Инкуб эмоциональной поддержки

После торжественного падения в лужу с похищением они наконец-то начали говорить. Юань держал долгую и прочувствованную речь про то, как не стоит прыгать к выводам, и они поспорили о доверии. Но в целом, эта глупая история стала первым шагом в сторону потепления отношений и реального доверия. Запланированное обсуждение «списка триггеров» провалилось (еще и потому, что Шень Цинцю тихонько признался, что полный пока не сделал). Зато они обсудили страх предательства. Шень Цзю довольно легко признал, что он проистекает из предательства названого брата. Юань внес понятие «самоисполняющегося пророчества», когда человек, боясь исполнения тревожных мыслей, толкает окружающих своими действиями исполнять их. Так разыгранное похищение могло подтолкнуть инкуба затаить обиду, чтобы предать его по-настоящему. Шень Цинцю с большим интересом послушал, как тревожные мысли могут портить жизнь на ровном месте, и вообще Юань воспользовался случаем, чтобы привлечь внимание а-Цзю к тому факту, что воображаемая реальность может не совпадать у разных людей. Это называется «субъективность». Поэтому важно не прыгать к выводам, а сначала спрашивать, что они полагают, они делают. Мужчина остался весьма задумчив к концу встречи, будто никогда не думал в таком ключе. Юань решил, что нацелился слишком далеко и взял слишком серьезную ноту. Вместо психоанализа Шень Цинцю не хватало банальной образованности в том, какие травмы могут быть, чтобы распознавать их наличие. Следующий сеанс Шень Цинцю открыл гневной жалобой на Лю Цингэ, уточнив предварительно, может ли он оскорблять других людей. И что это, если не прекрасная возможность! Юань с удовольствием узнал их историю знакомства и одной единственной совместной миссии, после которой их решили не ставить вместе, если это возможно. К сожалению, «возможно» было мало, поскольку их специальности часто призывали к совместной работе. В ходе беседы обнаружилось, что история их знакомства вышла весьма закономерной. Лю Цингэ при встрече прыгнул к надуманным выводам как олимпийский чемпион, коим и являлся. Он и при личной встрече не произвел впечатление человека, который сначала спрашивает. В общем, он с потолка решил, что Шень Цинцю — непременно богатенький мальчик, которому обратиться к культивации вовремя помешала какая-то чушь. Вроде застрявшей в заднице ложки или слишком высоко задранного носа... Шень Цзю, ясное дело, воспринял такие инсинуации остро и кинул в соседа по песочнице лопаткой, и заверте… Всплыла история про их первую миссию, в ходе которой Шень Цзю спас жизнь оболтуса в первый раз и оказался обвинен в обратном. И промолчал сам. И — неприятный сюрприз — намеренно задавил робкие возражения их третьего компаньона на той миссии, Шан Хонхуа, будущего лорда Андин. И сделал это дважды. В обеих жизнях. Юань осуждающе поморгал на своего самоубийцу. — Можешь объяснить, почему ты не поправил наглеца сразу, а позволяешь недоразумению до сих пор стоять между вами? — спросил он прямо. Шень Цинцю набычился. Знакомое уже зрелище. Выглядел он как нахохлившаяся хищная птица, которая высматривала, как бы половчее выклевать глаз. Так что соблазн потрогать задавливало желание сохранить пальцы. — Он мне все равно не поверит! Скажет, что я лгу и пытаюсь скрыть неприглядную правду! И всегда таким был! — внезапно раскричался а-Цзю и ударил по столу. — И спустя столько лет это просто смешно поднимать эту тему! Хорошо, что они ставили «барьер приватности» в виде талисмана, блокирующего звуки и вибрации. — Мастер Шень, тш-ш, — повторил рабочий прием Юань. Сработало снова, заставив мужчину медленно снизить громкость и в итоге замолчать. Он разочарованно поджал губы и опустил взгляд, выглядя обиженным мальчишкой. — Для начала успокойтесь, — доброжелательно посоветовал инкуб. — И перестаньте переводить тему на действия боевого брата. Вы не рассказали правду тогда и до сих пор. Допустим, я