***
Амадей и правда возвращается, только не через десять минут, а через полтора часа. У него разбиты губы, висок и нос. В пепельно-снежных волосах кровь, кулаки сжаты до побеления костяшек. Он прижимает левую руку к животу и шаркает ногами. Глаза пылают яростью и обидой. Его унизили. Жан боится двинуться. Амадей находит его взглядом, приближается и опускается на колени. — Прости, я опоздал. — произносит он тихим извиняющимся голосом. — Ам… — Моро начинает выдыхать его имя, но Гайдн прерывает его поцелуем — упрямым и грубым, яростным, злым. Ему сделали больно, и Амадей злится — на себя и обидчиков. И вкладывает злость и боль в поцелуй, чтобы не пришлось подбирать английские слова, чтобы объясниться с Жаном. Когда злость отпускает, Жан чувствует это по изменениям поцелуя: Амадей впивался в его губы с завидной силой, но толком не наклонял голову, чтобы смять губы Жана своими, — он почти не двигался. А теперь, успокоившись, Гайдн показывает это своему другу, опрокидывая того на спину, чуть склоняя голову и посасывая его губы медленно, даже лениво, и вплетая кончики пальцев в чёрные волосы, ладонями обнимая шею Жана, а большими пальцами удерживая голову Моро и поглаживая щёки. Его колени близки к талии Жана, но Гайдн словно игнорирует это, не прикасаясь нигде, кроме головы и шеи. Жан ощущает во рту вкус крови Гайдна и пугается, отстраняясь и обрывая неспешный поцелуй. Амадей спокоен, как удав — глаза выглядят уставшими, а сам парень — сонным и довольным, ведь его разбитые бледные губы изгибаются в ласковой полуулыбке. — Сказал же, что вернусь. — он тихо усмехается, нависая над Моро, и легонько толкает Жана в плечо, прежде чем подняться с пола и помочь другу встать. — Кто сделал это с тобой? — шепотом спрашивает Моро, протягивая руку к губам Амадея. — Не трогай, — просит Гайдн, — больно. — он пропускает вопрос Жана мимо ушей и забирается на свою постель. — Жан, полежишь со мной? — спрашивает Амадей, подвинувшись к стенке. Ошеломленный, Моро кивает и осторожно укладывается рядом. Амадей переворачивается на бок, устраивает голову на острой косточке угловатого плеча, кладёт руку Жану на грудь и ловит ладонью стук загнанного сердца. Несколько минут они проводят в тишине. Затем Гайдн приподнимает голову и вблизи рассматривает лицо своей пары — бледную кожу, туманные глаза, припухшие губы, — и наклоняется для поцелуя, но их прерывают: дверь распахивается и с грохотом ударяется ручкой о стену. Двое мужчин сцапывают Жана и выволакивают из комнаты. Амадей порывается остановить их, но кулак в челюсть и звёздочки перед глазами решают, что ему следует остаться в комнате на сорок минут.***
Когда его веки, содрогаясь, приподнимаются, он находит себя лежащим на полу. Жан рядом с ним. Он лежит спиной к Амадею, потому Гайдн не понимает, жив ли он, спит ли, находятся ли в сознании. Амадей видит лишь, что к Жану вновь прикоснулись. Избили. Стиснув зубы до треска челюсти, Амадей приподнимается на локтях и перевешивается через Жана, осторожно переворачивает его на спину и сдавленно выдыхает. В глазах щиплет от слёз. Жан без сознания. Его лицо залито кровью из разбитого носа и рассеченных виска и губ. Гайдн подползает поближе, садится по-турецки бочком к Моро, укладывает голову Жана себе на бедро и приоткрывает его рот — чтобы проверить, не запал ли язык, и дать другу воздух, если нос забит запёкшейся кровью. На лицо Жана капают слёзы, смешанные с кровью Гайдна. Амадей вплетает пальцы в смоляные