Ты неси меня река

      Проснулся он от того, что мочевой пузырь призывно заныл, требуя внимания к себе, а руки совсем онемели в одном и том же положении несколько часов подряд. Еще и машину мотало как в барабане стиральной машинки, из-за чего, оставленного без зрения, Ника быстро укачало, а боль в плечах стала совсем невыносимой. Он терпеть не мог такую боль: глубокую, будто выкручивающую суставы. Ник еще пару минут подождал, не желая позориться просьбами остановить игру, но все тело выкручивало в одном и том же неудобном положении, а внизу живота все сжалось, но теперь отнюдь не от возбуждения. Бутылка воды, насильно влитая в него, явно давала о себе знать, просясь наружу, а он ничегошеньки не мог сделать, даже подглядеть в щелочку, чтобы оценить, сколько еще осталось ехать.       Просить Александра остановиться было жутко стыдно. Для этого еще и придется ставить игру на паузу, а Ник только-только почувствовал настоящие стыд и беспомощность… И все же в туалет хотелось нестерпимо, но спросить было невозможно унизительно. И от привкуса этого «унизительно» Нику снова стало жарко. Ему было плохо, но от этого же и хорошо, дико возбуждающе. Александр заковал его как следует, без какой-либо возможности выбраться, и сделал полностью зависимым от себя. Обо всем, даже об удовлетворении элементарных естественных нужд, нужно было просить: попить, поесть, сходить в туалет, да даже почесать нос, который и после сна не успокоился — все это мог ему разрешить только Александр, любимый, желанный и очень жестокий, самый лучший…       Ник хотел растянуть этот момент как можно дольше, но боль внизу живота достигла пика, а позориться до конца он был не готов. Туалетная тема все еще горела для него ярко-красным триггером; он был все же за то, чтобы отделять мух от котлет и делать секс не то чтобы стерильно-чистым, как с обложки журнала, но хотя бы не таким невыносимо отталкивающим. В представлении Ника, все должно быть естественно, но естественно-страстно, а не естественно-противно — уж последнего ему и в тюрьме хватило, и Александр знает об этом, поэтому не должен жестить. Помявшись еще пару минут, Ник стиснул зубы и глубоко вдохнул. Просить о таком было жутко стыдно, но деваться некуда, ему не оставили выбора да и остановки в ближайшее время явно не предвиделось. — Хозяин? — окликнул он, чувствуя, как горят щеки. Правда хотел сказать как можно быстрее, не растягивая момент позора, но слова застряли в горле, мешая даже нормально дышать. — Да, детка? — ответил Александр как ни в чем не бывало, и Нику стало еще невыносимее говорить о своей проблеме. Но выбора не было. — Мне нужно в туалет. Можно остановиться? — сказал он полушепотом, тут же закусив губу. Он чувствовал себя хуже некуда, опущенным ниже плинтуса. Опущенным… Это слово до сих пор наводило на нехорошие мысли. — Почти приехали, потерпишь, — бросил Александр тут же, и Ник готов был завыть от несправедливости. На все его капризы до этого любимый отвечал согласием, особо и не задумываясь, но именно сейчас, когда ему очень надо, вдруг решил поиграть в строгого господина — полная катастрофа. — Но пожалуйста, Хозяин, мне очень, очень… — захныкал Ник, сгорая от стыда, но понимая, что иначе никак. Дальше только стоп-слово, которое неприятно для них обоих. Ник будет чувствовать себя недостаточно выносливым, а Александр станет винить себя за то, что перегнул палку, и хорошо если это не закончится для них обоих дропом. Поэтому Ник решил до конца придерживаться роли. — Я сказал, потерпишь. Заткнись и не действуй мне на нервы, детка, иначе придется закрыть тебе еще и рот, — слишком жестко, не оставляя ни единого шанса для любых «но», одернул его Александр, и Ник запрокинул голову, пытаясь справиться с накатившим желанием остановить эту игру немедленно, пока его мочевой пузырь еще держится, но абсолютно точно скоро лопнет. — Я скажу стоп-слово, — пискнул он спустя пару минут. Он