Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

Боги, это было похоже на какой-то кошмар. Дрожь беспокойства пробегала по позвоночнику Артура, порожденная смятением его тревог. Мерлин уже стал замкнутым — тихим настолько, что это действовало Артуру на нервы, — но это было ничто по сравнению с тем, как он повел себя, когда Артур попытался разбудить его из оцепенения, в котором он находился с драконом. Ему показалось, что он узнал тень страха, когда тот нарисовал свой мрак на лице Мерлина. За время их дружбы он не раз видел на лице Мерлина отблески ужаса и боли и знал, что ненавидит их и готов на все, лишь бы изгнать их, но никогда еще Мерлин не выглядел так. Как будто весь его мир разрушился. Он пробормотал что-то о магии, связи и уязвимости, а затем скрылся, словно не в силах больше находиться в присутствии Артура. В сотый раз за это утро Артур проклял себя. Если бы только он действовал чуть быстрее, протянул руку помощи на долю секунды раньше, возможно, он смог бы заставить Мерлина остаться. А так он метался по замку, разыскивая повсюду своего неуловимого слугу. В более удачный день, возможно, он понял бы намек на то, что Мерлину нужно время и пространство для себя, но сейчас ему было все равно, что Мерлин думает о нем. Ему нужны были ответы. Ему нужно было понять, почему Мерлин выглядел так, словно его сердце разорвалось на тысячу осколков, хотя бы для того, чтобы иметь удовольствие сказать этому идиоту, что он ошибался. Килгарра показал ему, сказал Мерлин, потому что, конечно же, все вернулось к дракону. Может быть, если бы Артур никогда не протянул руку помощи, ничего бы этого не случилось. Его не втянули бы в разум этого существа, и у него не было бы возможности своими сомнительными словами так основательно поколебать устои Мерлина. Огромное эхо этого голоса до сих пор будоражило память Артура, оттачивая зловещие, знающие грани, от которых он не мог отмахнуться. Возможно, его воображение нарисовало объявление Килгарры в самодовольных тонах, но даже если это и так, то понять беду Мерлина было невозможно. Память об этой боли и заставила его прийти сюда, в недра замка, где Мерлин и Моргана устроили свою тренировочную площадку. Из всех мест, о которых он мог подумать, это было место, которое Мерлин счел бы безопасным. Как и в прошлый раз, заслоны пропустили его внутрь с той же легкостью, расступаясь, словно нити, и маняще поглаживая тунику, но в широкой пещере его никто не ждал. Солнечный свет лился из расщелины в крыше, а сугробы снега оседали вниз, покрывая все тонким белым порошком. Внизу, в долине, журчал далекий ручей, вода в котором все время устремлялась вперед, а немногочисленные кустарниковые деревья, успевшие вырасти, шептались на ветру. Но Мерлина не было видно. Вздохнув, Артур провел рукой по лицу, и усталость опустилась на его плечи. В затылке раздался ворчливый голос, похожий на отцовский, который подсказал ему, что не стоит бегать туда-сюда в поисках слуги. Он был принцем, у него были свои обязанности и заботы, но сейчас ни одна из них — даже призрак из снов Морганы и грозные предупреждения Монтгомери — не имела приоритета над благополучием Мерлина. К тому же Артур знал, что если он попытается заняться такими вопросами, то в итоге будет только бегать по кругу, слишком отвлекаясь на свои заботы, чтобы быть хоть сколько-нибудь полезным. Выкрикнув проклятие, он пнул по плато валявшийся камень, и тот, подпрыгивая, ударился о чудовищную цепь, когда-то связывавшую Килгарру с этим местом. Ровный металлический звук разнесся по округе, жутковатый в безмятежности. Он напоминал голос дракона: человеческая речь в пасти левиафана. Но как он ни старался, он не мог вспомнить, что говорил Килгарра. Воспоминания были рваной пеленой, дававшей лишь впечатления и не более того: чешую, жар и хищную мощь, которая даже сейчас сковывала мышцы Артура и стесняла дыхание в ребрах. Он редко чувствовал себя добычей, но в тот момент он с силой осознал собственную слабость. Разум Килгарры был горнилом: горячим и разрушительным. И все же Артур знал, что ему никогда не грозила опасность, потому что Мерлин защитил бы его от всего, что бросило бы в него это могущественное существо. Даже за свой счет. Покачав головой, Артур отвернулся, и в нем вновь вспыхнула решимость найти Мерлина. Он направился к своим покоям