Уилбур был не тем человеком, которого Квакити встретил прошлой ночью. Двадцать четыре часа назад безбилетный пассажир был ранен, напуган и опасался всего, что движется. Он напоминал животное тем, как сгорбился, завернувшись в окровавленное полотно и хныча от боли.
Однако теперь Уилбур был полной противоположностью. Он был подвижен и взволнован, ему было любопытно всё, что происходило вокруг него. Квакити хотелось бы думать, что он был тем, кто вёл другого в компанию празднующих пиратов, но Уилбур проскользнул перед ним, бросившись вперёд быстрее, чем капитан мог угнаться за ним.
Пьяные мужчины вокруг них, похоже, тоже не заботились о том, что новый участник сунулся между ними. Во всяком случае, это, казалось, ещё больше усиливало энергичную атмосферу. Их голоса стали громче, их щёки стали румянее, и они распахнули объятия, приветствуя Уилбура. Вероятно, можно было бы обвинить в открытости алкоголь, который был в ходу в ту ночь, но Квакити нравилось думать, что его команда сделала бы то же самое в трезвом виде.
Но это были пираты. Никто из них никогда не был
«полностью трезв».
Глаза Уилбура метались между всеми, сверкая изумлением, когда он вычислял бит, под который нужно хлопать в ладоши. Он тянулся туда, где Фулиш стоял с Сэмом. Вероятно, это было одно из немногих лиц, которое он узнал, так что имело смысл искать кого-то, кого он встречал раньше. Квакити не возражал, всегда следовал за ним.
Некоторые из членов экипажа, а именно Фулиш, замедлили темп песни, которую они пели, чтобы Уилбур мог уловить слова и ритм. К счастью, это была песня, где пел один человек, а группа подпевала одно и то же снова и снова после каждого куплета.
Квакити не мог слышать голос Уилбура из-за других, но он мог видеть момент, когда его лицо озарилось узнаванием, видел момент, когда его рот открылся, и его язык начал подхватывать слова. Он немного запинался здесь и там, его губы замирали на секунду, прежде чем он вспомнил, где они пели.
Так продолжалось некоторое время. С каждой новой шантью те немногие члены экипажа, которые всё ещё были трезвыми, следили за тем, чтобы Уилбур мог выучить слова хотя бы к припеву. Даже Квакити пришёл на помощь, и тогда команда начала кричать и требовать, чтобы он вёл следующую песню. Любую, которую он только захочет. И как он мог отказать им? От эля и нескольких глотков грога он почувствовал себя более расслабленным, чем за последние пару недель, и, когда он начал пить один из своих любимых напитков, он не мог отрицать, что звук команды, подбадривающей его, заставил его чувствовать себя немного гордым.
Уилбур наблюдал за ним с выражением на лице, которое Квакити не смог перевести. Хотя он был слишком занят ведением своих людей в веселье, так что не слишком много думал об этом. Ему было весело, и, насколько он мог понять, Уилбур тоже получал удовольствие. Смеялся, хлопал и танцевал вместе со всеми, пока его щеки не покраснели, а волосы не стали мокрыми от пота.
Он закончил последний куплет, и, к его большому удивлению, команда не сразу приступила к следующей песне. Они перебрасывались приветствиями и шутками между собой, и Квакити почувствовал, как его плечо трясёт чья-то буйная рука, и он не знал, кто это был. Знал, что это всего лишь толчок радости от того, как проходила ночь. Вскоре его окружила группа шумных пиратов, которые кричали и прыгали от счастья.
Квакити рассмеялся и позволил им делать, что им заблагорассудится, но через некоторое время ему удалось вырваться из стены одержимых пиратов. Как только он освободился от них, он немедленно разыскал Уилбура. Он всё также стоял рядом с Фулишом, на лице которого была дурацкая улыбка, когда он наклонился, чтобы сказать что-то на ухо безбилетнику, что-то, что заставило Уилбура прикрыть рот рукой, когда его плечи сотряслись от хихиканья.
Когда капитан, наконец, вернулся к ним двоим, Фулиш первым поднял руки вверх и хлопнул ими вместе, аплодируя Квакити за его выступление. Уилбур смотрел, как он это делает, и повторил, увидев, что капитан сделал поклон, сложив тело пополам и раскинув руки.
— Это было настоящее удовольствие, — сказал Фулиш, когда Квакити наконец добрался до них.
— Хорошая песня, — согласился Уилбур, восторженно кивнув, и щеки капитана вспыхнули. Если бы кто-нибудь спросил его об этом, он бы обвинил в этом грог.
— Ну, ты должен так говорить, потому что я капитан, — пошутил Квакити, отмахиваясь от комплиментов, как он привык делать. Всё равно они ему были не нужны. Единственное, что было важно для него, это немного повеселиться, и он преуспел в этом.
— Нет, — серьёзно ответил Уилбур, его брови нахмурились, как будто он был сбит с толку тем, почему Квакити отрицает то, что он сказал, почему он отмахивается от него.
У капитана не было ни времени, ни слов, чтобы объяснить социальный контекст отказа от комплимента. Это должно было прийти со временем, поэтому он просто махнул рукой. Прошептал «Спасибо» в сторону Уилбура и покончил с этим.
— А ты, Уилбур? — спросил Фулиш, переходя от темы, о которой они говорили. — Ты знаешь какие-нибудь песни?
Внимание Уилбура вернулось к другому члену экипажа, на его щеках выступили ямочки, когда он снова кивнул.
— Много! — ответил он.
— Действительно? — Квакити не думал, что Уилбур знает хоть одну из его песен, но какая культура не славилась музыкой? Откуда бы он ни был, несомненно, имело бы смысл то, что он пел раньше. Может быть, он споёт эти баллады на своём родном языке, и Квакити, наконец, выяснит, откуда пришёл Уилбур.