чувствовал, что вот-вот опозорится, а Александр как-то слишком вжился в роль и не собирался давать поблажек. — А я уже сказал закрыть свой рот и не открывать его, пока не разрешу. Не смей качать права, детка, не в твоем положении. Я предельно ясно объяснил правила, и твое дело — быть послушным, ласковым мальчиком, который только просит, умоляет и красиво кричит. Никаких стоп-слов, они тебя будут только отвлекать, — медленно сказал Александр, наслаждаясь не то что каждым словом, каждым звуком своей жестокой, пробирающей до мурашек, речью. — Простите меня, Хозяин, пожалуйста… — завыл Ник, окончательно сдаваясь. Александр лишь самодовольно хмыкнул, наслаждаясь своей властью.       Ник сжал зубы, чуть не плача от сложившейся ситуации. Сценарий с настоящим, не половинчатым, маньяком, который не понимает стоп-слова и распоряжается его телом по своему усмотрению, был для Ника самым вкусным из возможных. Он на эти два дня и не человек вовсе, просто кукла, очень послушная, ласковая и с прекрасным голосом, но его желания Хозяину до лампочки. Это прекрасный сценарий, но не доводить же все до абсурда гиперреалистичностью! Александр ведь и сам не обрадуется, если они испачкают машину. Как бы они ни хотели острых ощущений, это ведь игра, которая закончится рано или поздно, а последствия никуда не денутся, и лучше бы их было поменьше. Александра пока не волновали такие мелочи, но именно Нику потом убирать грязь и лечить психологические травмы от таких игр.       А то, что это все закончится для него психологической травмой, Ник даже не сомневался. Туалетная тема в табу, но не сумасшедшему маньяку, в которого превратился Александр, об этом было напоминать. Ни стопов, ни табу, ни каких-либо предпочтений — личность Ника просто стерли, и это было и приятно, и возбуждающе, но так страшно. Самое настоящее согласованное несогласие, которое требовало полного отключения головы и безоговорочного доверия. Хозяин может сколько угодно кошмарить, но никогда не сделает того, что окажется действительно слишком, очень любит и знает до последней клеточки, чтобы так оступиться. Скорее подведет к самому краю, заставит поверить, что толкнет, а в итоге остановится в последний момент. И зная это, не сомневаясь ни на секунду, что точно так все и будет, Ник все равно не мог отделаться от мысли, что именно для этого сценария он недостаточно сильный и вот-вот все обернется катастрофой.       Александр остановился, как раз когда Ник практически готов был смириться с провалом. Еще немного, и он бы сдался, окончательно унизившись, но как только машина затормозила, немного воспрял духом и задергался, самым прозрачным образом показывая Хозяину, что совсем на грани. А тот будто специально медлил, переходя на другую сторону машину, открывая дверь, звеня ключами от наручников… Ник уже ненавидел его за это копошение, поэтому, как только любимый наклонился, чтобы расстегнуть наручники, подставив плечо, не смог удержаться и не укусить, почувствовав на языке соленый привкус пота. Александр зашипел и дернулся, чуть не выставив своему нижнему зубы, и сжал его запястья еще сильнее, не позволяя освободиться никаким образом; резко наклонил его и вновь защелкнул наручники, теперь уже за спиной, а после за кольцо в ошейнике выволок из машины, ничуть не церемонясь. Ник завыл от боли и сразу же пожалел о содеянном, вот вечно его импульсивность выходит ему боком.       «Вот же лицемерная сука!» — выругался Александр, сгибая его над бампером и одним движением сдергивая шорты до колен, а руки в наручниках при этом поднял вверх, выкручивая в дыбу. У Ника слегка закружилась голова от таких резких движений, в то время как повязка на его глазах все еще сидела плотно, не пропуская ни единого лучика, что делало его еще более беспомощным. Он дрожал, ловя каждый вздох своего Хозяина, ожидая самого худшего. Он и сам себя готов был убить за этот нелепый укус. Ничего не добился, кроме того, что разозлил Александра и только отсрочил разрешение сходить в туалет. Вместо этого оказался в унизительной позе и чувствовал властную руку на своих ягодицах, которая прописала ему пару тяжелых шлепков. В целом, очень заслуженно. А что незаслуженно, так это звук выдавливаемого лубриканта и пальцы в скользком геле между ягодиц. Ник попробовал извернуться и уйти от проникновения, зажаться, но качественная смазка не оставила ему ни единого шанса.       