Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

Сердце Мерлина пульсировало в горле с такой силой, что он подумал, не заболеет ли он, желудок забурлил, а тело напряглось. Он не мог избавиться от образа, который вбил ему в голову Килгарра: яркий белый свет Артура, сплетающийся вокруг и сквозь него и окружающий, как гниль, желтый отблеск магии Мерлина. Все это время он говорил Артуру, что использовал свою силу, чтобы спасти его. Вместо этого казалось, что она проникла в него. Килгарра сказал, что это была связь, но это предполагало некую взаимность. То, что он видел, было вторжением, и у Мерлина зарябило в глазах от этой мысли. — Я не понимаю, — прохрипел Артур, раскачиваясь на камнях. Мерлин все еще стоял на коленях рядом с ним, но он не решался дотянуться до него. Да и как он мог, ведь, насколько он знал, это лишь сильнее затянет паутину его магии и еще глубже затянет Артура в ее лапы? Может, поэтому Артур так легко принял его магию? Потому ли, что его сила уже влилась в него, избавив его от сомнений, прежде чем он успел их озвучить? Как долго Артур находился под его чарами, не осознавая этого? Неделю? Месяц? Дольше? В горле Мерлина заклокотал всхлип, и он крепко зажмурил глаза, сдерживая слезы, катившиеся по ресницам. Ему хотелось убежать, спрятаться и не смотреть на это, но он знал, что не может. Артур был его другом, и он заслуживал того, чтобы знать, что происходит. Даже если это разобьет то, что их объединяло, на тысячу бесполезных осколков, которые они никогда не смогут восстановить, он должен понять, что Мерлин подозревает. — Моя магия… — Его голос захлебнулся в горле, и он сделал взволнованный вдох. — Килгарра показал мне… это… — Он замолчал и покачал головой, не зная, как выразить это словами. Килгарра неоднократно говорил ему, что он и Артур — две стороны одной медали, но он не думал, что дракон имел в виду именно это: Сила Мерлина так глубоко укоренилась в существе Артура, что он был практически прикован к ней, запутался в ее паутине, даже не подозревая о ее существовании. — Моя магия в тебе. — Он пожал плечами: отрывистое, ломаное движение, от которого зазвенели кости. Желание убежать от присутствия Артура и его неизбежного суда загремело по спине, как когти. — Слабость, которую я почувствовал, когда зачаровывал твой разум, думаю, не имеет ничего общего с Софией. Это я. — Он уставился на свои руки. — Это просто я, и я не знаю, что это делает с тобой. — Делает? — Артур покачал головой. — Мерлин, о чем ты говоришь? — Я не знаю. — Неприятные, сырые слова вырвались из него, и его голос запульсировал под их тяжестью. — Моя магия соткана вокруг тебя. Вот почему ты оказался со мной и Килгаррой. Она проложила для тебя путь и потащила за собой. У тебя не было выбора! Он заставил себя встретить взгляд Артура, и кости в его шее заскрипели, как ржавое железо. — Если она может притянуть тебя ко мне, то кто знает, что еще она может сделать? Что, если я все это время очаровывал тебя и даже не подозревал об этом? — Следующий вдох был лишен воздуха, и Мерлин стиснул зубы, закрыв глаза, так как все его тело содрогалось от отвращения. — Мне нужно идти. — Что? Нет! — Артур потянулся, чтобы схватить его, но Мерлин оказался проворнее, вскочил на ноги и без раздумий бросился к двери. Артур выругался, в его голосе слышались нотки паники, но Мерлин не обращал на него внимания, убегая. Коридоры замка пронеслись мимо него. Шаги затихли, когда он, спотыкаясь, спустился по нескольким лестничным пролетам и вышел во внутренний двор, его грудь тяжело вздымалась, а перед глазами плясали пятна. Холод врезался в него, выбивая воздух из легких и пронизывая до костей. Этого оказалось достаточно, чтобы отбросить его назад от рушащегося обрыва паники, разбросав в разные стороны головокружительные круговороты мыслей. Обессиленный, Мерлин привалился к стене замка, позволяя непоколебимому камню выдержать его вес, и делал один глубокий вдох за