Фабио

Я был очень взволнован. Калисто начал подготовку к празднику сразу на следующую ночь. Моё знакомство с бессмертным миром приурочили к Плинтерии, он считал, что будет очень мило показать меня сообществу именно в священный день Паллады. В большом зале, который, сколько я помню, всегда пустовал, день и ночь проходили какие-то работы. Что-то чистили, чинили, красили. Калисто лично изготовил пару полотен для декорации зала. На одном из них был изображён я, а на втором — Афина, как две капли воды похожая на статую, что венчала город. Я был рядом, когда Калисто создавал её. Мазки ложились на холст, извлекая из разноцветных хаотичных пятен величественный образ её стана. Листы тончайшего золота, что пропускали свет, стали основой её волос, волнами падающими на обнажённые плечи. Туника её, подобная водопаду, струилась серебром. Я никогда не видел ничего подобного. С замиранием сердца я смотрел, как он творит. Это было подобно битве, где он герой, спасающий богиню из бездны забвения. Каждое его движение открывало миру её совершенный облик. Она улыбалась, маня и очаровывая изгибом полуопущенных век. Томный взгляд горящих глаз проникал в самое сердце, зарождая в тебе желание припасть к её ногам. Она замерла, сходя с возвышающегося за её спиной разрушенного пьедестала, ступая в поле белоснежных лилий. Внезапно он остановился. Уставившись на холст безумным, полным боли и гнева взглядом и словно впервые увидев Её, взвыл. В отчаянии схватив кисть, он начал бесформенными пятнами перерисовывать её лицо. Мягкая улыбка превратилась в насмешливый оскал, живые цветы, что тянулись к её ногам, опали, стремительно умирая, становясь полусгнившим месивом. Серебряное одеяние покрылось грязью, а блеск волос поблек, вплетая в себя нити терновника. Он всеми силами старался изуродовать её лик, но этим лишь подчеркивал её абсолютную красоту. В порыве бессилия он отбросил палитру, чуть не попав ей мне в голову, и трясущимися руками схватил холст, намереваясь разорвать его на части. Я никогда так не поступал, не осмелился бы, но как я мог это допустить. Я бросился к нему, опрокидывая мольберт, готовый силой вырвать Её из его рук. Но делать этого не пришлось. Стоило мне оказаться рядом, как он опустил голову, тело его обмякло и картина упала на пол. Я подошёл ближе, обнимая его, не давая упасть. Он уткнулся лицом мне в волосы, прижимая к груди, и я почувствовал, как по его щекам стекают слезы. Этой картины не было на том вечере, место её заняла одна из работ местного мастера-недоучки, что малюет их сотнями к праздникам, а воспоминания о ней покинули мой разум ещё до наступления утра. Настала ночь Плинетрии. Дом был наполнен звуками музыки, разговорами и блеском. Никогда я ещё не видел так много слуг, снующих туда и обратно с блаженной улыбкой на устах. Не находя себе места, я сидел в своей старой спальне, готовясь выйти в свет. Меня всего трясло. Я то и дело подходил к зеркалу, то надевая и поправляя, то снимая броши, цветы и украшения, коими меня щедро снарядил Калисто. Я не знал, чего ждать. Сородичи представлялись мне некими богоподобными существами. Да, возможно, не столь прекрасными и возвышенными, как Он, но всё же. Мне казалось, что я со своими неуклюжими повадками, хоть и приправленными этикетом и пониманием эстетики диалогов, буду выглядеть на их фоне как варвар в доме изящных искусств. Я проговаривал в своей голове правила приветствий, вспоминал все известные мне обороты греческого языка и даже заглянул в записи по египетскому на случай, если будут гости из песчаного края. Но вместо того, чтобы успокоить, это привело меня в ещё больший ужас. Я понял, что ничего толком не знаю! Я опозорю Его. Непременно опозорю. Кто я такой? Как меня вообще можно вводить в приличное общество? Я проклинал себя за то, что так часто пропускал мимо ушей замечания и советы Агириса. Я припомнил все свои ошибки и промахи в языкознании, философии и даже почему-то географии. Если бы мое сердце ещё билось, то оно безусловно выпрыгнуло бы у меня из груди. Наверное, хорошо, что к тому моменту я уже почти год, как был мёртв, иначе я бы скорее всего умер от волнения. Я слышал, как приезжают гости, как музыканты начинают играть помпезные гимны в честь Афины, вперемешку с какими-то легкими, совершенно не подходящими случаю, песнями. Калисто строго-настрого запретил мне выходить из комнаты без него. По его планам, моё появление должно было стать пиковой точкой вечера, а для этого нужно было дать гостям возможность