Фабио

Очнулся я, когда первые лучи солнца уже пробивались через открытые окна. Я лежал на огромной кровати, на которой спокойно могли бы поместиться ещё человек пять. Перина была настолько мягкой, что сначала мне показалось, что парю над землей, а простыни столь белые и гладкие, что я боялся пошевелиться, чтобы случайно их не испортить. Оглядев комнату, в которой находился, я понял, что она была пуста. Огромное пространство с большими окнами, открывающими вид на цветущий сад. Первый же порыв ветра, надув полупрозрачные занавески, наполнил спальню свежим запахом моря и цветов. Солнце только начинало свой путь по небосводу, и его золотые лучи, отражаясь от начищенных до блеска плиток пола, разноцветными пятнами прыгали по стенам. Кроме кровати в комнате был низкий столик, на котором стояла чаша с фруктами, и два кресла. Я осмотрел помещение, пытаясь понять, для чего предназначены такие большие пространства, но ответа на свой вопрос не нашёл. Вдруг мой взгляд упал на небольшую картину, что висела прямо напротив окон. Простенький пейзаж, изображающий ночное море. Плеяды звёзд тонули в чёрной, как смоль, воде. Волны, закручиваясь мелкими барашками, набегали на берег, искривляя отражение полной луны. Я не мог оторвать от неё взгляд. Мне начало казаться, что я ощущаю спокойствие, равносильное тому, которое испытывает художник во время создания очередного шедевра. Мне захотелось оказаться там, посреди моря, и почувствовать свежесть бриза, развивающего мои волосы. Не в силах сопротивляться, я вылез из постели и подошёл ближе. Только тогда я смог разглядеть, что далеко на горизонте, теряясь в чёрных волнах, плывет одинокая лодка. Это был всего лишь короткий мазок серой краски, но я мог поклясться, что я знал, что на картине запечатлены последние минуты потерянных в морской пучине людей. Вода уже тянула лодку на дно, и люди, понимая своё бессилие, просто сидели в ожидании своего конца. И в этот момент на меня накатило такое спокойствие и счастье, что все горести отступили на второй план. Не было ничего. Прошлое уже не пугало. Слёзы, которые не прекращались с тех пор, как меня увезли из дома, наконец высохли. Вдруг я услышал как в комнату кто-то постучал, и мгновение спустя на пороге появилась девушка. Чёрные волосы падали ей на спину. Острый, немного вздернутый тонкий нос и пухлые губы. Большие карие глаза мёдом поблескивали в лучах утреннего солнца. Она была красива, наверное, даже очень красива, но я уже не мог этого осознать. По сравнению с хозяином этого дома, вся людская красота была лишь жалкой попыткой скрыть уродство. Она мило улыбнулась и вошла. В руках у неё был поднос, уставленный всевозможными сладостями, кашами и соками. Осторожно поставив поднос на столик, девушка приступила к его сервировке. — Что это за место? — спросил я, подойдя к ней. Она подняла глаза, опять улыбнулась и покачала головой. Я осознал, что она меня не понимает. В дверь опять постучали. На этот раз принесли большой резной сундук с золочёной крышкой. Мужчина, облаченный в тонкую тогу, что облегала его загорелое тело и подчеркивало красивое лицо, так же улыбнулся мне и, поставив сундук посреди комнаты, ушёл. Девушка наконец закончила разливать напитки, поклонилась, поставила на стол колокольчик и тоже покинула меня. Так я провёл весь день. Незнакомые люди приходили ко мне, приносили еду, какие-то наряды, игрушки, краски, цветы и многое другое. К концу дня спальня была заставлена кучей вещей, которых я никогда до этого не видел. Применение большей части из них я даже не мог представить. Они не злились, не кричали, не пытались от меня чего то получить: они просто улыбались, вновь и вновь оставляя меня одного. В одиночестве на меня опять накатывал страх. Стоило мне закрыть глаза, как вставал перед взором образ убитой матери, я опять видел раскрасневшиеся морды солдат и слышал звук разрезающей