другим, пытаясь закрепиться в настоящем времени. Все это было слишком. После Киррикейрна и суда над Трителлионом ему казалось, что на его плечи обрушивается все больше и больше вопросов, которые тянут его вниз, пока не похоронят заживо. Не помогало и то, что Артур, Моргана и все его друзья искали у него ответов, а у него их не было. Он должен был привыкнуть к тому, что чувствует себя не в своей тарелке, но никогда прежде он не был так потерян, не искал определенности в тумане собственного смятения. До сих пор он был доволен своей магией и гордился тем, что она становилась только сильнее, предугадывая его потребности и отвечая на его намерения. Килгарра разрушил это несколькими туманными словами и видением Артура, запятнанного силой, которую Мерлин никогда не собирался высвобождать. Он был счастливее, когда не знал этого, — мрачно заметил он, чувствуя себя комфортно в той близости, которую они разделяли теперь, когда Артур знал о его магии и принимал ее. Откровение Килгарры испортило даже это, заставив Мерлина усомниться во всем. Ему хотелось верить, что на поведение Артура не повлияло ничего из того, что он сделал, но как он мог быть в этом уверен? Более того, как это мог сделать Артур? Если бы их позиции поменялись местами, Мерлин знал, что он сам стал бы сомневаться в себе, задаваясь вопросом, исходят ли его мысли и убеждения от истины в его сердце или от магии, вторгшейся в его существо. Мерлин подумал о воротах Камелота и о широком, открытом мире за ними. Уже не в первый раз он испытывал искушение уехать, скрыться в лесах, подальше от цитадели и всех ее проблем. В те мрачные, темные дни его останавливало лишь осознание того, что он должен остаться, чтобы уберечь Артура. Возможно, в самом начале, до того, как магия Мерлина сплела между ними узел, так и было. Теперь же он не мог избавиться от страха, что непреднамеренно влияет на Артура сотней мелких способов, что его сила действует независимо, подталкивая разум и сердце Артура. Боги. Он должен был сломать ее, что бы это ни было. Он должен был обуздать свою магию и вернуть ее под свой контроль. Он понятия не имел, когда она привязалась к Артуру, но то, что это произошло неосознанно, не означало, что он мог позволить ей действовать бесконтрольно. Теперь он знал о проблеме, и это был первый шаг к ее решению. А если, когда магия исчезнет, Артур будет смотреть на него с ненавистью во взгляде? Что ж, такова будет цена, которую Мерлину придется заплатить за свою ошибку. Дыхание дрожало между губами, решимость покрывала его кожу, как броня, когда он отталкивался от стены. Ему нужна была информация, и Килгарра был самым очевидным выбором. В конце концов, он распознал связь, но знал ли старый дракон, как ее разорвать? И расскажет ли он об этом Мерлину? Настроение Килгарры было удивленным и удовлетворенным; он явно считал, что все, что произошло между магией Мерлина и Артуром, — это хорошо. Был шанс, что он откажется помочь, но Мерлин не узнает об этом, пока он не спросит. Ему нужно было найти укромное и безопасное место, чтобы снова обратиться к нему. Еще вчера он направился бы прямо в покои Артура: они стали для него убежищем с тех пор, как все это началось. Теперь же одна мысль о том, чтобы переступить порог, вызывала у него тошноту. Он уже вторгся в Артура со своей магией; его присутствие в этих покоях ощущалось как угроза, даже если Артур, похоже, ее не понимал. Инстинкт подсказывал, что надо направиться в башню Гаюса — место, которое всегда было пристанищем Мерлина. Дядя своим спокойным, знающим тоном дал понять, что Мерлин может возвращаться туда в любое время, и он со вздохом облегчения проскользнул в дверь. В воздухе витал знакомый аромат трав, а в костлявой руке Гаюса раздавался равномерный стук и скрежет ступки и пестика. — И что ты думаешь делать? — спросил Гаюс, приподняв одну бровь и оглядывая Мерлина с ног до головы. Его мать обладала той же способностью: одним