заскучать, начать испытывать нетерпение и любопытство. Я сидел и ждал. И когда луна уже начала посматривать в сторону горизонта, Он наконец пришёл. Одет он был просто — легкая белая туника, опоясанная лишь плетёным шёлковым шнуром, волосы, как будто в беспорядке, падали на спину, перетянутые изящным золоченым обручем с изображением белых лилий. Он был в хорошем настроении: игривая улыбка сияла на лице. Плавным шагом он подошёл ко мне, рассматривая и удовлетворенно кивая своим мыслям. — Ну что, ты готов, мой мальчик? — спросил он, беря меня за руку. Как только наши ладони соприкоснулись, я почувствовал, как мысли успокаиваются и страх, терзавший меня весь вечер, отступает. — Я волнуюсь, вдруг я им не понравлюсь? — ответил я, вытаскивая из волос цветок, который я так и не смог нормально закрепить. — Не говори глупостей, как ты можешь им не понравиться? — Ну вдруг я скажу что-то не так, или сделаю… или, я не знаю, как то их оскорблю. Я же ничего не знаю! Надо было больше у тебя узнать! — Не паникуй, — он остановился и приобнял меня за плечи, — всё будет хорошо. Это твой праздник, и это Они должны тебе понравиться. Так что не забивай голову. Просто не отходи от меня далеко и старайся больше слушать. Твоя задача на сегодня — просто Быть, а обо всем остальном я позабочусь. Главное, доверься мне и ничему не удивляйся. Запомнил? — Да, ничему не удивляться и быть рядом. — Вот и молодец, — он быстро поцеловал меня и мягко направил ко входу в зал. Я боялся, что, когда мы зайдем, все взоры обратятся на нас и мне придется что-то делать и как-то со всеми здороваться и разговаривать. Но всё было намного проще. Увиденное мною было совсем не похоже на то, как я представлял себе собрание бессмертных. Это было больше похоже на обычную попойку, которую я уже не раз наблюдал, гуляя по ночному Илиону. Люди полулежали на низких кушетках, о чем-то переговариваясь. Кто-то спорил, кто-то уже начинал греть руки в ложбинках разносчиц вина, а кто-то уже пустился в пляс, подгоняя неторопливых слуг. Когда мы зашли, все на мгновение остановились, быстро пробежав по мне взглядом, и, тут же спрятав глаза, продолжили заниматься своими делами. — Я сделал что-то не так? — шёпотом спросил я. — Почему они не смотрят на нас? — Успокойся, просто здесь так положено. Они гости... умные гости, и они понимают, что пока я к ним не обращусь, то лучше не лезть со своими приветствиями и болтовнёй. Можешь считать это правилами хорошего тона. Давай подумаем, с кого начать наше знакомство, — он быстро обвел взглядом собравшихся, как будто оценивая. — Хм... может, Дарагхагар — лучший из представителей гордого клана Цимисхов? На мой взгляд, он самый простой и доброжелательный и всех... нужно только понять, где он... — Он прячется в гостях? — недоумевая, я начал крутить головой в поисках таинственного человека с непроизносимым именем. — Дело не в этом, просто я не видел его лет пятьдесят, и с его любовью перекраивать свою внешность в угоду его очередному любовному увлечению... я надеюсь, что он сейчас хотя бы мужчина. Мы шли мимо гостей, периодически останавливаясь и вглядываясь в лица. Не многие в эти мгновения могли поднять лица на Калисто, большинство прятало взоры, будто ожидая его приговора. Мне кажется, что если бы мы были способны дышать, то вслед за нами разносились бы тяжёлые вздохи облегчения. Это была странная реакция, наверное, стоило об этом задуматься, но в тот момент я сам пребывал в таком же состоянии. Любой взгляд, встреча с одним из них были для меня испытанием. И я сам радовался, когда Он проходил мимо скоплений народа, не останавливаясь и многих не удостаивая даже взгляда. — О! Вот он! — радостно воскликнул Калисто, делая взмах кому-то впереди. — Пошли. Я посмотрел туда, куда он указывал, и моему взору отрылось поистине необычное зрелище. На уложенных кучей подушках в окружении десятка молодых девушек сидел человек. Они, облепив человека со всех сторон, на перебой пытались угодить ему... целуя, гладя и чуть ли не облизывая его странное тело. Судя по непомерным размерам гениталий... пар гениталий, что вызывающе смотрели в потолок — это был мужчина. Лицо его было необычной ромбовидной формы: узкий подбородок, широко посаженные глаза с неестественно синими зрачками, прямой лоб, на котором не появлялось морщинок, даже когда его брови начинали ползти вверх под аккомпанемент его громогласного хохота, который с секундным опозданием начинали в один голос дублировать молодые девицы, хихикая в унисон своим писклявы