Это был не секс, а именно что наказание, как на зоне когда-то: отыметь человека, чтобы утвердить свое главенство над ним. Без возбуждения, без страсти, даже без особых прикосновений. Ник пискнул, снова пытаясь сняться с пальцев Александра, но безуспешно, его держали крепко и так же резко ввинчивались в анус, не реагируя ни на какие попытки вытолкнуть. И все же это было странное изнасилование, с попыткой нормально растянуть и даже принести удовольствие, потирая большим пальцем простату. Ник неизбежно возбуждался, но не прекращал попытки вырваться, потому что руки просто выкручивало из суставов, а внизу живота тянуло болью. Нужда никуда не делась, а в таком согнутом положении даже усилилась, но Александр был беспощаден, надавливая на простату до искр из глаз, добавляя второй палец, хорошенько разрабатывая вход, и третий, явно подготавливая к сексу, но как-то слишком медленно, прямо-таки издевательски, чуть не доводя до оргазма только рукой.       Повязка промокла и прилипла к глазам, тело тряслось от напряжения, а эрекция стала просто каменной, а Александр все давил и давил, тер, постукивал, и Ник наконец расслабился, расставив ноги и прогнувшись в пояснице. «Ах, Хозяин, пожалуйста-а-а!» — проскулил он, растягивая последнюю а в несдержанный пошлый стон, но Александр был глух и действовал по заранее намеченному плану, расстегнув свою ширинку только минут через десять с начала экзекуции, когда Ник уже весь горел и готов был умолять о разрешении… Он и сам не знал, чего теперь хотел больше: чтоб Александр отстал от него и позволил-таки облегчиться или довел до оргазма, а уже потом… Думать о чем-либо в таком состоянии было невозможно, только отдаваться, в каждом движении, каждой клеточкой самому родному, любимому и желанному мужчине.       Они так долго ждали возможности остаться наедине, что Ник не мог оторваться и всерьез задуматься о стоп-слове. Да и Александр бы его не услышал, не когда уже приставил горячую влажную головку ко входу и мягко надавил, проникая внутрь. Ник громко простонал, выгибаясь, и сильно сжал ноги, пытаясь то ли снова вытолкнуть, а то ли ярче прочувствовать ощущения. Его насиловали, но делали очень приятно, неизменно попадая по простате при каждом резком и сильном толчке. Никогда прежде Александр не уделял столько внимания его удовольствию и не заботился о том, чтобы каждая фрикция отдавалась в голове мини-фейерверком. Главным в их сексе всегда были эмоции, а физика постольку-поскольку. Нику нравилось ощущение давления над собой, «отыметь» для него всегда значило нечто большее, чем стимуляция эрогенных зон, но когда все вместе, да еще и так интенсивно…       Пальцы Александра впились в руки, выводя их чуть не к самой голове, а вторая, небрежно проехавшись сверху вниз по торсу, нашла и стиснула уже совсем готовый сверхчувствительный член. Ник взвыл, снова дернулся, задышал мелко-мелко сквозь зубы в тон Хозяину, который стал двигаться еще жестче и агрессивнее. От двойной стимуляции Ник чуть не спустил в ту же секунду, но каким-то чудом сдержался, все еще надеясь на разрешение, но куда уж там! Александру было точно не до этого, он явно вознамерился вбить его в бампер грубыми фрикциями, при этом так крепко сжимал его член, словно пытался оторвать. Ник продолжал вырываться под ним, но уже как-то по инерции, потому что сам ловил кайф от себя, такого несчастного, силой принуждаемого к сексу. Если бы только мочевой пузырь был не таким наполненным, вот-вот готовым выплеснуться чуть ли не вслед за оргазмом — и этого Ник боялся больше всего на свете. Только представив себе это, он готов был провалиться на месте от стыда.       «Хозяин, пожалуйста, пожалуйста…» — продолжал тянуть Ник заплетающимся языком, уже не вполне понимая смысл слов, но прекрасно понимая, что совсем на грани и вот-вот не выдержит абсолютно все: от мочевого пузыря до нервов, и закончится это все дропом, и вообще… Ник отрывисто вскрикивал на каждый толчок, отчаянно пытался сжимать ноги, чтобы остановить неизбежное, пытался соскочить с члена и вырваться из крепкой хватки — да много чего пытался, но в итоге выгнулся, коротко затрясся, на секунду даже перестав дышать, и выплеснулся в крепко сжатую ладонь Александра. Только густой тягучей спермой, что несказанно порадовало его, но без разрешения, еще и раньше Хозяина, за что однозначно обязан получить наказание. Но пока Александр не остановился, даже, кажется не обратил внимания на такие мелочи, продолжая двигаться, как поршень.       Его твердый толстый член долбился в припухшую простату, а кулак продолжал надрачивать Нику, будто не чувствуя, насколько проще стало скользить по свежей сперме. Ник завизжал и стал вырываться с удвоенной силой, для него, сверхчувствительного после оргазма, такая стимуляция была слишком интенсивной, болезненной, прямо-таки невыносимой. Он обязательно сказал бы стоп-слово, если бы только мог в таком состоянии что-либо говорить. Он только выл и дергался, кричал во всю глотку, но ни то, ни другое совсем не помогло ему вырваться. Они были в глухом лесу (в нос бил терпкий запах нагретых на солнце еловых веток и смолы), так что ори-не ори — бесполезно. Александр убьет его здесь, затрахает до смерти и выбросит, и ничего ему за это не будет — по крайней мере, так думал Ник, не прекращая еще более ожесточенные попытки вырваться потому, что понял: совсем чуть-чуть, и его мочевой пузырь не выдержит.       Ник держался до последнего, он не хотел унижаться — только не так! Но ни выбраться, ни попросить стоп он был просто не способен, только упираться носом в обжигающе-горячий бампер, удовлетворяя животное желание Хозяина и из последних сил стараясь оттянуть неизбежное. В уретре свербило от желания облегчиться, внизу живота все болело и тянуло, мышцы между ног сжались до дрожи, а член Александра толкался прямо в переднюю стенку кишки, делая ощущения переполненности только острее и невыносимее. Ник в последний раз отчаянно дернулся и с ужасом почувствовал, как по ногам, по приспущенным вместе с трусами шортам и металлическому боку автомобиля с облегчением потекло горячее и гадкое. Хозяин не прекращал дрочить его полувставший ноющий член, а он сам не мог прекратить мочиться.       Ник разрыдался, окончательно сдаваясь. Александр продолжал толкаться в его раскрытую податливую дырку, а он распластался под ним, красиво расставив ноги, отклячив задницу и справляя под себя малую нужду, сотрясаясь от новой волны чего-то вроде второго за сегодня оргазма, невероятно продолжительного и практически такого же интенсивного, как первый. Ему было хорошо. Больно, стыдно, плохо, но хорошо, и уже это его мозг отказался воспринимать как реальность. Какие-то там мысли, чувства по этому поводу даже не возникали в голове, он только скулил, наслаждаясь физическими ощущениями, расслабился, раскрылся и больше не предпринимал попыток сопротивления, пока Хозяин не закончил иметь его. Член Александра стал совсем горячим, дрогнул и выплеснулся в самое нутро, и даже тогда Ник не смог прекратить мочиться, сгорая от стыда, но будто абсолютно забыв, как контролировать свое тело.       