взглядом выведывать секреты Мерлина. Ответить на этот вопрос было невозможно. Его признание имело вкус дыма на языке, ядовитый и удушливый. — Я… я совершил ошибку. — Он неопределенно махнул рукой и запустил пальцы в волосы. — Только я не знаю, как я это сделал, и знаю только, что мне нужно это исправить. Гаюс вздохнул: мягкий, низкий звук, который был слишком хорошо знаком уху Мерлина. — Что на этот раз? Гоблины? Красные колпаки? Ты случайно заколдовал кого-то, кого не должен был? Мерлин хмыкнул, опустился на скамью и провел ладонями по обшарпанной столешнице, погружаясь в ощущения изношенного дерева. — Я не знаю. Может быть, последнее? Он услышал лязг посуды, когда Гаюс отложил свои инструменты в сторону. Шаркающие шаги приблизились, и теплая рука легла ему на плечо, нежно сжав. — Ты в опасности? — Не в данный момент Гаюс с ворчанием сел, опираясь локтями на стол. — Тогда объясни. Мерлин нехотя сделал то, что ему сказали, выдавая свои скудные знания обрывистыми фразами. В груди у него лопались пузырьки паники, сердце сбивалось с ритма, а дыхание становилось рваным. Гаюс наблюдал за ним со стоическим выражением лица, которое ни о чем не говорило, пока Мерлин не замолчал. Спокойствие лечебной комнаты давило на них. В очаге потрескивал огонь, над ним кипел котел с водой. В слабом солнечном свете, проникающем через высокие узкие окна, поблескивали пылинки, и скамья скрипела под Мерлином, когда он перекладывал свой вес. — Что ж, теперь понятно, почему Артур искал тебя здесь, — сказал наконец Гаюс. — Хотя, похоже, он больше переживал из-за того, что тебя расстроило, чем злился из-за связи. — Он не понимает. — И ты тоже. — Бледные глаза Гая устремились на него. — Ты всегда думал о своей магии только самое плохое. После того, что случилось в Киррикейрне — после того, как Артур принял тебя таким, какой ты есть, — я полагал, что ты исправился, но, похоже, я ошибался. — Это совсем другое дело, — возразил Мерлин. — Как я могу быть уверен, что моя магия — не то, что заставило Артура так смириться? Ты не видел ее, Гаюс; она вся в нем. В нем самом. — Конечно, это так. В горле Мерлина заклокотало, и он вскинул руки в недоумении. — Это не нормально! — Ты так думаешь только потому, что не видишь, что это такое. — Он поднял руку, пресекая поток протестов Мерлина. — До Чистки магия и корона работали рука об руку. Так было на протяжении многих веков, которые никто не хочет считать. Правитель не может исполнять свой долг, если он не связан со своим народом и своей землей, как физически, так и духовно. Магия всегда была частью этого мира. Гаюс сложил руки на столе перед собой, уставившись на узел костяшек пальцев. — Даже Утер когда-то был связан с кем-то, как ты с Артуром. Я не сомневаюсь, что эта связь была хрупкой, ей никогда нельзя было полностью доверять, но она была. Без нее Артур никогда бы не появился на свет. Нимуэ была той, кто заронил семя в королеве, когда ни одно из них не могло расцвести, хотя она всегда утверждала, что за это придется заплатить. — Жизнь Игрейн. — Мерлин кивнул. Призрак, которого вызвала Моргауза, сказал то же самое; в конце концов, это не ложь. — С того дня Утер отверг магию. Его связь с Нимуэ оборвалась, и началась Чистка. — Гаюс вздохнул, и старые воспоминания начертали на его лице свои эпитафии. — С тех пор Камелот не был прежним. Утер потерял связь с землей и народом, а Нимуэ… Мерлин подумал о Верховной жрице, о ее резкой, горькой красоте и ледяной глубине ее гнева. — Ее предали, и она сошла с ума. Гаюс кивнул. — Магия — это прекрасно, но опасно. Сила вызывает привыкание, Мерлин, и не один разум сломался под ее напором. Только самые сильные маги могут установить связь, но это акт самосохранения с обеих сторон. Мерлин нахмурился. — Я не понимаю. — Твои способности не оскверняют Артура, и, как я полагаю, не влияют на его сердце и разум. Твоя магия закрепляется сама собой. Ты был сильнее всех, кого я когда-либо