воздух плети. Меня начало мутить, слёзы подбирались к горлу и становилось трудно дышать. Беззвучные рыдания сотрясали меня, но вокруг не было никого, кто бы мог меня успокоить. Я забрался на кровать, с головой укутавшись одеялом, но от этого стало только хуже. Солнце спряталось за горизонт. Темнота начала давить, и даже яркий свет зажжённых ламп не мог её разогнать. Я лежал, чувствуя, как страх вновь парализует. И в этот момент я заметил как чья-то рука коснулась моей головы. — Милый мой, — услышал я голос, от которого сердце наполнилось радостью, — не плачь. Я рядом. Теперь все будет хорошо. — Не уходи, — умоляюще проговорил я, хватаясь за его холодную руку, — только не оставляй меня одного. Я боюсь тишины! — Я не оставлю тебя. Успокойся, — гладя по спине, он осторожно приподнял меня и усадил на колени. — Я буду говорить с тобой, чтобы тишина отступила. — Вы очень красивый, господин, — сказал я и тут же покраснел от своих слов. Я сжался, ожидая наказания. — Не называй меня господином, ведь ты теперь не раб, — улыбнулся он, притягивая меня к себе. — Моё имя Калисто. А как зовут тебя, мой мальчик? — Франц, мой господин… Калисто, — я прижался к его груди, дабы скрыть своё смущение. — Франц... — от того, как он произнёс моё имя, мурашки снова побежали по спине, — насколько мне известно, оно означает «свободный»? Какое абсурдное имя, тебе так не кажется? — Я не знаю. Мама говорила, что оно мне подходит. Я очень любил бегать по лесам, пока она не загоняла меня домой. Мама говорила, что я похож на ветер. — Твоя мать была глупой женщиной, — от этих слов меня пронзила боль, но я не решился спорить. Однако на лице моём отразился гнев. — Не злись. Все смертные глупы. Они не могут разглядеть даже то, что лежит на поверхности. Это имя тебя уродует. Оно тебе совершенно не подходит, мой милый. С этого момента тебя будут звать Фабио. — Фабио... — имя казалось мне чужим, — что оно значит? — Соблазн, — в его глазах сверкнула насмешка. — Тебе нравится? — Не знаю, — я попробовал слово на языке, но оно упорно не желало становиться приятным, — просто оно такое странное. Вы злитесь на меня? — Нет, конечно нет, мой мальчик. Имя — это просто слово. Ты привыкнешь и поймёшь, что так тебе будет лучше, — он нежно поцеловал меня в лоб, от чего я вновь забыл как дышать. — Тебе понравились мои подарки? Может, тебе нужно что-то ещё? — Это очень красивые вещи, — ответил я, когда дар речи вернулся ко мне. — Но они вызывают у меня чувство одиночества. Я не понимаю, что с ними делать. — Я попрошу слуг показать тебе. — Нет! Придите Вы! Днём, пожалуйста. Они не понимают моих слов. — Это мы исправим, не волнуйся. Ни о чём не волнуйся. Калисто до самого рассвета оставался со мной. Успокаивал, гладил по голове, убаюкивая своим волшебным голосом. Он спрашивал меня о том, где я раньше был, чего я хочу, что мне нравится. Он обещал, что моя жизнь теперь будет совершенно другой. Что я больше никогда не буду одинок. Что никогда никто не причинит мне боль. Я лежал у него на руках и верил его словам. И эта вера будет держать меня за глотку ещё очень много лет. Когда я проснулся, Калисто уже не было. Я снова был один в огромной комнате, полной безликих вещей. Мне начало казаться, что его вчерашний приход — это сон. Тоска и боль с новой силой захлестнули моё сознание. В тот день ко мне пришёл учитель. Его звали Агирис. Он был стар и от него пахло каракатицами. Агирис не очень хорошо говорил на моём языке, но зато имел недюжее терпение. Он начал обучать меня троянскому и греческому, а позже счёту и письму. Учитель был строгий, но хороший. Именно он привил мне любовь к учёбе и наукам. Немного было людей, что оставили след в моей жизни. Имена большинства из них уже давно стёрла моя память. Агирис был одним из тех, на чьих похоронах я искренне плакал. Однако, может быть, дело в том, что он успел умереть ещё