На своём месте

Коннор казался настолько собранным и напряжённым, что Гэвину мучительно хотелось пошутить про обострение геморроя. Хэнк непонимающе хмурил кустистые брови, всем своим видом выражая сакральную мысль «что я здесь делаю». Гэвин сидел как на иголках, готовый в любой момент то ли ринуться в атаку, то ли позорно сбежать. Ричард… Ричард был — тёплой ладонью на его плече, коленом, соприкасающимся с его собственным под столом, уверенным взглядом, которым он встретил взгляд Гэвина, испуганный и встревоженный. У Гэвина оставалось ещё около пяти месяцев инъекций и терапии. Пять месяцев, за которые ему должны были доказать, что быть омегой не так уж и ужасно, прежде чем все узнают, кто он на самом деле — что ж, эта перспектива, пусть по-прежнему неутешительная, уже не вызывала у него спазма и паники. Но кое-что нужно было сделать заранее. Познакомиться — официально. Так же, как он познакомил Ричарда с Элайджей; а через пару минут выяснилось, что эти два задрота обожают всякую компьютерную муть, и Гэвин потерялся в их обсуждениях ботов и искусственного интеллекта. Они друг другу понравились, Гэвин знал это. У него самого подобного шанса не было — чёрт, да он собачился с Хэнком с первого дня поступления на службу! Хер бы с Коннором, тот хотя бы умел вести себя корректно, даже если ненавидел, а этот… — Как вы уже поняли, — негромко произнёс Ричард, и Гэвин поразился вселенскому спокойствию в его голосе, — мы вместе. Поскольку мы теперь… в некотором роде семья, — тут Хэнк и Гэвин синхронно скривились, — думаю, настало время забыть старые обиды и немного сблизиться. Ричард говорил как по маслу, ровно то, что они проговаривали и обсуждали ранее, но Гэвину всё равно поплохело от мысли о сближении с Андерсоном. Впрочем, нет. Дело было не в этом. Они притащились в гости с коробкой торта и порцией сальных шуточек Гэвина про домохозяйку (справедливости ради, Коннор реально вкусно готовил, не в пример ему) не только для того, чтобы озвучить очевидный факт их отношений. Коннор-то знал. Коннор вообще, кажется, знал всё, и ему даже необязательно было выяснять что-то для этого у Ричарда. Вот и теперь он лишь коротко кивнул, поощряя брата продолжить. И Гэвин сжался. Они — то есть, конечно, он, Гэвин — решались на это неделю. Обсуждали с психологом (снова Гэвин), взвешивали все «за» и «против» (Ричард), паниковали (Гэвин), предлагали подождать (Ричард)… Но ждать было бессмысленно. Он должен был сделать это — это вроде как было очередным шагом над собой, превозмоганием, которое, по заверениям доктора Томпсон, заставило бы его почувствовать облегчение. — Облегчение? — насмешливо переспросил Гэвин на прошлом сеансе, когда она выкатила эту гениальную мысль. — Какое, к чертям собачьим, облегчение? То, что я позволю старому козлу себя обстебать, вовсе не… — Кто сказал вам, что он будет над вами смеяться? — спокойно спросила миниатюрная доктор Томпсон. — Вам не кажется, что это подозрение — всего-навсего отражение ваших многолетних страхов? Оно может вполне не совпасть с реальностью, но вы не узнаете, так ли это, пока не попробуете. Тем не менее, если реакция будет такой, как предполагаю я, а не вы, вы обретёте в своей борьбе за собственную значимость новых союзников. А вам нужны союзники, Гэвин. Просто необходимы. И Гэвин заткнулся, как будто его ударили. И вот теперь — он сидел за идеально чистым столом в квартире Хэнка и Коннора, давился непроизнесённой правдой и почти готов был задохнуться или умереть со стыда. — Есть ещё кое-что, — прокаркал он не своим голосом и схватился за кружку с остывшим кофе, ополовинив её одним глотком, чтобы промочить горло. Кто-то осторожно сжал его колено под столом. Ричард. Они встретились глазами; у Ричарда были спокойные и внимательные. Гэвин же чувствовал себя бешеным оленем. «Это могу сделать я», — произнёс Ричард одними губами. Гэвин сжал зубы. Вздёрнул подбородок. С вызовом зыркнул на Хэнка, одним взглядом обещая выбить ему пару зубов, если он отпустит какую-нибудь дебильную остроту. И торопливо, потому что знал, что отведённое его смелости время вот-вот закончится, выпалил: — Я типа омега. Мы с Ричардом Истинные. Сейчас я ещё подавляю свои феромоны, но через несколько месяцев мой запах вернётся. Так что все узнают. Ему показалось, что он выплюнул эти сбивчивые сумбурные слова, как сгусток льда, до сих пор царапавший ему горло. Выплюнул — и замер настороженным кроликом, готовый к чему угодно. К абсолютно любому дерьму. К тому, что над ним… — Ты омега? — недоверчиво переспросил Хэнк, сдвинувший брови, и взглянул на Ричарда беспомощно, как будто ждал опровержения неудавшейся шутки. — Какой нахрен… Челюсть Ричарда напряглась и потяжелела, на виске запульсировала жилка. Внешне его холодное спокойное лицо почти не изменилось, но Гэвин уже знал, как считывать крошечные сигналы его ярости. Хэнку тоже стоило бы считать их — Гэвин не поручился бы за то, что Ричард не рявкнет что-то резкое (как стоило бы ему, но он едва мог дышать, как при панической атаке). Однако раньше, чем Ричард успел даже пошевелиться, произошло ещё кое-что. — Хэнк, — отрывисто произнёс Коннор. — Нет. Он выплюнул эти два слова как приказ, который нельзя было оспорить, а Хэнк — этот здоровенный седовласый увалень, в котором поместилось бы два худых тонкокостных Коннора — неожиданно сдулся, пристыженно пожал плечами и буркнул: — Да я ничё такого не имел в виду. Просто Рид же жопу рвал, чтобы всем доказать, что он бета. — И делал бы так дальше, будь у меня возможность, ясно тебе? — прошипел Гэвин, вцепившись в край стола побелевшими пальцами. — Всю жизнь бы притворялся бетой, если бы не… Он зацепил боковым зрением напряжённый кадык Ричарда, и волна гнева и злой боли, поднявшаяся было в нём, улеглась, как по мановению волшебства. Гэвин подозревал, что дело было вовсе не в том, что омега в нём ощущал нервозность своего альфы. — Почему ты скрывал свою сущность? — еле слышно спросил Коннор. Гэвин уставился на него подозрительно, но Коннор ждал ответа без насмешки и ехидства. Глаза у него были тёплые и внимательные. Наверное, он никогда ещё не смотрел на Гэвина с таким дружелюбием; а может, и смотрел — в самые первые их рабочие дни, пока Коннор ещё не успел понять, какую бешеную псину представляет из себя Гэвин Рид. Может, стоило вести себя как меньшая свинья. Гэвин нервно закусил губу. По наитию, вслепую нашёл под столом прохладную руку Ричарда и сжал его пальцы. Это придало ему сил, как будто в одном этом маленьком невинном прикосновении было всё, в чём он нуждался. — Потому что я не хотел быть второсортным, — тихо ответил он. — Потому что мне было страшно. Мне не нравилось быть омегой. Мне не нравилось подчиняться альфам. Я уж молчу про все эти течки… — он поморщился и покачал головой. — И я думал, что прекрасно проживу без этого. Что так мне будет проще — никто ведь не назовёт меня подстилкой, если я прикинусь фригидным бетой. Но потом я типа… встретил Ричарда. И всё это стало неважным. Хэнк, молчавший на протяжении этого крошечного монолога, открыл рот. Гэвин внутренне напрягся, готовый к новому идиотскому комментарию — в этой теме он ощущал себя необъяснимо уязвимым, как будто вместе с согласием вернуться в роль омеги к нему пришла и чувствительность ко всему, что было с этим связано. Но Хэнк только сконфуженно пробасил: — Дерьмо, я не знал. Извини, Рид. Это был чуть ли не первый раз, когда Хэнк перед ним извинился. И Гэвин так растерялся, что забыл огрызнуться в ответ. — И ещё кое-что, — неожиданно воинственно добавил Андерсон после короткой заминки, полной смущённых переглядываний. — Если кто из участка будет что-то болтать про тебя и то, что ты омега, мы с Коннором ему язык в жопу запихнём. Понял? У Гэвина некрасиво отвисла челюсть. Ричард рядом с ним вздрогнул, явно с трудом сдерживая смех. — Понял, — неловко согласился Гэвин. — И это… спасибо. Хэнк кивнул, седые кудри упали ему на глаза, сделав похожим на здоровенного старого сенбернара. Гэвин подумал, что мог бы пересмотреть своё отношение к нему. Коннор пару мгновений молчал, только улыбался рассеянно — до ямочек на щеках. А потом порывисто встал, гибкий и подвижный, и решительно произнёс: — Я предлагаю выпить. Возражений не последовало.