знал, до того, как началось Испытание Трителлиона. А с тех пор? Я не уверен, что в мире найдется хоть одна душа, способная сравниться с тобой. — Гаюс покачал головой. — Утер разорвал связь с Нимуэ, и ее магия забрала ее. Боюсь, то же самое случится и с тобой, если ты попытаешься разорвать связь с Артуром. Мерлин помрачнел, вспомнив, что Нимуэ рассказала ему о возможном будущем — вечности, прожитой в одиночестве. Бессмертная жизнь в ожидании смерти всех, кого он любил, без возможности снова увидеть их в Авалоне. С тех пор ее слова не давали ему покоя, и в глубине души он знал, что такое существование станет для него гибелью. Тогда он думал, что это его беспомощное, окровавленное сердце сжимается от мысли о таком большом горе. Теперь же он задавался вопросом, не сыграла ли свою роль и его магия — не осознала ли она потерю своего якоря и не поняла ли последствий этой участи. — Это несправедливо по отношению к Артуру, — пробормотал он. — Он не просил об этом. — Да, я признаю, что все произошло несколько необычно. — Гаюс протянул руку и похлопал Мерлина по тыльной стороне ладони в знак утешения. — Когда ты упомянул, как легко было заколдовать Артура, я подумал, не случилось ли чего. Обычно такая привязка формируется сознательно: церемония, обряд крови… То, что ваша расцвела спонтанно, удивляет одновременно и больше, и меньше всего. — Что ты имеешь в виду? Взгляд Гаюса был ласковым и знающим, и Мерлин заерзал на своем месте, пытаясь выдержать взгляд дяди. — Вы с Артуром всегда были близки, — сказал он наконец. — Даже в самом начале, когда вы с наслаждением будоражили друг друга, между вами была какая-то искра. Во многом родственные души. Эта совместимость, несомненно, помогла. Связь возникла тогда, когда это было необходимо, без всяких обрядов: естественное развитие событий. — Но которую можно разорвать? — Мерлин ухватился за этот факт с жадным отчаянием. — Утер разрушил свою связь с Нимуэ. — И посмотри на последствия. — Гаюс вздохнул, глядя на Мерлина так, словно тот был особенно глуп. — С тех пор Камелот и земли за нашими границами не были прежними. — Он сжал руку Мерлина, поджав губы, но затем сменил тему. — Ты хотел обвинить Софию и решил исправить ущерб, который, по твоему мнению, был нанесен Артуру. — Он уязвим для меня. — Совсем наоборот, — ответил Гаюс, придав своим словам резкость. — Еще один аспект таких уз — защита. Заклинания, на которые вы с Артуром согласны, будут восприниматься легко. Он попросил тебя заколдовать его, чтобы он знал, каково это, и ты сделал это без труда. Если бы ты попытался сделать это без его разрешения, тебе пришлось бы очень постараться, если бы ты вообще добился успеха. Любой другой человек, кроме тебя, наверняка потерпел бы неудачу. Связь защищает Артура от внешнего магического воздействия. Нимуэ сделала то же самое для Утера, прежде чем он разорвал их связь. — А потом она напала на него. — Действительно. — Гаюс посмотрел в сторону костра, его взгляд стал отрешенным. — Подумай, что бы ты чувствовал, если бы Артур ополчился против тебя, а ты лишь повиновался его приказам. Представьте себе эти чувства и добавьте к ним ужасы Чистки. Никто не может оправдать то, что пыталась сделать Нимуэ, но в какой-то мере ее можно понять. В конце концов, она ненавидела Утера. Она была полна решимости уничтожить его и всех, кто встанет на ее пути. Даже тебя. — Откуда ты все это знаешь? — Мерлин опустил плечи, наблюдая за Гаюсом, сидящим между ними за столом. — Я это пережил, — пожал плечами Гаюс. — Кроме того, подобные связи не новы. Просто в наше время они редки. Магия слишком недоверчива в Камелоте и за его пределами, чтобы большинство королей и королев доверяли верховным жрицам, колдунам и чародеям вроде тебя. Такие как я — единственное, что они предлагают старому пути. Целители, у которых иногда есть фокус в рукаве. Мерлин оторвал свои липкие руки от стола, скрутил пальцы в кулаки и положил их на