Уилбур снова кивнул головой, выглядя нетерпеливым, и, прежде чем он смог остановить себя, Квакити спросил:
— Не мог бы ты спеть для нас?
Глаза безбилетника сузились, его язык ткнулся в щёку, пока он размышлял. Толпа позади них так и не запела ещё одну песню, и казалось, что их число медленно, но верно сокращается. Они, вероятно, прокричат ещё пару лачуг, прежде чем покончить с этим. Некоторые из них отключались в столовой, но по большей части они начинали лениво пробираться в спальные помещения в течение часа.
После ещё одного момента размышления лицо Уилбура наконец расслабилось, и он медленно моргнул, глядя на капитана.
— Да, — решил он, и Квакити не мог справиться с волнением, охватившим его. Может быть, он наконец получит какие-то ответы о странном человеке, который появился в его кладовой после нескольких месяцев пребывания в открытом море.
И Квакити жестом велел ему начинать, когда он сочтёт себя готовым.
Уилбур открыл рот, пропел начальную ноту так громко, как только мог, чтобы его было слышно в этом хаосе, и это было почти так, как будто внезапная тишина опустилась на беспорядок. Квакити не думал, что в комнате когда-либо было так тихо. Даже когда она была пуста, в ней никогда не было такого уровня умиротворённости. Он даже не слышал, как волны разбиваются о борт корабля. Мужчины, которые только что кудахтали и перекрикивались друг с другом, замолчали, как только раздался голос Уилбура.
Квакити не слышал ничего подобного в своей жизни, и в этом он был уверен.
В отличие от того, на что он надеялся, Уилбур не пел словами. Вместо этого это была ритмичная, несколько навязчивая мелодия, непохожая на те, что капитан когда-то слышал раньше. Голос Уилбура то поднимался, то опускался, то туда, то обратно, и мужчине едва пришлось остановиться и перевести дух, прежде чем он запел новую мелодию.
Ритм песни напоминал сам океан: волны, разбивающиеся о берег, приливы и отливы, ветер, бьющийся о прибой. Квакити практически всю свою жизнь прожил в море, и он должен был сказать, что голос Уилбура напомнил ему самые спокойные воды, самое лёгкое плавание. Солнце, палящее ему в затылок, когда он стоял на носу и смотрел на бесконечный синий горизонт перед собой. Напомнило ему место, где океан встречается с небом.
Теперь, когда Квакити подумал об этом, это уже не звучало как пение человека. Это был самый красивый звук, который он когда-либо слышал, и это было
странно. Он был уверен, что обычный человеческий голос не способен издавать звуки, которые издавал Уилбур. Конечно, всё в Уилбуре было странным, поэтому он не знал, почему ожидал чего-то меньшего.
Остальная команда подошла поближе, чтобы лучше слышать его песню, их интерес достиг пика. Он чувствовал, как они толкают его в спину, приближаясь всё ближе и ближе, чуть не сбивая Квакити с ног.
Он огрызнулся на мужчин позади себя, но его не было слышно из-за мелодии, которую пел Уилбур. Если его и услышали, то экипаж просто нагло проигнорировал прямые приказы. Однако часть Квакити не могла их винить. Голос Уилбура был манящим и красивым. Люди за его спиной, вероятно, не слышали ничего столь мелодичного с тех пор, как в последний раз швартовались, и, скорее всего, они были так же охвачены благоговением, как и сам капитан.
И Уилбур, казалось, оценил внезапное внимание, даже несмотря на то, что его щёки начали краснеть. Казалось, он нежился под заинтересованными взглядами экипажа. И всё же его взгляд никогда не отклонялся слишком далеко от Квакити, никогда не прерывал контакта, даже когда его окружали пьяные пираты, слушавшие его.
Однако наслаждение песней было прервано полным ярости криком, донёсшимся из-за стола. Это настолько напугало Уилбура, что его голос надломился, полностью оборвался. Его плечи напряглись, поднимаясь к ушам, когда он сделал осторожный шаг назад. Его глаза отскочили от капитана, метаясь из стороны в сторону, пока он искал источник шума.
Остальные члены экипажа, казалось, очнулись одновременно с Квакити, их головы резко повернулись в сторону крика. Рука капитана инстинктивно потянулась к абордажной сабле, которая обычно была прикреплена к его бедру, но с побледневшим лицом он понял, что оставил её в ножнах у стола в самом начале трапезы.
Следующие несколько секунд произошли быстрее, чем Квакити мог обработать. Раздался ещё один вопль, слова, которые нельзя было разобрать, упали на глухие уши. Толпа мужчин, казалось, расступилась посередине, открываясь, чтобы показать человека, прервавшего их празднества.
Его звали Эдвард, и он был относительно новым членом экипажа. Капитан нашёл его однажды ночью плавающим посреди океана на обломках разбитого корабля. Он был худым и голодным, а его кожа была воспалённой, красной и раздражённой из-за продолжительного пребывания на солнце. В тот день Квакити чувствовал себя довольно щедрым, и он вытащил человека из моря, накормил его большой порцией еды, выслушал его рассказ и узнал, что он был единственным выжившим после кораблекрушения.
Во время рассказа этой истории его трясло, было очевидно, что он в бреду и испытывает боль. Кое-что из того, что он сказал Квакити, запихивая в рот чёрствый хлеб, не имело никакого смысла, и капитан отмахнулся от его безумных разглагольствований как от побочного эффекта дней, проведённых среди волн. Он даже не мог вспомнить, о чём говорил другой, едва слушал его, если честно.
