Инкуб эмоциональной поддержки

Какое-то время они потратили на разбирательство с внутренним сексизмом, и Шень Цинцю научился видеть, что наказывает мальчишек неадекватно сильно по сравнению с девочками. С воспитанием девочек он до сих пор сражался, отказываясь признавать за собой какие-либо «попущения» и незаслуженную мягкость в их адрес. Они все же докопались до дома Цю и того, как по-разному с ним обращались молодые хозяин и хозяйка. Юань попросил рассказать, что из того времени Шень Цзю вынес в плане воспоминаний и эмоций. Из того, что он рассказать может и хочет, то есть. Бывший злодей чуть уменьшил защитные колючки и принялся тихонько сознаваться… Мысленно душа Юаня трижды покинула бренное тело от того контрастного психологического душа, который выдали ребенку двенадцати лет эти больные ублюдки. Именно ужас от того, какое мышление это могло подарить человеку, заставил Юаня подготовить проверку… базовых утверждений и прощупать глубину мысленных иллюзий, в которых живет Шень Цинцю… Как и ожидалось, мужчина пребывал в перманентно-глубокой психологической заднице, в которой со стыдом признался. Только не стыдом вида «Я и сам понимаю плачевность ситуации, но не могу ничего поделать с тем, как чувствую», а с ноткой ужаса: «Если я начну объяснять в деталях, она осознает, что я на самом деле грязная агрессивная тварь, и бросит со мной общаться»… Юань срочно провел воспитательную работу по уточнению, насколько правдивы заключения его-подростка по сей день, и выписал ему несколько новых упражнений, в частности, делать дыхательные упражнения на успокоение перед сном и вслух читать «мантры», пытаясь поверить в их истинность. Утверждения, которые необходимо было зачитывать, были максимально простыми. Ничего фантастического из серии «я люблю себя». Максимально базовые утверждения, которые нельзя оспорить объективно. «Я человек и личность, а не беглая домашняя скотина», например. И все равно а-Цзю выглядел скептично, уходя со списком домашнего задания. Не мог подобрать аргументы, почему это неправда, но уверенно такое про себя говорить он бы не стал. Юань покачал головой. В основном он решил сначала глобально заняться отделением и пониманием конкретных травм. Старался вычленить не самые большие и тяжелые, а те, с которыми реально было справиться двум неучам с саперными лопатками. Им обоим остро не хватало опыта в том, что они делали. Следовало углубляться шаг за шагом, повышая осведомленность о здоровых реакциях и методах преодоления. Юань хотел в первую очередь научить человека в целом, как думать и чувствовать без переломов с осложнениями. Потом начать по-настоящему глубокие раскопки. Пока все работало. Он был бережен. А-Цзю справлялся как чемпион… В основном потому, что пока они реально играли с камешками, хотя Юань уже видел на их горизонте горы «Ло Бинхэ», «Юэ Цинъюань» и «Цю Цзяньло». Одна выше другой. И это только основное. Кто знает, что пряталось вокруг этих кластеров… Следовало научить а-Цзю правильно дышать, прежде чем пытаться поднимать это. На следующих занятиях Юань планировал углубиться в обсуждение дома Цю, но у Шень Цзю были свои планы. Он самостоятельно вынес вопрос об обучении и может ли оно быть без боли. Его невероятно занимал этот дикий теоретический концепт. И раз у а-Цзю было желание отвлечься, они могли конструктивно отвлечься. Они с удовольствием продискутировали с Хэ об этом, обсудив наказания, принятые на пике и реально ли они работают. — Почему бы не заставлять их делать полезную работу? — вопрошал Юань с глубоким непониманием. — Твой пик — пик ученых. Они должны обладать живым умом и быть любознательными. Это неизменно влечет за собой проверку допустимых границ на прочность и поиски различной опасной малоизученной мути. Но если их бить за проявления этих качеств, разве это не отобьет их желание думать вообще? Не загонит в коробку? Это просто неконструктивно. — То есть, им следует позволить