голосом. — Что с ним? — шёпотом спросил я, когда Калисто, не сбавляя шаг, двинулся в его направлении, — неужели боги прокляли его? — Хм... а ты прав. В этот раз уши действительно получились так себе. Обычно он уделяет этому больше внимания, — весело смеясь, сказал он, притягивая меня к себе. — Видимо, после того, как его последний любовник оглох, он перестал испытывать трепет перед лопоухостью. Или ты про что? — Он что, меняет внешность? Это какой-то морок? — Ни в коем разе, всё натурально до безобразия. В этом вся прелесть. — То есть, ты хочешь сказать... он сделал с собой... такое... сам... по-настоящему? — Представляешь! — он по-детски улыбнулся. — Видел бы ты его внутри... признаюсь, он в прошлый раз смог меня изрядно удивить. Но ты сам всё сейчас увидишь. Дарагхагар — позёр. Минуты не пройдет, как он успеет утомить тебя своими фокусами. Как только мы подошли, девушки, что ещё секунду назад чуть ли не фанатично дрались за право первой насладиться достоинствами Дарагхагара, остановились. Взглянув из-под полуопущенных век на своего господина, они встали на колени у его ложа и застыли, более не пророня ни звука. Только сейчас я смог их внимательно рассмотреть. Они были не просто похожи. Они были одинаковые. Одни и те же ненатурально салатовые глаза, курчавые черные волосы, пухлые губы, непропорционально большая грудь на излишне тонкой талии и широкие бёдра, столь идеально округлой формы, что, если бы они не были одеты лишь в прозрачные хитоны, я бы подумал, что под одеждой они прячут надутые шары. Но удивило меня не это. Они все были мертвы! Их грудь не вздымалась в дыхании, глаза не моргали, а сидели они столь неподвижно, что не оставалось сомнения — они все были сородичами, такими же, как мы! Я ужасе посмотрел на Калисто, пытаясь в его взгляде найти ответ, но там не отражалось ничего. — Как тебе мои детки? — как будто обсасывая каждое слово, проговорил хозяин этой странной компании. — Все новенькие, можно сказать, даже тёпленькие, — он неприятно рассмеялся, широко раскрыв рот, отчего стал еще более жутким, так как его нижняя челюсть ушла вниз, совершенно не потревожив кожу. — Я предпочитаю индивидуальность, мой друг. — Ооо, как ты мог подумать, что я приду в твой дом, не взяв во внимание твои предпочтения. За кого ты меня принимаешь? — он закатил глаза так сильно, что зрачки, сделав полный оборот, вернулись на место с неприятным чавканьем. — Сейчас продемонстрирую. Это твой новый мальчик? — он между делом кивнул в мою сторону, даже не остановив на мне взгляд. — Править будем, может, надо чего-нибудь увеличить-уменьшить... убрать? — Не лезь, — шутя ответил Калисто, но взгляд его явно дал понять, что этот разговор ему неприятен. — Ну нет так нет, главное, чтобы тебе нравилось. Правила чту. Твоё не трогаю. Но свое показать — только рад. — Только недолго, я обещал показать Фабио все грани нашего общества. — Да было бы кого показывать, из приличных людей тут только я, Паниви да Астер. Остальные не стоят твоего времени. Зачем ты вообще их призвал? — Чтобы напомнить, какой я гостеприимный хозяин. — Всё ещё не можешь забыть, что Яхмос оттяпал половину твоих лизоблюдов? — Туда им и дорога. Кстати, а где Астер? Ты сказал, он здесь, но я его не заметил. — Ой, он так вырядился, я б и сам его не узнал, но его отпрыски выдали. Плохо их учит. Вот они, стоят о чем-то спорят, — серый тонкий палец с пятью фалангами искривился зигзагом, указывая на ничем непримечательных людей в десятке метров от нас. — Астер! Как так можно?! — крикнул через весь зал цимисх, привлекая к себе всеобщее внимание. — Ты от кого прячешься? Неужели боишься своим прекрасным ликом затмить облик хозяина праздника? — Не тебе мне указывать, уважаемый Дарагхагар, — голос загадочного человека оказался не под стать внешности — глубокий и низкий. — Да при чем тут я? А как же уважение к Фабио? — он подмигнул мне, — Он здесь, дабы познать величие кланов, а ты мешаешь его образованию. Что он подумает о всех Носферату? Что вы скучные, серые и только и можете, что спорить о разновидностях вина?! Не стесняйся! Здесь все свои! — Если так пожелает звезда нашего вечера, — серые глаза Астера впервые посмотрели в мою сторону, — то как я могу отказать. Внезапно его образ изменился. Это не было похоже на изменения или что-то подобное. Просто будто кто-то сдёрнул завесу, на которой был изображён скромный непримечательный мужчина, и на его месте оказалось... нечто. Я бы даже не рискнул назвать это человеком. Роста оно было почти в два