будем заниматься любовью до изнеможения вот на этой кровати, — на моей кровати, в моей комнате, — пока она не проломится, пробив изголовьем стену твоего грёбаного дома, а ты будешь сидеть внизу, пить своё дорогое вино, слушать наши стоны и проклинать Господа, за то, что дал тебе такого непутёвого сына. — сказал Маркус и добавил: — А мне будет плевать, потому что я буду заниматься любовью с моим парнем. И начну прямо сейчас. — Маркус принялся резво скидывать обувь и бросать на пол куртку, толстовку и свитер. — Бенджамин, оставь их! — приказала Мартиша, дёргая мужа за рукав. Тот выдохнул проклятье — что-то вроде «чтоб у тебя член отсох, грёбаный гомик», — и закрыл дверь. Маркус стиснул зубы и громко бросил: «Да, и смазку принесите, чтобы я его не порвал!»***
Он сидел в изножье кровати: босой, в футболке и джинсах, сцепив пальцы в замок на коленях и глядя сквозь свои руки; мелко дрожал и молчал так долго, что Кевину стало страшно за него. — Кев, — шепнул Сэндвич, приказав себе не трястись, — прости, что втянул тебя в этот цирк. — Всё в порядке, правда. — Кевин облегченно вздохнул и смог, наконец, сдвинуться с места. — Мне жаль, что мои проблемы… — он запустил руку в черные волосы, поправляя их, — …зацепили тебя, солнышко. — Маркус, — твёрдо произнёс Кевин, обнимая ладонями влажные щеки, — это не страшно. Всё в порядке, слышишь? — Правда? — он снова мелко задрожал. — Да. Кроме момента со сломанной кроватью… — Кевин неловко взъерошил волосы и покраснел, — и… словом «порвать»… — Я сказал это, чтобы досадить отцу, не волнуйся. — усмехнулся он, расслабляясь и притягивая Кевина поближе, обнимая. — Мы не будем ничего делать. — заверил Маркус. — Хотя мы могли бы просто попрыгать на этой дохрена дорогой кровати, если хочешь. Думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы сломать её. — Нет, я… Я просто хотел сказать, что… — Кевин запнулся, нервно поглаживая широкие плечи Маркуса в попытке чуть успокоиться и набраться смелости, — если ты хочешь… мы… — он шумно вздохнул, — могли бы… сломать кровать. — Кев, я же только что предло-… -жил… — начал Сэндвич, но запнулся, взглянув на Кева — поджимающего губы, смущенного и взволнованного, выжидающего. — Нет, — твёрдо сказал Сэндвич, качнув головой, — ты не готов. И я не хочу делать это с тобой. — А что нужно, чтобы подготовиться?.. — спросил Кевин. — Смазка? Это можно купить в магазине?.. — затараторил Кев. — Я могу сходить, если хочешь… Я не потеряюсь, обещаю! Я запомню дорогу и мигом вернусь! Маркус широко открыл глаза, выдержал короткую паузу и произнёс, давясь хохотом: — О, боже… — Сэндвич откинулся на кровать, увлекая Кевина за собой, прячась губами в изгибе его шеи и влажно целуя. Дэй по-кошачьи заурчал, сладко выдыхая. Маркус отстранился и ласково провёл подушечками пальцев по щеке Кевина. — Давай снимем это ненадолго? Дадим глазам отдохнуть. — Маркус спрыгнул с кровати и полез в карман куртки за кубической коробочкой. Мягко взяв Кевина за подбородок, он аккуратно вытащил цветные линзы и убрал. — Ты просто чудо, знаешь? — спросил он, глянув в зеленые глаза. Кевин смущенно улыбнулся, и Маркус тесно прижался к нему, прячась носом в светлых волосах, — И я так тебя люблю. — Маркус чуть отстранился, чтобы с нежностью взглянуть на него, и прижался к губам Дэя, оставляя на них ленивый поцелуй. Кевин перевёл это как разрешение, и начал ласкать Маркуса. Теплая ладонь собрала белую футболку в гармошку и огладила грудь, пальцы легонько щипнули