Как только он был накормлен и хорошо выспался, он как будто стал совершенно другим человеком. После этого он никогда не участвовал в безумных спорах, с лёгкостью выполнял возложенные на него задачи, так как уже имел опыт работы в составе экипажа. Не было необходимости оглядываться через плечо, чтобы сказать ему, что делать, потому что он делал всё идеально с первой попытки. На корабле он чувствовал себя как дома, так что Квакити не о чём было беспокоиться. Просто думал, что он получил нового члена для своей команды.
Вытащить его из океана было решением, о котором он начал сожалеть, потому что теперь казалось, что Эдвард снова стал сумасшедшим, каким он был в тот день. В его широко распахнутых глазах мелькнуло знакомое безумное выражение. Алкоголь вспыхнул на его коже, и Квакити мог поклясться, что он выглядел точно так же, как человек, которого спас.
— Идиоты! Большинство из вас.
Эдвард стоял, нацелив пистолет, и Квакити хватило доли секунды, чтобы понять, что он направлен прямо на Уилбура. Из лихорадочного рта Эдварда лились слова, бормочущие проклятия, оскорбления и уничижительные прозвища, но все они звучали одинаково. Квакити уже отшатывался назад, не желая отводить взгляд от человека, но зная, что ему нужно как можно быстрее добраться до своей сабли. В любую секунду Эдвард мог нажать на курок, и ничто не могло остановить летящую пулю.
— Вы не знаете, кто он! — Он закричал на них, прежде чем обратиться непосредственно к Уилбуру. — Я должен выстрелить тебе между глаз, прежде чем они узнают об этом.
Все его люди, казалось, замерли, когда они смотрели между ними двумя, не зная, что делать. Казалось, те немногие, кто остался, пришли в столовую безоружными, никто из них не ожидал, что их ночь прервётся так внезапно.
— Опусти пистолет, Эдвард, — потребовал Квакити, даже когда его сердце резко колотилось в груди. — Это приказ от капитана.
— Простите, сэр. Я не могу выполнить этот приказ, — ответил член экипажа, не глядя на Квакити, продолжая наводить оружие на Уилбура. — Мне нужно сделать то, что лучше для корабля.
— Если ты нажмёшь на курок, — начал Квакити, и он был так близко к своей сабле. — Я прикажу тебя повесить. — Ему просто нужно было наклониться и схватить её, но он не хотел отводить взгляд от мужчины. Хотел, чтобы он послушался своего капитана, чёрт возьми!
Хотя это было маловероятно. Он действительно снова потерял рассудок.
— Тогда я умру, зная, что защитил Вас и всех остальных.
И Квакити был уверен, что его палец находился на спусковом крючке, что он был в шаге от того, чтобы нажать на него. Капитан никогда ещё не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Теперь он даже не был достаточно близко, чтобы попытаться атаковать владельца оружия. Не мог бы даже броситься под пулю, если бы захотел.
В этот момент один из других членов экипажа, стоящий ближе всех к нему — похоже, Джек — наконец-то пришёл в себя и потянулся к руке Эдварда, но это только заставило сумасшедшего отвести прицел от Уилбура к единственному члену экипажа, который задумал вмешаться.
— Просто успокойся, приятель, — пытался успокоить его Джек, подняв руки в знак капитуляции, глядя на остальных своих коллег, молча умоляя кого-нибудь что-нибудь сделать. — Просто- Просто опусти пистолет, ладно? Послушай капитана.
—
Нет! — Эдвард завопил, его голос, казалось, сорвался от этого слова. — Он потопит этот корабль и убьёт всех нас! Почему ты этого не видишь?
Это дало Квакити возможность оторвать взгляд всего на секунду и потянуться за своей саблей.
Обнажив её, он смог броситься к Эдварду, прежде чем у него появилась возможность снова направить пистолет на Уилбура. То, что он наставлял пистолет на
кого-либо на этом корабле, было явным признаком того, что этот человек определённо сошёл с ума, был ненадёжным и непредсказуемым, и это был не тот, кого Квакити мог оставить на этом корабле, несмотря на то, каким всесторонне развитым Эдвард казался до этого момента. Он не знал, что вызвало это, но Квакити не собирался давать ему шанс объясниться, иначе капитану придется самому смотреть в дуло ружья.
Джек сглотнул и попятился, и если раньше на его лице была радость по поводу празднеств, то теперь на нём был только страх за свою жизнь. Однако отвлечение было именно тем, что капитану нужно было, чтобы вооружиться, и он с решимостью бросился на сумасшедшего.
Эдвард не знал, что его ударило. Квакити так и не объявил о своём приближении, он встал перед Уилбуром, сжимая саблю так, что побелели костяшки пальцев, и, когда Эдвард повернул револьвер в их сторону, капитан уже стоял перед ним, вонзив конец своего лезвия в живот другого человека с влажным хлюпанием.
Пистолет выскользнул из его руки и упал на пол с приглушённым
бах!. Какие бы слова ни были на губах Эдварда, они умерли там, сменившись хриплым вздохом и неприятным булькающим звуком смерти, который последовал за ним. Его глаза, широко распахнутые и потрясённые, встретились с глазами Квакити, и капитан не мог игнорировать выражение предательства, которое плавало в них.
— Капитан, — прохрипел он, его брови нахмурились от боли. Его губы шевелись, но у мужчины не было больше энергии, чтобы произнести новые слова.
Грудь Квакити болела, холодок сожаления пробежал по его позвоночнику, но он вонзил лезвие глубже, надавливая, пока рукоять не коснулась ткани рубашки Эдварда, тем самым избавив другого от страданий. У него вырвался последний вздох, прежде чем Квакити вырвал окровавленную саблю. Эдвард отлетел в сторону, его тело упало на землю рядом с пистолетом.
Был ещё один момент, когда никто не шевелился. Казалось, никто даже не дышал. Единственное, что было слышно в беспорядке, так это плеск волн о борт корабля. Квакити уставился на человека, которого он когда-то считал дружелюбным, на свой клинок, безвольно висевший в его руке, и попытался осмыслить то, что он только что сделал.