Александр замедлил фрикции. Он не любил после оргазма прекращать все резко, напротив, продолжал двигаться, пока эрекция не опадала, смакуя послевкусие. Состояние Ника его ни капли не пугало и уж тем более не вызывало отвращения, напротив, он с силой надавил ему на низ живота, вызывая тихий писк и не позволяя прекратить свой позор, пока не выплеснет все до капли. Он даже отпустил руки, позволяя своему нижнему совсем расслабиться, прямо-таки растечься по машине — все равно, настолько униженный и прямо-таки уничтоженный, тот не мог даже двинуться с места, не то что сопротивляться и куда-то бежать. Ник прерывисто дышал ртом, сгорая от стыда и больше не противясь воле Хозяина, напротив, сам стал сжимать внутренние мышцы, чтобы поскорее закончить это унижение.       Когда люди долго живут вместе, такие физиологические подробности не вызывают такого уж шока, но Ник и в страшном сне не мог представить, что их секс когда-нибудь закончится вот так. Но не возмущался. Не в его положении было возмущаться. Он прекрасно усвоил урок: он слабый, опущенный ниже плинтуса и не контролирует буквально ничего, даже собственное тело. Зачем такому слабому, ничтожному существу свобода? Все в руках Хозяина, только он может собрать весь этот хаос и слепить из него нечто похожее на человека. Ник всегда был таким, но все что-то хорохорился, задирал подбородок не по статусу и смел еще качать права — дурость, самая настоящая дурость. Как он мог забыть, где на самом деле его место? Только снизу, в ногах у Хозяина.       Поэтому, когда Александр вышел из него и из растянутой дырки Ника потекла сперма, тот даже не дернулся. Опускаться ниже было некуда, поэтому он не стеснялся плакать, пропитывая насквозь повязку на глазах, и дрожать от переполняющих эмоций разного толка. В основном, конечно, он чувствовал титаническую усталость и был готов отрубиться прямо так, лежа на бампере задницей кверху, что он непременно бы и сделал рано или поздно, если бы Александр не вернулся через несколько минут, подхватив его, чтобы поставить на ноги. «Сможешь идти?» — спросил он, снимая повязку, и Ник кивнул, хотя до него не сразу дошёл смысл фразы. Его все ещё не отпускала измененка, утапливая в деперсонализации, и в его голове не укладывалось, как Хозяин может говорить с таким грязным ничтожеством.       Но он говорил: что-то о том, какой Ник умничка, сильный, послушный, вот только прежде чем уложить отдохнуть, его надо искупать, а тут рядом как раз и речка, а Хозяин и рад отнести его на руках, но как-то все-таки далековато, лучше уж Ник сам, аккуратно и медленно, спустится по небольшому склону к песчаному пляжу. Ник все вроде и понимал, и не понимал одновременно. Гнулся, как кукла, пока с него снимали штаны и наручники, затем футболку и в таком голом виде повели к водоёму, чтобы завести по грудь в прохладную воду и хорошенько умыть, предусмотрительно придерживая под мышки. Нику не хотелось даже думать, от чего именно его в этот момент так усердно отмывали, и он решил вообще не думать, отдаваясь рукам Хозяина.       В конце концов Александр вывел его из воды и сразу уложил на заблаговременно расстеленный пляжный коврик, закутал в полотенце и обнял, пока Ник пытался прийти в себя. Почему-то в руках Александра у него это никак не получалось, он то и дело соскальзывал в нервную дрожь и странный туман в голове, прикрываясь которым его психика, видимо, защищалась от окончательного и бесповоротного осознания произошедшего. К тому же, любимый хоть и пытался обращаться с ним нежнее, но его все ещё крыла измененка, и, реагируя на беспомощность Ника, его то и дело подмывало грубо схватиться за зад или запустить пальцы во влажные волосы, больно оттянув у корней — невинные сами по себе жесты, которых не испугался бы и самый нежный ванилька, но раздавленный предыдущим экшеном Ник откликался на них слишком сильно, вновь и вновь утопая в деперсонализации. — Не трогайте, пожалуйста, — пискнул он, надеясь, что это не будет принято за дерзость. Ему и так всего было слишком, больше его раздавленное катком сознание просто не выдержит и дропнется. — Ты как, маленький? — спросил Александр, убирая руки, но оставшись лежать рядом, повернувшись