Недостаточно (Том 1)

      Когда мы отдали коньки и переобулись, я заметил, что Вес вздрагивает при ходьбе. — Вес, что с тобой? — Всё хорошо, не волнуйся, бэйб. — он успокаивающе улыбнулся, но на этот раз я не поверил. — Неделя без поцелуев. — ЧТО?! ШАНТАЖ?!— вскрикнул Весли так громко и отчаянно, что на нас оглянулись люди с противоположной стороны улицы. — Колись уже. — нетерпеливо произнёс я. — Ладно, ладно! — Вес выставил руки в останавливающем жесте. — Я подвернул ногу. Всё. Вот она, моя страшная тайна! — Весли театрально откинул голову назад и прижал ко лбу левую кисть. — Ты теперь меня разлюбишь? — Глупый. — я шагнул к нему и быстро чмокнул в кадык. Вес издал сладкий вздох и обмяк. — Ты мог бы зайти ко мне. — я обнял его, спрятал нос в тёплой шее. — Наша горничная Мирабель приложит лёд к твоей ноге. — Нужно предупредить маму, что я задержусь. — Вес обнимает меня за плечи левой рукой, а правой ласково гладит мою спину. — И ты можешь остаться. — добавил я тихим голосом, потираясь носом о дернувшийся кадык Веса. Запах его кожи сводит меня с ума. — В смысле, переночевать у меня… то есть, у нас. У нас дома. — О… ух ты. — выдохнул Вес мне в макушку. — Я… я спрошу у мамы, бэйб.       Мы доковыляли до будки телефона-автомата, ввалились в неё. Весли сполз по стенке на пол, передал мне монету и продиктовал номер. Я чуть не переломал пальцы, тыкая в эти упрямые железные кнопки. Услышав гудки, я передал ему трубку и сел рядом, укладывая голову ему на правое плечо. — Здрасьте, тётя Агнесс! — поздоровался Вес, прижав трубку к левому уху. — Это Уэсли. Мама ещё на работе? Да, отлично. Не могли бы вы позвать её к телефону? Большое спасибо.       Повисла минутная тишина, затем в трубке раздался женский голос. — Мам, привет!.. — бодро начал Весли, но быстро замолк. — Нет, я ничего не натворил. — медленно проговорил он. — Нет, меня не похитили. — отозвался он серьёзным голосом. — НЕТ, я НЕ в участке! — воскликнул он, рассердившись. — Я был на катке. С Маркусом. Помнишь, я рассказывал. Перелом ребра. Да-да, он. — пояснил Весли. — Со мной порядок. Ну, то есть, почти… я ногу подвернул. — он зажмурился и закусил нижнюю губу: на том конце провода слышались возмущенные и взволнованные восклицания. Я прикрыл глаза, легонько целуя его в ямочку под ухом. Вес вздрогнул от неожиданности и ответил мне быстрым бесшумным поцелуем в бровь — на коже чувствовалась влага. Я улыбнулся. — Маркус предложил зайти к нему, чтобы приложить лёд. — Весли глянул на меня и подмигнул. — Звоню спросить, можно ли? — он выжидающе задержал дыхание, базальтовые глаза округлились. — Правда? Спасибо, ты лучшая! Нет-нет, это ещё не всё… — затараторил он, не дав ей повесить трубку раньше времени. — Я могу остаться у него сегодня?.. Да, переночевать. Пожалуйста-пожалуйста! Спасибо, мам! Люблю тебя. До завтра.       Я забрал из его рук трубку и повесил на место. Весли не спешил подниматься, огромными глазами глядя сквозь стеклянную стенку, обнимая себя за колени и часто дыша. Я сел рядом и мягко толкнул его плечом. — Вес, ты как?       Он повернул голову и лучезарно улыбнулся. — Лучше всех! — он притянул меня за шею, уронил себе на колени, обнял за плечи и, поцеловав в ухо, горячо прошептал: — Этой ночью я весь твой, бэйб.       Я застонал от удовольствия, которое доставлял его шепот, — громко, нетерпеливо и болезненно. Мне срочно нужно его поцеловать, иначе я просто умру. Я выворачиваюсь из объятий, сажусь лицом к нему и кусаю его губы своими. Он изумленно охает, но прикрывает глаза и с готовностью отзывается на поцелуй. Я обвиваю его шею руками, жадно припадая к его груди своей, не желая прекращать поцелуй. Когда у нас обоих заканчивается воздух, я отстраняюсь. — Эй, а посмотрим фильм? — предлагаю я, прерывисто выдыхая. — Конечно. — Вес улыбается, накрывает рукой мою ладонь, мягко сжимает пальцы и встаёт, держась за стенку.       Мы идём обнявшись. Но не потому что мы тупая влюбленная парочка. Мы круче! Мы даже круче, чем вареные яйца!       