Он глубоко вздохнул, подняв взгляд и увидев, что его люди смотрят на него, а не на тело на полу, ожидая, когда он разрушит наложенное на них заклинание. Он посмотрел на каждое из лиц, пытаясь расшифровать, что они чувствовали. Шок, замешательство, гордость и страх — вот некоторые из эмоций, которые он мог прочесть, но ни одна из них не двигалась.
Взгляд Квакити вернулся туда, где стоял Уилбур, и он увидел ужас в морщинках у его глаз, в его разинутом рту. В нахмуренных бровях была также тонкая грусть, в глазах был блеск того, что могло быть слезами. Фулиш стоял рядом с ним, повернувшись телом к другому мужчине, рука всё ещё была вытянута, словно чтобы защитить его от пули, которая, как заверил Квакити, никогда не выстрелит. Капитан хотел подбежать, проверить, все ли с ним в порядке, но он только что убил одного из своих людей, чтобы убедиться, что тот в безопасности. Он знал, что Уилбур физически в порядке, если только немного шокирован, поэтому остался там, где завис над трупом у его ног.
Его сердце колотилось в груди, и эта сцена была ему слишком знакома. От этого его желудок скрутило, желчь подступила к горлу. Как бы он не хотел этого признавать, он знал, что случается с капитанами, которые убивают собственную команду.
Это был последний урок, который преподал ему отец.
Он должен был объясниться.
Он снова обратил внимание на остальную часть своей команды и указал на тело Эдварда жутким концом своей абордажной сабли.
— Это было необходимо, — сказал он, умышленно сохраняя голос ровным и спокойным. — Он не подчинился прямому приказу и угрожал одному из наших. Мы не можем допустить, чтобы члены этой бригады наставляли пистолеты на людей, с которыми они сражаются рядом. Если бы это случилось в бою, кто знает, скольких из вас он убил бы, прежде чем мы даже поняли бы, что это был огонь по своим. Мы не можем позволить себе такое безумие.
Джек сделал шаг вперед, и Квакити нужно было не забыть сделать что-нибудь, чтобы вознаградить его храбрость, проявленную этой ночью. Никто из других мужчин не попытался встать у него на пути, как это сделал Джек. Все они были слишком медленны, чтобы реагировать, слишком пьяны, чтобы знать, что делать.
— Вам не нужно объясняться перед нами, капитан, — торжественно сказал Джек, метнув глаза на истекающего кровью Эдварда. — Мы знаем, что вы сделали выбор, который, по вашему мнению, был правильным.
Остальные мужчины кивнули у него за спиной, но их лица всё ещё были обеспокоены. Ошеломлены либо тем, что их товарищ по команде так резко повернулся к ним, либо стремительной жестокостью, которую Квакити продемонстрировал, имея дело с ним, капитан не мог быть в этом уверен. Но он не мог дать им понять, что сомневается в своём выборе. Пришлось оставаться спокойным и уверенным в себе, даже если он чувствовал себя таким далеким от этого.
Тем не менее, он не был уверен, что Эдвард заслуживал смерти. Может быть, он мог бы справиться с этим каким-то другим способом, если бы просто подумал об этом дольше. Он выглядел таким напуганным, таким уязвимым, даже когда направлял единственный пистолет в комнате на кого-то, за кого отвечал Квакити. Его слова всё ещё вертелись у него в голове, и ему придётся подумать о них позже, если он хочет понять, были ли они просто разглагольствованиями сумасшедшего или за ними скрывался какой-то смысл.
Однако прямо сейчас ему нужно было убрать беспорядок. Это был его беспорядок, и он будет нести единоличную ответственность за то, чтобы на полу не осталось ни капли крови, когда он закончит.
Он одобрительно кивнул Джеку, а затем выбросил все свои мысли из головы, намереваясь выполнить свою работу. Вот чего они ждали. Ждали, пока их капитан делегирует, чтобы сказать им, что делать после такого шокирующего, жалкого конца того, что должно было стать прекрасной ночью.
— Фулиш, отведи Уилбура обратно в рулевую рубку и расскажи Слайму о том, что случилось. Скажи ему, что нет необходимости покидать его пост и пусть оставит Уилбура с собой.
Фулиш кивнул и положил руку на плечо Уилбура, но безбилетный пассажир увернулся от него, его глаза прожигали Квакити дырами. На его лице было ясное выражение, выражение, говорящее:
«Не заставляй меня покидать тебя», но у капитана не было другого выбора. Он не хотел, чтобы Уилбур остался и смотрел это, и он не мог оставить свою команду, чтобы убрать его беспорядок за него. Он изо всех сил старался оставаться стойким, оставаться уверенным под пристальным взглядом другого мужчины, но в то же время он пытался донести, что ему жаль, что он скоро вернётся за ним.
Был момент, когда они были только вдвоём, смотрели и ждали реакции другого, а затем Уилбур, должно быть, понял его, должно быть, увидел в его лице всё, что он пытался сказать, потому что он посмотрел на Фулиша и повернулся спиной к капитану и его команде.
Как только Квакити освободился от его взгляда, он, наконец, выдохнул напряжение, которое таилось в его плечах, и повернулся к остальной команде.
— Хорошо, — начал он, — кто-нибудь, возьмите ведро для швабры, и мне нужна ещё пара рук, чтобы помочь мне перенести его на бриг. У нас будут похороны завтра на рассвете.
— Думаете, он этого заслуживает? — Кто-то из группы неуверенно спросил, и Квакити не мог понять, кто это был. Не мог отрицать, что это был правильный вопрос от обеспокоенного человека.
