Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

Он должен больше заботиться о том, что именно Мерлин выпустил гнев дракона на Камелот, подумал Артур. Это существо убило многих и ранило еще десятки людей. Даже сейчас город и его жители все еще носят шрамы от нападения. Если бы его отец знал… Его отец никогда не узнает. Это решение поднялось в горле Артура, как спазм, заставив его тяжело сглотнуть, когда он лежал в своей постели, глядя на тени, рисующие полог над его головой. Было уже поздно, сменилась третья стража, но сон никак не шел. Слишком многое металось в его голове, превращая мысли в удушливые лианы. С тех пор как он узнал о талантах Мерлина, такое случалось часто: этот тупиковый конфликт сердца и разума, уверенности и страха. Учения отца шептали ему на ухо, постоянно предостерегая. Мерлин был опасен — угроза — чудовище, которое должно быть уничтожено. Само его существование ставило Камелот под угрозу, и долг Артура — изгнать его из смертного царства и обеспечить безопасность своего королевства. Он был магией, а магия была порочна до самой своей сути. Однако Артур знал Мерлина как друга, человека и, все больше, как чародея. На протяжении многих лет он наблюдал, как Мерлин отвечает на испытания, которые преподносит им жизнь. Он видел его преданность, сострадание и храбрость в каждом действии, смелом и неприукрашенном. Его не волновали королевства и титулы, честь и рыцарство. Он заботился о людях. Жили ли они в Камелоте или где-то еще, он сопереживал их трудностям. Даже те, кого Мерлин считал своими врагами, не были лишены его сочувствия. Он не получал удовольствия или триумфа от их поражения. Артур видел это в те редкие минуты, когда Мерлин говорил о Нимуэ. Он чувствовал потерю Верховной жрицы, как бы ни было необходимо остановить ее зло. Потом был дракон. Воспоминания Артура о тех днях были окутаны запахом дыма и гари, по краям превратившись в дымку из-за сильного удара по голове. В основном он помнил извергающийся из кишечника ужас от того, что за ним охотится нечто настолько огромное и могущественное, что его невозможно остановить. Он чувствовал безнадежность, ведь если ни одно смертное оружие не может убить его, то что он может сделать для своего народа? Но он также чувствовал решимость отчаявшихся: уверенность в том, что лучше попытаться и потерпеть неудачу, чем вообще ничего не делать. И только благодаря самому Мерлину Камелот был спасен. При дворе его отца было немало тех, кто с циничной усмешкой заметил бы, что, если бы не Мерлин, Камелот никогда бы не оказался в осаде дракона. На первый взгляд, они были бы правы, но жизнь редко бывает такой простой. Мерлин, возможно, и разорвал сковывающие его цепи, но кто посадил туда дракона? Кто так жестоко расправился с чудовищем, что, обретя свободу, оно тут же выплеснуло на цитадель всю свою ярость? Да, в этой истории было чудовище, но это точно был не Мерлин. И даже не дракон. Львиная доля вины лежала на плечах Утера, и Артур не позволял себе забыть об этом. Повернувшись на бок, он уставился на дверь, преграждавшую путь в комнату Мерлина. Угрюмые угли в очаге выделялись красноватыми бликами на деревянной панели. Когда они с Мерлином поднимались из подземного тренировочного полигона Морганы, между ними возникла неловкость; казалось, что нужно еще что-то сказать. И только сейчас, в самый черный час ночи, Артур почувствовал, что вновь обрел голос. Он испытывал искушение вылезти из гнезда своих одеял, спуститься на пол и протиснуться в пространство Мерлина. В горле у него заклокотало желание повторить их разговор, но он сглотнул. Он чувствовал себя неловко, вот и все. Не потому, что он думал, что Мерлин манипулирует им, а потому, что знал, как его прощение может выглядеть для постороннего человека. Они увидели бы, как наследный принц, наследник королевства, порицающего магию, дарует милость и дружбу человеку, которого следовало