приму ваши обоснования, почему нельзя рассказать сейчас, спустя столько лет. Но почему вы не сделали этого сразу? Шень Цзю молчал, выглядя загнанным в угол. — Я не пытаюсь обидеть или обвинить, а-Цзю, — смягчил давление Юань. — Я пытаюсь понять, что тобой двигало. Это серьезное обвинение, и ты дал ему висеть, будто оно правдиво. Не просто раз, а дважды, в обеих жизнях. Оно правдиво? — Нет! Этот болван выдумал себе!.. — Тогда почему? — спокойно пресек взрыв Юань. Мужчине потребовалось около пяти попыток, чтобы обуздать темперамент и сказать что-то не криком. Потом ему потребовалось еще некоторое время, чтобы выдавить то, чем он хочет поделиться. Это было уморительно наблюдать. Бывшего злодея будто тошнило. Юаню было не смешно. — Потому что мне все равно не поверят, — процедил культиватор. — Где он, а где я. Его слово все равно будет весомее моего, так к чему срывать голос. — Хм, — как наклонил голову Юань. — Но вы оба были одинаковыми учениками на тот момент. На равных. — Нет никаких «равных», — волевым усилием удержался от крика Шень Цинцю. Вместо этого он перешел на ядовитое шипение гадюки, которой защемили хвост. — Никогда. Связи, кровь, деньги — все это помогает пробираться к верхушке быстрее и легче, пока остальные глотают грязь под их сапогами. Юань кивнул. К сожалению, этот мир был таков в большинстве случаев. — И тем не менее, на верхушке сейчас ты, а не твои более богатые и родовитые соученики, — указал он. Даже безродный мог добиться своего вперед привилегированных, если упирался рогом. — Да, потому что они в жизни ни дня ни за что не сражались! — и мужчина снова разразился гневным потоком оскорблений. Юань позволил ему лить помои без возражений. Шень Цинцю имел весьма обширный набор стереотипов и сомнительных познаний о сомнительных жизнях богачей. — Такой уверенный, — деланно завистливо вздохнул он, когда Шень Цзю закончил. — Мастер Шень небось прожил сотню жизней как богатый господин и прочувствовал на себе всю мягкость их перин! Мастер Шень так очевидно оскорбился до глубины души, что состроил свою страшную мордочку. — НЕТ! — снова попытался он разрушить стол. — Чем ты слушала, этот говорил, что имеет самое низкое происхождение!.. — Тогда откуда ты знаешь? — Хэ Юань притормозил его в наигранной каверзе. — Ты не жил их жизни. Как ты можешь быть уверен, каковы они были? — Что тут гадать! И так понятно… — Мне нет, — пожал плечами инкуб. — Я понимаю, что богач не будет испытывать голод, как бедняк, в его доме не переведутся одежда и мебель. Но легка ли его жизнь? Сказать точно не могу. Ты сейчас занимаешь высокий пост и вполне себе высокопоставленный господин и богач. Расскажи, твоя жизнь легка и безоблачна? — Это потому, что все видят во мне слабое звено и надеются избавиться, чтобы занять мое место!.. — И ты абсолютно уверен, что на места других не покушаются? — коварно уточнил Юань. — Готов заключить такое пари? Бывший злодей дернулся и заинтересованно повелся. — Какое пари? — Почему бы тебе не задать своим ученикам какое-нибудь задание на тему, какие им пришлось преодолевать трудности в жизни? Вроде: «А чего вы сами достигли без помощи родни»? Обоснуешь как-нибудь по-культиваторски пользой для самопознания и посмотришь. Я ведь верно думаю, что большинство твоих птенцов — с золотыми перышками уродились? — И чего я этим добьюсь? — скептически снизошел Шень Цинцю до рассмотрения идеи. — Если они все напишут, что их самым большим достижением в жизни было завязать самостоятельно шнуровку штанов, я соглашусь, что ты прав в том, что жизнь богачей легка и проста. Но если нет, мы с тобой поговорим на тему, откуда в тебе этот клубок ненависти к людям со статусом и богатством. — А у кого его нет, — попытался ядовито ухмыльнуться мужчина. — Безразличие. Зависть, возможно. Ненависть — слишком выматывающее чувство, чтобы испытывать его без причины. И не переводи тему, — указал Юань. — И мне хотелось