и стал надеяться на лучшее. В любом случае, Мерлин не мог скрываться от него вечно. Если понадобится, он организует поисковый отряд, и будь прокляты последствия! Скрежет шагов по камню заставил его остановиться в нескольких футах от подножия истертой лестницы. Он опустил одну руку на меч и, наклонив голову, стал ждать, когда из темноты появится тот, кто пришел. Далекая звезда горящего факела не сразу стала увеличиваться в размерах, ее ореол разрастался по мере приближения ее носителя. Фигура Мерлина была желанным зрелищем, но Артур отмахнулся от нахлынувшего облегчения, улучив момент, чтобы присмотреться. Он все еще был бледен, как сугробы на улице, но затравленное выражение лица исчезло. Теперь он слегка хмурил брови и напрягал острую челюсть, остановившись у подножия лестницы и поставив факел на ближайший кронштейн. Он горел рядом с тем, который нес Артур, и оба огня весело прыгали по пропитанным маслом тряпкам, а их тихое потрескивание подчеркивало тишину. — Где ты был? — Вопрос вырвался у Артура незамеченным, сырым и более чем отчаянным. Он не пытался избавиться от страха, которым было пропитано каждое слово, слишком сильно желая получить ответ, чтобы беспокоиться о тонкостях. — Я искал тебя повсюду! Мерлин пригнул голову, сморщил нос и посмотрел на Артура. — Я разговаривал с Гаюсом. Видимо, я пришел туда позже тебя. Ты просто разминулся со мной. Артур надулся, сложив руки на груди и переместив свой вес. Мерлин опустился и сел на вторую ступеньку снизу. Он выглядел усталым и маленьким, тени от лестничного пролета драпировались на его спине, как плащ. Но несмотря на это, Артуру нужно было быть слепым, чтобы не заметить его не иссякающую силу. Она собралась в линии его плеч и твердости взгляда. Исчезла та нервная фигура, что стояла на коленях перед Артуром в его покоях. Теперь его фигуру сковывала решимость. Артур понял, что он выглядит как человек, стоящий перед виселицей, мрачный и покорный, отчего по его коже пробежала тревожная дрожь. — Объясни, — приказал он наконец, не в силах больше выносить сгущающуюся тишину. — Ты сказал что-то о… связи? Он ожидал, что Мерлин будет отнекиваться, но тот лишь наклонился вперед, уперся локтями в колени и сцепил руки между раздвинутыми ногами. — Моя магия окутала тебя, — объяснил он наконец. — По крайней мере, так это выглядело, когда Килгарра показал мне, что он имел в виду. Прерывистый, пренебрежительный звук застрял в горле Артура. — Как будто дракон когда-нибудь показывал тебе всю правду о чем-либо. Мерлин наклонил голову в знак немого признания, и это было лучше, чем Артур мог надеяться. Он понимал, что Мерлину необходимо защищать действия зверя, связанные с преданностью и родством. В прошлые годы Артур делал то же самое для своего отца, оправдывая тиранию короля, потому что не хотел ее видеть. — Гаюс подразумевает то же самое. То, что я увидел, не было — это… — Мерлин прикусил губу и нахмурился от досады, когда его слова оборвались на полуслове, после чего вздохнул и попробовал снова. — Ты так легко смирился с тем, что я владею магией, Артур, — признался он наконец, дернув головой влево, чтобы прервать Артура, прежде чем тот успел перебить его. — Каждый раз, когда я представлял, как это может произойти, ты был обижен, взбешен и недоверчив. Вместо этого ты почти не колебался в своем согласии. Когда мы заговорили о возвращении магии в Камелот, ты не дрогнул. Я думал, что потребуются годы, даже десятилетия, чтобы убедить тебя пойти на некоторые уступки законам твоего отца. Артур сглотнул, и боль пронзила его нижнюю губу, когда он, сжав зубы, забаррикадировал свои аргументы в глубине горла. Сила Мерлина и то, что он мог с ней сделать, заставили его задуматься, но когда дело дошло до дела, его знания о человеке — его дружба с Мерлином — подействовали на него как броня, защитив от шока, вызванного осознанием. Он нашел в себе силы мыслить рационально, а не опираться на учения отца. Что же касается восстановления магии в Камелоте после того, как он станет королем, то он не понимал, как можно продолжать правление Утера, когда двое из тех, кого он любил больше всего на свете, стали жертвами его режима. Его сердце не позволяло, а голова не могла этому потворствовать. — Когда я увидел, что делает с тобой моя магия, когда вспомнил, как легко я околдовал тебя, я