на бок, чтобы смотреть в глаза. Ник недовольно завозился, прикрывая голову краем полотенца — сейчас он был совсем не настроен на диалоги. — Надо переварить… наедине с собой, — насилу сформулировал он, отмечая, что слова и простое человеческое общение все же приводят его в чувства лучше любых обнимашек. Его мозг был твердо убежден, что с опущенными так ласково не разговаривают и самочувствием не интересуются, а раз уж Хозяин так спокойно общается с ним после всего, то, значит, произошедшее не повлияло на отношения между ними. Игра, это всего лишь игра. — Мне оставить тебя? — спокойно предложил Александр, совсем выходя из роли, и мысли Ника снова закоротило. Он все еще не до конца пришел в себя и не мог понять, как похититель может спрашивать у жертвы, оставить ли ее без присмотра. Речка-то узкая совсем, можно и переплыть, а потом сразу в бега, в лес… не то чтобы Ник собирался это делать, но по сценарию выходила какая-то глупость. — Не нужно, пожалуйста… Будь рядом, просто… не ожидал такого, — залепетал Ник путано, и Александр понимающе усмехнулся. — Я тоже от себя не ожидал, — признался он. — Я помню про табу, но у тебя «красный» на чужие испражнения, а твое мы не обсуждали… К тому же, тебе, кажется, понравилось, — будто оправдывался он, и Ник закусил губу, пытаясь разобраться в своих чувствах. Пожалуй, его больше шокировала не сама моча, а то, с какими эмоциями Хозяин довел его до недержания, как методично и жестоко тот ставил его на место каждым движением. — Я пока не готов об этом думать… И, очень прошу, никому об этом и на паблик выносить не надо, это невероятно стыдно, — шепнул Ник, боясь, что даже в лесу их кто-то может услышать. — Не буду. Я сам пока в шоке, надо осмыслить, — хмыкнул Александр с видом «Ты за кого меня вообще принимаешь?!» Ник улыбнулся в ответ. Теперь ему было гораздо легче, и он сам подполз к любимому, обнимая его руку; вторая тут же оказалась у него на затылке, ласково приглаживая волосы. — Но вообще, мы можем повторить это как-нибудь… не на паблике, естественно, — шепнул Хозяин как самую страшную на свете тайну.       Ник серьезно задумался. Если ему было стыдно обмочиться во время секса, а ведь он жертва, которую буквально заставили, отрезав все возможности сохранить лицо, то насколько же было сложнее его Хозяину, который собственными руками довел до этого? Ника просто изнасиловали в извращенной форме, и можно было спокойно представить себе, что он самый бедный и несчастный и ему совсем не понравилось (хоть это было и трижды неправдой), а у Александра стояк был просто каменный, и кончил он в униженное, грязное тело, и теперь не мог сделать вид, что совсем тут не при чем. А еще и предлагал повторить при случае. И Ник прижался к любимому ближе и ласковее, чтобы успокоить и показать, что все нормально, он понимает и не осуждает, и пусть пока не готов принять это как что-то само собой разумеющееся, все равно разделит с ним ответственность за это безумие.       Они оба вот такие, на голову стукнутые, поэтому и выехали в лес на выходные совсем не только для того, чтобы шашлыки жарить. Что Александр выпорол бы его до кровавых гематом, согнув над бампером, что поигрался бы ножом, нашептывая всякие ужасы, что настолько грязный секс — все одно, девиантное и однозначно обществом осуждаемое. И еще не ясно, что хуже с точки зрения морали. Да и какая нафиг разница, раз уж они любят такие игры и обоюдно кайфанули? Теперь-то уж точно жалеть не за чем, только зря рушить послевкусие прекрасного экшена, о котором если никто не узнает, то тем более не страшно. Интимное на то и интимное, чтобы оставаться для удовольствия двоих, подальше от чужих глаз и мнения. Именно так и сказал Ник, забираясь на своего Хозяина с руками и ногами, а тот нервно засмеялся, соглашаясь. Только уточнил, не собирается ли любимый дропнуться в честь такого знаменательного события, и Ник ответил, что скорее всего нет.