***
На работе всё было по-старому. Никто не оглядывался на него, не шушукался, не пытался втянуть носом воздух, как если бы почуял незнакомый аромат. Разумеется, глупо было беспокоиться о том, что подавители, которые он принимал так долго, перестали бы работать за сутки, но Гэвин всё же малодушно порадовался тому, что, по всей видимости, от него по-прежнему ничем не пахло. День обещал стать таким же унылым, как и любой другой с того момента, как Ричарда сослали в «неоплачиваемый отпуск». С одним-единственным отличием: теперь Гэвин сидел как на иголках, тревожно ёрзал и то и дело сбегал с рабочего места под любым мало-мальски пристойным предлогом — его крыло необъяснимым волнением от мысли о том, что ему предстояло. К несчастью, его нервозность привлекла внимание высокого начальства, и кэп, очевидно, решивший, что шилом в жопе Гэвин обязан отсутствию рабочей нагрузки, милостиво сослал его в архив — наводить порядок. Правда, не одного. Возможно, виной тому был возмущённый вопль, который Гэвин издал в ответ на поручение; а может, Фаулер просто прикинул масштабы работы и понял, что в одиночку разгрести многолетние завалы кое-как рассортированных папок не удастся. — Стерн! — рявкнул он, критически оглядев отдел. — Поможешь. — Но я… — запротестовал было Коннор, но Джеффри сурово сдвинул брови и припечатал: — Поможешь, я сказал. У вас с Андерсоном активных дел нет. Гэвин и Коннор переглянулись. Коннор скривился. Гэвин не без труда подавил порыв продемонстрировать ему средний палец. — Ну, и долго мне ждать? — сурово осведомился капитан. …В архиве было пыльно и темно. Единственная лампа, работающая исключительно по воле божественной милости, плохо справлялась с освещением всех шкафов и полок, которых было, положа руку на сердце, слишком, слишком много. Достаточно много для того, чтобы Гэвин немедленно впал в депрессию. Кислый ебальник Коннора только подлил масла в огонь, и Гэвин поспешил занять себя хотя бы имитацией работы — судя по всему, ни один из них не горел желанием общаться. Да и о чём им было… Ричард. Гэвин дёрнулся, рассердился на себя и торопливо схватил первую попавшуюся под руку папку. Пролистал её, не глядя на содержимое страниц, прикусил щёку изнутри: он так и не решился спросить у Коннора о том, где именно… — Ты долго будешь бездельничать? — недовольно поинтересовался тот, и Гэвин очнулся, чертыхнулся, послал Коннору мрачный взгляд и поспешил запихнуть папку на причитающееся ей место. Какое-то время они работали молча — может, полчаса, а может, и все пять, время в архиве текло совершенно иначе, не так, как в любом другом месте; но в конце концов Гэвина заебала напряжённая тишина, и он не нашёл ничего лучше, кроме как буркнуть: — Спасибо, кстати. — За что, прости? — в голосе Коннора послышалось удивление. Гэвин удачно стоял спиной к нему и оборачиваться был не намерен, так что не знал в точности, отразилось ли это чувство у Коннора на лице; он не нашёл в себе сил пояснить и только неловко пожал плечами, попытался убедить себя: ну же, давай, скажи это! — За то, что… — начал было он, но осёкся, поперхнулся вдохом и сжал зубы. «За пинок в нужном направлении», — оживлённо предложил голосок в его голове, но Гэвин охотнее сожрал бы собственный ботинок, чем открыто признал перед Коннором то, что ему самому не хватило смелости или мозгов на то, чтобы на что-то решиться. Однако Коннор, казалось, понял всё, о чём Гэвин подумал и что не нашёл в себе сил озвучить — после небольшой заминки, в течение которой Гэвин лихорадочно листал дело Мэри Доудсон в нелепой и исключительно фальшивой попытке имитировать бурную деятельность, он неожиданно произнёс: — Ричард спрашивал, как ты. Гэвин дёрнулся так резко, что вписался плечом в одну из полок, зашипел, обернулся и прорычал, надеясь, что его исказившееся лицо сойдёт за равнодушное: — Да мне плевать. Коннор улыбнулся — как Ричард, одними уголками губ. — Даже не сомневаюсь, — деликатно ответил он. — Вообще, абсолютно, совершенно поебать, — набычился Гэвин, вцепившись побелевшими пальцами в проклятую папку проклятой Доудсон. Коннор нахмурился, открыл рот, как если бы собирался сказать, что