кудри, разглаживает их и расчёсывает. И дрожит, едва держась в сознании от острой колючей боли в челюсти. На полу чертовски холодно. Амадей заставляет себя подняться, пошатываясь, и подтащить ещё тёплое тело Жана к кровати. Он сцепляет пальцы в замок на солнечном сплетении Моро и втаскивает его на матрас, тут же падая следом, обессиленный. Он даёт себе минуту на отдых. Когда та истечёт, Амадей поднимется и свяжет ручки двух дверных половинок, чтобы никто не мог помешать им, пока Моро и Гайдн будут набираться сил, пребывая в отключке. Амадей обвивает Жана своими конечностями, устраивая голову на тощей груди, стискивая зубы и плача. На мгновения он приподнимает голову, чтобы вновь вглядеться в разбитое лицо, всхлипывает, падает на Жана и безостановочно поглаживает его грудь немеющими пальцами, пока не отключается. Теперь он понимает, чего так опасался Жан. Теперь он будет прислушиваться, — всё-таки Жан здесь вдвое больше, чем Амадей.***
Утром, когда за ними приходят, чтобы сопроводить на завтрак, Амадей бросается вперёд, закрывая Жана собой. Выглядит это до безумия нелепо: рассерженный низкорослый волчонок, у которого молоко на губах не обсохло, защищает тощего чёрного журавля, что на полторы головы выше его ростом. — Амадей, — мягко урчит Жан, касаясь кончиками пальцев его левого запястья, — не надо. Всё хорошо. — заверяет Моро. Гайдн в ответ глухо рычит на невозмутимого провожатого — наверно, мужик и не такого повидал, работая в «Гнезде». Сопровождающий отступает от двери, пропуская их, и Амадей выходит первым, продолжая скалиться, и поторапливает Жана нетерпеливым сжиманием тёплых пальцев и утягиванием за собой. Они идут рядом, но Амадей не чувствует, что Жан достаточно защищён, поэтому повисает на его левой руке, а в столовой загоняет Жана в угол, чтобы сесть по его правую руку и контролировать ситуацию. На подносе овсянка, горячий чай, ягоды малины, клубника, чуток смородины и маленькая веточка винограда. В овальной хлебной корзинке четыре бутерброда с маслом и двумя ломтиками сыра. Жан, уже по привычке, ест левой рукой, почти не роняя зачерпнутую ложкой овсянку обратно в тарелку. Амадей, хоть и чувствует голод, не может заставить себя даже глотнуть чая — боится, что, пока будет есть, его детку могут обидеть. — Амадей, — снова урчит Жан по-французски мягко, — поешь. Если на тренировке не постараемся, нас оставят без обеда и ужина. — он шепчет это прямо в слуховой аппарат, касаясь губами ушной раковины, и заставляя Гайдна дрожать от сладкой неги, разливающейся по телу. От Жана пахнет свежим хлебом и сыром. Амадею нравится это сочетание. — Я не голоден. — он качает головой, но желудок отчаянно протестует, выдавая его с головой. — Поешь, — просит Жан, придвигая поднос Амадея тому к самой груди, — хоть немного. — Жан, — Гайдн смотрит с упрямством и жалостью, — а если что-то… — Alles wird gut. — произносит Жан, почти не путая звуки. — Не беспокойся ни о чём и ешь. Гайдн пялится на овсянку так, словно та обозвала его индюком, и проигрывает в голове свою же фразу. «Всё будет хорошо,» — так он сказал Жану перед тем как его избили до полусмерти. