На своём месте

Гэвин задыхался. Не получалось глотнуть кислорода, вместо вдохов и выдохов выходили сипящие полустоны, похожие на скулёж; глотку драло раскалённым воздухом, сухим и жарким, будто в пустыне или в грёбанном Аду. Он шёл во тьме, сипя и беспомощно царапая горло; шёл наобум, на ощупь, на запах — запах, который принадлежал кому-то важному, наверняка ведь кому-то важному, почему Гэвин не мог вспомнить? Он ведь знал этот аромат! — жжёное дерево и жареный кофе, терпко, почти горько, в какой-то момент кажется, что этого всего даже как-то чересчур. А потом вроде как становится… идеально. Где ты, чёрт побери?! Выкрикнул ли он это вслух или только в своей голове, Гэвин не знал. Он даже не сумел бы сказать, к кому обращался — кем был этот загадочный человек (холодные глаза, осторожные руки, острое на языке имя, ранящее нежную изнанку щёк), которого он искал и не находил в сгущающейся вокруг него черноте. Гэвин знал только, что если он сейчас его не встретит, то… Ничего не будет. Вообще ничего — кроме этого отвратительного и мучительного ощущения удушья. Он проснулся рывком, будто бы пришёл в себя после обморока. Голова была тяжёлая, в висках разливалась тупая ноющая боль. Гэвин сел в кровати — пустой, холодной, слишком широкой для одного, раньше ему казалось, что это охренительно удобно, — прошёлся ладонями по лицу. Запустил пальцы во влажные волосы. Зажмурился — до боли, — и под веками вспыхнуло знакомое до последней родинки лицо. — Блядство, — прохрипел он, еле шевеля пересохшими губами, и вдруг заорал в тишину своей спальни: — Какое же ёбаное блядство! Никто не ответил, но Гэвин и не ждал отклика. Он вновь упал на подушку, уставился невидящим взглядом в бельмо потолка и сжал зубы. Ричард в самом деле принёс Фаулеру заявление. Джефф рвал и метал — слышал весь отдел, слышал и Гэвин, и он малодушно надеялся, что бешенства кэпа окажется достаточно для того, чтобы Ричард передумал. Фаулер вопил что-то про «великолепный процент раскрываемости», «отличные отношения с коллективом» и «шанс подумать получше». А Ричард молчал. И, пока Гэвин сверлил напряжённым умоляющим взглядом его широкую спину через полупрозрачное стекло кабинета высокого начальства, он так и не произнёс ни слова. Не возразил, не согласился с компромиссами Фаулера, не попросил прекратить орать. Только один раз что-то сказал — так тихо, что никто, кроме Джеффа, не услышал. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы кэп неожиданно выдохся, сел за стол — до этого он мерил шагами кабинет — и начал торопливо что-то писать. Гэвин надеялся… Гэвин, блядь, так надеялся, что он не подписывал сраное заявление! Ричард вышел из кабинета пару минут спустя. Окинул невыразительным взглядом волнующееся море коллег. Улыбнулся Коннору — одной стороной рта, в своей неподражаемой манере, которую Гэвин почти ненавидел. А потом они встретились взглядами, и глаза Ричарда вспыхнули и потемнели, будто грозовое небо — и тут же сделались холодными и пустыми. Гэвин тогда не решился заговорить с ним. Да и что бы он мог сказать? В сотый раз повторить: «Мне очень жаль»? Ричарду не нужны были его извинения. Ричарду было нужно… Какого чёрта он не согласился?! Гэвин в тот день из участка вроде как… сбежал. Трусливо свалил, чтобы не пришлось взаимодействовать с Ричардом и противостоять уничижительным взглядам Коннора. Съебался, кляня на чём свет стоит весь мир и повторяя себе: мне плевать, мне плевать, мне плевать. — Мне плевать, — с вызовом повторил он потолку, и ложь осела на языке горьким налётом. — Пусть проваливает. Мне. Всё. Равно. Я не буду унижаться и снова просить его остаться. «Что мне нужно сделать, чтобы ты остался?» «Это означает «нет». Сука, сука, сука! Разумеется, Ричард был прав. Разумеется, предложение Гэвина было необдуманным, поспешным и абсурдным — из тех решений, которые могут оказаться фатальными и всё испортить. Разумеется, он не мог позволить себе такого риска — не сейчас, когда участок и без того судачил о том, кто именно виноват в уходе Ричарда Стерна. Наверняка ему уже перемыли все кости. Тысячу раз обсудили, какой он гондон и как херово вёл себя с напарником — так, что даже мистер Каменные Щи не выдержал подобного дерьма. Насрать. И на Ричарда тоже — насрать. Должно быть. Нужно, чтобы было. Да почему ему так паршиво?! Гэвин повернулся набок и с силой ударил кулаком по подушке. Зажмурился. Прижался щекой