совершать опасные глупости, — без выражения «подвел итог» а-Цзю. — Тц, нет же. Пусть в качестве наказания пишут какие-нибудь эссе о том, почему это плохая идея, с отсылками на соответствующие книги. Пусть, раз у них слишком много свободного времени, делают общественно полезный труд в виде смен на кухне и прачечной. Я искренне не понимаю, зачем бить здорового человека, если его можно использовать! Мужчина искренне несдержанно рассмеялся, закрыв половину лица рукавом. Юань сжал губы от восторга: у злодея был злодейский смех. У Шень Цинцю, великолепного я-само-изящество лорда был ехидный «ехе-хе-хе»-смех! — О твои слова, да хозяевам в уши, — добродушно заметил культиватор. — А ты хозяин? — наклонил голову Юань. Что интересное вылезло. — Что? Нет. Шень Цзю в шоке замер. Его поймали с поличным буквально за задницу. — Любопытная ассоциация просто, — легко пожал плечами Юань, не собираясь отпускать это, впрочем. — Мы говорили о том, как выдают наказания на твоем пике, и ты вспомнил рабских господ. — Просто к слову пришлось, — попытался отмахнуться Шень Цинцю. — К какому? Наставничество и рабовладение — это разные вещи. — Довольно похожи на мой взгляд, — пожал плечами мужчина и нахмурился. — И учитель, и хозяин раба вправе использовать любые методы, чтобы вылепить из своего подопечного, что им нравится. Насчет «любых методов» Юань бы поспорил, но в сянься мире были свои стандарты разрешенного. Учитель мог сунуть ребенка в клетку и назвать это обучением. Слова бы никто не сказал. Так что, технически, а-Цзю был прав. — Тогда в чем разница между ними? — предложил Юань, стараясь не звучать так медово. Он его поймал. Попался. На это Шень Цинцю уже не смог ответить влет. Он погрузился в свои мысли и сжал кулаки. Его взгляд стал загнанным. Запах начал окисляться тревожными метаниями. Дыхание тяжелеть. — Вслух, пожалуйста, — мягко попросил Юань, привлекая заодно внимание к себе. А-Цзю сдулся. Сжал тонкие губы. Они у него предательски начали дрожать. — В намереньи, наверно, — неровно ответил мужчина. — Хозяин лепит из раба полезный и удобный ему инструмент. Учитель хочет отшлифовать задатки ученика. — Почему бы нет, — разрешил такую интерпретацию Юань. — Из этого что-нибудь следует? — Я не учитель, — тихим влажным шепотом признал Шень Цзю. — Я рабовладелец. И он разрыдался, скрываясь за веером и рукавом. «О, ну вот и приехали», — сыронизировал Хэ Юань, чтобы сгладить неловкость чужих слез. Он уже думал, что они никогда не вскроются. Шень Цинцю лишь нахмурился, когда они раскопали причину его сексизма в несправедливости дома Цю, да встряхнулся, оставшись за закрытыми дверьми контроля. Юань подал пару платков, которые а-Цзю принял, безобразно хлюпая за прекрасно оформленным веером с журавлями и соснами. Инкуб не был уверен, что не расстанется с руками, если протянет их с утешением. Да и не должен был. Когда слезы стали успокаиваться, Юань решил вернуться к конструктивному диалогу. — Итак, ты сказал, что рабовладелец, а не учитель, — мягко возобновил он беседу. — Как ты пришел к такому выводу? Шень Цзю даже отодвинул веер, чтобы посмотреть на него шокированными заплаканными глазами. Юань поднял брови, сохраняя выражения лица открытым. Мол, что такое? Он собирался делать самое лучшее, чтобы тот не замкнулся в себе обратно. А-Цзю икнул остаточными рыданиями и быстро привел себя в порядок дыхательной гимнастикой и разгоном ци. Все криминальные свидетельства быстро пропали с лица. Дальше было весьма предсказуемое признание в том, что Шень Цинцю превращал своих учеников в то, что ему было угодно, и класть хотел на их желания и даже потенциал, ни разу не задумавшись об этом. В действительности, он регулярно нарочно гробил тех, кто выиграл в генетической-энергетической лотерее, потому что… так хотел. Юань выслушал признание с вежливым сочувствием, мысленно поставив свечки неизвестным ученикам, которых Шень Цзю прикончил как Ло Бинхэ, но которым