The Crystal Universe

      В конце концов Мерлин понял, что ему придется двигаться, иначе он замерзнет до смерти, и наконец поднялся на колени. Он вернул крышку колодца на прежнее место, прошептав при этом Артуру ласковое «прощай», затем снова прикрыл ее снегом и ветками. Пошатываясь, он заставил себя подняться на ноги и начал медленно тащиться обратно к замку.       К тому времени, когда он прибыл, пир был в разгаре, слуги сновали туда-сюда по Большому залу, неся огромные блюда с мясом и сладостями, а также лучшие вина из погреба Утера. Звук бесчисленных, болтающих голосов донесся через открытые двери, и Мерлин повернул голову, дабы убедиться что Мюрден уже там, чтобы нырнуть в комнаты и переодеться.       Зал был полон рыцарей, дворян и их дам, одетых в свои лучшие наряды, смеющихся и разговаривающих. Шелка и шерсть всех цветов радуги послужили фоном для золотых ожерелий и ярких драгоценных камней, которые весело сверкали в свете факелов.       После увиденного все это казалось нереальным, как идеальная кожура персика, которая порвется, когда ты откусишь ее, чтобы показать черный и гнилой плод внутри.       Там был Мюрден, он сидел через несколько мест от сияющего Утера. Моргана была одета в свой лучший изумрудный шелк и довольно чопорно сидела слева от отца, угрюмо потягивая из серебряного кубка, в то время как Артур занимал почетное место справа от него.       Артур, должно быть, наблюдал за ним, потому что, хотя он казался погруженным в разговор со своим отцом, он сразу заметил Мерлина в дверном проеме. Что бы он ни увидел, это обеспокоило его, потому что его брови сошлись в настойчивом вопросительном взгляде. Мерлин коротко покачал головой и сделал движение рукой, которое, как он надеялся, указывало на то, что он скоро вернется.       Добравшись до своей комнаты, он снял мокрую одежду и постарался быстро и хорошо вытереться, пытаясь вернуть немного тепла в свою ледяную плоть. Он надел сменную одежду: уже выцветшую синюю тунику и красный шейный платок. У него не было другой пары ботинок, поэтому ему оставалось только натянуть их обратно, какими бы холодными и мокрыми они ни были.       Он прошел в Большой зал и занял свою старую позицию за креслом Артура. Слуга, который прислуживал Артуру, казалось, автоматически уступил ему дорогу, как будто уже ожидал, что Мерлин займет свое обычное место.       Когда он наклонился вперед, чтобы наполнить чашу Артура, тот использовал возможность шепотом спросить у него:       — Что с тобой случилось? Ты выглядишь ужасно.       Мерлин увидел, что Моргана пристально смотрит на них, и ему потребовалось огромное усилие, чтобы сохранить выражение своего лица тщательно деревянным.       — Я расскажу тебе после пира.       У Артура не было выбора, кроме как кивнуть. Мерлин мог сказать, что ему не терпелось услышать о том, что ему хотят рассказать, но он никак не мог вежливо извиниться и удалиться, не отпраздновав свое возвращение домой.