бы понять, ненавидел ли ты своего Учителя? Ненавидишь ли ты себя, будучи сам фигурой, облеченной во власть и роскошь? Шень Цинцю вздрогнул, будто его ударили, и опустил загнанные глаза. Запах расцвел острым дискомфортом. Оп, слишком близко. Юань мысленно подобрал юбки и вернул дистанцию. — Этот мастер помедитирует над этим, — пообещал а-Цзю. — И не забудет про сочинения, — подсказал Юань настойчиво. — Ты все равно не увидишь ни одно, — злорадно оскалился совершенствующийся. — Еще не хватало мне таскать для тебя работы учеников! Инкуб безразлично пожал плечами: — Если таково твое решение. Ты их учитель. Шень Цинцю неуверенно перенес вес тела. — Но как ты тогда намерена узнать, скажу ли я правду? — Правда нужна не мне, — честно ответил Юань. — И я просто поверю тому, что ты скажешь. Может быть, твои ученики и в самом деле напишут банальности, чтобы не показывать перед тобой слабости или не разглашать семейных секретов. Тогда мне придется признать, что я была не права. Но я уверена, что они смогут тебя удивить. — Откуда? — Я, как это говорится, обладаю редким даром мышления, — поведал таинственно Юань. — И моя скромная головушка подсказывает мне, что судьбы всех людей полны разными испытаниями. Бродяжкам выпадают трудности с выживанием, понятные невзгоды, где найти лишнюю монету на еду и одежду. Работяги вынуждены работать и работать за медяшки, а жить когда? Торговцы всех сортов постоянно сражаются меж собой за успех. Да, деньги есть, но ни минуты покоя, ведь стоит зазеваться, как сосед отхватит у тебя лакомый кусок прибыли. Аристократы вынуждены доказывать всем и меж собой, что достойны занимать свое место на вершине. А стоит оступиться, как их место займет другой. Мало ли желающих подняться? Их удел одиночество и предательство. Демоны грызутся между собой за силу. Культиваторы борются со своей собственной природой. У каждого найдется своя доля. Шень Цинцю молчал. И, кажется, даже хмурился. Вообще, его лицо было довольно невыразительным, когда он держал себя в руках. Но стоило ему потерять самообладание, как начиналось фонтанирование эмоциями. В противном случае Юаню приходилось пользоваться своими навыками читать микровыражения по лицам. Оно легко развивалось в общении со старшими суккубами, которые иногда совершенно не заботились о том, чтобы подделывать человечность. Или делали это странно, спустя рукава. — Эта слышала мудрость, что боги дают каждому испытания по его плечу, — философски предложил Юань. — Чьи-то испытания кажутся простыми для тебя, но для них — это неподъемная ноша. И наоборот. То, с чем безуспешно борешься ты, кому-то покажется недоразумением между детьми. Это не обесценивает трудности твои и не обесценивает чужие. Все люди просто разные, и зависть к тем, кому, кажется, повезло больше — это пустая трата времени. Еда на чужой тарелке всегда выглядит вкуснее. Шень Цинцю на последнее выражение состроил очень говорящее выражение, мол, да нисколько! Юань задавил смех кулаком. — В чем тебе не повезло? — вызвал его вдруг мужчина. — Кроме очевидного, что ты демон, и любой культиватор тебя выпотрошит на месте. Юань потерял веселый настрой и криво ухмыльнулся. — Вот ты сидишь, человек, и даже не знаешь, как тебе повезло иметь очаг в себе. Суккубы не производят энергию, как остальные разумные. Ты, поистратившись, отдохнешь и просто дальше пойдешь. А я, если не найду себе коня оседлать, зачахну, словно цветок без влаги. Как смертные, неважно насколько богатые, могут умереть от голода без еды, так и я, неважно какого мастерства достигну, погибну без энергии. Ежедневный секс для меня необходимость, а не распутная блажь. — О. Запах а-Цзю дискомфортно окислился. Юань тяжело вздохнул. Он начинал привыкать к этой горькой нотке. — Мхм, — согласился он и без энтузиазма добавил: — Это не говоря о том, что у меня несколько месяцев назад демоны убили семью. Ну, ты в курсе. И я осталась сиротой без дома в