подумал, что, возможно, я влиял на тебя все это время. Возможно, я заставлял тебя действовать так, как хотел, вместо того, чтобы оставить тебя свободным в твоем собственном разуме. — Нет. — Артур шагнул вперед и опустился на колени перед Мерлином. Каменный пол неприятно колол его плоть, грубо проступая сквозь тонкую ткань бриджей, но он не обращал внимания на дискомфорт, протягивая руки, чтобы взять Мерлина за запястья. Его пальцы сжались, как будто он мог вдавить свою уверенность в кожу Мерлина. — Это невозможно. — Ты не знаешь этого. — Мерлин, я бы почувствовал это. Я бы заметил! — Как ты сделал это с Софией? Зубы Артура щелкнули, когда он закрыл рот. У него не было никакой защиты от этого простого утверждения, и взгляд Мерлина сжался от грусти по поводу так легко выигранной битвы. — Это проблема магии, Артур. Часто люди, подвергшиеся чарам, даже не подозревают об этом. Ты не можешь гарантировать, что я не повлиял на твои решения. Хуже того, я тоже не могу. Если я не пытался сознательно манипулировать тобой, это не значит, что этого не было. Ты не видел, что я делал. Моя магия, похоже, переполняет тебя, Артур. Она повсюду. — В голосе Мерлина вновь зазвучали нотки паники, его горло сжалось, словно он пытался проглотить свои эмоции: страх и обида застряли в его глотке. — Возможно, Килгарра хотел, чтобы ты так думал. — Артур поднял брови, когда Мерлин освободил одну руку и запустил ее в волосы. — Ты, должно быть, не поверил, а усомнился в этом, потому что пошел к Гаюсу. Что сказал твой дядя? Медленно Мерлин пересказал все, что узнал в покоях целителя, в общих чертах описав все, что говорил Гаюс о формировании связей между монархами и пользователями магии до Чистки. Когда он заговорил об Утере и Нимуэ, Артур пожелал найти в себе силы удивиться лицемерию отца, но это едва ли было больше, чем усталое клокотание ярости в его нутре. Когда-то магия действительно была сердцем Камелота, настолько глубоко вплетенным в его культуру, что, казалось, это никогда не изменится. Чтобы сровнять ее с землей, потребовались лишь смерть королевы, рождение невозможного наследника и мстительное высокомерие Утера. В какой-то момент во время объяснений Мерлина Артур переместился, сняв нагрузку с больных коленей, и сел со скрещенными ногами на пыльный пол. Артуру оставалось только восторженно слушать и удивляться маленькому, нежному цветку облегчения, распустившемуся возле его сердца. Мысль о том, что рядом с ним будет кто-то, кто будет править, кто будет любить эту землю и ее народ так же, как и он сам, вызывала в нем пульсацию успокоения. Он всегда считал, что если он и женится, то скорее из политических соображений, чем из каких-то истинных чувств. Это, как он понял, было ответом на этот вопрос, отделенным от дел союзов и династий. Это была встреча монарха и магии: взаимовыгодная и совершенно противоречащая ужасу Мерлина, считавшего, что он нечаянно подчинил себе волю Артура. — И ты веришь дракону, а не Гаюсу? — потребовал он, когда слова Мерлина оборвались, не потрудившись скрыть недоверие в своих словах. — Мерлин… — Ты не понимаешь, — пробормотал он. — Дело не в том, чтобы поверить Килгарре. Я знаю, каков он, Артур, что бы ты ни думал. — Он покачал головой, его голос понизился почти до шепота. — Я беспокоюсь. Твой отец ошибается. Магия не всегда развращает, но может. Трудно не думать о том, случится ли это со мной. Если это уже происходит. — Мерлин закрыл глаза, и Артур проглотил импульс сочувствия. — Смогу ли я вообще понять? Если бы я стал таким, как Нимуэ, или Моргауза, или любой из тех, с кем я имел дело в прошлом, заметил бы я это или просто… забылся? — Никто из нас не допустит этого. Ты не один. Есть много людей, которые прикроют твою спину. — Артур поднял подбородок, не решаясь возразить Мерлину. — Кроме того, я не думаю, что ты сможешь так потерять свою силу. Что ты мне говорил? Что магия зависит от намерения в той же степени, что и от способностей? Скажи мне, Мерлин, ты когда-нибудь собирался изменить мои мысли и реакции в свою пользу? — Конечно, нет! Артур пожал плечами, уголки его губ скривились в ухмылке. — Ну что ж. Как может твоя магия действовать против твоего желания? — Она постоянно делает то, чего я не понимаю, Артур. В более удачный день надутые губы Мерлина могли бы рассмешить его, но страх, скрывавшийся