бы предать смерти. Они не увидели бы в действиях Артура взаимопонимания и дружеского участия. Они бы сказали, что Мерлин заколдовал Артура, манипулируя им для выполнения своих желаний. Они утверждали, что разум Артура не принадлежит ему, и любые протесты против этого оставались без внимания. Они ожидали, что он станет тираном, как его отец. Он не хотел чувствовать даже проблеска вины за то, что разочаровал их. Тихий шепот железных петель заставил его моргнуть, переключить внимание на мир за пределами собственной головы и обнаружить Мерлина, стоящего в дверном проеме прихожей. Он был всего лишь потрепанным, бугристым силуэтом. По щелчку пальцев огонь ожил, заливая комнату золотистым светом. На краткий миг глаза Мерлина засветились, как у кошки, потусторонним светом, но вскоре он потускнел, оставив на нем бледный и заспанный вид. Артур моргнул, пряча улыбку под одеялом, натянутым до подбородка, и рассматривая дикие волосы Мерлина и складки от подушки, прочертившиеся по его правой щеке. Он был завернут в свои одеяла, шерсть переливалась через его плечи и стекала на пол, как принц, облачающийся в мантию отца. Он зевнул, растягивая челюсть, и, прежде чем провести рукой по лицу, бросил слабый взгляд в сторону Артура. — Ты должен уже спать. — Не я встал с постели, — пробормотал Артур, не обращая внимания на время. Их слова не вылетят за двери, если они сами того не захотят, но все равно было неправильно нарушать покой ночи. — Ты думал так громко, что я не мог заснуть. Чистая тревога пронзила тело Артура, пройдя по позвоночнику и оставив его бездыханным. Он уставился на него широко раскрытыми глазами. Одно дело — быть колдуном, но у Артура было много мыслей, которыми он совершенно не хотел делиться с Мерлином. Он прижал покрывало к груди, как щит. — Что? — Это вышло не более чем писк, и его охватила горячая волна смущения. Мерлин сморщил нос и провел рукой по волосам, бросив на Артура быстрый, озадаченный взгляд, а затем закатил глаза. — Не буквально. Я слышу, как ты ворочаешься. Я не могу читать твои мысли. — Ухмылка обнажила оскал зубов Мерлина. — Так же хорошо. Не думаю, что хочу знать, что творится в твоей голове. Артур насмехался, надеясь, что Мерлин не заметил, как он заметно расслабился на матрасе. — Это было бы честью узнать о моих размышлениях, — проворчал он. — Я не хотел мешать тебе спать. — Хочешь поговорить об этом? Артур посмотрел на Мерлина, взъерошенного и уязвимого, его бледные пальцы ног подгибались к холодным камням. Даже спустя столько времени его поражало, насколько смелым мог быть Мерлин. Ни один слуга не осмелился бы поверить, что может быть доверенным лицом принца, но Мерлин не задумывался об этом. Он никогда не раздумывал, с того самого дня, как они встретились. Все остальные смотрели на Артура и видели корону и мантию, меч и доспехи. Мерлин смотрел на него и видел только Артура. — Залезай, пока не обморозился, — приказал он, дернув головой в сторону нижней части кровати. Оставлять Мерлина стоять там казалось нелепым, но все остальное казалось слишком интимным. Даже сейчас, когда набитый перьями матрас прогибался под весом Мерлина, в животе Артура что-то трепетало от счастья, что он так близко. — Ты мог бы остаться в постели. Я бы в конце концов успокоился. Это была ложь, и, судя по выражению лица Мерлина, они оба это знали. — Мне все равно нужно вставать через свечу или около того, — заметил Мерлин, и его костлявые плечи дернулись в пожатии. — Некоторые из нас не могут лежать в постели до полудня. Артур хмыкнул, но не стал защищаться. Мерлин не хуже его знал, что дни, когда он мог спать до обеда, были очень редки. Хотел он того или нет, но у него было слишком много собственных обязанностей, чтобы томиться в своих покоях допоздна. Он приподнялся на подушках, чтобы видеть, как свет камина радостно вальсирует по чертам лица Мерлина. Это было то самое золотое сияние, которое