к нагревшейся ткани наволочки. Ему хотелось орать и плакать, хотелось заехать Ричарду в солнечное сплетение и поцеловать — мокро и зло, с зубами и языком, чтобы он не смог отстраниться. Чтобы он не сумел уйти. Гэвина затрясло. Он снова сел, мрачно взглянул на часы на прикроватной тумбочке — те выдали неутешительное 01:49. Но Гэвин знал, что уже не уснул бы. Он поплёлся на кухню, выпил стакан неприятно тёплой воды, пристроил замёрзшую задницу на стуле… Вчера он оставил здесь телефон — бросил на столе и сразу после ужина, состоявшего из позавчерашней лазаньи, свалил спать, только бы не совершить ничего тупого. Например, не позвонить Ричарду. Позвонить Ричарду… Пальцы дрожали, и в темноте телефон не сразу распознал его лицо. Зато когда экран блокировки пропал, сразу же открылась вкладка мессенджера — вчера Гэвин то открывал его, то снова сворачивал приложение. И так ни на что и не решился. Теперь же, в очередной раз нажав на диалог с Ричардом, он застрял взглядом на окошке для ввода сообщения, искусал губы… А потом увидел под ником контакта — «Ричи», не вмещавшим в себя и сотой доли того, как Гэвин мог бы его назвать — жизнерадостную пометку «онлайн». — Тоже не спится? — пробормотал Гэвин себе под нос. Вдохнул. Выдохнул. Трясущимися пальцами напечатал «привет» — и сразу же стёр это слово. Попытался начать с «ну и херня же мне приснилась», но уничтожил и это сообщение. Всё, что он мог придумать и был способен сказать, вдруг показалось ему нелепым и неудачным, совершенно лишним. Это было бы некстати. — Да в пизду, — буркнул он, стирая незавершённое «я так не хочу, чтобы ты». Заблокировал экран. Отшвырнул телефон от себя, злясь на себя за малодушие и трусость. А в следующую секунду телефон завибрировал, оповещая о новом сообщении. Гэвин схватил его так торопливо, словно от этого зависела его жизнь. Задержал дыхание, будто собирался нырнуть в ледяную прорубь. И с силой ущипнул себя за голую коленку, чтобы поверить, что он не спит. Вроде как не спал. от: Ричи Что ты хотел сказать мне? 02:01 — Сука, — Гэвина затрясло, и он нервно рассмеялся. — Это просто… а ты чё, сталкеришь меня? 02:01 Сердце билось как сумасшедшее, добравшись до самой глотки. от: Ричи Я видел, что ты набираешь сообщение. Ты печатал довольно долго, но так ничего и не отправил. 02:01 может, я собирался пожелать тебе счастливой дороги нахер 02:02 от: Ричи Полагаю, ты бы уже пожелал. 02:02 — Грёбанный мудак, — пробормотал Гэвин, закрыв глаза. Он не знал, чего ждал от этой переписки, но теперь дурацкая невнятная надежда, зародившаяся в нём на первом сообщении Ричарда, вроде как… угасла. И на что он рассчитывал? Всё это было так глупо. Так нелепо. Он сам был — глупым, нелепым и запутавшимся во всём. Гэвин вдохнул, выдохнул и напечатал: Фаулер подписал заявление? 02:04 Ричард молчал несколько бесконечных минут, в которые Гэвин гипнотизировал взглядом их диалог и ждал заветного «набирает сообщение», которого никак не появлялось. Телефон завибрировал тогда, когда он уже готов был вернуться в кровать и провести там несколько бессонных часов, полных разочарования и злости. от: Ричи Я дал ему понять, что хотел бы сменить место работы, а он мне — что это достаточно трудоёмкий и продолжительный процесс. 02:09 от: Ричи Капитан Фаулер предложил мне сменить напарника. 02:10 от: Ричи Я отказался. 02:10 Гэвин дёрнулся, влетел коленом в обеденный стол, взвыл и ухватился за ногу. Когда он сумел прийти в себя и проморгаться от невольных слёз боли, Ричард написал ещё несколько сообщений. от: Ричи Поэтому мы с капитаном пришли к консенсусу и решили, что какое-то время я пробуду в неоплачиваемом отпуске по собственному желанию. 02:10 от: Ричи Отпуске с дальнейшей перспективой перевода в другое отделение полиции, разумеется. 02:11 Гэвин зло вытер глаза и торопливо, ошибаясь и путаясь в словах, напечатал: пчоему ты отказался 02:12 Ричард снова замолк, а когда ответил, от его сообщения повеяло усталостью и раздражением. от: Ричи Не думаю, что это было бы честно по отношению к тебе. К тому же, я… сомневаюсь, что сработался бы с кем-то ещё столь же успешно. Или что у меня получилось бы тебя игнорировать — даже просто как коллегу. 