правый сосок. Маркус хрипло выдохнул, перехватывая его кисть. — Нельзя? — Кевин опускает взгляд; его щеки краснеют. Сэндвич закусывает губы и выравнивает дыхание. Сосок горит и набухает от одного лишь короткого контакта с Дэем. — Живот и выше. — Кловерфилд стягивает футболку через голову и бросает рядом с собой. — Больше нигде не трогай. — предупреждает он. — Хорошо. — кивнул Дэй, стащив с себя свитер, и хитро улыбнулся, — Пока сам не попросишь. — он стянул с Маркуса джинсы, не встретив никакого сопротивления. Сэндвич уже горел. И это Кевин был поджигателем.***
Кевин медленно скользит ладонями от живота к горлу, чередуя надавливающие прикосновения с порхающими. Пальцы приближаются к бугоркам сосков. Он коротко взглядывает на лицо расслабленного Маркуса и робко дотрагивается до чувствительного, уже набухшего места. Сэндвич шумно вздыхает и ёрзает под ним, подставляясь ласкающим рукам; он обнимает Кевина за талию и усаживает на свои бёдра. Кев наклоняется и целует Маркуса в ключицу, потом в плечо, затем в другое. Он целует пышущую огнём желания плоть, облизывая, покусывая, — Кевин пробует на вкус каждый дюйм его тела, по очереди исследуя пресс и грудные мышцы, и Маркус с радостью становится подопытным кроликом в этом эротичном эксперименте. Дэй наклоняется, лижет правый сосок, что щипнул минуту назад, и, услышав хриплый стон, поднимает взгляд. — Тебе нравится? Маркус быстро кивает, не в силах выдать осмысленный ответ пересохшим языком. Кевин снова склоняется над его соском: трётся о него губами и присасывается, прихватив маленький бугорок и напевно постанывая в него. Дэй стреляет взглядом в Маркуса — нетерпеливого и горячего, и, выпустив его изо рта, с любопытством дует на влажную кожу. Сэндвич глухо стонет, закусывая губы. Кевин обхватывает пальцами набухший, блестящий от слюны сосок, чуть сдавливает и тянет — повторяет действия Сэндвича с его грудью в Колумбии. Лицо Кловерфилда искажается желанием, глаза темнеют от похоти. Кевин закусывает губу и покручивает плоть, наслаждаясь жаркими стонами любимого. — Кев, я сейчас взорвусь… — сипло шепчет Маркус, укладывая Кевина на лопатки и седлая его бедра. — Уже?.. Я только начал. — Я горю рядом с тобой. — выдыхает Маркус ему на ухо. — Я люблю тебя, мой хороший. — он нежно целует ушную раковину, и Кевин плавится от этих ласк. — Я… х-хочу тебя. — отзывается Кевин. — Маркус, я хочу тебя.***
Сэндвич покусывал губами его грудь и живот, медленно спускаясь к поясу джинсов и ожидая запрета на продолжение ласк, но Кевин не останавливал его. Кевин принимал все прикосновения, которые Маркус готов был дать ему. Он дышал тихо и прерывисто, с нежностью и любовью глядя на темную макушку Сэндвича, втягивающего тонкую кожу в рот и наставляющего метки на его животе. — Кев, — шепотом зовёт Маркус, — можно снять джинсы? — Да. — выдыхает Кевин, кивая. Кловерфилд расстёгивает железную пуговицу; жужжит молния ширинки. Он медленно спускает джинсы с худых бёдер, целуя каждый дюйм бледной кожи. Избавившись от ткани, Маркус возвращается к ногам Кевина: сгибает левую и ведёт языком по внутренней поверхности от колена к линии облегающих боксеров с гоночными машинками, жадно ловя томные вздохи и стоны. Когда он прокладывает такую же дорожку на правой ноге, Кевин уже твёрдый и мокрый, он цепляется пальцами за одеяло, накрывающее матрас. Он плавится. Он дрожит. Он хочет. Но он тихий. — Кев, стони для меня. — Маркус быстро целует его взмокшую шею, бедром чувствуя