метра, тонкие руки свисали вдоль шишковатого тела, узловатая шея была изогнута и, казалось, с трудом выдерживала вес огромной круглой, как шар, головы. На искривлённом лице, брошенные безумным создателем в кучу, располагались маленькие черные глазки, впалый нос и огромная пасть, из которой торчали похожие на переломанные кости острые длинные зубы. На почти лысом черепе точно по середине — как в насмешку — был собран высокий хвост рыжих кудрявых волос. От созерцания увиденного меня отвлек веселый возглас Дарагхагара. — Ну вот! Другое дело, — вопил он, подпрыгивая от удовольствия, — теперь не стыдно и людям показаться. Иди сюда, я как раз хотел вручить Калисто подарок. Неровным шагом, по которому было видно, что тот не привык ко всеобщему вниманию, Астер подошёл к нам. Вблизи он был ещё более не приятным. Серая полупрозрачная кожа, прошитая нитями синих вен, свисала дряблыми складками с исхудалых конечностей, рот почти не закрывался, отчего с него, не прекращаясь, капала тонкая струйка кровавой слюны... он поздоровался с Калисто, с трудом шевеля губами, но при этом как то умудрился сохранить бархатистость своей речи и голоса. — Что ты там хотел показать? — немного нервно спросил он. — Я пришёл сюда праздновать, а не смотреть на твои извращения. — Не будь так груб! Я, между прочим, думал и о тебе, когда их создавал. Попробуй! С этими словами он коснулся ближайшей девушки, будто щипая её за шею. Артерия под его пальцами начала увеличиваться, удлиняться, пока не превратилась в тонкий длинный отросток толщиной около сантиметра. Девушка оставалась неподвижной, даже не посмотрела в его сторону. Когда отросток стал достаточно длинным, чтобы дотянуться до нас, он надкусил конец артерии и, припав губами, причмокивая, начал пить. — Да, именно то, что я искал, — довольно проворковал он, протягивая артерию Астеру — три почки и двойное сердце. Чувствуешь сладость, это из-за отсутствия печени, она всегда добавляет горчинку. Знал бы ты, как много времени я потратил, ища способы перестроить их в нужную форму, чтобы они не дохли до обращения! Но какой вкус! Это стоило того. Мальчик, ты должен это попробовать! — Я? — я испугался его внезапному вниманию. — Зачем? — Ты его совсем запугал! — обратился он к Калисто, надкусывая вторую девушку. — Мальчик отказывается от прекрасной еды! — Фабио, его зовут Фабио, а не мальчик. И он достаточно умен, чтобы понимать, что не стоит лакать кровь твоих чайлдов. Повисла секундная пауза. Глаза Дарагхагара расширились. — Я не подумал! — в его голосе впервые мелькнул страх. — Они... в мыслях не было... тем более это всего глоток... — Радуйся, что я знаю тебя достаточно давно, чтобы понимать, что у тебя в голове, и спишу это на... глупую ошибку. Хорошего вечера. Калисто взял меня за руку и спешно потянул в центр зала. — Что произошло? — спросил я, когда он немного успокоился. — Он хотел меня отравить? — Хуже мой мальчик, намного хуже, — он развернул меня лицом к себе и пристально посмотрел на меня, проводя пальцами по моей щеке. — Что может быть хуже смерти? — целуя его ладонь, спросил я. — Узы. Испив чужую кровь, ты теряешь собственную волю. Слова его станут для тебя законом, ты полюбишь его действия и облик, даже сам не осознавая этого. — Но я ведь пил твою кровь... — У нас всё иначе. Разве ты обнаружил в своей душе новые чувства после того, как я дал тебе её вкусить? — Нет... Но мне кажется, любить тебя больше просто невозможно. — Приятно это слышать. Но запомни, никогда, что бы ни случилось, не совершай такой ошибки. Не все будут столь же честны с тобой, как я. Обещаешь? — Обещаю! Только твоя кровь у меня на губах. — Умница, — он наклонился и поцеловал меня. — Надеюсь, у тебя ещё остались силы. Нужно познакомить тебя с Паниви, — он указал в угол, где скромно стояла, поглаживая за ухом огромного рыжего тигра, невысокая хрупкая девушка, — да, определенно стоило начать с неё. Тогда ты бы проще воспринял остальных, — он усмехнулся своим мыслям и потянул меня в их сторону. Когда мы подошли, я понял, что девушка не в себе. Пустым взглядом она смотрела куда-то вперед, болезненно бледная кожа натянулась на узком лице. Пальцы её уже покрылись ссадинами и трещинами, но она всё так же меланхолично продолжала гладить тигра по его жесткой шерсти, как будто не замечая струйки крови, стекающей по руке. Я стоял рядом, глядя на это, и не знал, что делать. Она была явно не настроена на диалог. — Доброй ночи, — проговорил я, пытаясь заглянуть ей в глаза, — как Вам праздник? — Не