до того, как я убил в себе способность чувствовать. Так и проходили мои дни. Я просыпался после полудня, завтракал, гулял по саду, и всё остальное время до самого вечера проводил в учениях. Но уже тогда день не имел для меня никакого значения, он был лишь томительным временем до наступления ночи —времени, когда я мог обрести истинное счастье. Калисто приходил ко мне каждый вечер, как только солнце тонуло за горизонтом. Первое время я просто молча смотрел на него, боясь испортить эти волнующие мгновения. А он тихо лежал рядом, поглаживая меня по голове. Но со временем наши разговоры становились длиннее, я хотел рассказывать ему обо всем на свете. С ним было так легко, что иногда мне казалось, что он способен читать мои мысли. А потом настал тот день, когда он стал для меня всем миром. Это была годовщина смерти моей матери. Стыдно признать, но после того, как я попал в дом Калисто, я практически не вспоминал о своей прошлой жизни. Будто в один миг кто-то стёр у меня все воспоминания. Только изредка во снах ко мне приходили картины горящих изб и плач изнасилованных женщин. Обычно после такого я просыпался в слезах и не мог успокоиться до тех пор, пока на пороге не возникал Он и в моём маленьком мирке опять не зажигалась искра света. Тот день было особенно тяжёлый. Калисто пропадал почти неделю и мне было невыносимо находиться в своей комнате, которая без него казалась темницей. Я не спал всю ночь, дожидаясь его прихода, на утро падая от бессилия. Меня не радовали ни подарки, ни еда, ни прогулки. Чем дольше я не виделся с Калисто, тем ярче и сильнее становились кошмары. Стоило мне только закрыть глаза, как вновь я видел лицо торговца, отдающего приказы. Не знаю, почему я направил весь свой детский гнев на него, вместо того, чтобы ненавидеть тех, кто похитил меня и разрушил мою деревню. Возможно именно спокойствие того человека, то, как он смотрел на меня — без злобы, а лишь как на дорогую вещь, не достойную даже презрения, и заставило моё сознание возжелать мести. Я проснулся от собственного крика, когда солнце было высоко в зените. Комната была пуста, и от этого мне стало ещё страшнее. Я почувствовал себя брошенным и неспособным что-либо изменить. Я лежал, укутавшись в одеяло, и сотрясался от плача. Вы скажете, что это слабость? Не буду спорить. Но мне тогда было всего семь. Я никогда не отличался особой смелостью, да что уж греха таить, слёзы были моим спасением ещё долгие годы. Я проплакал весь день, моля богов, чтобы Он услышал меня и пришёл. Но на мои слёзы приходили лишь слуги, которые не могли развеять мою печаль. Когда наступила ночь, я уже не мог плакать. Голос охрип, глаза опухли настолько, что я практически ничего не видел. Поэтому, когда в ту ночь Он явился мне, я понял это не сразу. Разум мой пребывал в страхе и боли, скованный ужасом собственных воспоминаний. Я почувствовал, как кто-то прикоснулся к моим волосам, и от неожиданности дёрнулся, пытаясь спрятаться под одеялом, которое за эти дни стало моим единственным убежищем. — Не бойся, мой мальчик. Это я. Покажись, — мягко проговорил Калисто, садясь на кровать. — Что случилось? От звука его голоса в душе моей опять запылал свет. Я вылез и бросился ему на шею. Он нежно обнял меня и только в тот момент увидел моё лицо. Взгляд его наполнился такой силой, что я невольно отстранился и слёзы опять подступили к горлу. «Я его разозлил! Сделал что-то не так! Он больше никогда не придёт!» — пронеслись мысли в моей голове. Сказать по правде, в тот момент не было для меня большего наказания, чем это. — Я злюсь не на тебя, мой хороший, и никуда не уйду, — притягивая меня ближе и вытирая своей холодной рукой слёзы, прошептал он. — Я никогда не буду злиться на тебя. Успокойся. Мне не нравится, когда твоё прекрасное личико омрачает грусть. — Ты правда не злишься? Ты останешься со мной?! — Правда. Я всегда буду