оставленную Кевином на его коже соблазнительную ниточку влаги. — Я хочу тебя слышать. — Но твои родители… — мягко возражает Кев. Сэндвич нависает над ним. — Не думай о них. Думай обо мне. — Маркус наклоняется и целует его — жарко, долго и глубоко, вылизывая внутреннюю поверхность щеки. — Есть только мы с тобой, Сладкий. Кевин нетерпеливо срывает с себя футболку, когда Маркус пальцами ласкает внутреннюю поверхность его бедра, а губами сцеловывает капельки пота на левом боку. — Маркус, я готов… — хрипит он, — там очень тесно и больно… он пульсирует. — Дай мне секунду, найду полотенце. — Маркус прекращает ласки и отстраняется, но Кевин хватает его за руку, останавливая. — Нет… оно не нужно. Сделай это рукой. Пожалуйста… — Х-хорошо. — с запинкой шепчет Маркус, цепляясь взглядом за верхнюю часть спинки кровати — там, где он не будет видеть Кевина и его оргазм. — Нет, Маркус, смотри на меня. — Кевин приподнимается, хватает его за подбородок. — Смотри на меня, я здесь. — он ласково гладит щёки Сэндвича. — Я прямо перед тобой, — он тянет голову Маркуса к себе и робко целует любимые губы, — и мне хорошо, потому что ты касаешься меня. — отчаянно шепчет он. Маркус мягко укладывает его на матрас, целует в плечо и накрывает его бёдра одеялом. — Маркус… — Это чтобы не смущать тебя. — заверяет он, левой рукой придавливая край одеяла. И чтобы я не смотрел. — Ладно. — кивает мальчик. — Не отводи от меня взгляд. — Ни за что. — твердо шепчет Сэндвич. — Но, Кев, ты уверен, что хочешь этого? Может, нам стоит… — Очень хочу. — обрывает его Кевин. — Я хочу тебя. Потому что я люблю тебя. Маркус подаётся к нему и целует в лоб. Его слова сливаются в гудящий шёпот: «Я тоже тебя люблю, малыш». — Мне начинать? — Да. — Дай мне знать, если это слишком, и я немедленно остановлюсь. — просит Сэндвич. — Хорошо? — Дэй согласно кивает. Маркус садится меж разведённых и чуть согнутых в коленях ног Кевина, правая кисть проникает под одеяло и робко дотрагивается до пульсирующего паха. Ткань боксеров пошло мокрая. Кевин судорожно выдыхает, дёргаясь в его пальцах и толкаясь головкой в ладонь. Как горячо! Пальцы обжигает… Он ласково водит, едва прикасаясь, по напряженному органу, который всё продолжает наливаться кровью и твердеть под его руками. Кевин дрожит, прикрывая глаза, но не теряет с Маркусом зрительного контакта, продолжая глядеть на него из-под длинных темных ресниц. Этот томный взгляд заводит его, заставляет кровь вскипеть, электричество затрещать под кожей. Средний палец сквозь ткань медленно оглаживает наливающуюся и пульсирующую головку, чуть надавливая. Подушечка становится влажной от вытекающей смазки; Маркус сжимает кожу под головкой и передёргивает, выступившие капли размазывает по всей длине, чтобы не пытать любимого сухой дрочкой, и следит, как меняется Кевин, когда влажная головка упирается ему в ладонь: как дрожат сухие губы, трепещут ресницы, прерывается дыхание, подрагивают коленки, напрягается пресс. — Ты такой красивый, маленький мой. Я люблю тебя, кроха. — Сэндвич склоняется над ним и целует, едва прикасаясь к сухим губам Дэя. — Постарайся продержаться подольше. — сипло просит Маркус, шумно сглатывая вязкую слюну. Кевин прерывисто выдыхает и кивает, прикрывая глаза. Сэндвич накрывает головку ладонью, заключая конец в «клювик» пальцев, и начинает двигать рукой, опускаясь пальцами чуть ниже середины напряженной длины, и записывая на подкорку ощущения от подрагивающей влажной головки, тыкающейся