Инкуб эмоциональной поддержки

Спустя всего четыре месяца их занятий Шень Цзю доложился, что значительно улучшил свои учительские навыки и качественно повысил отношения с другими мастерами своего пика, успешно показав, что заинтересован в процессе обучения и прогрессе учеников, а не только погружен в свои интриги-проблемы, или что они там себе думали. (Здравый смысл подсказывал Юаню не принимать слова человека с тревожностью за чистую монету). И если не во всей секте, то на своем пике Шень Цинцю стали больше уважать и слушать. Во всяком случае, а-Цзю так почувствовал и начал довольно лосниться. Юань же считал, что ученики так вовсе должны были молитвы петь на статуи своего Учителя, который заменил все телесные наказания на копирование книг! Оказывается, прежде этим трудом занимался бедный Андин! Четвертый пик был, как Самолет завещал, в каждой бочке затычкой. Они также заменяли рабов на галерах по вторникам и цирковую труппу по пятницам, в субботу утром уходили караванами, чтобы к понедельнику вернуться к строительным батракам... Обратив на это внимание, Шень Цзю вежливо поставил Шан Цинхуа в известность, что все права на книги, их копирование и распространение в этой секте переходят к Цинцзин, пику литературы, образования и искусства. Физические культиваторы могут отдохнуть и заняться чем-нибудь другим. Например, тяжестями. Теперь редкие книги начали копировать своим прекрасным каллиграфическим почерком воспитанники Цинцзин в качестве наказаний, и вся секта (четвертый пик так точно) была благодарна улучшению качества копий. Бывший злодей потирал лапки, планируя дальнейшие таинственные проекты в этой сфере. Обсуждать отказывался, ссылаясь на секретность, но потирал. По словам а-Цзю неблагодарные мелкие засранцы лишь ныли о том, чтобы вернули палки и кнуты, чем так пахать. Так что Шень Цзю даже вдвойне доволен: и польза делу, и ученики дважды думают, нарушать ли правила. А то ведь заставляют копировать в драконовских масштабах. Мастера зала наказаний даже не потеряли в занятости, скрупулезно проверяя все эти кипы на предмет описок и клякс. Словом, в своих изысканиях они разобрали большую часть повседневных проблем, и Шень Цинцю после очередной беседы, на которой они добили вопрос с завистью, вздохнул с чувством выполненного долга: — Что ж, этот мастер полагает, на этом задача выполнена, — и посмотрел в глаза Юаня, будто все так и надо. — Мы можем завершить наши встречи. Ничеси заявление. Инкуб в ответ демонстративно поморгал ресничками. — В каком смысле? Что мастер Шень имеет в виду? Мужчина запнулся, подрастеряв уверенность в выбранном курсе действий. — Я предполагаю, мы разрешили все проблемы, которым… этот мастер был причиной в секте, — медленно сказал он, — и я не вижу больше смысла тратить время мастера Хэ на свои праздные рассуждения. «Праздные рассуждения» — это глубокие проблемы личного характера, которые они поверхностно затрагивали, в переводе с шеньцинцюевского. И Юань не мог не прыснуть от такого наивного аргумента. — Прошу прощения, — повинился он, неловко прочистил горло. — Просто это вообще не было целью наших встреч. А-Цзю, если ты больше не чувствуешь необходимости или желания работать над своими травмами, это одно. Если хочешь взять перерыв. Но говорить, что мы здесь занимались исправлением тебя для удобства твоих братьев по секте — это пик комедии. — В таком случае, когда мы закончим по мнению мастера Хэ? Шень Цзю будто не знал, что ему чувствовать. Ему даже нравились их встречи, он не хотел их прекращать. Он тут получал интеллектуальное и эмоциональное общение. И при этом он не любил подчеркивать свои слабости, так что само наличие терапевтических встреч было неприятно? Пока что он пытался изобразить сердитость. Но выходило не очень уверенно. — Когда мастер Шень решит, тогда закончим, — философски пожал плечами Юань. — Когда у него действительно проблем не останется. Лично мне совершенно не жалко времени на, так называемые, праздные рассуждения