тот же день. Юань дернул уголками губ и сглотнул, смаргивая слезы. Он ежедневно медитировал над своим горем, стараясь проживать его и не срываться на беспомощное слезливое бульканье при малейшем упоминании семьи, но прошло еще слишком мало времени. Не всегда получалось. Иногда он мог констатировать факт и не дрогнуть, а иногда… — Вся моя жизнь в одночасье обернулась пылью, — влажно сказал Хэ Юань и поднял глаза на застигнутого врасплох мужчину. — Насколько же сильна должна быть моя зависть к людям, имеющим живую семью по такой логике… Но нет. Я принимаю обстоятельства и ищу умиротворение в том факте, что другие имеют семью и дом. Для меня это значит, что они не страдают как я. — Разве это не больно, что у них есть то, чего у тебя никогда не будет? Шень Цинцю внезапно напомнил неловкого мальчишку, который предлагал новому приятелю поделиться своей крутой дохлой лягушкой. Юань истерично внутри икнул от такого абсурдного образа. Фу. Дохлая лягушка! Он вытер глаза рукавом, возвращая себе самообладание. — Если я буду завидовать или ненавидеть их достаточно сильно, я получу семью обратно? Нет. Мое сердце будет болеть меньше? Нет, наоборот. Негативные эмоции называются такими, потому что они неприятные. Я только себе хуже сделаю, если буду вариться в этом чувстве. Лучше потратить энергию, чтобы создать себе новую семью, взамен потерянной. Найду новых цзецзе и мэймэй. Подружусь с людьми. Поговорю с тобой. Я стану радостнее, если удастся сделать мир менее болезненным местом. — Ты наивная дура, — сообщил жестоко Шень Цинцю. — Мир отберет у тебя и новую семью. Он рано или поздно отбирает все. Если бы Шень Юань такое услышал, он бы сдох на месте от чистого К.О. Хэ Юаня, несмотря на травму, это, на удивление, даже не тронуло. Сяомин-цзе с ним хорошо поработала. — И что мне теперь? Жизнь не жить? — озвучил он мысли в своей голове. — Возьми меч, умри сразу, раз так. Шень Цинцю скукожился, вжав голову в плечи. Юань мысленно захлопнул рот от ужаса, но не остановился: — От того, что что-то имеет конец, оно не становится плохим или не стоящим усилий! Я любила свое гнездо очень сильно. Я обожала бабушку и да-гэ, цзецзе, гэгэ и мэймэй. Это не значит, что с их смертью я перестала их любить. Это просто значит, что теперь они не могут больше быть со мной рядом. И со временем я смогу пережить эту обиду в своем сердце. Шень Цинцю вместо более ожидаемых реакций недоуменно повернул голову: — Ты скорбишь по ним или обижена? Он напомнил все того же дворового мальчишку, только теперь исследовательски ворочающего палкой противный трупик птицы и восхищенного его мерзостностью. Что за ассоциации с мертвыми животными и противными мальчишками. Юань истратил запал что-то говорить, роняя тихие слезы на щеки. Он решил, несмотря на неуместность, воспользоваться случаем и вылить скопившееся горе. Иногда было приятно поплакать. Это не значило, что он снова впадал в депрессию. — Скорбь — это боль только живых, — ворчливо сообщил он очевидное. — Мне больно, потому что они мертвы. Им все равно, это я плачу. Конечно я обижена. Конечно мне больно. Мне требуется время, чтобы перейти на стадию принятия. Это не происходит быстро. И заплакал еще горше от того, какой жестокой была эта правда. Шень Цзю задумчиво кивнул, достал из рукава и бросил демону свой платок. Сердито поджал губы и отвернулся. Злодей определенно не был из тех, кто умеет утешать. Юань все равно принял подачку с таким же молчаливым кивком. Суккуб вместо того, чтобы начать успокаиваться, только еще больше расплакался. Какая глупая трата энергии — на выделение слез. Отчего-то этот факт заставлял Юаня плакать практически до икоты. Он не плакал с того самого дня. Все было хорошо. Почему это случилось? И при Шень Цинцю! Не меньше. Извел его платок еще. Руки, сжатой в кулак на столе, что-то коснулось. Юань пугливо одернул кисть прежде, чем понял, что это чужая тонкая ладонь. Суккуб быстро вернул