ему в ладонь при каждом опускании руки. Дэй приоткрывает рот, шумно вдыхая и выгибаясь; правой рукой он впивается в подушку, а левой скользит по груди, поглаживая себя и часто вздрагивая. Кевин сжимает челюсти, напрягается в руке Маркуса. — Я… я с-сейчас… — надтреснутым голосом шепчет Кевин, закусывая пересохшие губы. Сэндвич тут же прекращает ласкать, потому что… …Он был так близко. Маркус хотел наклониться и взять его в рот. Хотел ощутить его вес у себя во рту. Он хотел этого так отчаянно, что ощущал на языке вкус Кевина. К черту всё! — Кев, я хочу… ощутить твой вкус у себя во рту. — он поджимает губы и напряженно вглядывается в личико Дэя: тот озадаченно вскидывает брови и качает головой — не понимает. — Я хочу тебе отсосать. — переводит Маркус на пошлый язык. — Можно?.. — робко спрашивает он. Кевин глядит на него округлившимися блестящими глазами. — Если ты против, скажи «нет», и я не опущусь ниже живота. — Да, Маркус. — выдыхает Дэй. Сэндвич удивленно изгибает брови. — Я говорю тебе «да». — повторяет Кевин, уверенно кивая. Он притягивает к себе голову Сэндвича и шепчет, щекоча губы дыханием: — Я хочу, чтобы ты это сделал. …Маркус зажмуривается и ныряет головой под одеяло. Запах смазки и возбуждения тут такой густой, что Маркус давится голодной слюной. Погладив напряжение Кевина сквозь бельё, Маркус укладывается щекой на бедро Дэя, оттягивает ткань мокрых трусов, чтобы член Кевина выпрямился, обхватывает его ладонью у основания и наклоняет к своим губам. Высунув кончик языка, Маркус прикрывает глаза и облизывает истекающую смазкой головку сквозь до неприличия мокрую ткань. Кевин урчит, его бёдра конвульсивно трясутся, а кисть пытается ухватиться за волосы Маркуса сквозь тяжелое одеяло. От сладости естественной смазки сводит зубы. Сэндвич медленно посасывает кончик головки Дэя через ткань, чтобы растянуть удовольствие — Кевину от неспешного минета, а себе — от ощущения его у себя во рту и руке. Маркус вбирает головку в рот глубоким поцелуем и, тесно прижав язык к горячей сладкой плоти, сосёт её. Ресницы дрожат от наслаждения. Кевин стонет, подрагивая под ним. Рука проникает под тяжелое одеяло и, нащупав пальцами резинку боксеров, тянет бельё вниз, избавляясь от последнего барьера. В темноте под одеялом Сэндвич несколько мгновений смотрит на тяжелое возбуждение Кевина и прерывисто вдыхает сладкий запах его смазки. Облизнув губы, Маркус обнимает рукой его член, несколько раз проводит кулаком вверх-вниз, открывая и закрывая истекающую головку крайней плотью, а затем вбирает напряжение Кевина в рот и, вибрируя вокруг него от наслаждения и закипающей под кожей похоти, начинает сосать… Дэй теряет рассудок. Все его чувства отключаются; нервные окончания искрят электричеством там, внизу — во рту Маркуса. — Сэндвич… — напевно хрипит он, проникая рукой под угол одеяла и зарываясь пальцами Маркусу в волосы. Кловерфилд отбрасывает одеяло себе на шею и встречается с затуманенным взглядом Кевина. Наконец-то он может всё видеть — возбужденного Дэя, его торс со следами слабых укусов и засосов, его красивый ровный член и нити своей слюны на его твёрдой длине. Очень медленно, словно во сне, он опускает голову к блестящему от слюны органу — красивому, горячему, обжигающему его рот и губы, и проводит языком по щелочке, слизывая каплю смазки, не теряя с Кевином зрительного контакта. — Мне перестать? — шепотом спрашивает Маркус, щекоча головку движением губ. — Негодник… — сладко шепчет