***

Когда они очутились за дверью квартиры Ричарда (которую тот с ненавязчивостью слона из раза в раз предлагал Гэвину сделать их общей, а Гэвин упрямился и морозился, с каждым днём, впрочем, сдавая позиции), его, едва успевшего разуться, поймали — за бёдра. Притиснули к стене. Губы Ричарда оказались на его собственных, грудь столкнулась с грудью, они делали это уже тысячу раз, но Гэвин всё равно поплыл, как в первый, и позорно всхлипнул, и обвил чужую шею руками, и приоткрыл рот, позволяя языку Ричарда — этому восхитительному влажному языку — дразняще пройтись по его собственному. Это был не поцелуй даже — благодарность. Гэвин вроде как коллекционировал. У них были поцелуи-ярость, поцелуи-нежность, поцелуи-страсть. Поцелуи-борьба — после самых ожесточённых споров. Поцелуи-извинения — после неудачных шуток или глупых маленьких ссор. Так много поцелуев: долгих и коротких, глубоких и одними сухими сомкнутыми губами, нетерпеливых и неторопливых. Гэвин мог бы продолжать коллекционировать их всю жизнь. Каждое их мгновение — от первого соприкосновения губ до царапающего горло стона. — За что? — тихо спросил он, когда Ричард отстранился, продолжая, впрочем, обнимать его за талию. — Ты отлично держался, — прошептал тот и лизнул Гэвина в шею, там, где замер в ожидании ласки кадык. — Просто, — лёгкий поцелуй, — замечательно, — всполох секундной боли от укуса в ключицу, — справился. — Ты пьян, — рассмеялся Гэвин, шутливо его отталкивая. — Я люблю тебя, — не согласился Ричард, и Гэвин подавился язвительным комментарием про некоторых моментально хмелеющих альф. Много позже, уже лёжа на груди у Ричарда, он еле слышно пробормотал: — Всё прошло не так ужасно, как я планировал. В смысле… я реально не ожидал от Хэнка, что он может… вот так. Рука Ричарда, до этого расслабленно лежавшая на его плече, напряглась, пальцы прошлись по голой коже небрежной дразнящей лаской. — А я знал, что так будет, — сонно откликнулся он (Гэвин так любил эту хрипотцу). — А даже если бы Хэнк сказал что-нибудь глупое, Коннор бы ему навалял. — Они в разных весовых категориях! — прыснул Гэвин. — Я фигурально выражаясь, — рассеянно откликнулся Ричард — а потом вдруг совершил внезапный рывок, подмял Гэвина под себя, сбив простыню, навис сверху. Выласкал одними глазами — почти чёрными в полумраке спальни. Ни капельки не сонными. — Ты ещё увидишь, — почти беззвучно прошелестел он, касаясь дразнящими мазками губ дрожащих плеч Гэвина, — что это ничего не меняет. То, кто ты. Так же, как не меняет для меня; не будет менять и для других. Гэвин фыркнул, попытался назвать его придурком и не смог — ком в горле помешал. Получилось только запрокинуть голову, подставляясь под новые поцелуи, и зажмуриться до фейерверков под веками. Если это был сон, чёрт побери, он не хотел просыпаться.