он полный идиот… — И что ты ответил? — спросил Гэвин раньше, чем успел одёрнуть себя или дождаться чужого комментария. И Коннор, неожиданно и резко изменившийся в лице, вдруг расхохотался: — Боже, вы просто неподражаемы. — В смы… — начал было Гэвин, но Коннор уже продолжал: — Знаете, детектив, то, как вы себя ведёте и как реагируете на простое упоминание друг о друге… не знай я, что вы бета, и я предположил бы, что вы с Ричардом Истинные. А затем, склонив голову набок, он со скептической усмешкой добавил: — Так абсурдно звучит, не правда ли? Всё в Гэвине встревоженно нервно сжалось, и он поспешил снова отвернуться и только тогда еле слышно пробормотал: — Ага. Охуительно абсурдно. Неужели Ричард рассказал ему? Нет. Нет, он не мог. Он бы так не поступил. Наверное, это просто… идиотская шутка. Да, точно — совершенно дебильная. И исключительно абсурдная, как верно подметил сам Коннор. Ведь кто, в самом деле, мог бы всерьёз вообразить, что Гэвин Рид омега? — Эй, — Коннор неожиданно дотронулся до его плеча, и Гэвин подскочил на добрых полфута и рявкнул: — Не трогай меня! — Ладно, ладно, — озабоченно проговорил Коннор, подняв обе руки в воздух в примирительном жесте. — Я просто хотел сказать, что не имел в виду ничего плохого. И что людям, которые что-то друг к другу испытывают, вовсе необязательно быть строго альфой и омегой. Или Истинными. — Как вы с Андерсоном? — резко спросил Гэвин в порыве какой-то беспомощной злой мести. И, оценив вытянувшееся и исказившееся лицо Коннора, немедленно пожалел о сказанном. Высший класс, Рид. Хуй тебе теперь, а не какая-нибудь полезная информация. — Дерьмо, — буркнул он, потерев шею. — Извини. Сорвался. Коннор отвёл взгляд и пожал плечами: — Мы с Хэнком действительно не Истинные. Не понимаю только, почему это так всех волнует. Что-то встало Гэвину поперёк горла: ком, который не получилось сглотнуть. Вина. И ещё — отвращение. Сука, он же всегда бесился с тех, кому не терпелось залезть к Стерну и Андерсону в постель и свечку им подержать! — Чёрт, — пробормотал он потерянно, злясь на себя за то, что потерял над собой контроль. — Я не имел в виду… типа… мне похуй. Что там у вас и как. Это ваша жизнь. Я просто разозлился, вот и ляпнул. — Я понял, — с мёртвой вежливой улыбкой ответил Коннор, и Гэвин не понял, простили ли его, но спустя пару секунд Коннор тихонько добавил: — Так или иначе, детектив, то, что вы бета, ничего не меняет. По крайней мере, для Ричарда. Гэвин гулко сглотнул. «Скажи ему, что ты омега! — заорал голосок в его голове. — Скажи, что вы с Ричардом действительно Истинные!» Но разве Коннор бы ему поверил? И не посочувствовал ли бы он тогда брату, буквально обречённому на такую Пару?.. Настроение у него необъяснимо испортилось, и больше с Коннором Гэвин не заговаривал до самого вечера. Он почему-то не задумывался об этом прежде. То есть, конечно, конечно, он размышлял о том, как мало в нём оставалось от омеги. И он гордился этим! Чёрт, да он был до усрачки счастлив каждому пунктику, позволявшему ему противопоставить себя всем остальным омегам и даже Коннору! Но теперь… «Ты решился на курс инъекций и отказ от таблеток ради него, — вкрадчиво шепнул всё тот же неизменный ублюдочный голосок. — Но готов ли ты столкнуться с неприкрытой жалостью в сторону Ричарда, которому так не повезло с тобой?» Гэвин зажмурился — до боли. Он не хотел об этом думать; одно это способно было пошатнуть его решимость, уничтожить те крохи смелости, что он наскребал в себе в последние дни. Он не был к этому готов. И если бы Коннор продолжил эту тему, если бы сказал ему, какой нелепой шуткой судьбы всё это было бы, окажись Гэвин Истинным Ричарда… Коннор ничего подобного не говорил. Как будто почувствовал перемену в его настроении, а может, всё-таки обиделся на его дурацкий комментарий про Хэнка — молчаливо рассортировывал свою часть папок и лишь спустя многие часы этой монотонной и бессмысленной работы, уже на выходе из архива, произнёс: — До завтра, детектив. — Ага, — буркнул Гэвин, не потрудившись даже поднять головы: тупой механический труд помогал не думать. Не паниковать. Не загоняться. Не… В заднем