Кевин, расслабленно улыбаясь. — Нет, продолжай… — выдыхает Кевин, растекаясь под ним, как подтаявшее мороженое. Сейчас он жалеет, что не сделал тогда, шесть лет назад, пирсинг языка, очень жалеет… Каким был бы Кевин, если бы Маркус прошёлся прохладной металлической бусинкой по чувствительной щёлочке и проник ею в маленькую истекающую смазкой дырочку, легко трахая её?.. Он определенно проколет язык. Реакция Кевина этого стоит. — Тебе нравится то, что я делаю, малыш? — Оч-чень… — отзывается Кевин с придыханием, прикрывая глаза. Сэндвич расслабленно хмыкает, снова лижет щелочку и тыкается кончиком языка в маленькую дырочку, щекоча её. Губы Маркуса сжимаются плотным кольцом, язык распластывается на твёрдой плоти. Левая рука переместилась на живот; легчайшей из ласк Маркус потёр точку под прессом Кевина подушечкой пальца, снимая колючесть напряжения. Его дыхание стало сбивчивым и, когда Маркус это услышал, позвоночник прошило новой волной желания. Правая рука нырнула под ногу Кева, поднимая и сгибая её в колене, то же повторилось и с другой; ладонь скользнула по внутренней поверхности бедра, расслабляя; указательный палец, легко лаская, прочертил дорожку от основания, медленно очертив яички, к колечку мышц. Маркус перевернул кисть, прижимая мякоть ладони к мошонке, лаская и разминая её, а средним пальцем легонько обвёл вход. Кевин застонал, зарываясь пальцами в чёрные волосы и стискивая их в кулаке. Левая рука Маркуса скользнула вверх, мягко обласкав подушечками пальцев напрягшийся живот, и замерла на грудине. Мучительно медленно Маркус проложил дорожку от солнечного сплетения к правому соску, поглаживая кожу подушечкой указательного пальца. Кевин нетерпеливо задрожал и заёрзал под ним, отчаянно постанывая, — безмолвно просил чуть ускориться, и сейчас, когда он такой возбужденный, горячий и до невозможности мокрый, не применять к нему эти мучительно-прекрасные пытки. — Не спеши. — прошелестел Маркус, целуя его в живот. — Я хочу растянуть твоё удовольствие. Палец обвёл ареолу соска, и Кевин заскулил, содрогаясь от удовольствия. Робко дотронувшись до соблазнительного бугорка, Маркус легко обласкал его, чувствуя как тот теплеет и набухает под пальцами. Выпустив напряженный орган изо рта, он влажно целует головку, не упуская возможность снова лизнуть щелочку, и стояк дёргается вслед за его губами. Сэндвич просовывает левую руку Кевину под спину и вбирает в рот набухший сосок. Дэй судорожно вздыхает, цепляясь за его плечи, и ёрзает, пытаясь поймать непривычные и приятные ласки, которые дарят колечку мышц уже два чуть шершавых пальцах Маркуса. Он посасывает нежно и медленно: так, будто сосок Кевина — леденец со вкусом чуть солоноватой кожи. Он глубоко втягивает его в рот и, удерживая губами и — самую малость — зубами, быстро-быстро лижет его кончиком языка, лаская ещё и вибрацией стона. Кевин дышит часто и поверхностно, мелко дрожит в преддверье кульминации. Маркус перестаёт поглаживать его вход пальцами и возвращает кисть к каменному стояку. Ему, конечно, нравилось во время секса брать, наслаждаться самому, чтобы ублажали его, но с Кевином всё по-другому. С Кевином ему важно дать всё, что в его силах, обласкать и подарить наслаждение, чтобы Кевину было хорошо. Потому что, если ему хорошо, значит, и Маркусу хорошо, — он постарался, а значит, он — молодец. И Маркус счастлив, потому что Кевину, его горячему, любимому мальчику понравилось. …потому что с Кевином они не занимаются сексом. Они занимаются