умного человека. — Их не осталось, — пробурчал Шень Цзю с легким румянцем, припорошившим скулы. Юань оценил, как он даже не попытался спрятаться за веером. Это личностный рост вот здесь. — У ваших коллег, — указал инкуб, постучав по столу коготком. — А у вас? С каким настроением встаете по утрам? С каким идете на собрания? «Собрания» всегда било а-Цзю точно в ляжку там, где больно. Сидеть в одном помещении со всеми, кто легко отправил его на мучительную смерть, а потом погиб по вине его ученика — это своеобразный опыт, который ему непросто давался. — Какое вам дело до того, что я чувствую каждый день, — наежился защитно Шень Цинцю. — А какое мне дело до того, насколько вы трудный коллега в коллективе? — поднял брови Юань и отвлекся на то, чтобы сервировать свежий чай. — Как будто мне ваши коллеги платят, ей богу. А-Цзю, напомните цель наших встреч? — Найти мой внутренний покой, — заученно выдохнул он и окончательно сдулся. Они поставили цель где-то в середине второго месяца, когда Шень Цзю стал лучше разбираться в собственном дискомфорте, и смутно осознал насколько нехорошо ненавидеть себя в таких масштабах. — Хм-хм, — протянул невозмутимо Юань. — То, что ты стал удобнее для своего окружения — это приятный бонус нашей работы. И то, только если ты сам находишь это приятным. Но я считаю бОльшим достижением, что а-Цзю лучше спит и не злится на весь мир до того, чтобы срываться на окружающих. Однако, отсутствие внешних проявлений, не значит, отсутствие внутренних движений. Мужчина принял чашку и тут же спрятался за ней, вежливо придерживая донышко. — Но что теперь? — буркнул он. — Мы перебрали все, что доставляло мне беспокойство каждый день. — Мы очистили поверхность пруда от плавающего сора, но то, что изначально загрязнило его, все еще лежит на дне. Теперь мы по-настоящему начинаем тяжело и грязно работать, — вздохнул Юань. — У меня уже даже есть список тем, которые я бы хотела затронуть в наших беседах. — Какие? — живо откликнулся а-Цзю. Его манера приобрела легкость и некоторую насмешку. Будто он совершенно не ожидал, что у Юаня найдется, что предложить. Наивный он иногда бывал, конечно. — Не сегодня. Сегодня мы уже отлично поработали и закончили. Но для примера, несколько месяцев назад мы держали дискуссию об отвращении к богатым хозяевам жизни, и вы обронили весьма интересную фразу, которую эта слуга не поленилась запомнить. Вы сказали: «Бедные люди жалки и несчастны из-за своего происхождения». А в следующем предложении обозначили, что богатство не может сделать вас счастливее. Мне бы хотелось изучить, считаете ли вы, что испытываете трудности с ощущением счастья из-за своего неблагородного происхождения. И если да, то почему. Юань поднял глаза на собеседника. Мужчина был бледен и смотрел на него, как на призрака. Как и всякий раз, когда инкуб попадал слишком близко к телу. Или просто проявлял внимание. — Этот мастер подумает над своими мыслями на эту тему, — слабо ответил а-Цзю. — И много у вас подобных «примеров»? — Эта слуга очень внимательно относится к своей обязанности слушать, — улыбнулся Юань. Их было очень много. Он не собирался показывать Шень Цинцю его «файл» с заметками на пиньине и чинглише, но он был. И был толстым. — Тебе не стоит волноваться, а-Цзю. Это часть нашей работы, разве нет? Шень Цзю опустил взгляд. Он выглядел довольно уставшим и странно замерзшим после сегодняшнего разбора, несмотря на несомненное облегчение от того, что тему удалось успешно сегодня закрыть. Вероятно, новость, что надо будет еще много работать, была весьма тяжелой. Юань со вздохом поднялся и притащил плед. Накинув на плечи человека плотное покрывало, которое сплела покойная двоюродная сестра, суккуб наклонился и поцеловал темную опущенную макушку. Разгладил линию опущенных плеч. — Маленькими шажочками будет пройден путь в тысячу ли. Главное, не думать, а идти, — ободряюще сказал он. — И не прекращать идти. Шень Цзю независимо освободился от прикосновения и подозрительно