говори с чужой едой, мой мальчик, — услышал я Его насмешливый шёпот, — это, конечно, очень мило, но тебя могут неправильно понять. — Прошу прощения! — прокричал я, так и не понимая, к кому обратиться. — Я не хотел! — Какой пррррекрррасный… экземпляррр , — раздался странный низкий голос где-то совсем рядом со мной, — ты умеешь выбиррать, — я быстро огляделся и обомлел. Говорил тигр… скорее, тигрица. Слова с трудом выходили из её рта, из-за чего они получались очень тягучими и резкими, но сомнений не осталось. Я не знал, как перестать смотреть на неё, но она будто не замечала этого, хоть и пару раз поиграла мышцами под толстой кожей, давая мне насладиться видом её лоснящейся шерсти. — Паниви, он не часть коллекции, — ответил Калисто, усаживаясь рядом с ней и притягивая меня ближе, чтобы я смог сесть ему на колени, — ты-то уж должна была догадаться. — Я догадалась, — гортанный смех, больше похожий на рык, разрезал воздух, — но на... частную... встррречу я же могу надеяться? — хвост игриво коснулся Его лица. — Насколько я помню, в последний раз ты зарекалась, что никогда больше не переступишь порог моей спальни, — он двумя пальцами схватил кончик хвоста, уводя его от себя, — неужели за последние века ты поумнела и начала ценить прекрасное? — Я стала выносливее, — в звериных глазах вспыхнул человеческий гнев, морда скривилась в улыбке, больше похожей на оскал, — можем позвать мальчика, если хочешь. Так уж и быть, я готова с ним поделиться. — А захочет ли делиться он? — Калисто посмотрел на меня, мягко целуя мою руку. — Ну, что скажешь? — Я... я... нет! — смутившись от резкого ответа, я опустил голову, пряча лицо. — Вот видишь, — в его голосе слышался смех, — он против. Ничего не поделаешь. А ты не стесняйся, — сказал он, обращаясь ко мне, — не стоит стыдиться того, что хочешь чем-то единовластно обладать, тем более, если ты вправе. — Грррустно, — прорычала она, отворачиваясь, — я думала, мы сможем повеселиться. Ну, как он тебе наскучит, ты знаешь, где меня искать. — Не думаю, что это произойдет, — он встал, беря с подноса один из бокалов и протягивая его мне, — может, сменить тебе девочку? А то она уже с трудом елозит по тебе. — Не порррти удовольствие. Последние капли всегда самые вкусные, тебе ли не знать, — она рассмеялась и, молниеносно изогнувшись, вонзила свои длинные клыки в заваливающуюся на пол девушку. — Ну как тебе? — спросил он, как только мы отошли. — Ты так смотрел на неё, прижимаясь ко мне. Я уже подумал, что ты решишься вступить с ней в схватку за право первой ночи, — он шутливо обнял меня, не давая мне отвернуть горящее стыдом лицо. — Я не хотел... просто она… и ты... я не мог об этом не думать. — Ты представлял меня в постели с ней? — пальцы пробежали по моей спине, останавливаясь на шее, — я не замечал у тебя таких наклонностей. — Нет! Просто… ты мой… а она... — Ты поистине потрясающий. Ты только что познакомился с огромной говорящей кошкой, а всё, что тебя волнует, спал я с ней или нет. — Я нет! Это тоже… она говорит… и она кошка… и как?.. — Можешь не волноваться. Это больше не произойдет. Не люблю шерсть на простынях. — А… значит, — я растерянно посмотрел на него, не в силах подобрать слова. — Нет, успокойся, — он улыбнулся, с трудом сдерживая смех, — надо было всё-таки сначала прочитать тебе лекцию про кланы, но я так хотел тебя удивить — она гангрел. Она не всегда в этом облике. Я просто пошутил, я не думал, что ты поверишь, что я могу питать страсть к… животным. — А ты тоже можешь превращаться в зверя? — я зачарованно посмотрел на него, стараясь сменить тему, — почему ты никогда об этом не говорил? — Нет, не все могут. Да и по правде говоря, не все хотят. Но почти все из их клана этим промышляют. Ладно, давай посмотрим, кто ещё тут есть. — Я думал, ты пригласил только ближний круг. — Да, но они не любят ходить одни. Большинство присутствующих либо рабы, либо чайлды кого-то из них. Тем более, если присмотреться, сородичей здесь не так уж и много… Может, ты сам хочешь с кем-то побеседовать? А то мне начинает казаться, что Дарагхагар был прав, и кроме этих троих тут мало кто полезен, — я начал изучать публику. Каждый был занят своим делом. Но создавалось впечатление, что кроме троих представленных мне сородичей, остальные действительно только делают вид, что чем-то заняты. Они наигранно смеялись, бросая испуганные взгляды на нас, пытались танцевать, пить и даже во что-то играть, но резко останавливались и начинали смеяться или возмущенно ругаться, стоило