руку и взял предложенное, хотя а-Цзю уже попытался забрать конечность назад. Слезы тут же прошли от небольшого жеста участия. Юань посопел, промакивая глаза платочком. Грудь сотрясли остатки рыданий. Хорошо быть суккубом — никаких уродливых соплей и пятен после кристально чистых слезок. Юань, правда, предпочел бы живую родню, как способ не плакать. — Спасибо, — сквозь последнее содрогание грудной клетки, выдохнул Хэ. — Ничего, — сухо ответил Шень Цзю и ехидно усмехнулся: — Я слышал, выражение чувств полезно для сердца. Юань согласно закивал. Мужчина закатил глаза — он имел в виду это иронично. Ну, тут он промахнулся, Юань имел в виду это буквально. — Это так, — сглотнул он. — Ты уважаешь меня теперь меньше? Шень Цинцю растерялся и встопорщился, как кот, застигнутый врасплох. — С чего такой вопрос? — Просто у меня создалось такое впечатление, — Юань вернулся к мягкому тону и вежливо-нейтральному выражению. Ему всегда удавалось быстро возвращать себе контроль над эмоциями. — Что ты презираешь «нытье». — Это так, — некомфортно признал мужчина. — Но твое горе не нытье. Юань со значением повертел практически насквозь мокрым платком. — Это… оправданно плакать о потерянных дорогих людях. Демонах, — разрешил Шень Цзю. Было даже неловко смотреть, как он пытается выдавить из себя сочувствие. — Любая грусть — тоска о потерянном или отсутствии желаемого. Как ты определяешь, что достойно оплакивания и «оправданно», а что нет? — Когда вижу, тогда и определяю, — буркнул тот. — То есть, чувствами? — Да. — Очень ненадежно, — несерьезно покритиковал Юань, чтобы разрядить обстановку. — Мне кажется, тебе надо придумать критерии попрактичнее. Не такие субъективные. — Например? Юань демонстративно пожал плечами. Они до этого еще дойдут однажды. А-Цзю фыркнул. — Этот мастер помедитирует над этим тоже. — Я уже забыла, над чем надо было медитировать в первый раз, — хихикнул суккуб. — О природе зависти, о возможности плакать… о чем-то еще. Я забыл, — Шень Цинцю не втянул голову в плечи, только напрягся в схожей манере. — Ну и ладно, — легко разрешил Юань. — Не забудь про сочинения учеников о тяготах только. Расспроси их лично. Они могут сильно наврать в эссе, чтобы не выносить грязь из дома. Или чтобы не оказаться в твоих глазах хуже, чем уже есть. Юань мысленно отвесил себе оплеуху. Он по легенде не знал, как Шень Цинцю обращается с учениками. И даже так это было не его дело. Никакого осуждения. Никакого обвинения. Безопасное пространство с принятием и пониманием. — Как их тяготы могут сделать их хуже в моих глазах? — Шень Цинцю поднял бровь, безжалостно подразумевая, что ученики в его глазах не могли опуститься ниже. О, как много «не-осуждения» вот прямо сейчас Юань чувствует. Так, о деле. Не время отвлекаться на свои механизмы преодоления, заключающиеся в несвоевременных жестоких шутках над собой и окружающими. — Не ты ли сказал, что именно твоя нелегкая история сделала тебя удобной мишенью для нападок? — указал Юань конструктивно. — Нет, я сказал, мое происхождение. — Разница? Пережитое тобой каким-то образом, по твоим же словам, сделало тебя более удобной целью для нападок. Почему ты можешь так чувствовать, а твои ученики — нет? — Потому что!.. — Шень Цзю запнулся, захлебнувшись ненавистью. — М-м? — лисьи растянул губы в не-улыбке Юань. — Потому что они испорченные маленькие господа? Ты хотел сказать? Мужчина промолчал, но дернул подбородком вниз. — Кажется, мы нащупали некоторую логическую несостыковку, — подвел итог инкуб. — Молодые господа не могут ощущать себя уязвимыми и мишенями для нападок, потому что они молодые господа. Это так? — Да. Нет. Это глупо! — А речь сейчас не идет об «умности». Сердечные обиды весьма наивны по своей сути. У мастера Шеня на сердце это ощущается так? Это потребовало колоссального усилия. — Возможно, — практически откусил от себя кусок Шень Цинцю и продолжил прожигать дырку в столе взглядом