не повезло родиться протагонистами, что выживают в любых испытаниях. Шень Цинцю завершил свой обличающий монолог и тревожно замер в ожидании вердикта. Юань издал задумчивый звук. — И какие мысли по этому поводу? Что по-твоему надо с этим делать? Мужчина шокировано моргнул мокрыми ресницами и разозлился: — Демоническое отродье, и чего еще я мог ожидать?! Никакого понимания морали!.. Юань сделал обрывающий звук жест рукой, и культиватор замолк как по волшебству. Сел обратно. — Без оскорблений, мастер Шень, — твердо напомнил инкуб. — Мы обсуждали порядок наших встреч. Я не осуждаю вас, не даю советов, как вам жить, и не критикую. Вы выражаетесь корректно. Теперь я хотела бы обратить внимание на твою попытку перенаправить мое внимание. Ты хочешь, чтобы я осудила тебя? Шень Цзю стал еще бледнее и съежился, как нашкодивший дошколенок за партой или пес, которого ругали, потряхивая растерзанным тапком. Он уткнул глаза в стол и молчал. Молчание затягивалось. — А-Цзю? — Я… разве это не правильная реакция? Разве не такой должна быть реакция на мое признание? Почему ты ничего не возражаешь? — А ты хочешь, чтобы я призвала тебя к ответу? Шень Цинцю вздрогнул и приобрел даже не загнанный вид, а натурально призрачный. — Это было бы правильно, — признал он шелестящим шепотом на грани слышимости. — Я здесь не чтобы осуждать, — мягко напомнил Юань. — Я здесь, чтобы слушать и помогать. Мы позже обсудим, почему ты считаешь, что тебя было бы правильным призвать к ответу. А пока вернемся к предыдущей теме. Что дальше? Мужчина замолк на какое-то время. И со вздохом признал, что помедитирует над этим и примет меры. Юань нахмурился. Это не звучало так уж безопасно из уст человека, который уже однажды себя убил. А до этого десять лет под пытками успешно отказывался открыть рот и ответить протагонисту. А до этого отказался защищать себя в суде, прекрасно понимая, в чьих лапах как закончит. А до этого годами терпел травлю со всех фронтов. — Просто, чтобы обозначить: снятие с себя полномочий лорда, причинение себе вреда или смерть не являются адекватными мерами, — осторожно указал инкуб. А-Цзю вздрогнул и поднял на него искренне шокированный взгляд. О, отлично, он этого не планировал. — Вместо этого мы сейчас можем обсудить возможные меры и вместе над ними подумать, — предложил Юань, стараясь не выглядеть нервным. Шень Цзю уронил взгляд обратно на стол, где деловито мусолил мокрый платочек. — Этот мастер не уверен, что не потеряет лицо снова, — тихо признал он. — И это возможно. У меня еще множество платочков, — кивнул Юань, сохраняя оптимизм. Он завел целую стопку на краю стола. — Спешу напомнить, что на наших встречах разрешено терять лицо в любом направлении кроме насильственного. Итак, какие возможные действия приходят вам на ум. Оказалось, больше всего Шень Цинцю озаботился своим главным учеником, благополучие и развитие которого никогда не рассматривал как свою ответственность. Мин Фань был выбран главным учеником из-за своего благородного происхождения, но стал незаменимым помощником. Услужливость и зависимость от мнения Учителя толкали ученика на послушание даже в ущерб себе и на жестокость к другим ученикам. Он умер за него в муках, не уступив небесному демону, жаждущему мщения. В чем бывший злодей прежде не видел проблемы — это было ему удобно. Юань тоже не рассматривал вопрос с этой стороны: смысл пушечного мяса в том, чтобы умирать за чужие идеалы. Однако, в реальной жизни пушечного мяса не существовало вовсе. Все они были своими собственными людьми. Ну, или демонами. И ничья верность не гарантировалась. Поступок Мин Фаня был вполне себе героическим, даже если Ло Бинхэ его таковым не увидел. Мальчик был заново принят личным учеником буквально в наборе этого года, и уже несколько месяцев… рос под присмотром наставников пика как сорная трава при живом Учителе. Опять. Был упомянут еще ряд внутренних учеников, которых Юань смутно различил