***
Гэвин не знал, как вести себя с Ричардом после произошедшего в пятницу. Часть его — должно быть, самая рациональная часть — утверждала, что ничего такого уж страшного, прямо-таки непоправимого, не случилось, и можно подзабить на это болт; но другая часть, испуганная, взбешённая, ненавидящая и ещё самую малость… Нет. Тут он всегда запрещал себе додумывать эту преступную мысль. Словом, та часть Гэвина Рида, которая, очевидно, отражала его сомнения и страхи, требовала расставить все точки над i. Поговорить с Ричардом. Убедиться, что между ними ничего не изменилось. Что то, что они оба почувствовали и поняли в тот день, ничего не значит. В конце концов, просто сказать: «Чувак, давай сделаем вид, что ничего не было?» Примерно это Гэвин, задыхающийся и запинающийся, а ещё старательно пялящийся в сторону, а не на каменное ебало Ричарда Стерна, и пробормотал. Практически выдавил из себя каждое слово, звучавшее разумно и одновременно с этим странно, пугающе, чудовищно неправильно. — Сделаем вид, что ничего не было, — спокойно повторил Ричард. Рабочий день давным-давно подошёл к концу, и все коллеги покинули участок; остались только они: Гэвин, с горящей жопой дописывающий квартальные отчёты, и Ричард… Да какая ему разница, на кой чёрт здесь торчал Ричард! Минуту назад Гэвину показалось очень умным и здравым заговорить с ним о произошедшем сейчас, вдали от любопытных глаз и ушей. Теперь же, когда Ричард отвлёкся от своего компьютера, поднял голову и уставился на Гэвина этим своим немигающим взглядом питона, тот как-то сразу понял, что идея была дерьмовой. Во всём, начиная с темы для обсуждения и заканчивая тем, что они были в отделе совершенно одни. А значит, Ричард мог… — Да, именно так, — с вызовом произнёс он, не без усилий отогнав красочную картинку того, что именно Ричард мог. — У тебя с этим какие-то проблемы? Ричард холодно улыбнулся. У него были жуткие улыбки, которые делали его и без того невыразительное лицо практически мёртвым и очень, очень жутким. Или так казалось Гэвину, который нервно сглотнул и вжался в спинку своего кресла, когда Ричард склонил голову набок? Чёрт, у них столы были друг напротив друга, если бы Ричард захотел, то с лёгкостью дотянулся бы до него и тогда… Что — тогда? — Ну что вы, детектив Рид, — мягко прошелестел Ричард. — Никаких проблем. Гэвин вдохнул. Выдохнул. Неуверенно уточнил: — Значит, забыли и забили? Ричард кивнул. Взгляд у него был нечитаемый — препарирующий, сканирующий, разбирающий Гэвина на атомы взгляд. — Отлично, — пробормотал Гэвин, чувствуя себя всё более неуютно с каждым мгновением. — Отлично. Просто супер. Тогда я займусь отчётами, а ты… Пожалуйста, вали домой и не дразни мои рецепторы, практически способные тебя учуять. Блядские фильтры! Ричард пожал плечами. Гэвина передёрнуло, и он немедленно рассердился на самого себя — честное слово, что за идиотская реакция! Будто бы его тело ожидало, что Стерн вот-вот бросится на него с ножом! Или, что было гораздо вероятнее, будто бы его тело ждало чего-то кардинально иного. — Детектив Рид? — окликнул его Ричард некоторое время спустя, когда Гэвин, наконец довоевавший с отчётом и поднявшийся с места, буркнул что-то вроде «ну я пошёл» и шагнул к выходу. Гэвин замер, не рискуя повернуться к Ричарду лицом, и еле слышно отозвался: — А? — Мне понравилось, — скучающим тоном, так, будто рассказывал подробности очередного дела, сообщил ему Ричард. — Что? — Гэвин всё же обернулся — и вздрогнул от того напряжённого взгляда, которым его наградил Стерн. Ричард улыбнулся, но глаза его остались прежними, голодными, усталыми и ищущими, когда он легко, словно бы играючи бросил: — То, чего не было. Гэвину плеснуло в лицо жаром, он сдавленно выругался и торопливо вышел из отдела, надеясь, что это не похоже на бегство.***