— Он был частью этой команды, а всех людей здесь хоронят в море. Это не меняется, — заявил он, изо всех сил стараясь не смотреть вниз на кровь, скопившуюся под его сапогами. — А теперь, кто-нибудь, подойдите и помогите мне поднять его, и не заставляйте меня снова просить.
༻✞༺
Рубашка и брюки Квакити были запачканы кровью, когда он прибыл в рулевую рубку, чтобы забрать Уилбура. Его руки болели от того, что он нёс тело Эдварда, мыл пол, убеждался, что всё в полном порядке, прежде чем распустить команду, чтобы немного поспать. Он был уверен, что завтра об этом заговорят на корабле, но это было то, с чем нужно было разобраться потом.
Прямо сейчас всё, о чём он заботился, это вернуться к Уилбуру и найти место, где он мог бы отдохнуть на ночь. Он слишком долго не спал, и у него было ощущение, что сегодняшняя ночь ничем не отличится.
Уилбур сидел на диване, глядя в окно, как и ранее в тот день, за исключением того, что на этот раз не было ни улыбки, ни потрясённого взгляда, которым так восхищался Квакити. Его лицо было пустым, глаза неподвижны, когда он смотрел, как тёмные волны разбиваются о нос корабля.
И его ужалило то, что именно Квакити стал причиной того, что он внезапно выглядел таким пустым.
Слайм был первым, кто заметил его появление, и через несколько секунд он вскочил на ноги, бросился к нему и положил руки на плечи Квакити, глазами сканируя его одежду и кровь, которая запачкала её.
— С тобой всё в порядке? Что случилось? Фулиш много не рассказал, а Уилбур даже не взглянул на меня.
Уилбур обратил внимание на них двоих при звуке своего имени, но как только он увидел, что это просто Квакити вернулся за ним, он повернулся к окну и подпёр подбородок руками, продолжая смотреть на воду.
— Это долгая история, — сказал Квакити, не желая вдаваться в подробности того, почему он предал кого-то мечу сегодня вечером.
— Я даже не отсутствовал так долго, — настаивал Слайм, озабоченно нахмурившись. — Что могло произойти за то время, что я оставил тебя?
— Много, — невозмутимо ответил Квакити, — и я устал. Я пришёл за Уилбуром, но обещаю объяснить тебе всё утром. Мне жаль, что я не могу сделать больше прямо сейчас, Слайм. — Он был настолько искренен, насколько мог. Он знал, что Слайм хотел получить ответы, хотел быть как можно более осведомлённым, но Квакити едва мог стоять прямо, не говоря уже о том, чтобы пытаться объяснить всё, что произошло той ночью. Особенно, когда он до сих пор обрабатывал всё это.
Тем не менее, квартирмейстер, похоже, понял это, и он кивнул, убирая руки с плеч другого.
— Хорошо, — сказал он, отходя. — Я прослежу, чтобы всё было готово к завтрашним похоронам.
Квакити поблагодарил его, и ему даже не пришлось ничего говорить, как Уилбур встал со своего места и направился к капитану, готовый следовать за ним из рулевой рубки. Он по-прежнему выглядел опустошённым, и Квакити не знал, намеренно ли он скрывает свои эмоции, или он просто слишком ошеломлён, чтобы их вообще испытывать, диссоциирован до неузнаваемости.
Капитану ещё предстояло промыть рану и сменить повязки, но он не смотрел на это как на рутину. Вероятно, это был бы хороший способ отвлечь его мысли от событий вечера. Он мог потеряться в движениях рук, повторении наматывания бинтов. Было бы неплохо подлечить что-нибудь, а не убить, и Квакити вздрогнул, поняв, что именно это ему и нужно. Ему нужно было позаботиться о ком-то прямо сейчас. Совсем недавно он думал, что потеряет Уилбура после того, как только встретился с ним.
Ему нужно было напомнить себе, что всё в порядке, что все в безопасности. Что
Уилбур был в безопасности.
Безбилетный пассажир следовал за ним из комнаты по пятам, не отставая от него на всем пути к каюте капитана. Квакити не думал о том, где мог бы остановится Уилбур, но в этот момент он был рад, что этого не произошло. Не был уверен, что сможет доверить Уилбура кому-то, кроме себя. Может быть, Слайму, но мужчина едва мог следить за безбилетным пассажиром, пока выполнял свои обязанности.
Как только они оказались в безопасности его каюты, дверь за ними закрылась, Квакити наконец посмотрел на Уилбура, который сел на край койки, свесив ноги.
— Уилбур, — начал он, привлекая внимание собеседника. — Мне жаль.
Лицо другого мужчины смягчилось, эмоции наконец вернулись, когда из его горла вырвался тихий звук.
—Почему?
— Один из моих людей угрожал твоей жизни, — медленно начал Квакити. — Это неприемлемо. Ты теперь один из нас, и этого не должно было случиться. И- И тебе не нужно было видеть, к каким последствиям это привело.
Уилбур отвернулся от него, уставившись на свои руки, лежавшие на коленях. Был момент, когда он выглядел так, будто размышлял, стоит ли что-то сказать, но Квакити отдал бы всё, чтобы услышать его голос. Хотел бы услышать что-нибудь, если бы это отвлекло его от собственных бессвязных, непрекращающихся мыслей.
— Моя вина, — прошептал Уилбур через минуту, его голос был таким тихим, что Квакити на секунду показалось, что ему это почудилось.
— Нет, — твёрдо и серьёзно ответил он, сокращая расстояние между ними и садясь рядом с другим мужчиной на край койки. — Нет, Уилбур, ты ни в чём не виноват. Эдвард был- Он был нездоров. Мы знали это, когда он присоединился к команде. Мы думали, что ему стало лучше, но мы ошибались. Он не должен был целиться в тебя из этого пистолета, и мы дали ему больше шансов опустить его, чем он того заслуживал. Я сделал то, что должен был сделать, чтобы защитить свою команду и
тебя. Теперь ты часть неё, и я несу ответственность за твою безопасность, понимаешь?