как «подпевал Мин Фаня» и задир из повествования, но судьбой которых Шень Цзю искренне озаботился. Как оказалось, у него были на удивление здравые идеи о «мерах», которые они с удовольствием обсудили. Вернулись и к назначению наказаний. Шень Цзю пообещал, что подумает над альтернативами. Еще бывший злодей задумался над своими отношениями с рабочим персоналом и принял решение исправиться, если относился к ним неправильно. Юань чувствовал такую гордость на протяжении этой части их встречи, что в конце отметил это. Хорошие инициативы надо хвалить. А-Цзю покраснел и скрылся за веером. — Ни к чему благодарность, — пробормотал он. — Это не благодарность, — резонно качнул головой инкуб. — Я рада, что твоим первым импульсом было решение возникшей проблемы, а не саморазрушение или жалость. Это хорошая реакция, и она требует признания. Сегодня ты хорошо поработал. Это шаг вперед. Шень Цзю спрятал глаза и скрыл пудрово-розовые щеки за веером. Юань решил его оставить в покое, чтобы не перехвалить. — А теперь небольшая проверка. Как сейчас дела со сном и приступами после обновлений с прошлого занятия? Мужчина с облегчением ухватился за нейтральную тему. Даже если она в действительности была не менее личной. Шень Цзю месячной давности в гробу переворачивался (бедняга скончался, выкашляв всю кровь). — Стало чуть легче последнюю неделю. Раньше страх охватывал меня каждый день. Очень часто я ощущал себя в приступах призраком. Теперь только раз в несколько дней, и приступы проходят чуть легче. Сон без изменений. Я соотношу результат с ежедневными дыхательными упражнениями и чтением… моих мантр. Мне становится куда лучше… ощущать их эмоционально. Я повторяю их, когда становится тяжело. Юань кивнул. «Ощущением призрака» а-Цзю называл дереализацию или деперсонализацию. Боже, что за мир… Никто не должен испытывать сомнения в том, что он НЕ «беглая домашняя скотина». — Я рада это слышать. Это подтверждает, что твои тревога и страх имеют корни в сердечных демонах, и разрешая их, мы сможем облегчить твое состояние. Но это же значит, что увеличение тревог и волнений может вернуть прежнее состояние. Я обеспокоена, что это будет происходить на протяжении нашего лечения. — И отчего же? — подобрался Шень Цзю. Юань не стал говорить, что повышение уровня самоуважения вызовет закономерный скачок горя и гнева. Так всегда. Только начинаешь думать, что ты не такое уж и ничтожество, как настроение опускается, повинуясь логике. Ведь если ты чего-то стоишь, то совершенные против тебя «преступления» кажутся более тяжелыми, ибо они совершены против более достойного человека. В итоге это давит настроение обратно до тех пор, пока ты либо не принимаешь тяжелую реальность, либо не падаешь обратно на дно, заново признавая себя мусором, который заслужил. — Лечение душевных травм сложный процесс, — ограничился Юань. — Бывают в нем и ремиссии, и рецидивы. Иной раз делая шаг, можно прыгнуть на десять шагов вперед, а иногда получается только шаг назад. А иногда просто сваливаешься в яму, и это ощущается, как если бы ты вернулся к началу. Главное, не отчаиваться и сохранять надежду на лучшее. Сейчас все идет хорошо, но не стоит чересчур отчаиваться, если станет плохо. Это все еще прогресс. Юань аккуратно сжал худую кисть а-Цзю и быстро отпустил. — На этом сегодня закончим, — улыбнулся инкуб и собрался подняться. — Я могу спросить о личном мнении мадам Хэ? — остановил его Шень Цзю. Они уже достаточно отошли от формальностей, чтобы этот прыжок в обращениях настораживал. Шень Цинцю прятался за вежливостью как за веером. Он никогда не пользовался ею иначе, чем как инструментом для сокрытия своих настоящих намерений. — Конечно, — чуть удивленно улыбнулся Юань. — Что вы думаете обо мне? — каверзно как-то прозвучал простой вопрос. — Вы человек, что я могу сказать, — нейтрально улыбнулся Юань и покачал головой: — У вас свои сильные и слабые стороны, свои ошибки и