— …а потом я предложил забить на это, и он вроде как согласился, слава, блядь, богу, потому что если бы нет, клянусь, я бы прострелил ему коленную чашечку. Кухня у Элайджи и Хлои была просторной и светлой, полной солнца и уюта, и Гэвин на самом деле любил здесь бывать, хотя редко принимал регулярные предложения брата заглянуть к ним на чай. А тут вот — притащился, прямо с работы поехал, предупредив изумлённого Элайджу, что у него внезапно «поменялись планы». Никаких планов у Гэвина не было. Ни на то, чтобы встретиться с братом, ни на что-либо другое. Просто сейчас ему… вроде как нужен был совет. Хотя бы слушатель. Быть может, способный что-то ему подсказать. Потому что Гэвин больше не знал, что с ним происходит и как это контролировать. Потому что в их последнюю встречу доктор Уилсон назвал его безответственным идиотом, и это было обидно, но, в общем-то, по существу. Потому что Ричард с лёгкостью согласился на его условия игры и не приближался к нему кроме как по рабочим вопросам, и Гэвин должен был испытывать по этому поводу облегчение, а испытывал разочарование. — Подожди-подожди, — произнёс Элайджа, хлебнувший чаю во время торопливого и сумбурного монолога Гэвина, пересказывающего последние новости, поперхнувшийся им где-то на части про пятничный инцидент и только теперь сумевший откашляться. — Ты его поцеловал? — Ну да, — буркнул Гэвин и агрессивно захрустел песочным печеньем. — Но я типа не хотел. Это случайно вышло. Ложь, едко прокомментировал это ехидный голосок в его голове. — Случайно вышло, — медленно повторил Эл, не сводя с него странного задумчивого взгляда. — А потом ты предложил об этом забыть. — Так точно, — подтвердил Гэвин. — Он, конечно, всё равно не упустил возможности ляпнуть какое-то дерьмо напоследок, но… хотя бы не стал спорить. Я даже удивлён. Думал, Стерн мне весь мозг этим вынесет. Будет рассказывать про то, что я придурок и не справляюсь, как будто… — Не знал, — тихо, но весомо уронил Элайджа, теперь глядя в какую-то точку чуть выше его левого плеча, — что ты способен на такую жестокость. Гэвин опешил. Он с лёгкостью смог пропустить мимо ушей лекцию доктора Уилсона, уверенного, что он роет им с Ричардом могилу своими глупыми выебонами (и уж Стерну-то могилу Гэвин вырыть был не прочь); привычно проигнорировал странное тянущее ощущение в животе, когда закинулся тремя таблетками блокаторов вместо двух; без особенных затруднений оправдал свой очередной срыв, в результате которого он довёл новенькую стажёрку до слёз из-за недостаточно крепкого кофе, общим нервным напряжением и природной мерзопакостностью своего характера… Но вот этого — молчаливого неодобрения в глазах Элайджи — Гэвин не ожидал. И оказался к этому совершенно не готов. — О чём ты? — хрипло уточнил он, справившись со вставшим в горле комом. Элайджа пожал плечами. Покосился на лежащий на столе телефон — наверное, ждал сообщения от Хлои, которая должна была вот-вот вернуться с прогулки с детьми. Гэвин был подспудно рад, что Хлои здесь не было; она, воздушная и хрупкая, беззащитная и нежная, такая вот эталонная омега высшей категории, всегда заставляла его чувствовать себя неуютно. Вроде как ущербным. А Гэвин не хотел и не собирался чувствовать себя ущербным из-за херни, от которой намеревался отказаться. — Видишь ли, — осторожно, явно