с тобой. Скажи мне, что огорчило тебя? Кто заставил тебя плакать? — Никто, — я втянул носом воздух, пытаясь успокоиться. — Просто сегодня годовщина смерти моей мамы. Мне приснилось как её убили, а потом тот человек приказал своим солдатам и они начали убивать и меня. Это всего лишь сон, но мне было так страшно. А он стоял и смеялся. Но всё это не важно, потому что ты здесь. — Ты говоришь про Августа? — его брови сдвинулись к переносице, от чего он стал ещё красивее. — Тот человек, что привел тебя ко мне? Ты боишься его? — Нет, не боюсь, — я постарался сказать это как можно твёрже. — Я просто… Я просто…ненавижу его! — выкрикнул я и тут же испугался собственных слов. — Именно из-за него ты не спишь, мой мальчик? Служанки рассказывали мне, что слышат твой крик по утрам. — Он приходит ко мне во снах. Он и его солдаты. Но я постараюсь больше не плакать. Честно-честно. Ты только не уходи больше, пожалуйста! — Меня не было всего неделю, и вот что с тобой случилось, — он улыбнулся, касаясь губами моего лба. — Тебя нельзя оставить ни на минуту. — Почему ты не приходил? У тебя были важные дела? — Не важнее, чем ты. Просто небольшие проблемы с сыном. Он в последнее время ведёт себя слишком… резво. Но не забивай этим свою прекрасную голову. Она нужна для другого. — Я не знал, что у тебя есть сын. Можно мы с ним поиграем? — Нет! — резко ответил он, но, увидев мой испуг, добавил тише: — Его игры тебе не понравятся. Или ты недоволен играми со мной? —Я счастлив! Просто я думал мы с ним ровесники. Но с тобой намного лучше. — Правильно, — он улыбнулся. — Ты не хочешь прогуляться? На улице прекрасная погода. И мне кажется, я придумал, как сделать так, чтобы ты больше не грустил. Мы вышли в ночной город. Впервые я увидел его во всей красе. Высокие стены богатых домов соревновались в изяществе друг с другом. Сонные деревья мерно раскачивались на лёгком ветру, наполняя воздух сладким запахом цветов. Звёздное небо огромным куполом раскинулось над городом, отражаясь в чашах замолкших на ночь фонтанов. Я шёл, затаив дыхание. В тот момент эти грязные улицы, каменные дома и чужие звёзды стали для меня не предвестниками боли, а символом счастья. Меня переполняла радость, совершенно необузданная и всепоглощающая, в глазах от которой рябило, а от ощущения воздуха, наполняющего легкие, кружилась голова. Мы спустились с холма, на котором стояли богатые виллы, в основную часть города. Здесь дома были пониже, но всё ещё сделанные из камня и даже с каким-то подобием садов и бассейнов. Мы петляли с одной улицы на другую, пока, наконец, не остановились возле невысокого дома. Я поднял взгляд и чуть не лишился сознания от боли и страха. Этот дом был мне знаком. В этих стенах меня учили быть хорошим рабом. Здесь жил тот, кто являлся мне во снах, и здесь же я лишился последней надежды. Губы мои задрожали, я в панике схватил Калисто за руку, понимая, что ничего уже не изменить. Я ошибся. Я был слаб, и я расстроил его. Теперь я ему больше не нужен и меня вернут обратно в это ужасное место. Калисто посмотрел на меня и, погладив по голове, повёл к широким дверям. Каждый шаг отдавался у меня в груди: чем ближе мы подходили, тем сильнее я ощущал, как сердце разрывается, и я падаю в омут отчаянья. Я ослеп от страха, ноги отказывались меня слушаться. Я хотел было крикнуть и убежать, но не смог даже дёрнуться. Лишь монотонно двигался к двери, где должна была закончиться моя жизнь. Калисто постучал в дверь, и мгновение спустя на пороге возникла девушка. Мне показалось, что я её знал, но она даже не посмотрела в мою сторону. Лишь быстро поклонившись, проводила нас в гостевую залу и исчезла. Я стоял ни жив ни мертв, ожидая конца. Буквально спустя пару минут, которые показались мне вечностью, в зале появился торговец. Он был напуган: было видно, что его вытащили из кровати и он не успел толком проснуться. Туника