Я обнимаю Веса за спину, а он меня за плечи, — так ему легче идти. Ну, я так думаю. Возможность того, что он мог бы идти сам, я отметаю сразу, потому что такой расклад бьёт по моему рыцарскому самолюбию. Мы бредём по пустой улице, залитой мягким оранжевым светом фонарей; иногда к высоким заборам, за которыми прячутся большие дорогие поместья, подбегают сторожевые собаки… и Вес останавливается, чтобы угостить их собачьим печеньем. Что? Я тоже не понимаю. Но у него карманы джинсов забиты этой штукой. И я не уверен, что хочу знать, почему. Когда Вес, хромая, приближается к забору, собаки злобно рычат, но, стоит ему протянуть руку раскрытой ладонью вверх, а псам — почуять печенье, как злые существа превращаются в ласковых щенков. Я же говорю, Весли — пёс! Какие ещё доказательства вам нужны?!       Держась за металлический прут левой рукой, Вес, глядя лишь на хрустящую печеньем собаку, протягивает мне руку и, ощутив тепло в своей ладони, тянет меня к себе. Я подхожу и укладываю подбородок ему на плечо. Правая рука Веса обнимает меня за шею; он поворачивает голову и целует меня в щёку. Я подставляю губы, и Весли робко дотрагивается до них своими тёплыми и сухими. — Люблю собак. — тихо произносит он, глядя на жующего добермана. — Просил маму завести, но она сказала, что для неё у нас нет места… — Весли тяжело вздохнул. А я подумал, что у нас в доме места десяти собакам хватит, но их никогда там не будет, потому что отец не позволит даже породистому кобелю гадить на его итальянский кафель и жевать шторы, купленные в Венеции. — Когда мы вырастем, — начинаю я тихим голосом, — давай заведём собаку? Любую, какую только пожелаешь. — Это предложение? — Весли игриво подталкивает меня локтем. — Да. — киваю я и тыкаюсь носом в его горячую шею — снова дышу им. — Тогда я согласен.       Минуя множество до глупости больших домов, в которых живут максимум человек пять, мы спускаемся вниз по улице к моему дому. — Пришли. — Куда? — не понял Вес и стал растерянно оглядываться по сторонам. — Твой дом маленький, и я его не вижу, или я чего-то не понял? — Нет, Вес, — вздохнул я, — мой дом вот тут, — указал рукой себе за спину. — Хмм… — издал задумчивое Весли, — у тебя, наверно, куча бабушек и вагончик дедушек… или телега сестричек… познакомишь меня с ними? — он игриво толкнул меня локтем и подмигнул. — Не, мы живём втроём, плюс прислуга. На первом этаже их комнаты — служанки, дворецкого и кухарки. — У вас есть прислуга? — севшим от изумления голосом спросил Вес. — Я такое только по телеку видел… — Это плохо? — я издал жалкий звук и закрыл лицо руками. От стыда хотелось провалиться под землю. — Нет… — отозвался Весли, задумавшись, — это ни хорошо, ни плохо. — он мягко отстранил мои руки от лица и легонько коснулся губами моей брови. — Это просто есть.       Я тяжело вздохнул и нажал на кнопку звонка. На счастье, ответила мама, а не Родерик, наш дворецкий. — Привет, это я. — О, дорогой, ты уже вернулся! — защебетала она нажимая на кнопку и впуская нас. Наверно, ждала меня через час.       Пока мы шли по подъездной дороге, Весли озирался вокруг: рассматривал наш «сад». Вообще, это называлось как-то по-другому, но я не могу запомнить это слово, поэтому пусть будет «сад». Три высоких дерева по левую и правую руку, живая изгородь, клумбы, шарики самшита, дикий виноград, карабкающийся по стене дома, — его сажал я. Хотел, чтобы он дотянулся до моего окна и я мог ночью выбираться из дома по его лозам как Робин Гуд и бродить по саду или вообще убегать куда-нибудь… — Красиво… — завороженно произнёс Вес, хромая рядом. Я не рискнул обнимать его перед домом и лишь надеялся, что шагать ему не очень тяжело.       