любовью. Он чувствует скорую разрядку, поэтому ненадолго прерывает ласки истекающего органа и, вдоволь наигравшись с правым соском Кевина, переходит к левому. Тактика меняется — он лижет ареолу, стараясь не задевать сосок, целует её и легонько прихватывает губами. Чуть прикусив ареолу, задевая сосок зубами, Маркус слышит молящий шепот-приказ: «Возьми его… Господи, Маркус, возьми его уже!..» Он замирает, обжигая набухший сосок прерывистым дыханием. Ему определенно нравится слышать от Кева такие возбуждающие и умоляющие приказы. Он мучительно медленно обводит сосок языком, чем заставляет Кевина всхлипнуть и впиться ногтями ему в плечи, прихватывает бугорок зубами, тянет и быстро-быстро лижет набухающую у него меж губ горошинку — мучает её кончиком языка. Кевин дрожит, будто в лихорадке, и напевно стонет, жмурясь и шкрябая ногтями лопатки и заднюю поверхность шеи Сэндвича. Маркус возобновляет прерванные ласки, обводит подушечкой пальца текущую головку, собирает пальцами смазку и размазывает по всей длине. Он чувствует, что Кевин близко, очень близко к оргазму, — Дэй дрожит, поджимая пальцы на ногах, сводит бёдра вместе, сдавливая бока Сэндвича, и толкается в сильную руку, — поэтому Маркус выпускает его сосок изо рта, уверенно разводит колени, ласково оглаживая рядом с пахом, чтобы чуть расслабить, и заменяет соблазнительный бугорок плоти готовым выстрелить членом. Он двигает головой, то насаживаясь, то выпуская его, быстро лижет текущую дырочку, щекоча её языком и подталкивая Кева к кульминации, но, почувствовав, как отчаянно поджимаются яички перед «выстрелом», заключает член в тесном кольце пальцев, сжимая до боли сразу под головкой и не позволяя кончить сразу. Кевин болезненно стонет, приподнимаясь на локтях. Маркус спускает кольцо пальцев ниже, будто пытается отогнать от головки кровь и сперму, затем снова поднимается и опускается пальцами, мучительно медленно и болезненно надрачивая Дэю. Снова сжав орган под головкой, он сосёт её, позволяя Кеву толкаться ему в щёку, отчаянно и громко выстанывая и крича его имя. У Маркуса мурашки вибрируют от звуков его стонов. Опустив тесное кольцо пальцев к самому основанию, Маркус выпускает налитый орган изо рта и осыпает его мелкими поцелуями, перемежающимися с короткими ласковыми облизываниями. — Маркус, — сипло зовёт Кевин, — что ты делаешь? — он одурманен близостью настолько, что от удовольствия закатываются глаза. — Целую тебя. Перестать? — Н-нет… — хрипло отзывается он. — Мне нравится. Член в его пальцах дёргается, предупреждая о скором окончании приятной пытки, и Маркус, мысленно огорченно хмыкнув, заглатывает его целиком и разжимает пальцы. Кевин отчаянно вскрикивает, но ничего не происходит. Левой рукой Маркус оглаживает поджавшуюся и потяжелевшую мошонку, чуть сжимает её пальцами, а правой ласкает вход, обводя колечко мышц и легко толкаясь в центр. Обхватив орган у основания и помассировав у самой мошонки, Маркус спускает курок и Кевина накрывает разрядка. Кевин выстреливает ему в горло трижды; Маркус выпускает член изо рта наполовину и, продолжая насаживаться, ласково лижет конец, не размыкая губ, пока головка подёргивается, изливаясь ему на язык. Дэй отрубается на несколько минут… или ему кажется, что отрубается, ведь зрение и слух отсутствуют совершенно. Он воспринимает мир вокруг лишь ощущениями. А все его ощущения сейчас — Маркус, ласкающий щелочку на головке языком, слизывающий сперму с опадающего члена и целующий головку