Среда, 5 ноября 1999 года
Галвестон, Техас
Ранним утром, когда Кевин ещё спал, утомлённый вчерашним марафоном внимания, Маркус спустился на кухню. Сердце болезненно сжалось, когда он увидел воспоминание, как ему казалось, давно забытое, затерявшееся в памяти: мама в длинном шелковом пеньюаре бежевого цвета и чёрном халате, с собранными в пучок волосами, готовила кофе. Это могли сделать кухарки, но делала она. Потому что ни одна кухарка, что побывала в этом доме за столько лет, не могла приготовить кофе так, как делала это Мартиша Кловерфилд. — Привет. — выдохнул Маркус, улыбнувшись. На глаза навернулись слёзы. — Уже проснулся? — мама с нежностью посмотрела на него. — Ты голоден? — она сняла с плиты турку. — Налить тебе кофе? — спросила Мартиша, коротко глянув на сына. Тот качнул головой. — Мам. — он подошёл, шумно сглотнул и обнял её со спины, утыкаясь носом в шею. — Я так скучал по тебе… Прости меня. — Простить за что? — удивилась она, переставляя турку на круглую алюминиевую подставку. — За то, что шёл туда, куда велело сердце? — И за то, что звонил так редко… и не послушал тебя тогда. — загудел Маркус ей в шею. — Ты был влюблён. — Мартиша легко пожала плечами. — А звонки… — она фыркнула, и этот звук отдался приятной дрожью в груди, потому что расслабил Маркуса, — у тебя есть шанс исправиться. Недавно мы купили ноутбук… ты мог бы звонить по видеосвязи. Я буду рада видеть тебя и твоего очаровательного молодого человека. — она повернулась и легко поцеловала его в лоб. — Куда вы теперь? — Я не могу сказать. — качнул головой Сэндвич. — Извини. — Ничего. — она понимающе улыбнулась. — Просто не пропадай, хорошо? И… береги его, Билли. Мальчик любит тебя. — Знаю. — отозвался Маркус. — Я всё сделаю, чтобы он был в безопасности. Но… мам? — Да, милый? — Я так боюсь, так боюсь! — зашептал он, прячась лицом в мягких волосах. — Чего? — Сделать что-то не так, потерять его. — сказал он. — Если он уйдёт, я… я просто не смогу жить. Не смогу, понимаешь? — О, Билли, — она повернулась к нему лицом, обняла влажные щёки ладонями, — у вас всё будет хорошо, вот увидишь! У вас с ним всё иначе. Будь спокоен, милый, история Уэсли не повторится. — Ты думаешь? — Не сомневаюсь. Кстати, — она сунула руку в карман халата, — вчера ты говорил, что заберёшь свои вещи… Держи. Ты ведь за этим приехал, верно? Маркус посмотрел на прямоугольник плотной бумаги в своей ладони — чек. — Так много?.. Мам, зачем столько? — Мы копили на твоё обучение в Стэнфорде. — пожала плечами Мартиша, ласково улыбаясь. — Но… они не нужны. Ты ведь поступил сам: университет Эдгара Аллана — отличный выбор, — ты имеешь право самостоятельно распорядиться этими деньгами. — она гордо улыбнулась. — Я так тобой горжусь, сынок. Ты справишься со всем, вот увидишь. Только не бойся, ничего не бойся. А теперь иди к своему мальчику — проснувшись, пусть первым увидит тебя, а не незнакомую комнату. Солнечный свет проникал сквозь стекло прямоугольным теплым потоком и падал на спящего Кевина. Маркус сел по-турецки, залюбовавшись объятой светом фигуркой. Привычная бледность его кожи затерялась среди солнечных нитей — кожа казалась бронзовой. Осветленные волосы выглядели золотыми, невесомыми и шелковистыми. Маркус запустил пальцы в светлую копну, чуть сжал, пропуская локоны сквозь них. Он погладил Кевина по голове, ласково провел кончиками пальцев по щеке, огладил припухшие от поцелуев губы и поцеловал их — легко и едва ощутимо. Кевин улыбнулся во сне и напевно прошептал его имя. Маркус задёрнул тяжелую плотную штору, наполовину закрывая окно, и забрался под одеяло, обнимая Кевина за талию и поглаживая кончиками пальцев грудь со слабыми отметинами засосов и укусов. Кевин по-кошачьи заурчал и, потягиваясь, перевернулся на другой бок, пряча лицо от солнечных лучей в изгибе шеи Маркуса. Тёплые руки заключили грудь Маркуса в приятный плен, обнаженные ноги обвили левое бедро. Сейчас половина шестого; в кровати чертовски уютно, голая кожа Кевина такая гладкая и упругая, а тёплый чуть твёрдый орган так приятно упирается в голое бедро, что разрывать объятия — верх идиотизма. Будить его не хотелось от слова «совсем»… но им сегодня нужно добраться до Нуэво-Ларедо. Если выехать в течение получаса, уже к двум часам они будут в Мексике — колесить по потрескавшемуся асфальту, бродить босиком по тёплому песку на обочине, рассматривать кактусы и жевать буррито с жареными овощами и соусом песто… но для этого нужно разбудить Кевина. — Кев, малыш, просыпайся. — шепчет Маркус, касаясь его подбородка, приподнимая