колени. Ему хотелось верить словам Гаюса — что связь между ним и Артуром была известной и полезной, что она не могла ни повлиять на мысли Артура, ни овладеть его волей, — но он никак не мог забыть образ, промелькнувший в голове Килгарры. — Это было похоже на болезнь, — прошептал он. — Как будто Артур терял себя из-за нее. Килгарра показал мне… По комнате пронесся раздраженный возглас Гаюса. Его хмурого взгляда следовало опасаться, и он хлопнул рукой по рукаву своей мантии. — Но он показал тебе, что там было на самом деле, Мерлин? — Он… — Магическое существо. Тот, кто ненавидит род Пендрагонов и ищет любого преимущества перед ними, руководствуясь своими мелкими желаниями. — Слова упали в тишине, тупые и окончательные. — Я уверен, что он хотел бы, чтобы Артур оказался под твоим контролем, и без колебаний намекнул бы на такую возможность. — Но… но он хочет Золотого века с Артуром в качестве короля. Это не имеет никакого смысла. — Я подозреваю, что он хочет фигуранта: символического правителя, который вернет магию на землю. — Гаюс вздохнул, покачав головой. — В этой маленькой игре дракона тебя должен волновать не Артур, Мерлин, а ты сам. Килгарра всегда знал, что ты — сын Балинора и что однажды ты станешь Повелителем Драконов. Его Повелителем Драконов. Он не из тех, кто легкомысленно уступает власть, как и ты не из тех, кто безжалостно распоряжается ею. — Чем больше ты сомневаешься в себе, в Артуре, в этой связи, тем легче ему повлиять на твои действия через твои сомнения. Мерлин поковырял ноготь на большом пальце. — Он единственный, кто может хоть что-то объяснить в моей магии. Он знает то, чего не знаешь ты. Гаюс склонил голову в ответ. — Он живет так долго, его знания огромны, но это лишь позволяет ему оказывать большее влияние. Ты принимаешь его утверждения за чистую монету, потому что некому оспорить его слова. В прошлом это не раз приводило тебя к опасности. С ворчанием старик поднялся на ноги, подошел к резным столешницам и открыл ящик, чтобы порыться в нем. — Я не говорю, что ты должен отвернуться от Килгарры, Мерлин. Он всегда был и будет могущественным союзником. Однако, как и у любого союзника, у него всегда будут свои причины для действий. Они могут не совпадать с твоими. — Артур ему не доверяет, — признал Мерлин. — И не без оснований, я думаю. — Гаюс выпрямился, в его руке затрещала маленькая голубая бутылочка. Пыль окрасила поверхность в молочный цвет, и он оттер ее, после чего поднес бутылку к свету и посмотрел на жидкость внутри. — Если ты не хочешь слушать меня, то послушай Артура. Действуй с осторожностью, а не с верой, и, возможно, когда дело дойдет до связи, поверь свидетельствам своих собственных глаз. — Он поставил сосуд перед Мерлином, постучав по запечатанной воском пробке. — Воды Нестрии, из королевства Неметт. Подарок, который я получил много лет назад. — И что они делают? Ласковый взгляд Гая приобрел мягкую тень грусти. — Они показывают тебе правду, какой бы она ни была. Вы с Артуром должны выпить по половине; вы оба увидите связь такой, какая она есть на самом деле, без тумана чужого восприятия. - Только связь, ничего больше? Плечи, согнутые возрастом, выразительно пожали. — Я не могу сказать. Возможно, Воды откроют вам больше, но все, что вы увидите, будет реальным, без скрытых мотивов и скрытого смысла. Это должно помочь тебе успокоиться. Мерлин наклонил бутылочку к свету, наблюдая за жидкостью внутри, а затем снова посмотрел на Гаюса. Он доверял своему дяде, но как долго флакон пролежал в ящике без присмотра? Насколько сложно было бы кому-то выбить пробку, загрязнить содержимое и запечатать его снова? А может быть, простое течение лет изменит свойства Воды? — Я должен проверить это, — пробормотал он с извиняющимся оттенком. Гаюс улыбнулся. — Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы поверить в это, мой мальчик. Только не слишком сильно. Здесь не так уж много лишнего. Намочи кончик