горячими влажными губами. Маркус валится на кровать, переводя дух. Ошалевший от такой дозы внимания Кевин с трудом ложится на бок. Сэндвич мягко обнимает его за талию, потирается щекой о голое плечико, легонько целует влажный загривок и, уложив голову на подушку, прячет нос в светлых волосах. — Кев, — сиплым шепотом зовёт он, — как ты? — Х-… хо-… рошо. — отзывается Дэй пересохшим языком. — Пить х-хочу… — Сейчас принесу. — Маркус поднимается с кровати, накрывает бёдра Кевина одеялом, ныряет головой в футболку и, одевая её на ходу, вываливается из спальни. Спустившись на первый этаж, Маркус крадётся на кухню на чуть дрожащих от возбуждения, которое теперь невозможно скрыть, босых ногах. Он находит в холодильнике бутылку с водой и бежит с ней обратно. Кевин тяжело дышит, глядя в одну точку помутневшими после минета глазами. Сэндвич забирается на кровать и, приподняв Кевину голову, подносит к его губам горлышко бутылки. Ощутив на языке приятный холод, Кевин словно просыпается: садится, забирает из рук Маркуса бутылку и жадно выпивает половину. Сэндвич следит за тонкими струйками холодной воды, сбегающими по обнаженной груди и подбирающимися к бусинкам сосков… Как-нибудь в другой раз попробуем поиграть. Может, купим прищепки и наручники… но не для тебя, солнце. Для меня, — думает Маркус, делая несколько глотков из протянутой Кевином бутылки, — я не буду лишать тебя движений. — Маркус, что мне сделать? — Прости? — Сэндвич вскидывает брови. Похоже, задумавшись, он пропустил мимо ушей вопрос Кевина. — Ты помог мне… как это слово?.. — Кончить. — Да, — Кевин щелкает пальцами, — точно. Но ведь ты не… твой… эм-м… — Дэй шумно втягивает носом воздух — набирается смелости для вопроса, — ты не кончил, твой… твой член… он ещё напряжён. — Кевин выразительно смотрит на стояк Маркуса, оттопыривающий и трусы, и футболку. — Что я могу для тебя сделать? — Кев, ты ничего не должен делать, серьёзно. Я справлюсь с этим сам. — Маркус, — в его голосе чувствуется непривычное, но чертовски приятное доминирование, — я хочу помочь. Правда, хочу. Я… понимаешь, — он запускает пальцы в светлые волосы, делая их ещё более лохматыми, — хочу, чтобы ты почувствовал то же, что чувствовал я, когда ты помогал мне кончить… — он поднимает испытующий взгляд. — Можно, я помогу тебе? — Хорошо. — Сэндвич слышит свой осипший голос словно через беруши. — Можешь лечь на бок? Я не буду входить, но мне нужны твои бёдра. Это для тебя приемлемо? — Вполне. — отзывается Кевин. Маркус стаскивает с себя футболку, укладывается на левый бок, ждёт, пока Кевин удобно утроится на его руке, и обнимает его за грудь. Ласково целуя светлый загривок, он чуть спускает боксеры, сжимает распираемый эрекцией член у основания, чтобы не кончить от одного лишь прикосновения головкой к обнаженному и горячему Дэю. Он приставляет истекающую головку к копчику Кевина и медленно прокладывает дорожку ко входу, оставляя на горячей коже влажную нить, — Дэй дрожит от новых ощущений и шумно втягивает воздух приоткрытым ртом. Закусывая губу, Маркус с любопытством чуть толкается в обласканное колечко мышц. Кевин охает, принимая вершину головки, утягивая её в горячий и тесный плен. Маркус долго и влажно целует Кевина во вспотевшую шею, успокаивая, и ведёт головку ниже — несколько раз на пробу толкается в обмякшую без внимания мошонку, срывая с губ Кевина томный вздох. Мягко повернув его голову к себе, Маркус целует его и толкается стояком, притираясь к вновь