на нём была криво повязана, волосы торчали во все стороны, и при ходьбе он пытался пригладить их мокрыми руками. — Господин Мероп, приветствую Вас в моём доме, — не поднимая головы проговорил он. — Что привело Вас к нам столь поздний час? — Я пришёл кое-что узнать. Ты помнишь этого мальчика? — Калисто легко подтолкнул меня в спину. — Он не может нормально спать, Август, и это меня беспокоит. — Прошу простить меня! С детьми бывают такие проблемы. К сожалению, подобный товар очень… непредсказуем, — торговец поднял на меня взгляд, полный презрения и злобы. Я попятился и врезался прямо в ноги Калисто. — Мы можем предоставить Вам другого ребёнка. Совсем недавно с юга привезли прекрасный образец. Он молчалив и отлично умеет подчиняться. Вам понравится. — Разве я сказал, что пришёл к тебе за новым товаром? Или ты подумал, что можешь за меня решать, что мне нужно? — Нет, господин, — торговец снова согнулся в поклоне, да так низко, что его волосы почти достали пола, — простите меня за дерзость. Чем я могу Вам служить? — Вот это правильный вопрос. Собери мне всех твоих солдат, — Калисто посмотрел на моё испуганное лицо и сильнее сжал руку. — И, наверное, всех слуг. Хотя... что мелочиться. Зови всех. В этом паршивом доме есть комната, в которой мы все сможем поместиться? — Да, конечно. Есть золотая гостиная. Но, господин, люди сейчас спят. Я не думаю, что они смогут быстро привести себя в порядок и собраться. — Меня не волнует их вид! И тебе не стоит об этом думать. — Да, конечно. Вы правы, — торговец семенящими шагами вышел за дверь и начал отдавать приказы. Спустя полчаса огромная гостиная была полна людей. На диванах сидела семья Августа. Рядом с ними, в полном облачении с мечами, стояли заспанные солдаты, недовольно поглядывая по сторонам. В углах, сбившись в грязную кучу, стояли рабы. — Быстро ты, — обводя всех насмешливым взглядом, проговорил Калисто и встал с кресла. — Но на солдат ты зря, конечно, понадеялся. Хотя признаюсь, ты меня удивил. Я думал, что твоя смердящая душа не решится противиться мне. — Мой господин, я не понимаю, о чём Вы. Я выполнил всё, как Вы просили, — промямлил торговец, прячась за спинами охраны. Не обращая внимания на шёпот вокруг, Калисто присел, чтобы его лицо оказалось напротив моего и, наклонившись, и ласково проговорил в самое ухо: — Это те солдаты, что не дают тебе спать, мой милый? Не бойся. Можешь говорить открыто. Они ничего тебе не сделают. — Да. Вон тот с кривым носом убил мою маму. — Хорошо. Очень хорошо. Постарайся не закрывать глаза, мой мальчик. На подарки положено смотреть. Калисто выпрямился в полный рост, взлохматил мои волосы и исчез. В этот же миг комната окрасилась в красный и воздух наполнился вкусом железа. Кровь била фонтанами из открытых ран. Люди, один за одним, даже не успевая закричать, падали на пол. Невидимая сила носилась между умирающими, разрезая их на части. Брызги летели в разные стороны, узорами раскрываясь на белоснежных стенах. Это длилось всего лишь мгновение. Но я могу поклясться, что я видел, как конечности, разлетаясь, складывались в фигуру, подчиняясь только создателю понятной системе. Всё закончилось внезапно. Всего секунду назад я в страхе смотрел на изуродованное лицо солдата, что с усмешкой положил руку на меч, готовясь к битве, и вдруг я ощущаю, как его кровь стекает у меня по лицу. Я замер, боясь пошевелиться. Вдруг передо мной возник Калисто. Он нежно провел своими холодными пальцами по моей щеке. Это было такое странное ощущение. Горячая кровь человека, что уже был мёртв, и безумно холодное прикосновение того, кто был для меня живее всех живых. Я сам того не понимая, потянулся к нему, мечтая как можно быстрее покинуть это место. Он поцеловал меня в щёку, губами убирая кровь с моего лица, и тихо прошептал: — Твоя улыбка принадлежит только мне! Никто не посмеет забрать её. Запомни это.