кармане джинсов вдруг ожил и завибрировал телефон. Гэвин немедленно отставил в сторону дело Малькольма Флетчера и разблокировал экран, боясь и жаждая, чтобы сообщение оказалось от Ричарда. Но это был… — Что за херня? — пробормотал Гэвин себе под нос и подозрительно уставился на дверь архива, за которой пару минут назад скрылся Коннор. Сообщение было от него. Всего пара строк. Адрес. И — пока Гэвин тупо и неверяще рассматривал диалог — пришло ещё одно. «Я всё ещё это не одобряю, но, полагаю, вам нужно поговорить. Не упустите этот шанс, детектив Рид. Он будет последним». А следом за этим сообщением — третье. «Удачи». — Удачи, — повторил Гэвин одними губами. И зажмурился. Чёрт. В следующий раз, когда кто-то пошутит про мутки Коннора и Хэнка, Гэвин лично наваляет этому кому-то. А Коннору пришлёт с курьером гигантский шоколадный торт.***
Гэвин мялся у двери добрых несколько минут, не решаясь нажать на заветную кнопку звонка. Ему то казалось, что Коннор скинул ему неправильный адрес, и вместо Ричарда дверь ему откроет какая-нибудь любвеобильная дамочка, одержимая идеей затащить в постель первого встречного; то становилось жутко от мысли о предстоящем им разговоре и возможном — вполне вероятном вообще-то, почему он не подумал об этом раньше? — отказе Ричарда; то приходилось пересиливать порыв трусливо сбежать и вернуться к своей вполне комфортной и удобной жизни беты-одиночки. Но она больше не была ни комфортной, ни удобной. Теперь, без Ричарда, она просто была… Пустой. Да мужчина он в конце концов или нет?! Откуда эта идиотская робость? Гэвин всегда был человеком решительным и прямолинейным, а теперь что? С каких это пор он стал таким феерическим ссыклом? Так или иначе, пока он мысленно муштровал себя и готовился к этой простой, но невыполнимой задаче — позвонить в дверь, — та неожиданно скрипнула, раздался скрежет поворачиваемого в замке ключа, Гэвин рефлекторно отпрянул, когда дверь распахнулась, и… Ричард выглядел как всегда. Он был до боли, до слёз, до какой-то безрассудной щенячьей радости знакомым — те же родинки, те же резкие черты красивого, но холодного лица, та же кудряшка на лбу. Те же серые глаза, похожие на сталь и на небо после дождя. Глаза, изумлённо расширившиеся, когда он выдохнул: — Гэвин? В том, как Ричард произнёс его имя, было что-то от отчаяния, от горечи, от надежды; от невыносимой нежности, которая почти заставила его беспомощно взвыть. Гэвин, наверное, должен был что-то сказать. Начать хотя бы с «Давно не виделись». Вывалить на Ричарда, очевидно, вышедшего в магазин или вроде того, всё, что в нём накопилось с момента их последнего разговора. Или, может, отделаться малодушным: «Представляешь, а я мимо шёл и вдруг ка-а-а-ак решил заскочить к тебе на чай». Что угодно. Но всё в нём перевернулось и сжалось, сладко и мучительно одновременно, а запах сандала заполнил лёгкие, вытеснил кислород, как будто до этого Гэвин дышал каким-то малоэффективным суррогатом… — Что ты здесь делаешь? — спросил Ричард таким тоном, точно боялся и жаждал одновременно услышать ответ. И вот теперь-то Гэвина окончательно переебало. — Привет, — пробормотал он невпопад, жадно вдыхая этот привычный, необходимый, родной аромат. И, шагнув к замершему неподвижным изваянием Ричарду, обхватил трясущимися ладонями его тёплое лицо. Улыбнулся — дрожащими губами. Поцеловал — торопливо, жадно, боясь не успеть, опоздать, оказаться отвергнутым. Так, чёрт побери, боясь упустить этот шанс. Долгое мгновение Ричард не шевелился и не отвечал на поцелуй. Но в тот момент, когда Гэвин уже готов был отпрянуть, чужая ладонь вдруг легла ему на поясницу, грудь столкнулась с грудью — горячей даже через два слоя одежды, — а в рот ворвался жадный влажный язык, изумительный язык, умелый и юркий, настолько… Ох, блядь. Как же он этого хотел. Ты ведь тоже?.. — Чёрт, — прошелестел Ричард бесконечные минуты спустя, теперь прижимаясь своим горячим лбом ко лбу Гэвина и дразня его припухшие губы судорожным частым дыханием. — Чёрт, — еле слышно согласился Гэвин и обнял его за шею, как будто делал это уже тысячу раз прежде и собирался сделать ещё тысячу в дальнейшем.