василиска. — Тогда над этим стоит поразмыслить, — застелил Юань. — Неужели молодые богатые мальчики — это особый вид неуязвимых людей, которых невозможно запугать? Я, конечно, знала, что они бесстрашные, но чтобы настолько… Культиватор оскорбленно фыркнул, выделяя… вайбы цундере? Юань решил, что лучше прекратить его цеплять, пока Шень Цзю не решил поступить назло. Его злодейская натура вполне могла включать такие элементы. — Предлагаю на сегодня завершить с поднятием тяжестей, — домашнее задание вы сегодня получили, — и переключиться на что-то приятное, — плавно сменил курс инкуб. — Как мастер Шень смотрит на расслабляющий массаж? Чай с десертами не предлагаю, уже поздно. — И что? — оборонительно наежился сладкоежка. — Ночью организм отдыхает и спит, даже если ваше сознание бодрствует, а тело — движется. Органы внутри дремлют, — указал инкуб. Он знал, что жор по ночам хорошо не делает. — Какие любопытные познания человеческой физиологии, — кажется, всерьез обиделся на отказ поставлять сладкое мужчина. Юань пожал плечами. Его познания о человеческой сбалансированной диете были еще страннее для местных. Местные уравновешивали не продукты, а вкусы, веруя, что они несут в себе конкретную энергетику и возбуждают в организмах определенные функции. Возможно так и было в сянься мире, инкуб не изучал этот вопрос так глубоко. Сердцу Юаня до сих пор были милее витамины, протеины и калории. К счастью, есть ему вообще было не надо. За что отдельное богам спасибо. Больше никакой опасности умереть, подавившись. — Миндальный тофу? — вздохнул он, сдаваясь. — И сладкое печенье с чаем, — злодей немедленно снизошел до прощения. — Ложитесь пока на кровать, мастер Шень, отдохните. У вас был длинный день. Вы хорошо поработали. На лице мужчины было написано сомнение, но он забрался в постель. Только после этого демон ушел на «охоту». Тихо вернувшись, он застал ожидаемое зрелище спящего человека. Поставив поднос на стол, суккуб подошел и накрыл его покрывалом. Шень Цзю упоминал, что ему легче спать, когда он слышит спокойные звуки или женские голоса. Поэтому Юань устроился рядом на кровати и замычал простую колыбельную. Сам он открылся в одиноком мурчании и занялся чисткой своих перышек, а также кормлением семечки переработанной энергией. Мэймэй ворочалась и лопала эссенцию как деловой хомяк. Сколько бы Юань ни давал маленькому архивному файлу в своем нутре — тот все вмещал и паковал в себе. Он рассказывал ей про а-Цзю, и дочь… Это ведь была дочь? Вторила рассеянным эхом. Она не совсем все понимала. Точнее даже ничего. Зародыш — зародыш и есть. Но мурлыкала на интонацию внимательно. Рассеянный напев сменился тягучим голосом эрху. Юань завершил свою песню и закрылся. Шень Цзю проспал целых несколько часов, пока не дернулся в кошмаре. Его усталый черный взгляд немедленно нашел Хэ Юаня. Инкуб приостановил игру и посмотрел на человека вопросительно. Урчание с малышкой оставило его расслабленным и сонным. — Как насчет тофу сейчас? — хрипло спросил мужчина, и только небольшая дрожь в голосе выдала последствия страшного сна. — Закрывай глаза, а-Цзю, и отдыхай, — мягко посоветовал Юань, возвращаясь к игре. — Я буду рядом, и никакие другие демоны и люди тебя не тронут. Страшный культиватор цыкнул, как нахохлившийся воробей, но послушно перевернулся на другой бок и закрыл глаза. В сон ушел практически сразу. Юань посмотрел на него. Он выглядел еще более задерганным и истощенным, чем обычно. И таким юным. Все это культивирование невероятно сбивало с толку. Юноша неопределенных двадцати лет, а в действительности — на две жизни больше. Шень Цинцю очень быстро снова начал нервничать и подергиваться, и инкуб, ощущая себя матерью больного ребенка, начал гладить мужчину по острому носу и спине. С младенцами срабатывает, и взрослым людям, возможно, тоже поможет. А-Цзю успокоился, чтобы через полчаса заворочаться снова. Что за беспокойный ребенок.