дарила ему его магия: неземное, яркое и совершенно прекрасное. — Так почему ты не можешь заснуть? — Мерлин подтолкнул Артура ногой, приподняв подбородок, словно осмеливаясь возразить. — Что-то не так? Тебе нужен Гаюс? — Боги, нет. — Он боялся подумать, как отреагирует старик на то, что его разбудили в такой ужасный час. — Ничего такого. Я просто… у меня много забот. — Твой отец? — Мерлин наклонил голову, такой же яркий и любознательный, как птица, в честь которой его назвали. В его глазах была мягкость, которую Артур оценил. Утер многое сделал, чтобы заслужить ненависть Мерлина, но, по крайней мере, ради Артура, он никогда не показывал этого. — Я уже спрашивал Гаюса. Он ничего не знает о болезни короля. Возможно, это просто досужие сплетни. — Если это так, то почему он отменил заседание совета? — Артур дернул головой в сторону, глаза сузились в раздумье. — Мне не нравится, что он передумал в такой короткий срок. Что, если он узнал что-то о Моргане или о тебе? Что, если он вызывает другого колдуна? — После того, что случилось с Аредианом, я сомневаюсь, что король жаждет второй попытки, — пообещал Мерлин. — Весь Камелот знает, что он был мошенником. Он говорил легко, словно эти несколько дней не были одними из самых страшных в его жизни. В то время, не зная, кем был Мерлин и чем грозило разоблачение, Артур считал, что напряжение его слуги — не более чем обычные нервы. Теперь, оглянувшись назад, он понял, что это была правда: тонкая завеса для ужаса, который, должно быть, испытывал Мерлин. От одной мысли о том, что могло произойти, его прошиб ледяной пот, и он плотнее укутался в одеяло. — Мне хочется знать, что задумал мой отец. Я твержу себе, что это может быть что-то невинное, и все же… — Он поджал губы, проглатывая слова. Правда заключалась в том, что он никогда не чувствовал, что может потерять так много: Мерлина и Моргану. — Как ты с этим живешь? Постоянный страх, что кто-то разоблачит тебя? Мерлин вздохнул, прислонился спиной к столбу кровати и подтянул колени к груди. Свернувшись таким образом, он выглядел молодым и уязвимым, скорее мальчиком, каким он был, когда только переступил порог Камелота. — Я стараюсь не думать об этом, но… — замешкался, положив подбородок на колени и наклонив голову, чтобы посмотреть на Артура. — Нужно просто надеяться и строить миллион отчаянных планов, как спасти себя и тех, кто тебе дорог, если все пойдет не так. Артур надулся, прислонившись спиной к изголовью кровати. — Я знаю твои планы, Мерлин. — Что ты имеешь в виду? — В них часто не хватает мелких деталей. — И, утяжелив самопожертвование, Артур добавил в тишине. — Кого ты защищал, когда впервые пришел в Камелот, до того, как кто-то узнал об этом? — Гаюса. — Ответ был быстрым и уверенным, как удар молнии. — Вероятно, Гвен тоже. Ланселота, когда он узнал. — А теперь? Мерлин бросил на него недоверчивый взгляд, его губы сжались в плотную линию. — Всех. — Его признание было шепотом. — Все, кто знают. Моргана, рыцари… ты. — Темные брови Мерлина недовольно нахмурились. — Было легче, — признал он, — когда меньше людей знали об этом. Я мог бы как-то вытащить их. А теперь… Артур помрачнел, поняв, что Мерлин имел в виду. Теперь их было слишком много, тех, кто знал его тайну, тех, кого он чувствовал, что должен защитить. Они не могли все бежать из Камелота, особенно когда один из них был наследным принцем, а другая — подопечной Утера. — Я собирался сказать, что заколдовал вас всех, и надеялся, что Утер не станет сомневаться. — Он бы убил тебя, чтобы разрушить твою так называемую власть над нами, — заметил Артур, его нутро сжалось от заимствованного горя, когда Мерлин просто пожал плечами. — И ты позволил бы ему это сделать. — Не думаю, что у меня был бы большой выбор. — Мерлин! — Артур сильно толкнул его ногой: почти пинок. — Ты могущественный маг. Конечно, у тебя есть выбор! Ты можешь просто… — Он взмахнул