Глаза Уилбура снова затуманились, но слёз не было. Он никак не отреагировал на слова Квакити, не показал, что понял их, но Квакити надеялся, что до него дошло. На протяжении всей уборки он думал о том, как можно было бы поступить по-другому, но не было никакой гарантии, что хоть один из них спас бы жизнь Уилбуру. Если всё так и должно было быть, то Квакити не мог заставить себя сожалеть об этом. Было очевидно, что Эдвард был готов умереть за это, а Квакити просто дал ему то, что он хотел.
Однако его слова всё ещё звенели в ушах.
«Ты не знаешь, какой он.»
«Он потопит этот корабль и убьёт всех нас».
«Я умру, зная, что защитил Вас и всех остальных».
Квакити мог ходить кругами, пытаясь понять, почему он считает Уилбура такой угрозой, мог доводить себя до отчаяния. Но зачем пытаться понять слова сумасшедшего? Если Уилбур хотел убить их всех, почему он не сделал этого раньше? К этому моменту Квакити несколько раз оставался с ним наедине. У Уилбура было несколько возможностей покончить с ним, если он того пожелает. Так много шансов, которые он не использовал.
Уилбур был наименее опасным человеком, которого он когда-либо встречал, так что Квакити пришлось предположить, что сегодня в Эдварде что-то надломилось, что то, что он сделал, было непонятным ни в каком смысле этого слова, поэтому ему следует просто прекратить попытки.
Наконец Уилбур снова поднял взгляд и встретился с глазами Квакити.
— Я понимаю.
— Хорошо, — ответил Квакити. — А теперь ложись и позволь мне сменить тебе повязку.
Уилбур покачал головой.
— Никакой жгучей воды.
— Расслабься, — сказал Квакити с тихим, нерешительным смешком, автоматически понимая, чего боялся Уилбур. — Я не собираюсь лить на неё ром. Даже если бы я хотел, у меня больше нет, но это нормально. Просто ложись и дай мне проверить.
Это, казалось, немного успокоило другого, и Квакити встал со своего места рядом с ним, чтобы Уилбур мог поднять ноги и растянуться на койке. Он прошёл через комнату, дабы взять нужные ему предметы. Получив чистые бинты, он вернулся к безбилетнику, его мысли были отвлечены, как он и хотел.
Он был немного удивлён, если честно. Сегодня Уилбуру стало легче передвигаться, он почти не показывал признаков боли, и это было немного странно, учитывая, насколько глубокой была рана прошлой ночью. (Но Квакити должен перестать удивляться этому. В этот момент всё в Уилбуре было странным.) Тем не менее, он никогда не видел, чтобы кто-то так быстро оправлялся от такой серьёзной травмы, как та, которую получил Уилбур.
Квакити покачал головой, пытаясь отогнать эти мысли в сторону. Он должен просто радоваться, что Уилбуру не так больно, как прошлой ночью. Просто быть благодарным, что у него не было пули в голове.
Усевшись на пол, Квакити медленно и осторожно поднял позаимствованную рубашку Уилбура, и его поразило, как мало всего было у него. Единственными вещами, которые были у другого мужчины, были рубашка на спине и брюки, которые он так не хотел носить. Капитан буквально нашёл его ни с чем, и чем дольше он оставался на корабле, это становилось всё большей проблемой. Впрочем, в ближайшее время он никуда не собирался. Квакити придётся купить для него ещё одежду, когда они прибудут в порт Мэнберга в ближайшие пару недель. До тех пор он порасспрашивает команду, может ли кто-нибудь из них поделиться своей запасной одеждой, пока он не купит Уилбуру его собственную.
Размышляя над этим, он осторожно размотал бинты, которые были обмотаны вокруг раны Уилбура, заметив, что кровь совсем не просочилась. Он носил их весь день, не меняя, так что Квакити предполагал, что к настоящему времени они были полностью пропитаны.
— Слайм не менял тебе повязки, не так ли? — спросил Квакити, нахмурив брови, продолжая распутывать подозрительно чистые тряпки.
Уилбур покачал головой, приподняв голову, чтобы посмотреть вниз, где работал капитан.
— Нет, — ровно сказал он.
Квакити промычал перед тем, как снять последний кусок, заметив там немного крови, но этого было недостаточно, чтобы всё это имело смысл. И когда он посмотрел вниз, на то место, где должна быть глубокая, зашитая, злобная рана, то нашёл только швы, связывавшие воедино полностью соединённую кожу. Он всё ещё мог видеть, где была рана, мог видеть корку под швами, что указывало на то, что кожа там затянулась, но это не имело никакого грёбаного смысла.
Так это должно было выглядеть через пару недель, а не через
день. Внезапно стала ясна причина отсутствия боли у Уилбура. Ему не было больно, потому что его рана в этот момент уже казалась недельной, а Квакити мог поклясться, что ещё двадцать четыре часа назад он чуть не умер от неё.
— Уилбур, — прошептал он, не зная, что ему теперь делать, что ещё он мог сказать. Он не понимал, как это возможно. Он никогда раньше не видел ничего подобного. Он видел, как люди умирали от инфекций из-за ран меньшего размера, чем та, что была у Уилбура прошлой ночью. Но это была не та рана. Это должно быть что-то из прошлого, что-то, что он получил некоторое время назад. Возможно, если теория Слайма верна, это было то, что он получил, когда был на лодке Шлатта.
Боже, Квакити чувствовал, что сходит с ума.