подбирая слова, заговорил Эл после продолжительного напряжённого молчания, пока Гэвин нервно барабанил пальцами по столу, — я обещал себе, что останусь нейтрален и поддержу любое твоё решение в этой ситуации. Ты взрослый человек и вправе распоряжаться своей жизнью. Но, Гэвин… тебе не кажется, что ты думаешь только о себе? — Чего? — изумился Гэвин. — Конечно, блядь, я думаю только о себе! О ком ещё я должен думать? О судьбах мира? Элайджа покачал головой: — О Ричарде. И раньше, чем набычившийся Гэвин успел разразиться возмущённой тирадой на тему того, как долго и на чём он вертел Ричарда Стерна, Элайджа негромко добавил: — Я не о том, чтобы поставить на карту всё, чего ты с таким трудом добился, ради отношений с Истинной Парой. Ты вправе отказаться от этого. И я всегда поддерживал тебя в твоём стремлении уничтожить в себе омегу, поддерживал как мог, хоть и не одобрял. Но, если я правильно понимаю описанную тобой ситуацию и все твои слова и действия… Гэвин, ты поступаешь подло. Гэвин потерянно уставился на него, не веря своим ушам. — Подумай сам, — сказал Элайджа куда мягче, очевидно, заметив его смятение. — Ты оттолкнул его с самой первой встречи. Категорично заявил о том, что не хочешь его — именно его, Гэвин, уверен, он воспринял это так — в качестве своей пары. Угрожал ему. Срывался на нём. Был с ним несправедлив. Гэвин открыл было рот, но Элайджа безжалостно продолжал: — Он предложил тебе альтернативный выход, который, несомненно, мог бы частично устроить вас обоих. Ты отказал ему. С самого начала ты строил взаимодействие с ним на своих условиях. А он принимал это. И не пытался переубедить тебя насильно. — Ещё бы он попробовал!.. — запальчиво воскликнул Гэвин — и немедленно скис под хлёстким взглядом брата. — Это очень тяжело — отказываться от Истинной Пары, — тихо прошелестел Эл. — Даже с фильтрами. И, в отличие от тебя, Ричард не принимает препараты, так ведь? Он не блокировал свой гормональный фон, Гэвин. Он не блокировал свою реакцию на тебя. — Это его проблемы и его выбор! — огрызнулся Гэвин, хотя всё в нём сжалось и запротестовало, как будто какая-то его часть была с Элом согласна. — Я ему что, запрещаю пить таблетки? Наоборот, только рад буду! — Но это не его выбор, — резко отозвался Элайджа. — Не его, Гэвин, как ты не понимаешь? Твой. Гэвин облизнул пересохшие губы. Попытался выдавить из себя что-то в своё оправдание, но вышло только жалкое мычание. — Полагаю, ему пришлось задействовать всю свою выдержку для того, чтобы создать между вами дистанцию, — проговорил Элайджа, снова не глядя на Гэвина. — И, знаешь… я даже представить себе не могу, как это было тяжело. Я не обесцениваю трудности, которые испытываешь ты, — добавил он чуть громче, когда Гэвин возмущённо вспетушился, — я лишь говорю, что ты никогда не думал о том, через что приходится проходить ему. И вот мы получаем ситуацию, в которой его Истинный, открыто и грубо от него отказавшийся, устраивает ему ежедневные проверки на прочность, срывает на нём всю агрессию, накопившуюся из-за борьбы с инстинктами… а потом целует его. И после этого говорит, что это ничего не значило. Что ничего не было. У Гэвина глупо и больно сжалось сердце. — Я вовсе не пытаюсь быть с ним жестоким, — жалобно прошептал он спустя несколько минут напряжённого молчания, пока Элайджа гипнотизировал взглядом телефон, а Гэвин справлялся с крошечным взрывом у себя в груди. — Правда, Эл. Я просто не хочу, чтобы он всё испортил. Не хочу рисковать. — И это того стоит? — спокойно спросил Элайджа. — Конечно, стоит! — немедленно