***

Последующие дни стали для меня испытанием. Мой разум, противясь зову сердца, бесновался в ужасе от увиденного. Тот, кто был для меня всем миром, одновременно стал моим кошмаром. Стоило мне закрыть глаза, и перед взором опять вставала картина разодранных на части людей. Изуродованные трупы, выложенные в идеально выверенную картину. От воспоминаний меня рвало, слёзы наворачивались на глаза, а крик подступал к горлу. И в тоже время меня накрывала волна такого безумного восторга и восхищения, что сердце, не выдерживая эмоций, начинало рваться из груди. Я понимал, что произошедшее было ужасным. Я понимал, что должен бежать в страхе от того, кто сотворил такое. Понимал, но этого было мало. Весь мой разум приказывал мне спасаться, но нутро молило о том, чтобы никогда не покидать моего спасителя. Я хотел быть с ним, я хотел касаться его. Я хотел видеть его улыбку. Хотел снова почувствовать прикосновение его губ на моей коже. Эмоции, столь чуждые и противоречивые, разрывали меня на части. Я не мог есть, я не мог спать, я не мог ни о чём думать, вновь и вновь возвращаясь к той ночи. Я не знаю, сколько времени я провёл в таком состоянии. Воспоминаний того периода практически не осталось. Душевная борьба, свалившаяся на мой неокрепший разум, чуть не уничтожила меня. До сих пор для меня остается загадкой, как мне удалось в тот период сохранить рассудок. Скорее всего, как бы это абсурдно не звучало, меня спасла моя же слабость. Я был слаб. Ничтожен. Не способен противостоять эмоциям. Поэтому вместо того, чтобы следовать доводам мозга, я поддался потоку чувств, на долгие века отказавшись видеть истину происходящих со мной вещей. Всё то время, пока я сходил с ума, Он был рядом. Каждую ночь Он приходил ко мне в спальню, садился на кресло у входа и молчал, лишь изредка называя меня по имени. «Фабио!» — чуждое имя, набор звуков и не более, в тот период стало для меня единственным путеводным знаком. Когда я слышал, как он зовёт меня, на мгновение страх отступал и я вновь чувствовал себя нужным, желанным и не брошенным в омут собственных страхов. Он не подходил ко мне. Не прикасался ко мне. Не делал даже попытки успокоить меня или утешить, хотя в тот момент не было для меня более желанного, чем его прикосновения. В первую ночь после случившегося я чуть не бросился к нему на шею, стоило ему перейти порог. Но страх взял верх, и вместо этого я забился в угол кровати, в мыслях боясь и в то же время мечтая, чтобы он подошёл ближе. Но он лишь улыбнулся и сел в кресло. Тоже повторилось на второй день и на третий. На четвёртый я сломался. И стоило ему войти, как я кинулся ему в объятья, забыв обо всем. Я плакал у него на груди, не в силах остановиться. Я признался ему во всех своих страхах, моля о том, чтобы он никогда не оставлял меня больше. В тот момент мне уже казалось таким глупым то, что я мог его бояться. Ведь он есть сама красота, сама чистота и добродетель. Он посадил меня на колени, молча слушая мою сбивчивую речь. А потом вдруг взял меня за подбородок и посмотрел прямо в глаза. — Запомни, мальчик мой, тебе не стоит меня бояться, — на удивление серьёзно проговорил он. — Я никогда не сделаю ничего против твоей воли. Ты хотел мести, и я дал тебе её. Все мои действия — это лишь последствия твоих желаний. Я могу дать тебе всё, что хочешь, но мне важно, чтобы ты сам этого захотел. Тогда я не обратил на эти слова особого внимания. В тот момент для меня было важно лишь то, что Он рядом. Но Калисто никогда не бросал слова на ветер. И то, что было для меня лишь красивой фразой, для него стало нерушимой клятвой. Он и правда никогда не заставлял меня делать ничего того, что мне бы не хотелось. Никогда.