одному из «друзей Калисто» что-то сделать. Здесь точно была какая-то внутренняя непонятная мне пока структура, где одни были господами, а другие подхалимствовали и были готовы исполнить любой приказ. Общаться с ними мне совершенно не хотелось. Та неискренность, с которой они говорили, действовали, двигались, вызывала во мне больше отвращения, чем радости, на которую они рассчитывали, в очередной раз кланяясь мне, когда мы проходили мимо. Вдруг я увидел человека, одиноко стоявшего рядом с колонной у выхода. Он ни с кем не разговаривал, переступая с ноги на ногу и будто мечтая, как можно быстрее покинуть это место. Вида он был уродливого, если даже не сказать — омерзительного. Абсолютно лысая голова, натертая маслом так сильно, что в ней отражались блики факелов, кривые тонкие ноги, большой живот, свисающий через тяжелый кожаный пояс, который должен был, наверное, поддерживать его, но вместо этого только подчеркивал и выпячивал жир на его теле. Дряблые руки находились в постоянном нервном движении, он, не переставая, поправлял хитон, теребил украшения, коими был завешан с ног до головы, и протирал рот после каждого быстрого глотка. — Неожиданный выбор, — сказал Калисто, проследив мой взгляд, — и чем же тебя так заинтриговал мой счетовод? — Он мерзкий, — выпалил я первое, что пришло мне в голову, — то есть… я имею ввиду... я не знал, что такие бывают среди бессмертных. — Интересная реакция, — он внимательно посмотрел на человека, который почувствовав наш интерес, ещё более сжался и, не зная, что теперь делать, начал топтаться на месте не в состоянии решить, как поступить, — ты только что спокойно беседовал с Астером, не моргнув и глазом, но уродом считаешь именно его? — Астер… он другой. Он ужасающий, страшный… но не знаю… гармоничный... что ли. Его уродство не вызывает отвращение, а даже немножко... завораживает. Он как будто специально создан для того, чтобы быть таким, и это прекрасно, — я, немного смутившись, поднял на Него взгляд, — ты же понимаешь, о чем я? — Прекрасно понимаю, мальчик мой, — в его глазах светилась радость, — это одна из причин, по которой мы с ним ладим. Честно признаться, многие из его клана вызывают во мне такой прилив ненависти и желания стереть их с лица земли… но Астер, как ты правильно заметил, настолько ужасен, что даже красив. — А этот, — я указал на толстяка, который наконец-то решившись, неуклюже пробирался к нам через толпу, — он тоже один из Носферату? — Ах если бы, — он наклонился ближе, почти касаясь губами моего уха, будто решил рассказать какую-то тайну, — он такой же, как и мы. Тореадор. — Но как?! — выкрикнул я, отчего несколько человек обернулись в нашу сторону. — Сам иногда задаюсь этим вопросом. Но пути Её неисповедимы. Ну что? Пойдём знакомиться? — Я не хочу... — хотел было отказаться я, но Он уже взял меня за руку и повел в его сторону. — Да ладно, будет даже весело. Гости явно заскучали, так хоть какое-то развлечение. — Доброй ночи, Мараф, — неожиданно уважительно и серьезно поздоровался Калисто, от улыбки на его лице не осталось и следа. — Позволь представить тебе моего мальчика. — Очень рад! — ошалело и совсем потерявшись, проскрипел тот. Голос его полностью соответствовал внешности — был такой же бесформенный, неприятно высокий и, казалось, что ему не хватает воздуха, чтобы закончить слова. — Безумно польщен! — Фабио, — он провёл рукой по моей спине, немного подталкивая вперед, — не будь столь некультурным. Поприветствуй моего уважаемого друга как полагается. Я удивленно посмотрел на Калисто и увидел озорные искры в его глазах. Я помнил этот взгляд. Превозмогая брезгливость, я подошёл ближе, протягивая руку для поцелуя. Толстяк на секунду замер, как будто не решаясь. Вопросительно взглянул на меня, дожидаясь разрешения. Я кивнул, почти физически ощущая, как взгляд его мелких свинячьих глаз проникает мне под одежду. Хотелось спрятаться, но Калисто ведь хотел этого? Тем более он рядом, что может со мной произойти в его присутствии? Я уже готов был почувствовать прикосновение толстых губ, которые он зачем-то облизнул перед тем, как наклониться, как рука Калисто промелькнула рядом, хватая того за горло. — Мараф, тебя разве не учили вести себя в гостях? — с нескрываемым весельем спросил Он. — По-хорошему, мне следовало бы снести тебе голову за такое… но, судя по мыслям, что роились у тебя в голове, думаешь ты явно не ей. — Но как же?.. — он промямлил что-то, пытаясь оправдаться. — Мальчик же сам... — Ты хочешь сказать, что