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо?.. А хорошо ли? Гайдн мотает головой и подносит к губам ложку с овсянкой — сахара не хватает, зато масла достаточно. Амадей заставляет себя проглотить кашу, когда в течение трёх минут гоняет её по рту от щеки к щеке. — Тебе следует поспешить, — голос Жана возникает в его ощущениях и обжигает ушную раковину, — скоро завтрак закончится и начнётся тренировка. — Моро подхватывает ложку Гайдна и, зачерпнув кашу, подносит «самолётиком» к губам Амадея. Тот, едва не поперхнувшись только что проглоченной кашей, ошеломленно смотрит на Жана. — Что? Просто помогаю. — Моро отвечает недоумевающим взглядом. Ложка с овсянкой упирается в губы, пачкая их вязкими молочными нитями, и Амадей открывает рот, позволяя Жану позаботиться о себе. Он послушно съедает всё, что даёт ему Жан, не замечая вкуса. Даже если бы Жан кормил его грязью или пеплом, Амадей без раздумий проглотил бы каждую ложку… Благодаря вмешательству Жана, Амадей проглатывает последний кусочек бутерброда и глотки чая незадолго до окончания завтрака. На его губах овсянка и крошки. Он в курсе. И нет, он не собирается что-либо с этим делать. Он просто улыбается уголком измазанных губ и тянет Жана на себя, чтобы отблагодарить поцелуем. Жан охает, врезаясь губами в налипшие острые крошки, и сцеловывает их с губ Амадея, а вязкие ниточки овсянки слизывает, собирает языком и тихо урча Гайдну в губы.***
Сегодня в раздевалке полно народу. Все высокие, крепкие и хмурые. Все — взрослые. Жан оглядывает раздевалку, жадно впитывая незнакомые лица, редко обращенные к ним с Амадеем, — больше занятые переодеванием. Кроме них, он видит ещё двоих мальчишек, примерно одних с ним и Амадеем лет. Тот, что поменьше ростом, коротко стрижен и темноволос, с неприязнью смотрит на Амадея и Жана. Тот, что повыше, светловолосый и голубоглазый, — он кажется немного старше брюнета, и старается лишний раз не косить глаза в их сторону, словно боится, что его за это побьют. Впрочем, — думает Жан, — вполне возможно, что именно это нас и ждёт. Они помогают друг другу натянуть форму на избитые, багровые от синяков и гематом тела, стараясь не касаться травмированной кожи, дрожа и приглушённо постанывая, когда кончики пальцев случайно задевают избитую плоть. Амадей закрепляет защиту на плечах и груди Жана, а Моро помогает ему с наколенниками. Мальчишки, с которыми они ещё не знакомы, тоже сверкают «фонарями». Тот, что повыше, избит в разы сильнее младшего — на нём буквально нет живого места, как на Амадее. Но, несмотря на травмы, эти парни одеваются самостоятельно. Брюнет то и дело смотрит на блондина, а тот стоит к нему спиной и быстро натягивает форму, словно не хочет светить обнаженными участками довольно красивого тела. — Жан, — в ухо шепчет ему Амадей, пока Моро шнурует кроссы, — надо с ним познакомиться. — кивком головы Гайдн указывает на блондина, и Моро облегченно выдыхает, — общаться с мелким желания нет от слова «совсем», он кажется каким-то странным, неправильным… — А второй? — спрашивает Жан на всякий случай. — Если они — пара, Высокий нас представит. — пожимает плечами Амадей и поднимается, поправляя чёрные шорты, в которых кажется ещё светлее, чем есть на самом деле. — Пришло время нам завести друзей за пределами нашего мира.***