подвиги. Увы, не думаю, что могу сейчас вдаваться в детали. Мастер Шень определенно ищет причину обидеться на меня. Шень Цзю наежился с легким румянцем, выдав, что это было правдивое замечание. — Но хотя бы мои методы обучения вы осуждаете, — упрямо продолжил допытываться он. Инкуб подарил ему улыбку Джоконды. — В культуре суккубов все дети желанны и ожидаемы. Случайно забеременеть и родить никого нельзя. Не вовремя — тоже. Беспризорников не существует. Воспитание происходит без применения рукоприкладства. Уважение к старшим прививается в куда более мягкой и щадящей форме. Методы людей в воспитании потомства, отношение в целом приводят меня в ужас, ибо мне не понятно, как можно делать такое с детьми. То, что делает Мастер Шень — это просто шаг в сторону. Принципиальной разницы с другими людьми я не вижу. Если они не отвращают меня достаточно, чтобы плеваться в них, то и мастер Шень не заслуживает такого отношения. — А, — только и сказал почтенный мастер шести искусств. Как красноречиво. Юань пожал плечами. То, как тут людей лупили палками, хлыстами и прутами, вколачивая уважение и послушание — мороз по коже проходил. Причем, не только маленьких детей, но и состоявшихся взрослых. Он не уставал благодарить ту странную Систему и богов за рандом, бросивший его в, кажется, единственную нормальную расу в этом зверинце. У суккуб было микроскопическое детство в год, и юность-обучение не более трех лет, но проходили они в райских условиях по местным меркам. (Ничего удивительного, что большинство в его племени были самовлюбленными эгоистками, привыкшими брать свое любой ценой, но это уже другая история). — Так что, я правда не ненавижу тебя тайно, а-Цзю. Люди делают ошибки. И пока они стремятся исправить их — я найду в своем сердце место для них, — улыбнулся Хэ искренне. — А теперь поцелуйчик на сон грядущий. Кого к тебе позвать этой ночью? Щеки Шень Цзю запорошило привычным румянцем, но он наклонился и ответственно отпечатал поцелуй на губах суккубы. Сегодня касание показалось чуть тяжелее предыдущих. Будто мужчина хотел продлить его, но не позволил себе и лишней секунды. — Останься ты, — попросил он. — Сыграй на эрху снова. Юань улыбнулся и отвесил легкий поцелуй на щеке мужчины, поймав ладонью за подбородок. — Хорошо, — согласился инкуб и улыбнулся. — Тогда проходи в купальни, я расстелю постель. Шень Цзю кивнул, независимо встрепенувшись, и стремительно вышел. Он до сих пор испытывал трудности с пониманием ласковых прикосновений, но не был против их продолжения. И это все, что для Юаня имело значение. А-Цзю требовалось приучать к рукам, чтобы он мог больше доверять миру и окружению. Инкуб убрал со стола использованную посуду и пустую коробку из-под булочек, достал эрху и переоделся в вещи, которые бы сошли за спальные. Просто из более мягкого материала. Гребаные местные стандарты. Когда суровый культиватор был уложен в постель и поцелован на ночь после выполнения успокаивающих упражнений, Юань устроился на своей половине кровати и заиграл, погружаясь в медитацию. Он ожидал, что кошмары сегодня ночью будут суровые. Ведь они затронули тему осуждения, суда. Мэймэй радостно хомячила добытую энергию и внимала его наставлениям. Хотя не столько прямо «внимала». Пока у нее не будет достаточно энергии, чтобы развернуться в полном объеме, она пребывала в состоянии сна, теплом и безопасном. Но Юань любил с ней поговорить обо всем. Он беременная мать-одиночка! Ему можно быть сентиментальным! Уже через полчаса начался первый кошмар, наполнивший воздух комнаты острым запахом адреналина. Инкуб вздохнул, отложил инструмент и принялся за разглаживание мужчины, сжавшегося в комок. Несколько долгих часов проходили в кошмарах разной тяжести, пока а-Цзю не проснулся окончательно. Не желая ничего обсуждать или слушать, он выставил Юаня из его же комнаты и остался бродить в ней до утра. На рассвете скрылся на мече, оставив комнату пропахшей нервами.