тяжелеющей от возбуждения мошонке. Меж бёдер Кева поместился бы его кулак: Маркусу не хватает трения. Он подхватывает правую ногу Кевина, заводит чуть вперёд, чтобы уменьшить расстояние, начинает толкаться в теперь узкое пространство меж ног Дэя. Он «входит» глубокими толчками, стараясь как можно чаще попадать истекающей головкой по опавшему члену Кевина. Маркус ускоряется. Кев тяжело дышит, и Сэндвич, обняв его под левой рукой, поднимает кисть к шее и слегка сдавливает горло, ловя ладонью подергивания кадыка. — Быстрее. — отдаёт Кевин сиплый, но уверенный приказ. Маркус немедленно подчиняется, быстрее вдалбливаясь меж его сомкнутых бёдер, которые Кев намеренно напрягает, пытаясь удержать Сэндвича «внутри» себя. Кевин прогибается в спине, отдаляясь от взмокшей груди Маркуса, поворачивает голову и сталкивается щекой с губами и носом тяжело дышащего Кловерфилда, в попытке увидеть, как тот входит размашистыми толчками. Правой рукой Кевин поглаживает свои грудь и живот, спускается вниз и ловит в «клювик» пальцев головку Маркуса. Ощущая его плоть в своих пальцах, Кевин снова заводится, левой рукой дотягивается до своего члена и пытается неумело ласкать его, возвращая твёрдость. Всхлипнув, Кевин ловит губы Маркуса, блуждающие от уха к плечу, и втягивает его в череду быстрых и страстных поцелуев, смешанных с нетерпеливыми укусами и громкими стонами в рот друг другу. Правая рука перестаёт ловить Маркуса и перемещается на его щёку, чтобы подольше удержать рядом и получить как можно больше поцелуев. Маркус рычит ему в рот, обхватывает его живот правой рукой и прижимает ягодицы Кевина к своим бёдрам, наращивая темп. Пальцы чуть сильнее сдавливают шею Дэя, заставляя его застонать Сэндвичу в губы и впиться ногтями в его крепкую руку, обнимающую живот. Размеры комнаты уменьшились до границ кровати. Мир вокруг померк, сделался пресным и невзрачным. Цвета, запахи, звуки не имели никакого значения для Маркуса. Всё, что сейчас было важно, — обнимать Кевина за грудь левой рукой, мягко сжимая пальцами горло, а правой держать за живот, вдавливая ногти в кожу, царапая вспотевшую плоть, бесконечно целовать взмокший загривок, нашептывая нежные словечки пересохшим и заплетающимся языком, сталкиваться бедрами с ягодицами Кева, жадно ловя звуки шлепков и тихого смеха, когда он надтреснуто и хрипло зовёт Кевина «бэби», вдыхать запах его пота и возбуждения, слизывать бисеринки пота с шеи и щеки и толкаться головкой в поджимающуюся в преддверье второго оргазма мошонку. Маркус перехватил грудь Кевина левой рукой на уровне диафрагмы, Дэй среагировал на это мгновенно, обнимая его вспотевшими руками. Сэндвич обхватил влажной ладонью наливающийся стояк Кевина и стал ласкать, подстраивая движения руки под свои быстрые и размашистые толчки. — Маркус! — Кевин напрягается всем телом, вытягивается, как струнка гитары, и изливается Маркусу в кулак. Ощутив горячую влагу на ладони, Сэндвич отпускает себя и позволяет фейерверку оргазма сжечь его дотла. Когда он с трудом разлепляет веки, Кевин лежит на другом боку и смотрит куда-то вниз. Маркус сквозь паутину оргазма ощущает на своём животе тепло — Кевин нежно ласкает его пресс, зарываясь пальцами в поросль светлых волос под пупком. Он прослеживает взгляд Кева — тот завороженно наблюдает, как подрагивает опавший член, когда тонкие пальчики касаются чувствительного местечка под пупком — там, где округлая рубцовая ткань напоминает о страшном дне — последнем дне его любви к В…