это Фабио заставил тебя представлять все эти извращения, глядя на него? Это он виноват? Ты думаешь, мне нужно наказать его за это? — спор привлек внимание. В зале стало значительно тише. — Нет, я не это имел в виду! — он взвизгнул, из-за чего ещё больше стал похож на свинью. — Это всего лишь мысли! Я бы никогда не сделал ничего подобного! — Конечно же, не сделал, но я предпочту перестраховаться. Да и тебе станет намного проще, если у тебя даже способа не останется, не правда ли? — Я… что вы имеете в виду? — его трясло. — Пожалуйста! — Ты же хороший гость? Ты сам это сделаешь? — он протянул ему изогнутый нож, который здесь использовали для надрезки мяса. — Так сказать, покажешь пример своей преданности всем собравшимся? — из-за спины раздался радостный хохот Дарагхагара, повторенный десятком голосов его чайлдов. — Тем более, поверь, тебе так станет намного проще. Ты наконец-то начнешь думать головой, а не своим похотливым отростком. — Нет, пожалуйста, — почти плача, проговорил он, отступая на пол шага назад, — я не смогу. — Ты хочешь, чтобы я это за тебя сделал? — почти ласково сказал Калисто, вкладывая нож в его трясущуюся ладонь. — Боюсь, я не настроен прикасаться к твоей туше, но я думаю… если ты хочешь… мы можем что-нибудь придумать. — Нет! Только не это! — теряя голову от паники, прокричал Мараф, сжимая рукоять ножа. — Я сам! — Калисто! Давай избежим крови, у тебя такие прекрасные полы, — услышал я голос цимисха. — Я с радостью окажу твоему другу услугу. Он будет там ровный, как мраморная кукла. Могу для верности вообще убрать все отверстия, дабы ты не переживал! – хохот разорвал зал. — Ну что ты, Дарагхагар! Как так можно? — лилейным голосом ответил Он. — Мараф — наш друг. Разве мы можем лишить его единственной радости? Тем более он сам этого захотел, правда? — он посмотрел на Марафа, который трясущимися шагами выходил на импровизированную сцену в центр зала. Я стоял, не зная, что делать. Калисто был рядом, обнимая меня сзади, не давая отвести взгляд от происходящего. Мараф стоял, ошалело глядя по сторонам. Десяток глаз уставились на него, наслаждаясь его страданиями и страхом. Он было мерзок, убог и жалок. Это всё было похоже на какой-то спектакль, но я никак не мог понять его суть. Вокруг начали раздаваться хлопки и подбадривания. Мараф поднял полы хитона, пытаясь одной рукой удержать его, но ему мешал живот, и ткань постоянно падала. В панике он перехватил подол зубами, открывая вид на дряблые бедра и кривое достоинство. Нож был не особо острый, поэтому ему пришлось повозиться. Он всхлипывал от боли и унижения. Кровь начала тонкой струйкой стекать вниз, капли разбивались о пол, становясь похожими на алые цветы, покрывающие белый мрамор. Он взвыл. Кусок плоти упал на землю, тут же разлетаясь прахом. Послышались радостные аплодисменты. — Ну вот, а ты боялся, — обратился к нему Калисто, когда публика поутихла, — не забудь убрать за собой. — Но как же? — он всхлипывал, всё ещё не придя в себя. — А как же слуги? — Ну не будем же мы их заставлять исправлять твои ошибки. Придумай что-нибудь. К нам подошел Астер, приглашая присоединится к их спору. Казалось, что все тут же забыли о произошедшим. Для них это был всего лишь ещё один вечер. Ещё одна постановка гениального творца. Я смотрел, как Мараф, скрючившись, пытается полой хитона протереть кровь с пола. Пятно только увеличивалось в размере, оставляя разводы на полированной плитке. Мне стало его жалко. Я сдернул скатерть с ближайшего стола. Калисто на это никак не отреагировал, только пожал плечами, удивляясь тому, что мне есть до этого дело. Я протянул ткань Марафу, ожидая увидеть в его взгляде злость или обиду, ведь по моей вине с ним это произошло. Но там не было ничего. Только тупая покорность, сметение и почему-то сочувствие… Человеку, ползающему на коленях в собственной крови, было меня жаль… Остаток ночи я не запомнил. Калисто ввел меня в круг своих друзей, они о чем-то радостно говорили, обсуждали, спорили, но всё, на что хватало моих сил — это кивать в нужный момент и вымученно смеяться, когда кто-то начинал шутить. Они мне не нравились. Я сидел, слушал их пугающие рассказы и отвратительные истории и мечтал лишь о том, чтобы этот вечер как можно быстрее закончился. В моей голове никак не укладывалось, как эти мерзкие, высокомерные, злобные в своем изврещении существа могут нравиться Ему? Как его тонкая чистая душа может желать общения с ними? Я почти не сводил глаз с его лица, в надежде найти там следы