под ними, был слишком очевиден. Впервые он позволил себе задуматься обо всем, что произошло с Мерлином за последние несколько недель. События в Киррикейрне произошли чуть больше месяца назад, и с тех пор, словно камушек, возвещающий об оползне, не было передышки. Временами Артуру казалось, что он бежит, пытаясь наверстать упущенное, и не может сделать ни шагу. Что же должен был чувствовать Мерлин, когда его магия — такая же часть его самого, как и его бьющееся кровоточащее сердце, — претерпела столь серьезные изменения? Мерлин провел ладонью по лбу и потянулся в карман, доставая какой-то пузырек. В руках любого другого человека это выглядело бы подозрительно: Артур, не задумываясь, решил бы, что это яд. Но в тонких пальцах Мерлина оно было безвредным. Даже ниточка беспокойства не пробежала по телу Артура, когда он рассматривал сломанную сургучную печать. — Гаюс дал мне это. Воды Нестрии. Они показывают… — Истину. — Ты слышал о них? — Удивление Мерлина было написано на его лице. — Есть старая легенда. Моя няня рассказывала мне ее на ночь, до тех пор, пока мой отец не узнал. — При этом воспоминании часть его хорошего настроения рассеялась. Бедная женщина не избежала гнева короля. — Удивительно, что у Гаюса вообще что-то было. — Видимо, подарок. Он сказал, что если мы выпьем по половине бутылки, то сможем сами понять, о чем говорит Килгарра. Я немного попробовал, чтобы убедиться, что никаких последствий нет, но если ты хочешь проверить… -Не нужно. Я доверяю тебе. Слова дались легко, даже если Мерлин бросил на него настороженный взгляд. — Может, не стоит? — Не говори глупостей, Мерлин. Если бы ты собирался причинить мне вред, ты бы сделал это задолго до этого. Когда я еще швырял вещи тебе в голову. — Он сохранял легкий тон, отчаянно пытаясь хоть немного ослабить накипевшую беду, которая, казалось, закручивалась вокруг них, и все это исходило от стоящего перед ним человека. Мерлин вел себя так, словно вера Артура в него была еще одним симптомом чего-то неладного, и Артур жалел, что не может разгладить морщины, избороздившие его лоб. Он доверял ему, даже больше, чем своим рыцарям, — но Мерлину эти слова не принесли никакого успокоения. И, наверное, никогда не принесут, пока Мерлин не поймет, насколько он непогрешим. Артур имел в виду то, что сказал. Он не думал, что Мерлин когда-нибудь сможет пойти против тех, кого он любил. Ни ради кого и ни ради чего. — Если мы выпьем это, то увидим, кто был прав: Гаюс, который говорит, что то, что у нас есть, — это связь, или дракон, который упомянул «связь», а потом показал тебе нечто такое, что напугало тебя до смерти. — А если все будет так, как сказал Килгарра? — Не будет. — Артур поднял бровь, на его лице появилось высокомерное, уверенное выражение, от которого Мерлин не преминул закатить глаза. — Ну же. Вставай. Артур поднялся на ноги и потянул Мерлина за руку, пока тот не вышел за ним на середину тренировочной площадки. Слабые лучи зимнего солнца окрашивали пол в молочные оттенки, и легкий ветерок, проникавший в пещеру, шевелил его волосы. Он не мог объяснить, что заставило его выйти из тени лестницы. Артур чувствовал лишь глубокую уверенность в том, что здесь, где стихии дают о себе знать, магии будет лучше. Под скрытым от посторонних глаз фундаментом замка она никогда не сможет полностью раскрыть свой потенциал. Более того, он видел, как небольшое расстояние влияет на Мерлина. Может быть, это было и незаметно, но Артур наблюдал, как подбородок и его плечи опускаются от защитной оболочки на шее Мерлина. С его конечностей исчезла некоторая скованность, а хватка, которой он сжимал флакон, перестала быть судорожно сжатой. Они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, достаточно близко, чтобы передать флакон между собой, но не ближе. Артур хотел, чтобы Мерлин видел всю картину происходящего с его магией. Он должен был убедиться, что у него не осталось места для сомнений. В животе Артура вспыхнул прилив решимости, потому что с этим растрепанным, жутким беспокойством, которое отразилось на лице Мерлина, сегодня должно было быть покончено. Он не допустит, чтобы оно зародилось между ними, запертыми в извращенной неопределенности. Воды покажут им обоим правду, и Артур подозревал, что Гаюс прав. Он не мог сказать, почему он так уверен. Он даже не