Жан держит клюшку увереннее, но не потому что привык. Он хватается за неё, потому что знает, что, если не справится, изобьют не только его — Амадею тоже достанется. Парень с чёрными как ночь волосами и пронзительными синими глазами вышел из толпы спортсменов и тихий гул шепотков тут же стих. — Знаю, всем вам тяжело из-за состояния Маркуса, но нам нельзя расклеиваться. На носу десятое марта — игра против университета Техаса. Все вы прекрасно знаете, как они играют. — парень окинул взглядом спортсменов, и те согласно загудели. — И на тренировки у нас осталось почти два месяца. Должен признать, они сильные соперники, но мы сильнее. — Лорен, — вдруг позвал кто-то совсем тихим и обреченным голоском, — он вернётся? — Не буду врать — не знаю, Рон. — Лорен покачал головой. — Его состояние отвратительно. Всё, что мы можем сделать — молиться за него и играть, посвящая каждый свой пас Маркусу. Гул голосов возрос — парни были согласны. — На время, пока Маркус выздоравливает, тренер Морияма назначил меня исполняющим его обязанности, но я не приступлю к ним, пока не спрошу, хотите ли вы видеть меня своим капитаном на это время? — Да, Лори. — закивали парни. — Лорен, мы с тобой! — Надерём задницу Техасу! — Спасибо, парни. — Лорен искренне улыбнулся. — А теперь о важном — почему ещё стоите? Оп-оп-оп! Пять кругов по полю, марш! — он нетерпеливо хлопнул в ладоши, подгоняя спортсменов, и побежал вместе с ними, показывая пример. Жан, Амадей и двое их ровесников стояли в самом конце колонны. Незнакомые мальчишки повернулись за старшими ребятами и присоединились к ним в беге. Жан потянул Амадея за собой, отвлекая от созерцания огромного поля, освещенного лимонным светом. Гайдн был рядом каждую секунду на корте — во время бега, на растяжке, на отрабатывании бросков. Он готов был броситься на каждого, кто тронет его детку. И первым это сделал тот темноволосый молокосос. Амадей поймал то мгновение, когда мальчишка, плотно стиснув зубы, намеренно запустил в Жана мячом, чуть не повредив тому плечо. Амадей завёлся с пол-оборота — рванул к мелкому и с силой толкнул в плечи. — Какого хрена ты делаешь?! — завопил мелкий, грохнувшись на пол. — Тот же вопрос к тебе! — зарычал Амадей, задыхаясь от злости и обиды. — Зачем бросил мяч в моего друга? — Я не специально! — рыкнул брюнет, поднимаясь с пола. Высокий не предпринял попыток вмешаться или поднять пацана с паркета. — Специально! — выплюнул Гайдн. — Я всё видел! — И что же ты видел? — мелкий поднялся и подошёл к нему вплотную. Пусть он был почти на две с половиной головы ниже Амадея, страха ему это не прибавляло. В следующую секунду они уже кубарем катались по полу, избивая друг друга, а Жан пытался нырнуть руками под Амадея, чтобы оттащить его, и беспомощно смотрел на блондина, безразличного к драке. Когда Жан пересёкся с ним взглядом, Высокий покачал головой, как бы говоря «Не влезай.» Моро не послушал, уцепился за Амадея, и мелкий попал ему кулаком под глаз. Жан взвыл и отшатнулся. Блондин резво рванул к дерущимся и закричал, заглушая удары кулаков: «Рико, прекрати сейчас же!» Жан в свою очередь едва слышно пискнул «Амадей». Гайдн послушно скатился с брюнета, названного Рико, но не перестал убивать его ненавидящим взглядом. Рико отплёвывался от крови из разбитых губ и отряхивал загрязнённую несуществующей пылью форму. Над четырьмя головами сидящих на паркете мальчишек возвысился Кристофер Лорен. Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Отработка и штрафные круги — вот, что ждало нарушителей порядка. Амадей и Рико остались драить паркет после тренировки, а Жан и блондин, нареченый Высоким ввиду отсутствия информации о его настоящем имени, переодевшись, ждали их в раздевалке — правило «без пары не ходить» никто не отменял. Блондин сидел на скамье, подавшись вперёд и упершись локтями в колени. Жан сжался в незаметный комочек на краю лавочки и опершись спиной о стену. — Прости за это. — вдруг произнёс Высокий, закрывая глаза левой рукой и надавливая