ответил Гэвин. И — вздрогнул. Таким безжалостным сделался взгляд брата. — Тогда почему ты не нашёл другого выхода? — резко осведомился Элайджа. — Почему ты не перевёлся, не дожал начальника со сменой напарника, не убедил Ричарда сменить департамент? Возможно, что-то из этого потребовало бы больше усилий. Что-то оказалось бы унизительным для тебя или для него. Но это свело бы к минимуму риски, о которых ты говоришь. — Я не собираюсь уходить из отдела только из-за дурацкой ситуации с Истинным! — рявкнул Гэвин, потихоньку выходящий из себя. Но вся его злость улетучилась, лопнула, как воздушный шарик, когда Элайджа тяжело вздохнул и, с явным усилием контролируя голос, процедил: — Гэвин, я и не заставляю тебя. Я вообще ни к чему тебя не призываю и ничего не советую. Это твоё дело, и тебе нести ответственность за сделанный тобой выбор. Просто… подумай о том, что бы ты делал на месте Ричарда. Подумай о том, как многое в себе ему приходится перебарывать и переламывать из-за решения, принадлежащего не ему. Подумай, наконец, о том, что он согласился помочь тебе. Неужели тебе не хочется хоть как-то помочь ему? Гэвин сжал зубы и зажмурился. Он не знал, что сказать, что ответить на этот безжалостный, но справедливый приговор, на весь этот разговор, от которого он — стоило быть с собой честным — малодушно ждал поддержки и полного одобрения своих действий, а получил… То, что получил. К счастью, от необходимости признавать правоту Элайджи вслух его спасла вернувшаяся с прогулки Хлоя — в коридоре стало шумно, раздались детские восклицания, младший, трёхлетний омежка Кевин, с восторженным «дядя Гэвс!» прижался к ноге Гэвина, и пришлось брать его на руки, хотя видит господь, детей он не любил… Но ради детей Элайджи можно было сделать исключение. Вошла на кухню и Хлоя — улыбчивая, светловолосая, с ямочками на щеках и неправдоподобно яркими голубыми глазами. Кивнула Гэвину. Положила руку на плечо Элайджи, и он повернул голову и прижался носом к её предплечью, беззвучно поцеловав. Гэвина замутило, как мутило всегда от этих ненавязчивых, тихих, невинных сцен их счастья. Он поспешил сообщить, что уже уходит, погладить расстроившегося Кевина по голове и, стараясь ни на кого не смотреть, сбежать в коридор. Элайджа вышел его провожать. Пока Гэвин возился с кроссовками, он не произносил ни слова, только смотрел, и Гэвин ощущал этот напряжённый настойчивый взгляд зудящими лопатками и больно бьющимся сердцем. Старался игнорировать. Старался — как мог. Даже попытался нацепить на лицо улыбку, когда выпрямился и протянул Элайдже руку с дежурным: — Ну, до следующего раза? — До следующего раза, — эхом откликнулся Эл, пожав его пальцы. И неожиданно добавил, так тихо, что его не услышал бы больше никто, кроме Гэвина: — Мне хотелось бы однажды увидеть тебя счастливым и принявшим себя. Ты не можешь вечно бегать от того, кто ты есть, Гэвин, и строить свою жизнь на лжи и одиночестве. Может быть, всё, что происходит сейчас, нужно для того, чтобы ты понял это. Гэвин хотел сказать, что и так был счастлив; что не планировал принимать свою проклятую омежью сущность; что они обсуждали это уже тысячу раз, и он не собирался делать этого в тысячу первый. Но силы нашлись только для того, чтобы передёрнуть плечами и отрывисто кивнуть на прощание. Покидая квартиру Элайджи, Гэвин ощущал себя лишь ещё больше запутавшимся. Запутавшимся — и задетым за живое, как будто ему сообщили о какой-то новой истине, которую он прежде позволял себе игнорировать и которая теперь меняла абсолютно всё.