Мама ждала нас у двери. — Здравствуй, Весли! — поздоровалась она. — Как вы погуляли? — Ну… — начал я, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Вес неловко переминался с ноги на ногу рядом со мной. — Ой, мамочки! Что у тебя с лицом? — мама побледнела и рванула к Весу. Она села на корточки, взяла за подбородок и повернула его голову, подставляя лицо свету, льющемуся из окон. — Я упал. — коротко ответил Вес, млея от внимания и заботы. — Твоя мама знает, где ты? Что ты живой и здоровый?.. В меру… — Да, мы позвонили ей из будки. — кивнул я. — Мам, можно Весу остаться у нас сегодня?.. Он ногу подвернул. — О, дорогой, конечно! — она ласково улыбнулась нам. — Но только если мама Весли не будет против. — Не будет, мы уже договорились. — заверил я. — Он будет спать в моей комнате. — Как будет угодно, Ваше Величество. — она произнесла это уважительным тоном, словно была советником короля. — Соизвольте умыться, господа, и спуститься на кухню. — она перевела взгляд на Веса: — Мы с Мирабель позаботимся о ваших травмах, сэр Весли. — мама произнесла это величественным голосом, который заставил нас весело заулыбаться. — Она такая классная! — доложил мне Весли благоговейным шепотом.       Повесив куртки на вешалки в маленькой гардеробной, расположенной справа от лестницы, и поставив ботинки на специальные стойки, я собирался выйти, но Вес преградил путь. — Бэйб? — Что-то не так? — сердце ухнуло вниз. — Нет-нет, всё в порядке, — заверил он, — я только хотел… — он шумно втянул носом воздух, шагнул ко мне и хлопнул дверью, погружая нас в темноту. Я слышал, как в моём горле бьётся сердце и как шумно дышит Вес. Чувствовал, что у меня дрожат колени, потеют ладони и приятно тянет низ живота — под моей кожей вибрирует возбуждение. Вес сделал ещё один шаг ко мне и вытянул руки, нащупывая мои кисти. Скользнул руками вверх, ощупал предплечья, нашёл плечи, обнял ладонями мою шею. — …поцеловать тебя. Можно? — робко спросил он рядом с моим носом.       Я тоже вытянул руки. Сперва мне попались его стройные бёдра, чуть сжав и очертив которые и вырвав у Веса стон, я стал подниматься выше — сквозь водолазку и рубашку ощупал живот, огладил ладонями грудь и, добравшись до шеи, как слепой обласкал подушечками пальцев его лицо. Я зажмурился, представляя каждую чёрточку, что ощупывал пальцами. Когда я очерчивал его сухие губы, Вес поцеловал мои пальцы. Меня словно обожгло это прикосновение. Издав нетерпеливый голодный звук, я встал на носочки, чтобы быть с Весли одного роста, и прижался к его губам жадным неумелым поцелуем. Я решил, что внимание нужно уделить не только его губам, и скользнул мелкими поцелуями по щеке. Она оказалась влажной, а Вес почему-то зашипел, отстраняясь. Чёрт, я коснулся его ссадин! Боже, у меня на губах его кровь! Я ожесточенно вытираю кожу рукавом свитера, пока она не попала на язык, когда Весли открывает дверь. На несколько секунд я слепну, и потому пропускаю момент, когда меня вытягивают из мрачной комнатушки в светлое пространство холла. — Тебе нужно умыться. — замечает Вес, кусая губы. — Тебе тоже. — отзываюсь я, улыбаясь.       Мы поднимаемся на второй этаж под изумленный вздохи Весли «Какая лестница громадная!», «Это тот самый ковёр, который стелют на вручении кинопремий?», «О, я видел эту картину в музее! Её ещё нарисовал тот чудной мужик с рыжими волосами!» Я впускаю Весли в ванную и запираю за нами дверь — просто на всякий случай, я же перестраховщик.       Вес таращится на своё лицо в зеркале над раковиной. — Я что, правда выгляжу ВОТ ТАК?! — он поворачивает ко мне голову с выражением досады и растерянности на лице, указывает раскрытой ладонью на своё отражение. — Ну… всё не так плохо. — я кисло улыбаюсь. — Не плохо? — переспрашивает Вес. — Да ты посмотри, это же ужас какой-то?! Я же выгляжу как зомби! — Неправда. — мягко произношу я, обнимая его за плечи. — Ну вот что в этом может быть хорошего? Вот что? — восклицает Весли. — Я буду целовать твои ссадины. — пожимаю я плечами и в доказательство касаюсь губами его виска, чуть дотрагиваясь до ссадины на скуле.       