его голову, и целуя нежные бледные щёки. — Пора ехать. — Ещё рано. — Кевин морщится из-за солнца, сползает под одеяло и прячется лицом в животе Маркуса. Сэндвич идёт на поводу, пока Дэй не задирает его футболку, ныряя под неё, и не присасывается губами к его прессу, кусая чувствительную рубцовую ткань и щекоча её кончиком языка. — Всё, подъём. — категорически заявляет Маркус, отчаянно краснея, отцепляя его от себя и стаскивая одеяло. Продолжая лежать на боку, Кевин хныкает, обнимает себя за плечи и притягивает колени к голой груди. — Марку-у-ус! — тянет он, делая обиженное лицо. — Давай ещё поспим, я никуда не хочу. — Мы почти добрались. До границы с Мексикой ехать всего шесть часов! — ответил он, поднимая с пола его трусы с машинками и бросая на кровать. — Давай, одевайся, Маугли. — Что мне за это будет? — Кевин садится, сгибая колени и опираясь на руки, прищуривается и выжидающе смотрит на него, кокетливо покусывая губу. Сейчас он похож на неумело флиртующую русалочку, сидящую на скалистом выступе и игриво покачивающую блестящим на солнце хвостом. — Выберешь трейлер, в котором мы поживём первое время. — Сэндвич старается не смотреть ниже его живота, чтобы не завестись с пол-оборота. — О, здорово! Договорились! — Дэй сияет ярче солнца и натягивает боксеры. — Иди умойся, я соберу одежду. — говорит Маркус. Кевин подлетает к нему, встаёт на носочки и быстро целует в ямочку под подбородком. Маркус хрипло выдыхает: он и не знал, что этот кусочек плоти будет таким чертовски чувствительным… Хотя, чего греха таить, — любая клеточка его тела живо отзывается на прикосновения Кевина. Пока Кевин плескался, Маркус прошёлся по комнате, собирая разбросанные вчера вещи, оделся и пригладил растрёпанные волосы ладонью. Когда Кевин вышел, солнце заблестело в каждой капельке воды на его плечах и шее. Маркус прерывисто вздохнул, глядя на Кевина влюблёнными глазами. Дэй ответил вопросительным взглядом и удивленно охнул, когда Маркус внезапно обнял его — мягко, но крепко. Губы мазнули по влажному лбу, руки, едва касаясь, огладили спину, заставив задрожать от желания. — О, так ты разбудил меня для этого? — прошелестел Кевин, обнимая Маркуса за шею. — Нет, для этого. — Сэндвич наклонился и мягко коснулся его губ поцелуем. Пять минут, слёзы, мольбы, и линзы снова прячут зелень глаз Кевина, а сам он сидит с кислой физиономией, потому что ему не дали выспаться, не обласкали и опять мучали надеванием проклятых линз. — Когда я смогу от них избавиться? — спросил Кевин, когда Маркус обувался. — Когда пересечём границу и найдём трейлер. — сказал Сэндвич. Дэй протяжно вздохнул, надуваясь как шар. — О, Кев, не расстраивайся, — мягко заговорил Маркус, притягивая его к себе и обнимая, — это каких-то дней пять, не больше! — губы мазнули по ушной раковине, и Кевин обмяк в его руках, напевно урча. Маркус улыбнулся, укачивая его на руках и поглаживая по волосам. Маленький котёнок… Я так тебя люблю. Дэй сполз в его объятиях, устроил голову на коленях Сэндвича и приобнял его талию правой рукой — для этого пришлось повторить жест, как когда подкладываешь руки под голову. Маркус положил ладонь ему на рёбра и ласково провёл немного вверх, а затем вниз. — Можно кое-что спросить? — Кевин напрягся в его руках, видимо, ожидая отрицательного ответа. — Да, конечно. — Твоя мама назвала тебя Билли. Почему? — Это моё имя. — отозвался Маркус, тоже напрягшись. — Ну, то есть, это — моё первое имя. Меня зовут Уильям Маркус Кловерфилд. Имя «Уильям» я ненавижу — его выбирал отец. Мама старается лишний раз не ругаться с ним из-за этого, и, зная моё отношение к этому имени, зовёт меня аналогом «Уильяма» — Билли. — Почему не Маркусом? — Кевин вскинул на него растерянный взгляд. — Наверно, привычка. — пожимает плечом Сэндвич. — А о чём вы говорили с ней вчера? — спрашивает Кевин. В горле Маркуса появляется болезненный ком, мешающий дышать и проглатывать слюну. — Я рассказал о нас немного. — отзывается он дрогнувшим голосом. — Что мы вместе. — Ты не сказал ей, как меня зовут. — замечает Дэй. — Почему? — Для твоей безопасности. — Она может мне навредить? — Моя мама? Нет, что ты, она замечательный человек! — быстро произносит Маркус. — Просто если… когда нас… когда тебя будут искать, поедут к моим родителям… И будет лучше, если они не будут знать твоего имени. Кевин долго молчит. — Скажи мне ещё кое-что. — наконец произносит он. — Кто этот Уэсли? — Вес, — поправляет Маркус на автомате. — Он ненавидит, когда его так зовут, вечно всех исправляет. — Расскажи о Весе.