оглянулся через плечо. — Этот мастер не ребенок, а культиватор с золотым ядром. Он способен не мерзнуть. «Способен» не равно «не мерзнет», — не стал указывать очевидное инкуб. Шень Цзю мерз постоянно, так как даже чисто физически являлся тощим анемиком, который ест мало красного мяса. Не говоря уже о психологических возможных причинах. Он был чрезвычайно плох в распознавании своего неудобства. Юань практически сразу взял за привычку накрывать друга или пододвигать к нему сладости на застольях с девочками, если те, которые хотел а-Цзю, стояли слишком далеко, чтобы дотянуться. Сам просить цундере пока не умел. Только тоскливо посматривал и надеялся, что кто-то воспримет его молчаливый сигнал. — Как скажешь, а-Цзю. Теперь, когда мы закончили, как насчет съесть немного конджи с курицей и завалиться спать клубочком? — Хочу рисовые шарики, — надулся зимующей птицей мастер-культиватор, спрятав нос и алеющие щеки в покрывале, точно скромная девица. — Я знаю, что на своем пике ты ешь нормальную еду. Но каждый раз, когда я вижу а-Цзю тут, он ест сладости, будто завтра не наступит. Уважь эту старушку, поешь хорошо. А потом можно и шарики в сиропе. Шень Цинцю неохотно сдался, выглядя крайне довольным, что его уговорили. — Я пойду в купальни ополоснусь и переоденусь, — сказал он. — Заходи, как все принесешь. И утопал, величаво завернувшись в плед. Юань закатил глаза и улыбнулся на прощание. Большой ребенок, нуждавшийся в постоянных заверениях, что близким на его благополучие не плевать. В борделе кухни были простыми и невзрачными помещениями, как и внутренние банные помещения, куда направился а-Цзю. Перед кем уж красоваться? На плите стоял чан с сегодняшним рисом, который уже разварился в кашу. За столом сидели девочки, сяо Сюли и Байбай. Завидев его, Бай-эр подорвалась и побежала доставать из холодильного ящика рисовые шарики. Юань ее остановил, сам налил половник каши и накрошил вареной курицы и зелени мелкими кусочками. — Ты хочешь есть? — в замешательстве и надежде притормозила дежурная Бай. — Для мастера Шеня, — легко улыбнулся инкуб. Мэймэй громко разочаровались. Девочки постоянно пытались что-то ему скормить, искренне волнуясь, что он совсем ничего не ест. Для смертных людей это действительно должно было казаться странным. Шень Цинцю тоже не ел особенно, но он хотя бы ел сладости, и можно было сделать вид, что он просто слишком сыт для главных блюд. Инкуб же всегда был на виду и никогда крошки в рот не брал. Экономно, конечно, но тревожно. Хэ Юань ссыпал начинку в кашу и загрузил на поднос. Поцеловал девочек в макушки. Они с радостью подставились и засияли ярче от простой ласки. Он обласкал их посвежевшие лица теплыми ладонями и, подхватив поднос, ушел. В его комнате Шень Цзю уже занял место перед бронзовым блюдом и расчесывал волосы. Они у него были черные и гладкие как шелк. Никаких неровных грустных прядей ниточками. Только прямой идеальный водопад. А-Цзю уныло водил гребнем и выглядел так, словно что угодно было бы лучше, чем распутывать непослушные колтуны. Но ухоженные гривы не у всех появляются сами по себе, так что он упражнялся в самоконтроле. — Тебе помочь? — участливо спросил Юань, расставляя на столе блюда с подноса. Мужчина бросил на него смурной взгляд из зеркала и страдальчески вздохнул. — Да, помоги, — вдруг он протянул гребень. Щеки снова припорошил румянец. — Только не надумай ничего лишнего. — Что ты! — заверил Юань. Внутренне инкуб вибрировал от возбуждения — для людей это было чувствительной темой! В этом мире волосы вообще наделялись куда большим значением, чем в предыдущем. Короткие прически были лишь у недавно отреченных от семьи, рабов да вшивых. Их длина имела влияние на статус человека в обществе. Стрижка была особенным днем в календаре. Уход за волосами тоже абы кому не доверялся. Во всяком случае, такое бесстыдное предложение к незнакомке на улице встречало возмущенную реакцию, сходную с оной на самый дурацкий подкат, вроде: «А вашей маме зять