отвращения или гнева, но он оставался совершенно спокоен. Калисто почти не говорил, лишь изредка вставляя пару слов. Весь вечер он не отпускал мою руку, и только это позволило мне досидеть до конца. — Ты не выглядишь счастливым, - сказал Он, когда мы уже спускались в наши покои, — тебе не понравился праздник? — Нет! Всё было прекрасно, просто я… это было... странно… всё оказалось не таким, как я себе представлял. — А какими ты их представлял? — Не знаю… какими-то особенными… — Эх, а я так старался подобрать для тебя самых необычных представителей, даже не знаю, что может тебя удивить. — Я не это имел ввиду… да, они необычные… но такие… не возвышенные. Я думал, они будут похожи на тебя. — Это маловероятно, — он улыбнулся, наигранно перекидывая волосы через плечо, — таких прекрасных созданий, как я, ты никогда не встретишь. — Дело не в этом, — я замолчал, пытаясь подобрать слова, — дело не только в красоте. Я знаю, что ты самый прекрасный из всех и нет на свете никого, способного соревноваться с тобой. Но ты настолько грациозен, умен, талантлив… я думал, они должны быть такими же. Отличаться от обычных смертных не только внешне, но и внутренне. Желать чего-то возвышенного, прекрасного, масштабного. А они весь вечер обсуждали еду, секс и битвы. Я думал, что коли над ними теперь не властно время, то они могут положить его на угоду совершенства мира. Бесконечные знания, сила, власть — возможности, которых нет у обычных смертных. Ты лишь волею и умом своим смог воздвигнуть город, равного которому нет... а они… я не понимаю. — Долгая жизнь не делает из тебя другого человека, мой мальчик. Время похоже на яркий свет. Оно выжигает полутона, возводя в абсолют то, что было основой твоей личности. Те, кто при жизни мечтал о власти, становятся тиранами. Те, кто искал знаний, отрекаются от жизни в угоду теории и бесплотным попыткам осознать мир. Те, кто искал развлечений, перестают видеть реальность, жизнь для них становится очередной игрой. — Но почему? Я не понимаю! Мы все рождаемся с низменными желаниями. Дети хотят лишь есть и играть, но когда человек взрослеет, знания меняют его разум, заставляя задуматься о великом и прекрасном. Как можно прожить не одну жизнь и не измениться? — Я не говорю, что они не меняются. Просто это изменения идут не в разнообразие, а в силу. То, что радовало и кормило их души в самом начале пути, уже не трогает. Для того, чтобы продолжить что-то ощущать, тебе приходится искать всё более сильные возбудители. Те, кто раньше был рад простой битве, уже с трудом удовлетворяются уничтожением армий и государств. Те, кто наслаждался любовью одного, не может представить свою жизнь без поклонения многих. И так во всём. — Но как так можно? Радость, она же многогранна! Я счастлив, получая новые знания. Те истории и мысли, что даруешь мне ты, сводят меня с ума. Я радуюсь, когда смотрю на произведения искусства, что ты создаешь. Я теряю голову от удовольствия, от твоих ласк в моменты, когда плоть влечёт меня за собою. Как можно отказаться от столь многого в угоду одному? Убери одну из этих радостей, и я с легкостью заменю её другими. Уничтожь стремление, и я начну искать его в ином! Почему они так не могут? — Потому что многие уже забыли, каково это радоваться и хотеть чего-то иного. — Но это же не правильно! Неужели я стану таким же? — Станешь? Неужели сейчас ты отличаешься от них, моя любовь? Что, у тебя нет страсти, что туманит твой разум и направляет все действия? — он улыбнулся, проводя рукой по моим волосам. — Конечно, нет! — я вздернул голову, возмущаясь такому предположению. — Я мечтаю о многом! Я хочу изучать мир, создавать шедевры, проникать в тайны и наслаждаться жизнью вместе с тобой! — А теперь представь, — он наклонился ближе, касаясь мягкими губами мочки моего уха, — что меня нет. Нужен ли тебе этот мир без меня? От одной мысли, что я могу остаться один, земля ушла у меня из под ног. Я замер на полуслове, так и не найдя, что ответить. Руками обвивая его шею, как будто боясь, что если сейчас отпущу, он может растаять в воздухе. — Ты весь дрожишь, — он притянул меня ближе, крепко обнимая, — неужели тебя так страшит перспектива всю оставшуюся жизнь провести со мной? — Это будет величайшим счастьем. — Тогда стоит ли переживать? — А какова твоя страсть? — спросил я, после долгого молчания. — Неужели ты ещё не догадался? — он перевел взгляд на моё лицо. В его глазах плясали блики огней факелов, отчего казалось, что мой лик охвачен пламенем. — Абсолютная красота.