широкой рукой. — Разнести замок на куски, или запереть моего отца в вечный сон, или еще что-нибудь. Но даже когда он говорил это, он знал, что оба эти варианта Мерлин не рассматривает. Первый вариант причинил бы боль жителям Камелота и изобразил бы магию как злую и разрушительную силу, которой многие боялись. А второе… — Они никогда не примут твое правление, — пробормотал Мерлин. — Они будут считать, что каждое твое решение было принято из-за человека, которого я держал в заложниках. Они бы поверили, что я — сила, стоящая за троном. Ненависть к магии только усилилась бы. Разве ты не видишь, Артур? То, что я могу делать такие вещи, не означает, что я должен это делать. Артур сжал челюсти. — Ты все еще можешь бежать. — И что бы он сделал с моими друзьями в мое отсутствие? Думаешь, Утер остановится на том, чтобы мучить своих верных подданных? Разве их преданность короне останавливала его в прошлом? Нет, Артур, бежать нельзя, и я не могу использовать магию против твоего отца. — Мерлин качнул головой в сторону, всего один раз: одно быстрое отрицание. — Не могу без проблем. По той же причине я остановил тебя, когда ты поднял меч против него после того, как Моргауза показала тебе призрак твоей матери. Если бы ты убил его… — Люди бы сказали, что за этим стоит магия. Что меня обманули или околдовали. — Артур вздохнул, в животе у него бурлило старое, знакомое горе. Он собирался довести дело до конца, убить Утера за то, что тот сделал с Игрейной, обменяв ее жизнь на жизнь Артура с помощью магии, которую он порицал. Мерлин остановил его, вцепившись в него отчаянными, паучьими руками, когда он кричал, что Моргауза лжет, что это все трюк — иллюзия, чтобы довести Артура до предела. — Они бы усомнились в прочности моего правления. — И ты бы никогда не простил себя. Артур хмыкнул, желая, чтобы он верил в себя так же сильно, как Мерлин. Он часто вспоминал ту ночь и думал, что было бы, если бы он убил Утера. Он стал бы королем в тот же день, но это было бы правление, овеянное слухами. Никто никогда не забудет, как он получил свою корону, и он не сомневался, что Моргауза исказила бы события в угоду своим целям. Вместо этого она растворилась в воздухе, как утренний туман, и больше никогда не появлялась. — Это была ложь? — спросил он, и вопрос вырвался откуда-то из глубины его души. Это был вопрос мальчика, который никогда не знал свою мать, чтобы горевать о ее потере, но все равно ощущал ее отсутствие. Как изменилась бы его жизнь, если бы она была жива? — Что Моргауза сказала той ночью? То… то, что она наколдовала? На краю кровати Мерлин нахмурился в раздумье, и молодость с его лица немного спала. На долю секунды он стал выглядеть одновременно древним и вечным, таким же постоянным и непоколебимым, как небо над их головами. — Призрак — я не думаю, что это действительно была твоя мать. Это была марионетка, что-то, что должно было сказать тебе то, что Моргауза хотела, чтобы ты услышал, но… — Мерлин переместил свой вес, оглянувшись через плечо в сторону двери. — Я не в первый раз слышу подобные обвинения в том, как ты появился на свет. Артур помрачнел, желая удивиться. Он и сам слышал от придворных и рыцарей, как Утер страстно желал сына. Наследника. Кто-то, кто продолжит его зарождающуюся династию. Артур был ответом на многие молитвы, но, похоже, никакого божественного вмешательства не было. По крайней мере, его отец не признавал этого. Вместо этого он появился на свет благодаря магии в животе матери, и именно Игрейна заплатила цену за это чудо. — Нет ничего хуже для королевства, чем король-лицемер, — пробормотал он, произнося это как секрет во тьме. — Неудивительно, что магический мир ненавидит меня. — Это не так. Эта ненависть и боль направлены не на тебя, Артур. Их цель — Утер. Как его наследник, ты оказался его слабым местом. — А ты — моя защита. Осознание поразило Артура, как удар меча, резкий и