пальцами на веки. — Рико неисправим. Он всегда был жестоким ребенком. Мне очень жаль, что тебе и твоему другу досталось. Жан коснулся пальцами места удара — сначала плеча, затем — скулы. — Это… пройдёт. — выдохнул он, потускнев взглядом и понурив голову. — Мы так и не представились. — блондин повернул голову и протянул руку. — Меня зовут Кевин Дэй. — Жан Моро. — француз протянул руку. — Ударение на первую «о»? — Ага. — Ясно. А твой… партнёр? …пара? — Друг, — подсказал Жан, — Амадей Гайдн. — Похоже, вы очень крепко сдружились. — замечает Кевин, кусая губы. — Это видно. Он бросился тебя защищать. — У тебя и Рико не так? Кевин невесело рассмеялся. — Мы готовы глотки друг другу перегрызть. — он запустил пальцы левой руки в волосы, убирая со лба отросшую чёлку, и взгляду Жана предстали отросшие тёмные корни. — По-моему, мы никогда не станем командой. — выдохнул Кевин, обращаясь скорее к себе, чем к Жану. Моро не успел ответить на его обреченный комментарий, как дверь раздевалки распахнулась, и в помещение ввалились Амадей и Рико, рычащие друг на друга. — Жан, мы уходим. — не терпящим возражений тоном заявил Амадей, резво снимая с себя форму и щитки и засовывая ком одежды в свой шкафчик. Жан лишь хрипло вздохнул, увидев его взмокшее обнаженное тело, блестящие под лимонным светом ламп. Амадей, оставшись лишь в черных форменных шортах, подхватил свою одежду, укладывая её в сгиб локтя, и потащил Жана прочь от корта, не потрудившись прикрыть торс и спину. — Кевин. — рыкнул Рико, тоже переодеваясь. — Я задолбался тебя дожидаться. — отозвался Дэй с усталым вздохом обреченности и поднялся со скамьи, потерев пальцами затылок и шею.***
Жан сидел на кровати, уложив руки на колени, и терпеливо ждал, пока Амадей, виртуозно кроющий Морияму матом на немецком, выйдет из ванной, и они смогут поговорить. Вот только у Гайдна были другие планы. Амадей рывком распахнул дверь. По его обнаженной груди градом скатывались капли воды и прятались за резинкой коротких спортивных шортов черного цвета. Он дышал тяжело и сердито, брови были сдвинуты и нахмурены, губы искривлены злобным оскалом. Моро сдавленно охнул, когда Амадей сверкнул железом своих глаз, и пискнул, когда его колено протиснулось между его бёдрами, чуть надавливая на пах. — Жан, — Гайдн положил тяжёлые ладони ему на плечи, — ты цел? Он тебе не навредил? — горячие руки ощупали всё его тело, ища ссадины, ушибы и переломы. — Всё хорошо. — сипло выдохнул Моро, очарованный безупречностью белоснежного тела и его близостью. — Если он тебя тронет, я убью его. — Гайдн забирается на его постель, упирается коленями по бокам от бёдер Жана, не касаясь его нигде, кроме щёк, и шепчет ему в лоб, слабо целуя: — Пока я здесь, ты под защитой. — Гайдн отстраняется, чтобы заглянуть в глаза цвета утреннего тумана, затем подаётся к нему и напористо целует, роняя на матрас. Руки Жана взлетают и смыкаются кончиками пальцев на обнаженной мокрой спине сразу под лопатками. Амадей прикасается к нему только губами, но Жану кажется, будто он ощущает всё тело Гайдна своим — каждой мышцей, каждой клеточкой. Гайдн усиливает напор, скользя языком по зубной эмали Жана и распаляя его. Моро отчаянно впивается пальцами в мокрую спину, царапая и наставляя рядом с позвоночником синяки, скользит по телу, запоминая гладкость и мягкость кожи, изгибы, мышцы — всего Амадея. — Моя девочка, — сладко шепчет Амадей, ласково перебирая смоляные прядки волос, — со мной ты в безопасности.