02:16 — Тебя, сука, никто и не просил меня игнорировать! — прорычал Гэвин, с силой сжимая челюсти. А потом набрал трясущимися пальцами: я так тебя, блядь, ненавижу 02:18 за всё это дерьмо 02:18 но ещё больше я ненавижу себя 02:19 потому что если бы я был нормальным, если бы я был как остальные омеги, ничего этого не случилось бы, ведь так 02:20 были бы до усрачки сопливой парочкой с супер-сладкими сахарными отношениями 02:20 или как там оно работает у тех, кто не долбоёб 02:21 Ричард не ответил, а спустя какое-то время бесплодного разглядывания Гэвином их диалога под его ником высветилось «был в сети 5 минут назад». Гэвин горько ухмыльнулся и прошептал: — Понятно. Да пошёл я нахер. И правильно, в са… Осёкся — телефон в его дрожащей руке ожил, и на экране высветился входящий вызов. От Ричарда. Гэвин не знал, как он сумел попасть по зелёной кнопке: уж точно волей божественного Провидения. — Д-да? — пробормотал он в трубку, прижав телефон к уху. — Гэвин, — Ричард звучал мягко и ни капельки не сонно. — Что это за чушь? — В смысле? — не понял Гэвин. — В смысле — про твою гипотетическую ненормальность и сопливую парочку, — спокойно пояснил тот. — Не хочешь объяснить мне, каким образом ты пришёл к выводу, что с тобой что-то не так? — А это что, не очевидно? — Гэвин поскрёб короткими ногтями ушибленную коленку. — Всё ведь завязано на моём пиздеже. И я типа… бля, Ричи, я бы хотел быть способным забить на него хуй. Но я не могу. Я не могу, и из-за этого… — Ты ни в чём не виноват, — перебил его Ричард. — Просто так сложилось. Есть обстоятельства, которые сильнее и значимее даже зова природы. Тебе не нужно винить себя в этом. Я тебя не виню. У Гэвина горело лицо, и тот жалкий сдавленный всхлип, который вдруг раздался на его кухне, несомненно, мог принадлежать только ему самому. — Ты слишком, блядь, хороший, — прохрипел он, невидяще глядя на свои голые ноги. — Таких не бывает. Да ты должен был хуями меня обложить за то, что я сделал. Я ведь, — он сделал дрожащий вдох, и всё в нём сжалось от злости и вины, — я ведь лишил тебя Истинной Пары и работы рядом с братом. — Принятое мной решение, равно как и его последствия, — это исключительно моя ответственность, — ровно ответил Ричард. — Не думай об этом. Не думай обо мне. Сосредоточься на том, чего ты добился и чего ещё хочешь добиться в будущем. Будь тем, кем ощущаешь себя сам, а не кем тебя сделала природа. И — почти беззвучно, буквально на грани слышимости: — Когда я уйду, станет легче. Станет легче нам обоим. — Что станет легче?! — выкрикнул Гэвин, с силой ударив кулаком по столу. — Что — легче, Ричи? Всё вернётся на круги своя — и что?! Я же… я же искренне к тебе привязался, твою мать, я же в тебя… Последнее слово — дрожащее, переломанное и не имеющее права быть высказанным «влюбился» — прозвенело у него в ушах оглушительным раскатом грома. Какое-то время на том конце провода слышалось только тяжёлое рваное дыхание Ричарда. Наконец он произнёс — пугающе спокойным голосом, в котором проскальзывало что-то механическое и сбоящее, какое бывает у сломавшихся машин: — Ты не можешь поручиться за то, что испытываешь это сам по себе. Не из-за инстинктов. Не из-за того, что мы Истинные. Возможно, я просто оказался рядом. Возможно, наше сближение оказалось катализатором для того, что, как тебе кажется, ты испытываешь сейчас. Это просто… — Не смей, — прорычал Гэвин, вскочив на ноги так торопливо, словно Ричард был здесь, перед ним, и можно было заехать кулаком прямо в его красивое холодное лицо. — Не смей решать за меня, что и почему я чувствую. — Гэвин, — в голосе Ричарда послышалась неподдельная мука, — я лишь пытаюсь сказать тебе, что ты можешь ошибаться. Что твои… чувства ко мне, возможно, являются всего лишь фикцией. Готов ли ты потерять себя и всё, чего достиг, из-за фальшивой влюблённости? Гэвин тяжело дышал. Грудь у него ходила ходуном, а где-то в рёбрах билось умирающей птицей глупое взбесившееся сердце. — Если это неправда, — голос у него дрожал и то и дело срывался на лихорадочный шёпот, — если это не на самом деле… то разве может быть так дерьмово? Ричард помолчал. — Я не знаю, — прошелестел он спустя бесконечные мгновения, в которые Гэвин не решался сделать вдох. — Но я надеюсь, что это пройдёт. Что-то в Гэвине оборвалось, рухнуло вниз — больно и тяжело, как многотонный камень. — Вот как, — процедил он сквозь зубы. — Да. Наверное, ты прав. Поскорее бы, блядь, прошло. — Гэвин… — начал было Ричард, но Гэвин уже нажал на отбой — а спустя несколько секунд истерических вдохов и выдохов открыл их диалог и отправил абонента «Ричи» в чёрный список.