Весли восхитительно стонет, улыбается смущенно и счастливо. — Правда? — Конечно. — я киваю и обнимаю его. — Но только после того как ты умоешься и мама с Мирабель помажут тебя пахучкой. — Чем? — Ну такой маслянистой мазью… — я делаю неопределенный обводящий жест рукой. — От неё пахнет ёлкой, поэтому я так её называю. — Ну, хорошо. Если после этого ты будешь меня целовать, то я на всё согласен! — объявил Весли, загудев мне в плечо. Я прижался к нему, обнимая, и засопел, втягивая запах его кожи — можжевельник.       Умывшись, мы оглядели друг друга на предмет неполадок в причёсках или одежде, кивнули и спустились на кухню. Стоило нам объявиться в дверях, две встревоженные женщины, которых я любил больше всего на свете — мама и Мирабель, — кинулись хлопотать над лицом и ногой моего Весли. Пока Мирабель прикладывала завёрнутый в кухонное полотенчико пакет со льдом к его припухшей лодыжке, мягко причитая по-испански, мама суетилась с личиком Весли — обрабатывала ссадину перекисью водорода. Вес стискивал челюсти и старался не шипеть и не плакать, — он же мужчина, чёрт побери, а мужчины не плачут, они, мать вашу, огорчаются! — впивался ногтями в сиденье стула.       Я укусил нижнюю губу, поставил свой стул за его спиной, обнял его зад бёдрами и взял его руку в свою. Он ответил мне мгновенно, вцепившись в мою ладонь и вдавливая в неё ногти, и отклонившись чуть назад, чтобы почувствовать мою грудь спиной. Мама коротко взглянула на меня, пока я едва не заревел от жалости к моему Весли и не обхватил его спину, как коала дерево, повисая на нём как рюкзак, чтобы защитить от колючей боли. Она кивнула, одними губами произнеся: «Ты молодец.» Я подавил нервную дрожь — за меня сейчас дрожит мой Весли. Мама только что прочитала меня, как открытую книгу, или просто приняла моё проявление нежности и жалости за банальную дружескую поддержку?.. Господи, пусть это будет второе!       Дождавшись, пока кожа Весли просохнет, мама откручивает пробку со стеклянной бутылочки тёмно-зеленого цвета. Я глубоко затягиваюсь запахом ёлки и блаженно выдыхаю. Мама ободряюще треплет Веса по волосам, хваля его за стойкость и называя оловянным солдатиком. Оставив распоряжение перекусить чем-нибудь перед сном, она уходит к себе.       Мирабель убирает лёд, откручивает крышку с Диклофенака, но останавливается, так и не выдавив крем на руку, потому что перехватывает мой умоляющий взгляд. — Можно мне это сделать? — спрашиваю я. Она улыбается и кивает. — Конечно, сэр Уильям.       Я ставлю свой стул в полуметре от стула Веса, подхватываю его травмированную ногу и укладываю пятку себе меж колен, мягко сжимая её ими. Я смотрю на Весли — его глаза потемнели, увеличились. Он чуть склонил подбородок к груди, чтобы глядеть исподлобья. Его зубы нетерпеливо кусают нижнюю губу. У него в глазах огонь и голод. Его дыхание прерывистое, и этот звук заставляет мурашки бегать по моей коже. Он отчаянно цепляется ногтями за сиденье стула, словно пытается удержаться и не наброситься на меня. Я выдавливаю немного крема на пальцы, и Вес издаёт голодный стон, когда видит на них «колбаску» цвета разбавленного водой молока. Я подхватываю его ногу чуть выше больного места. Его лодыжка опухла. Я сражаюсь с желанием прижаться к покрасневшему месту губами. Стреляю взглядом в Мирабель — она копается в аптечке, стоя к нам спиной. Я быстро облизываю губы, — Весли издаёт отчаянный стон, — обнимаю ладонями лодыжку Веса, наклоняюсь, страстно целуя, и оставляю языком влажный след. Весли вздрагивает. Его кожа солёная на вкус. Я облизываю губы — слизываю его соль, пробую её, запоминаю, записываю ощущения на подкорку. Мне нравится вкус его кожи. Хочу снова поцеловать его лодыжку… Я чувствую, как он напрягается в моих руках. Из его груди рвётся жаркое рычание. Он точно сейчас бросится на меня, я слишком близко, слишком далеко зашёл… А если… Если я буду ещё ближе? Что он сделает?..       