***
Утром Гэвин, не без труда выбравшись из полуобморочного состояния, позвонил Джеффри и предупредил, что заболел. То есть он, разумеется, порывался пойти на работу, но заслужил настолько выразительный взгляд Эла, что сдался и пробубнил в трубку о чудовищной простуде. Благо голос в самом деле охрип за безумную ночь (которую Гэвин и не рассчитывал пережить). — Рид, ты на кой мне звонишь? — недружелюбно осведомился Фаулер, выслушав сбивчивые объяснения. — Меня уже предупредил Стерн. Выздоравливай. И повесил трубку. Гэвин пялился на погасший экран телефона несколько минут, и в нём рождалось странное и не поддающееся расшифровке чувство — что-то между благодарностью и обидой, облегчением и яростью. Он не знал в точности, чего из этого больше. — Всё нормально? — окликнул его из кухни Элайджа. — Да, — пробормотал Гэвин себе под нос и отшвырнул телефон в сторону. — Просто охуенно. Ричард писал ему в этот день, но Гэвину было до абсурдного страшно открыть диалог и прочесть сообщения. Он боялся, что если сделает это, то схлынувшая было волна течки вернётся, возобновится с прежней разрушительной силой, и тогда… Тогда он непременно сделает что-нибудь идиотское. Или сдохнет со стыда — тоже вполне вероятно. Теперь, когда гормоны чуточку утихли, он в полной мере осознал, как себя вёл. И то, что у него была течка, ни черта его не оправдывало! Он… он… Он умолял Ричарда остаться. А если бы Ричард послушался? Если бы не ушёл? Если бы тоже позволил себе потерять рассудок и контроль? Как Гэвин чувствовал бы себя теперь? Он знал ответ. Разбитым. Сломанным. Униженным. Использованным. И тогда… конечно, тогда он возненавидел бы Ричарда за то, что тот сделал. Хорошо, что этого не случилось. Хорошо, что Гэвин недооценил его выдержку. Хорошо, чёрт побери, что хоть у кого-то из них была голова на плечах. Но… Как, блядь, им теперь работать вместе?***
В участок Гэвин заходил почти что с опаской. Как минимум — с плотно сжатыми зубами. Он ждал от Ричарда… чего? Да в том-то и дело! — Гэвин не знал, чего можно было и стоило от него ждать. На что Ричард был способен? Злился ли он? Хотел ли отомстить? По существу, Гэвин бы понял: он сам оттолкнул его, а потом… …но это была не его вина. Не его чёртова вина! Он не нёс ответственность за то, как вёл себя во время полубезумной течки! Молодец, Рид, говоришь как вшивый адвокатишка, пытающийся отмазать насильника от заслуженной бутылки, на которую его хотят посадить. Высший класс. На душе было неспокойно и погано. Пока Элайджа был с ним, это не ощущалось с такой силой (хоть позволять брату видеть его слабым и никчёмным, задыхающимся и текущим, и было унизительно), будто чужое присутствие помогало справиться с виной и стыдом. Теперь же… Теперь Гэвин остался один на один с Ричардом — и с последствиями своей ошибки. Он не знал, как он будет с ними разбираться. Ричард, наверное, теперь будет его игнорировать? Сделает вид, что Гэвина не существует? Пошлёт к чёрту? Предложит навсегда покончить с их встречами? — последнее почему-то напугало его много больше, чем должно было. Но Ричард, когда Гэвин плюхнулся за стол, взглянул на него как обычно — этими своими ледяными глазами, едва уловимо теплеющими, когда он обращался к Гэвину. — Ты в порядке? — спросил он еле слышно, и от демонстрации этой ненужной, нежданной, незаслуженной заботы Гэвину горло спазмом сдавило. — В полном, — прохрипел он, отводя взгляд. — Что там у нас сегодня? — Допрос свидетелей по делу Марты Уинстон, — немедленно ответил Ричард, и Гэвин против собственной воли выдохнул с облегчением: голос Стерна оставался таким же, как и всегда. И запах тоже — спокойный, мягкий, необъяснимо успокаивающий. Как что-то, чего у Гэвина никогда не было; как что-то, в чём Гэвин нуждался. Интересно, как именно пах после течки он сам? Гэвин рассердился на себя за эту идиотскую мысль, но, однажды сформировавшаяся, она не отпускала его весь этот нескончаемый рабочий день. Нескончаемым он был потому, что прошёл в терзаниях и волнении, в порывах заговорить и беспомощных вздохах вместо нормальных слов. В спокойствии Ричарда и нервозности Гэвина. В… — Эй, — пробормотал он много позже, когда они оба завершили вечерний патруль и теперь молча сидели на капоте машины, разглядывая стремительно темнеющее небо. — М-м? — Ричард чуть повернул голову, и сумеречные тени лизнули резкий выступ его кадыка, длинную белую шею, напряжённую линию челюсти. Гэвин никогда прежде не думал о том, насколько Ричард красив. Эта мысль почему-то вовсе не показалась ему неправильной. — Я хотел сказать… — он помолчал, кусая губы и украдкой наблюдая за тем, как тьма ласкает чужую высокую скулу. — Спасибо. Он не смог найти в себе слова для того, чтобы объяснить, за что именно, а Ричард не стал уточнять — только усмехнулся одним краешком рта и еле слышно прошелестел: — Скоро всё это прекратится. — Что прекратится? — не понял Гэвин, но Ричард лишь оторвал задницу от капота, выпрямился — высокий, худой и сильный, зачем Гэвин об этом думал — и кивнул ему: — Пора по домам. — Эй! — Гэвин поймал его за рукав раньше, чем он успел бы отойти хотя бы на шаг. Тоже вскочил на ноги. Настойчиво повторил практически Ричарду в подбородок: — Что прекратится? Ричард опустил взгляд на его пальцы, сжимающие ткань рубашки. Странно дёрнул свободной рукой, будто бы хотел накрыть ею ладонь Гэвина, но сдержался в последний момент. В его голосе был арктический холод, когда он ровно ответил: — Пусть это будет сюрпризом.