Уилбур был ранен прошлой ночью или нет? Неужто бессонница наконец-то добралась до него? Выпил ли он сегодня больше, чем думал? Ударился головой где-то вчера или сегодня? Может быть, Уилбур и исцелялся быстро, но настолько быстро… Квакити никогда раньше не видел ничего подобного, а он многое повидал за свою карьеру пирата, чёрт возьми.
— Капитан? — спросил Уилбур, склонив голову набок, недоумевая, почему Квакити так прошептал его имя.
Откашлявшись, Квакити не знал, что и думать. Пытаясь удержаться от того, чтобы не сойти с ума, он снова покачал головой, выбрасывая из головы новую мысль. Рано или поздно всё сразу ударит по нему, и он будет вынужден с этим смириться. Но прямо сейчас всё, что ему нужно было делать, это беспокоиться об Уилбуре. Это было единственное, что волновало его в данный момент, и если бы он мог это сделать, то мог бы лечь спать и заняться остальным завтра. Просто знал, что швы должны разойтись, а так как рана зажила настолько, что покрылась коркой, он знал, что если их снять, рана не откроется снова.
— Квакити? — Уилбур снова попытался привлечь его внимание, произнося это слово медленнее, словно всё ещё пытался привыкнуть к тому, как оно звучит на его языке.
— Это- Просто- Ничего, — наконец решил он, ненавидя то, как его голос сорвался несколько раз. Он не хотел думать об этом, а спросить Уилбура, почему он так быстро исцеляется, означало подумать об этом. — Я собираюсь снять швы. Это может быть немного больно, хорошо?
— Хорошо, — кивнул Уилбур, снова опустив голову и, казалось, не замечая, в каком расстройстве в данный момент находился капитан. Если и знал, то не озвучивал и не позволял этому отразиться на его лице.
Квакити нужно было вымыть руки, прежде чем к чему-либо прикасаться, и он потянулся к кувшину с чистой водой, стоявшему рядом с кроватью. Выплеснув немного на ладони, Квакити изо всех сил старался вычистить грязь из-под ногтей, стараясь не обращать внимания на то, как сильно трясутся его руки. Он не знал, когда в последний раз был так потрясён. Перед лицом самых свирепых штормов, самых свирепых врагов Квакити всегда оставался таким же стойким и сильным.
Однако это… Это потрясло его до глубины души. Вся ночь так сильно потрясла его, что он не был уверен, сможет ли сегодня заснуть, даже если попытается. С тем же успехом он мог подождать, пока Уилбур уснёт, а затем вернуться в рулевую рубку, чтобы составить Слайму компанию до конца ночи.
Его мысли были где-то в другом месте, пока он снимал швы. Даже когда он пытался сосредоточиться на поставленной задаче, он обнаруживал, что его мысли далеко от него. Чем сильнее он пытался их контролировать, тем дальше они уплывали. Это было страшнее, чем он был готов признать. Он гордился своим контролем над разумом и телом, а после событий последних двух дней этот контроль начал ускользать.
И он ничего не мог с этим поделать.
Уилбур не дрогнул, пока он работал, почти не показывая, что чувствует, как Квакити сдёргивает швы с его зажившей плоти. Как он и предсказывал, после того, как нитки в некоторых местах разошлись, кровь выступила на его бледной коже. В то время как Квакити никогда раньше не брезговал от крови, был пиратом, который резал людей на куски, подвешивал тела мятежников и врагов, от вида красного, выступающего из-под кожи Уилбура, его желудок переворачивался.
Навеяло воспоминания о том, как кровь Эдварда растекалась по полу столовой.
После некоторого времени тщательного снятия швов Квакити, наконец, выполнил задание. Он не заметил, что на его лбу выступил лёгкий пот, не заметил, что дрожь в руке дошла до плеч. Комната вдруг стала такой маленькой, и он почувствовал, что его лёгким не хватает кислорода. Он знал, что если он останется здесь дольше, у него начнёт кружиться голова. Может даже потеряет сознание.
Подняв глаза, он заметил, что Уилбур заснул.
Он вытер пролитую из раны кровь, замотал её новыми бинтами, хотя был уверен, что это не нужно, но просто хотел убедиться. И когда он закончил, он, спотыкаясь, вышел из каюты капитана в поисках своего квартирмейстера.
Слайм знал бы, что делать. Он как-нибудь во всём этом разберётся, и хотя Квакити сказал, что объяснит всё утром, он знал, что не сможет так долго ждать потенциальных ответов. Ему просто нужно было выйти из своей комнаты. Уилбур спал в безопасности, и Квакити нужно было вернуться, прежде чем он проснётся. Достаточно легко. Не о чем беспокоиться.
༻✞༺
Квартирмейстер был именно там, где его оставил Квакити, с беспокойным взглядом управляя штурвалом корабля. Его брови были нахмурены, а губы поджаты. Его рука мягко легла на руль, и капитан мог сказать, что он был не единственным, у кого сегодня вечером были проблемы с контролем над своим разумом.
— Слайм, — сказал он, как только переступил порог, объявив себя.
Слайм вырвался из своих мыслей, полностью повернулся лицом к капитану и изо всех сил старался скрыть взволнованное выражение лица. Однако было слишком поздно. Квакити уже увидел.
— Капитан, — поприветствовал он, удивленно подчеркнув титул Квакити. — Я думал, ты ушёл спать на ночь. Я не ждал тебя до утра. Всё в порядке?
Квакити с тревогой оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что они действительно одни, прежде чем пройти дальше в комнату, закрыв за собой дверь. Он подошёл к тому месту, где стоял Слайм, достаточно близко, чтобы он мог шептать и всё же быть услышанным. Встревоженные глаза квартирмейстера следили за ним всю дорогу, моргнув только тогда, когда он прижался вплотную.
— Квакити? — спросил он, увидев, насколько встревожен капитан. — Что случилось?