Дурной от возбуждения, я придвигаюсь со стулом к нему. Крем начинает скользить по пальцам, нагреваясь. Я облизываю губы — медленно, порочно. Играю с ним. Выставляю себя напоказ. Вес всхлипывает — хочет укусить меня, но не может, потому что нас могут увидеть. Мои пальцы, измазанные кремом, скользят по его коже мучительно медленно, едва притрагиваясь, а Весли уже дрожит под ними, едва сдерживая болезненно прекрасные стоны. Я ласкаю его лодыжку, оглаживаю, смазываю, растираю, — дарю мучительно приятные касания. Когда он скулит от боли, я заменяю надавливающие прикосновения легкими и порхающими, чтобы снять дискомфорт. Ты мой должник, Весли… — Ты. Мой. — выдыхаю я, ухмыляясь, — Вес издаёт стон, когда я прокладываю дорожку мелких поцелуев от верхней полосы крема до «манжета» штанины где-то у колена.       Мирабель подаёт мне бинт. Я приподнимаю ногу Весли со своих колен и, подсев чуточку ближе, поворачиваюсь к нему спиной, зажимая голень боком и локтем. Чтобы его лодыжка быстрее восстановилась, мне нужно сделать ему «сапожок» из эластичного бинта. Три оборота вокруг стопы сразу под пальцами, на три четверти перекрывающие друг друга, четвёртый оборот обнимает лодыжку, переходит в пятый оборот вокруг неё, плавно ныряет под стопу, как бы оплетая пятку, шестой и седьмой оборот закрепляют первые четыре; я сильнее натягиваю бинт; оставшиеся приблизительно полметра бинта я наматываю на лодыжку и закрепляю конец специальными скобами.       Снова стреляю взглядом в Мирабель. — Отличная перевязка, сэр. — в её голосе слышится гордая улыбка. — Желаете перекусить? — Может, галеты и какао? — спрашиваю я у Весли. Тот медленно моргает. Мои руки всё ещё обнимают его босую ногу за лодыжку, тепло которой я чувствую сквозь эластичный бинт. — Мы будем галеты и какао, спасибо, Мирабель. — перевожу я. Она кивает и хлопочет с кружками. Я поглаживаю Весли подушечками больших пальцев. Оглядываюсь на Мирабель, наклоняюсь, сильно сутулясь, и долго целую бинты на стопе Веса, затем на щиколотке, лодыжке, поднимаюсь выше и выше, упиваясь его соблазнительной дрожью. Вес не выдерживает мой пытки и резко подаётся вперёд, едва не падая со стула, чтобы поцеловать меня, но тут Мирабель ставит перед нами какао и тарелки с рисовыми галетами, — опасный момент, дамы и господа! — и мы с Весом делаем вид, что он просто неудачно отклонился на стуле и стал падать. — Привались к столешнице, — советую я, сжимая его плечо. Вес кивает и разворачивается к столу.       Его ссадины сильно саднило, от них пахло ёлкой. Вес пытался дотянуться пальцами до своей щеки и как следует почесать её, но я перехватывал его руку и возвращал на бедро, пока мы ели рисовые галеты и пили какао. Вес не оставлял попыток дотянуться левой рукой до своей многострадальной правой щеки, поэтому я переплёл наши руки под столом в крепкий замок, раскрыть который можно лишь облив наши руки маслом. Когда Мирабель отвернулась к раковине, чтобы домыть посуду, я поднял наши сцепленные руки, ощутив, что Весу снова надо почесаться, и поцеловал тыльную сторону его кисти. — Что ты… — шепотом начал Вес, но замолк, когда я отвлёк его от необходимости шкрябать щёку поцелуями в костяшки кулака. Одними губами я спросил «Нравится?» и Вес ласково усмехнулся, подался ко мне, легонько коснувшись моих губ и оставив на них хлебные крошки. «Ты — да,» — отозвался он.       Перекусив, мы пошли в мою комнату. Весли замер на пороге, поэтому пришлось чуть подтолкнуть его, чтобы можно было закрыть дверь. — Вау… так чисто. — он сделал свои потрясающие губы трубочкой. — А где все игрушки? — Вот тут. — я указал рукой на встроенный в левую стену шкаф с учебниками. Открыв нижние дверцы, я продемонстрировал ему коробки с пазлами, металлическим конструктором, маленькими солдатиками из зеленого пластика. Одна на другую были сложены настольные игры: «Монополия», «Скрэббл» и «Подземелья, подземелья и ещё подземелья». — Это — не игрушки. — заявил Весли, скрестив руки на груди. — Почему? — не понял я. — Потому что игрушки от слова «играть», а не «мозги напрягать». — Но это классные вещи. — возразил я, растерявшись. — Убеди меня. — Весли вызывающе изогнул бровь.