пальца; через несколько минут ты поймешь его действие. Воск отслоился от стекла, потрескался, когда Мерлин взялся за него. Толстая пробка скрипнула, когда он вытащил ее, и он отложил ее в сторону, а затем с осторожностью принюхался к маленькому сосуду. Он ожидал почувствовать затхлый, застоявшийся запах, но на него повеяло свежим ароматом, как будто вода была налита только сегодня утром. Расправив плечи, он поступил так, как предложил Гаюс, капнул несколько капель на кончик пальца и втянул их в себя. Зрение рябило, как будто в бассейн бросили камень, и, покачиваясь на месте, он вынырнул наружу. Между мгновениями мир как будто перешел в другое состояние, и Мерлин прищурился, вглядываясь в это зрелище. От Гаюса исходило тепло, его любовь и забота о Мерлине излучались ровной аурой, заставлявшей сердце сжиматься в груди. Одно дело — знать о чувствах человека, но совсем другое — видеть их в энергии, окутывающей его. На мгновение он только и смог, что упиваться видом тихой гордости и яростной преданности дяди, слабым туманом его заботы и тонким отблеском надежды. Это успокаивало его, помогая бешеной суматохе его мыслей найти себе пристанище. Переключив внимание, Мерлин отступил назад, глядя не на Гаюса, а на его окружение. На приглушенном сиянии его голубоватой магии проступали мягкие трещины возраста. Целительная комната была окрашена в похожие оттенки, словно Гаюс оставлял следы своей ауры на всем, к чему прикасался. То тут, то там в нем, как солнечный свет в летнем небе, Мерлин видел намеки на свою собственную силу. Большинство бутылочек светились лазурным светом, но одна или две поблескивали золотом — зелья или снадобья, которые Мерлин смешивал сам. От груди Мерлина отходила одна позолоченная нить, которая заканчивалась на границе силы Гаюса. Она не обвивалась вокруг него и не пронизывала его насквозь, как это было в видении Артура. Это было другое, подумал Мерлин: связь, да, но не соединение. Были и другие. Они сверкали, как паутинки, ловя солнечный свет в уголке его глаза, и исчезали в стенах и потолке. Но даже когда он попытался рассмотреть их повнимательнее, эффект Воды ослабел, и перед ним предстала более обыденная картина лечебных покоев, странно плоская после того сияния и мерцания силы, которое он наблюдал. — Ну? — Гаюс поднял бровь и протянул руку, чтобы поймать его, когда Мерлин, шатаясь, поднялся на ноги. Гаюс удивленно хмыкнул, когда Мерлин заключил его в стремительные объятия, прижимаясь к дяде так, что в его душе зажглась искра надежды на облегчение. — Спасибо, — прошептал он, и петля паники на его шее ослабла впервые с тех пор, как Килгарра показал ему свое видение так называемой связи. Ему не нужно было задаваться вопросом, не являются ли Воды просто еще одним способом повлиять на его восприятие. Даже если он не доверял Гаюсу безоговорочно, а он доверял, он верил в то, что говорила ему его собственная магия. Действие Вод исчезло из его поля зрения, но он все еще чувствовал теплый комфорт от их честного шепота, распутывая лианы страха там, где они опутывали его сердце. Он не мог с уверенностью сказать, что увидит, когда посмотрит на Артура, и что может увидеть Артур. Возможно, Килгарра окажется прав, и все опасения Мерлина окажутся обоснованными, но, по крайней мере, он знал, что это будет реальностью. После столь долгой борьбы с собственной неуверенностью это было большим подарком, чем он мог назвать. — Не за что, мой мальчик. — Гаюс отстранился и крепко сжал руку на плече Мерлина, словно пытаясь укрепить его пошатнувшиеся устои. — Я рад, что ты пришел ко мне. А теперь ступай. — Он кивнул головой в сторону склянки. — Тебе еще предстоит работа. Глубоко вздохнув, Мерлин покинул уютную комнату Гаюса и повернулся к двери, сунув флакон в карман и расправив плечи. Теперь, более чем через свечу после бегства с его стороны, Мерлин был готов встретиться с Артуром. Какие бы истины ни подстерегали их, они откроют их вместе.