Квакити покачал головой, всё ещё тяжело дыша и напряжённо размышляя. Было слишком много всего, что нужно было рассказать, но он знал, что должен выбрать место и начать оттуда. Он знал, что Слайм будет терпелив с ним, просто захочет знать, что происходит, несмотря на порядок, в котором это произошло.
— Это Уилбур, — начал Квакити, потому что всё это, казалось, вело к безбилетнику. Всё, что беспокоило капитана, так или иначе было связано с ним, и хотя Квакити не винил его за это, а питал только положительные чувства к новому члену их команды, он не мог отрицать, что он эпицентр всего странного дерьма, которое произошло.
— Что с ним? — быстро спросил Слайм, его взгляд метнулся за Квакити, как будто он собирался выбежать из рулевой рубки, чтобы найти самого Уилбура. — С ним всё в порядке? Он что-то сделал?
Квакити покачал головой, его руки поднялись, чтобы положить их на руки квартирмейстера чуть ниже его плеч.
— Он в порядке. Все в безопасности, и
нет, он ничего не сделал, — успокаивал он, пытаясь найти слова, которые хотел сказать следующими, пока Слайм немного расслабился перед ним.
— Тогда к чему это? — спросил Слайм, изогнув бровь, но его беспокойство не уменьшилось. — Что произошло после того, как я видел тебя в последний раз?
— Помнишь, я сказал тебе, что Уилбур был ранен, когда я нашёл его? — Квакити вздрогнул, наконец решив, с чего начать.
Слайм кивнул.
— Я помню.
— Я имею в виду, он был
действительно ранен, Слайм. — Голос Квакити становился всё более и более безумным, чем дольше он говорил. — Он так сильно истекал кровью, что я думал, что он может
умереть. Рана выглядела так же свежо, как будто это случилось совсем недавно. Я прочистил, зашил и перевязал её прошлой ночью. Сегодня утром я сменил повязку, и рана выглядела недельной давности. Я не придал этому большого значения, потому что она всё ещё выглядела довольно плохо, но когда мы вернулись в мою каюту, я решил прочистить её и сменить повязку, и
Слайм- мне пришлось снять швы, потому что она уже покрылась коркой.
— Это- Это не должно быть
возможно, не так ли? Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? Можешь объяснить? Я- Со всем остальным, что произошло сегодня вечером, я просто- я чувствую, что схожу с ума. Я чувствую, что наконец-то сошёл с ума, как и мой отец.
Если бы Квакити был перед кем-то другим, он бы никогда не подумал, что может быть таким уязвимым. Быть уязвимым значит быть слабым, а он не мог быть таким ни перед кем, кроме Слайма. Дело даже не в том, что он был квартирмейстером. Когда Сапнап занимал ранг Слайма, Квакити никогда бы не подумал прийти к нему с тем, что его беспокоило.
Нет, именно потому, что он был
Слаймом, Квакити так доверял ему. Он без сомнения знал, что Слайм выслушает его, не будет думать о нём хуже, постарается помочь, чем сможет, потому что это была его работа. Мало того, он
заботился о Квакити так же сильно, как и уважал его.
Но сейчас Слайм выглядел таким же потерянным и озадаченным, как и Квакити.
— Ты сказал, что должен был зашить рану? А через день швы пришлось вынимать?
— Да, — подтвердил Квакити, и тогда он понял, что не сошёл с ума, что это было
неестественно.
— Ты уверен, что видел это прошлой ночью?
— Я полностью уверен.
Слайм замычал, подняв руку, чтобы постучать по подбородку.
— Странно, — пробормотал он больше себе, чем капитану.
— Вот почему я так на взводе, — объяснил Квакити. — Это и всё остальное, что произошло сегодня вечером. Я- я не знаю, что со всем этим делать.
Слайм сочувственно издал горловой звук.
— Обещаю тебе, Квакити, ты
совсем не похож на своего отца. Может быть, ты продукт всех его лучших качеств, но ты точно не похож на того, кто сходит с ума. Всё это странно, и мы собираемся докопаться до сути.
Одного лишь уверения было достаточно, чтобы Квакити с облегчением опустился на стул, тяжело вздохнув.
— Спасибо, Слайм.
— Но сейчас, я думаю, тебе следует немного отдохнуть. У тебя была довольно беспокойная пара дней, и недостаток сна может быть причиной того, что тебе кажется, что ты сходишь с ума. Мы можем всё обсудить, как только ты хотя бы хорошенько выспишься. — Квакити собирался возразить, но Слайм поднял руку, эффективно заглушая то, что собиралось выскользнуть изо рта капитана. — К сожалению, это не обсуждается, капитан. Наши проблемы останутся, когда взойдёт солнце, а в таком состоянии тебе будет сложнее всё осознавать.
Он знал, что должен слушать свою правую руку, должен следовать совету, который ему дали. Его веки начали ощущаться тяжёлыми, и он должен был надеяться, что часть его разума и остроумия вернутся к нему, как только он немного поспит.
Поэтому он кивком признал своё поражение, ещё раз поблагодарил своего квартирмейстера, прежде чем пожелать ему спокойной ночи, а затем направился обратно в свою комнату.
Уилбур всё ещё спал на кровати, а импровизированная койка Квакити на полу выглядела так заманчиво. Ему удалось переодеться в свою спальную одежду и подползти к ней, успешно отбрасывая все свои мысли, сомнения и переживания на задний план. Его голова едва коснулась свёрнутой блузки, прежде чем он соскользнул в темноту сна.
Когда он проснулся, солнце выглянуло в иллюминатор над ним, а корабль слегка покачивался. Сев и потянувшись, Квакити едва успел вспомнить, что его беспокоило, как заметил, что его койка пуста, а спящий там человек, казалось, растворился в воздухе.
Уилбура нигде не было.