внезапный. Мерлин всегда говорил, что в основном использовал магию, чтобы спасти жизнь Артуру, но в этот момент он понял, насколько честен он был. Мерлин прибыл в Камелот незадолго до того, как Артур достиг совершеннолетия в глазах закона, и именно тогда магический мир начал серьезные нападки. Мерлин был его единственным щитом против всего этого. — Не совсем блестящая защита, — заметил Мерлин. — Половину времени я едва ли знаю, что делаю. Он улегся, свернувшись калачиком, как собака, у изножья кровати. Темный веер его ресниц висел на полпути, и Артур подавил ухмылку. Как Мерлин мог превратиться из почти богоподобного в такого — молодого, мягкого и безобидного — недоумевал он, но все равно восхищался им. У большинства людей есть скрытые глубины, но ни один из них, похоже, не был таким бездонным, как Мерлин. — Пока что все работает. — Он быстро улыбнулся в знак утешения. — Вряд ли найдется много других людей, владеющих магией, которые стали бы тратить на меня свое время. Мерлин подавил зевок рукой и натянул одеяла повыше на шею, укутавшись в их тепло. — Когда-нибудь они будут рады, что ты — их король. — Он сказал это не как обещание, а как уверенность, нечто, записанное глубоко в камнях земли. — Они увидят, что ты совсем не похож на своего отца. — Но то, как я приду к трону, имеет значение. — Артур извернулся и зашевелился на матрасе, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки от Мерлина. Казалось, что они шепчутся о секретах — как будто даже произносить мысли о конце времени его отца было запрещено. — Вот почему ты не позволил мне убить его. — И именно поэтому ты так беспокоишься о том, что нас с Морганой поймают, — добавил Мерлин, его голубые глаза потемнели во мраке. — Не из-за того, что с нами может случиться, а из-за того, что ты можешь сделать, чтобы защитить нас. Что угодно. Абсолютно все, включая захват короны силой, если потребуется. Артур был почти напуган собственной уверенностью. Мало что в его жизни вызывало такую преданность, и все же он был здесь. Он должен быть более предан своему отцу, и все же его мальчишеское восхищение год от года уменьшалось почти до нуля. Чем больше он видел об Утере и его правлении, тем больше понимал, что люди подразумевали под «темными днями». — До этого не дойдет, — пообещал Мерлин. — Что бы ты ни думал, все будет не так. — Ты говоришь так уверенно. Мерлин потянулся из-под одеяла, взял руку Артура в свою и крепко сжал. Он придвинулся ближе, прижался лбом к лбу Артура: мягкое, но твердое давление, которое вселяло уверенность в Артура. Исходило ли это ощущение от Мерлина или от его магии, он не мог сказать точно, но он наслаждался покоем. — Так и есть, — пробормотал Мерлин. — Возможно, я не знаю, как именно корона перейдет к тебе. Ни времени, ни каким невероятным образом, но я знаю, что когда это случится, ты станешь всем, что нужно королю Камелота и земель за его пределами. Не потому, что ты сын Утера, а потому, что ты — это ты. Горло Артура сжалось, когда он проглотил завязавшийся в нем узел благодарности. Для него значило больше, чем он мог выразить, услышать непоколебимую веру Мерлина в него. Это была не подхалимская похвала придворных, стремящихся добиться расположения, и не слепая преданность рыцарей, говорящих со своим командиром. Мерлин никогда не стеснялся ставить Артура на место, когда это было необходимо. Ведь одно из первых, что он сделал, когда они встретились, — назвал Артура болваном. И все же он был здесь, шепча заверения, похожие на уверенность. — Спасибо. — Он крепче сжал руки Мерлина. Он не мог сказать больше — не мог выразить словами все те яркие, сверкающие эмоции, которые переливались в его груди, — но он все равно дорожил этим. Ничего не изменилось. Все тревоги, терзавшие Артура, все еще были там, кружась, как волки, но теперь их было легче переносить. Впервые за много дней он обрел покой, находясь рядом с Мерлином.