†††

      Пир продолжался до поздней ночи, Артур часто поднимал свой кубок, но на самом деле пил очень мало, просто поднося его к губам и ставя обратно на стол нетронутым.       Мерлин время от времени близко подходил к нему, просто притворяясь, что наполняет его.       Наконец Утер был готов лечь спать. Он поднялся на ноги, пошатываясь от вина, и заключил Артура в теплые объятия. Артур крепко обнял его, и Мерлин мог видеть, как он уткнулся лицом в плечо отца, используя оправдание пьянства, чтобы обменяться нежностью, что они делали редко.       Моргана отодвинула свой стул, и Мерлин почти до боли сжал серебряный кувшин с вином. Она подошла, чтобы обнять Артура и пробормотала что-то о том, что она вне себя от радости, что он вернулся, что заставило Утера снисходительно улыбнуться ей. Мерлину потребовалось все самообладание, чтобы не взять тяжелый серебряный кувшин и просто со всей силы ударить им ее по голове, прежде чем кто-либо смог отреагировать и остановить его.       Но сейчас, конечно, было не время действовать. Он оставался неподвижным, и когда ее взгляд хитро скользнул к нему, он избегал ее взгляда и безучастно смотрел в другой конец зала.       Они оставили большинство гуляк, все еще продолжающих распитие. Мерлин знал по предыдущим застольям, что многие из них не добредут до своих покоев до рассвета.       Когда они повернулись, чтобы подняться наверх, Артур привлек внимание проходящего мимо слуги, его голос был резким и без намека на опьянение.       — Принеси в мою комнату большое блюдо с отборной едой и бутыль сирийского вина.       Слуга на мгновение вздрогнул, очевидно удивляясь, как Артуру могло понадобиться еще еды, когда он только что пировал несколько часов. Но затем его рот захлопнулся, осознав, что не его дело подвергать сомнению то, о чем просил принц, и он поспешил прочь.       — Ты правда все еще голодный? — недоверчиво фыркнул Мерлин, когда они поднялись вверх по лестнице к покоям Артура.       Артур закатил глаза.       — Это для тебя, идиот.       — О… спасибо.       Другой слуга, должно быть, побежал вперед, как только увидел, что Артур встает из-за стола, поэтому, когда они пришли, в покоях Артура было уже тепло и уютно, горели свечи и в камине пылал огонь.       Мерлин снял ботинки и поставил их перед пламенем. На поднятые брови Артура он ответил: "Они сырые".       К тому времени, как они придвинули два стула к огню и маленький столик между ними, в дверь постучал слуга с едой и вином.       Затем, наконец, они остались одни, и Мерлин изо всех сил старался не наброситься на еду, как голодный волк, но у него не вышло. И если он правда говорил с набитым ртом, то Артур никак это не прокомментировал.       Он рассказал Артуру все, что произошло с тех пор, как они расстались, хотя тщательно опустил ту часть, где он провел по меньшей мере час, рыдая над одиноким трупом Артура, как осиротевший ребенок.       — Мы должны убить ее.       Артур побледнел:       — Поверь мне, я знаю, насколько плоха Моргана, но, возможно, заключение без освобождения…       — Мы уже пытались бороться с судьбой, и это приводило к катастрофе. Нет, на этот раз мы убьем ее ядом, кинжалом в спину, таким же, какой она использовала против тебя, неважно как, но мы сделаем это быстро, прежде чем она снова начнет плести интриги. Она не заслуживает нашей жалости.       Артур странно посмотрел на него:       — Это на тебя не похоже, Мерлин.       — Значит так и должно было быть, — резко сказал Мерлин, — я был так обеспокоен тем, чтобы поступить правильно, что подвел тебя, и в результате ты чуть не погиб. В этом мире ты по-настоящему умер. Что ж, больше такого не повторится. Ты стоишь сотни таких, как она. На этот раз я сделаю все для твоей безопасности, что бы мне ни пришлось сделать.       Артур потянулся через промежуток между ними и взял руки Мерлина в свои, успокаивая их нервное движение.       — Я благодарен за твою преданность, Мерлин. Но я имел в виду то, что сказал раньше: я хочу, чтобы ты никогда не менялся. И это означает не только твою магию.       — Но…       Артур нежно приложил палец к губам Мерлина, чтобы успокоить его, и Мерлин был так потрясен, что слова застряли у него в горле.       Был долгий момент, когда огонь отбрасывал на них теплые мерцающие тени, когда они смотрели друг другу в глаза и удивлялись тому, что они там видели. Затем Артур приподнялся и наклонился вперед через стол, заменив палец губами в поцелуе, который был столь же робким, сколь и искренним.       На мгновение Мерлин замер, вздрагивая от его прикосновения, как норовистая лошадь. И затем внезапно он вскочил со своего места и обошел стол, прижимая теплое и живое тело Артура ближе к своему собственному. Его рот отчаянно нашел рот Артура, как будто прикосновение его губ могло изгнать воспоминания о жалком трупе в колодце.       — Мерлин… Мерлин… — Губы Артура оторвались от его губ, и Мерлину на мгновение стало больно от потери, но затем эти губы осыпали поцелуями его веки и щеки, а сильные руки, которые он никогда не думал, что почувствует, ласкающие его обнаженную кожу, проникли под тунику и сминали плоть так, что ему почти захотелось умереть в это мгновение и не испытывать момента менее восхитительного, чем этот.       — Не переместиться ли нам на кровать? — Артур немного отступил, все еще неуверенно, все еще следя за тем, чтобы не делать с Мерлином того, чего он не хотел.       Мерлину было бы стыдно за нужду в своем голосе, если бы он не мог найти в себе силы беспокоиться. В этот момент он не осознавал себя и не испытывал смущения. Был только Артур, все еще, слава Богине, очень живой и теплый и… ээ.. возбужденный… очень возбужденный… под его блуждающими руками.       — О да! О, пожалуйста, да, в кровать!