подозревал о существовании такой связи, но теперь, когда на это обратили его внимание, он вполне мог в это поверить. Мерлин заземлял его, подкрепляя его неадекватность и давая ему уверенность, необходимую для правления. Если он сосредотачивался, ему казалось, что он чувствует тепло в своем теле, свернувшееся под сердцем. Сколько времени оно там находилось, он не мог даже предположить, но он не жалел о его присутствии, когда оно давало ему такую спокойную, элегантную силу. — Я буду первым. Подожди немного после меня, на всякий случай. Артур подавил желание закатить глаза, хотя и понимал логику в решении Мерлина. Это была попытка успокоить его, открыто и честно рассказать о содержимом флакона и дать Артуру возможность сделать свой выбор. Он наблюдал, как Мерлин потягивает Воду, как шевелится его горло, когда он глотает, а затем протянул руку к Артуру, предлагая ему остатки зелья. Заманчиво было сразу же выпить дозу, но он подождал, наблюдая за тем, как Мерлин открыл глаза и удивленно моргнул, явно видя нечто большее, чем простую обыденность окружающего мира. Быстро глотнув, Артур проглотил последние несколько глотков Воды, с облегчением отметив, что ее вкус не вызвал у него приступа рвоты и сопения. Редко когда что-то из лечебных покоев Гаюса оказывалось приятным на вкус, но это, похоже, было исключением. Оно проникало в горло, как ледяная вода, холодное и освежающее, даже когда оно срывало какую-то неизвестную ранее пелену с его зрения. Вокруг полыхал свет, и Артур прищурился от его бликов. Он еще с Киррикейрна знал, что сила Мерлина должна быть необычайной. Теперь, увидев ее своими глазами, он понял, что это было преуменьшением. Она сияла, как летнее солнце, насыщенным жидким золотом, обрисовывая облик Мерлина. За его спиной расстилались широкие полосы силы, и Артур не упустил, как они превратились в могучие крылья: в магии Мерлина был намек на Повелителя драконов. В воздухе клубились штормовые облака золотистой энергии, парообразные и бесплотные, а из одного витка в другой вырывались мерцания яркого серебристого света. Но когда Артур протянул руку, ожидая жара и боли, вместо этого возникло ощущение тепла и безопасности. Золотистый туман свернулся кольцами вокруг его пальцев, и слабый эйфорический гул зазвучал под его кожей, ослабляя все следы тревоги и дискомфорта, которые находили свой дом в его костях. — О, — вздохнул он, наблюдая за тем, как туман образует венок вокруг его запястья. Туман не манил и не завлекал его. Он не чувствовал ни малейших признаков того, что туман пытается притянуть его ближе. Вместо этого он приветствовал его на его собственных условиях, и сердце Артура замирало в такт его простому принятию. — Это не только я, — прохрипел Мерлин, и Артуру пришлось бы быть глухим, чтобы не заметить тяжкий груз облегчения, который тянулся за его словами. — Это — также ты. — Он указал жестом на узел, вившийся между ними, — золотой и серебряный, мерцающий взад-вперед, устойчивый и прочный. Артур впервые опустил взгляд на себя, засучил рукава и посмотрел на свою кожу. Там тоже было золото, проступающее в венах, но это был лишь намек по сравнению с серебром, которое, казалось, светилось в нем. Оно не было таким, как у Мерлина, — тянущимся к нему, жаждущим его использования, — но оно все равно было здесь, являясь такой же частью его тела, как плоть и кости. Следы золотой силы Мерлина ничуть не подавляли его собственную, врожденную магию. Наоборот, она позолотила его, как дополнительная пластина, закрывающая слабые места в доспехах, и дополнила Артура там, где он был хрупким. Килгарра ошибался. Мерлин не оказывал на него никакого влияния, кроме обещания безопасности и защиты. Он не был каким-то захватчиком, подавляющим присутствием, но и, как понял Артур, не был «просто волшебством». Мерлин так часто говорил о важности намерения. Артур всегда соглашался с этими словами, но никогда не думал, что сможет почувствовать его: явное и открытое. Отголоски нетребовательного, нежного тепла отражались в нитях силы Мерлина. Возможно, без помощи Вод Артуру пришлось бы ломать голову над ощущениями, но в этом, как и во всем остальном, они показывали только правду. Это было больше, чем просто дружба, больше, чем простая привязанность. Это была твердая и сильная, непоколебимая и преданная любовь. Мерлин любил его.