не нужен?». Грива а-Цзю легко далась в руки и скользнула между пальцев, когда он собирал ее с плеч. Ухоженная, блестящая и тяжелая. Она определенно могла считаться предметом гордости. Злодей был прекрасен как модель по современным стандартам, буквально представлял идеал красоты для инкуба, но, как уже не раз сталкивался Юань, имела место разница культур. Здесь лицо Шень Цинцю при всей гармоничности черт могло считаться даже несколько отталкивающим, хищным. Шень Цзю определено не был избалован вниманием поклонников. Его красота, которую все в цзянху воспевали, была результатом кропотливо отточенных идеальных жестов, образованности, власти и достатка. Богатство и свинью красит, как известно. Юань мягко пропустил гребень по уже расчесанным прядям и принялся за новые, бережно придерживая корни. А-Цзю, получив в свою очередь миску конджи, поспешил низко уткнуться в тарелку и деловито копошился ложкой, выбирая кусочки мяса и зеленые крупинки. Его запах был взволнованным, но пока не взвинченным. К моменту, когда все пряди стали свободно проходить сквозь частокол зубчиков, а-Цзю полностью расслабился и опустил полупустую плошку на колени. Мужчина медленно моргал и блаженствовал. Юань не стал сразу убирать его волосы в косу, а позволил им обоим насладиться медленной взаимной лаской. Гладкость прядей между пальцами была, вероятно, не менее приятной, чем пальцы на коже головы. Инкуб даже осмелел за отсутствием сопротивления и сделал короткий массаж, снимающий нервное напряжение и помогающий с мигренями, наслаждаясь тем, как залипает в его руках бывший злодей. Только наигравшись вдоволь, Юань достал из шкатулки одну из своих лент и споро скрутил волосы в низкую свободную косу, с которой удобно спать. Оценил результат и встретил в зеркале взгляд а-Цзю. Мужчина запрокинул голову вверх и приоткрыл тонкие губы. Юань вспомнил, что сегодня они еще не рассчитались, и накрыл их, поддержав затылок. Сегодня а-Цзю решил заплатить будто на всю жизнь вперед. Юань испуганно отпрянул от источника чистой энергии, хотя все призывало наоборот вцепиться в него покрепче и выпить досуха, раз пошла такая пьянка. Премия, что ли? Или человек настолько расслабился и устал, что не соображает? — Пойдем спать, — позвал он и еще раз чмокнул макушку. Цундере, внезапно вспыхнув смущенным возмущением, подхватил свои метафорические юбки и занял свою обычную половину постели. Юань хихикнул в рукав и, спешно переодевшись за ширмой, также нырнул в кровать. Он тут же нашел а-Цзю и оплел его всеми конечностями по-осьминожьи. Кровать была очень недружелюбная и холодная. Только вместе они могли выжить. — Приличия, — зашипел а-Цзю, не пихаясь, впрочем. Наоборот, его руки обхватили демона поперек тела и прижали. — Их не существует там, где нет стражи нравов, — пропел Хэ и тоже прижался теснее. Его энергетика поджалась под руками культиватора у живота. Шень Цзю был довольно большим и опасным существом с точки зрения его базовых инстинктов. Но Юань чувствовал, как тот сам тихо лежит и чего-то напряженно ждет. Все затихло. Постель согревалась от их клубка. Юань надеялся, что человек так же, как и он сам, наслаждается близостью и теплом соседа. В мире были только объятия ценны — остальное не имело значения. — Спокойной ночи, — сказал он. Культиватор кивнул; движение ощутимо напротив его груди. Они тихо лежали. Юань делал вид, что уснул, подделывая замедлившееся сердцебиение, углубившееся дыхание и расслабленность тела. Молча разглядывал в темноте балдахин кровати и колышущиеся газовые шторки. В блеклом лунном свете обстановка комнаты была холодной и четкой, но будто покрытой белесой дымкой. Спокойно было и тихо. Дыхание человека в его руках потяжелело, пока не превратилось в рыдания. Инкуб будто во сне усилил хватку и прижал его теснее. Перепады настроения а-Цзю были весьма резкими и мало прогнозируемыми. Сегодня, кажется, он поймал большую грусть. Хорошо хоть перестал убегать и прятаться, а позволял себе быть утешенным.