Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

— Моргауза начала наступление на Эссетир. Гул множества голосов нарастал вокруг Артура подобно приливу, его рыцари перебивали друг друга в спешке, чтобы их услышали. Это был знакомый шум, и на него он мог легко не обратить внимания. Вместо этого его внимание было сосредоточено на Мерлине, который казался усталым и бледным, молча стоя после новостей, которые он сообщил Артуру наедине всего несколько минут назад. Они знали, что это произойдет: Монтгомери сказал, что армия находится в движении, но подтверждение Килгарры только сделало это более реальным. Часть Артура испытывала искушение подвергнуть сомнению отчет дракона. Зверь лгал не в первый раз, но даже он мог признать, что это казалось маловероятным. Мерлин упомянул в тишине их совместных ночей, что он поговорил с драконом, дав понять, что ему больше не доверяют. Во всяком случае, Килгарра попытался бы вернуть часть этой веры честностью. Кроме того, он ничего не выигрывал, предоставляя ложную информацию об армии и ее действиях. Из того, что сказал Мерлин, Моргауза была таким же врагом Килгарры, как и Камелота. Может, он и своекорыстен, но сейчас дракон был на их стороне. Он молча положил руку на плечо Мерлина, подталкивая его к ближайшему стулу и направляя вниз, в его удобство. Он выглядел лучше, чем раньше, но на самом деле это ни о чем не говорило. Он чувствовал, как по телу Мерлина пробегает мелкая дрожь: едва уловимая дрожь, которая в равной мере говорила об истощении и слабости. Прикосновение Артура, по крайней мере, казалось, успокоило его, и Мерлин одарил его слабой улыбкой, дергая Артура за рукав, пока тот не присел на корточки рядом с ним. — Ты собираешься сказать «нет», но я все равно должен спросить. — Он говорил тихо, без сомнения, чтобы рыцари его не услышали. — Мы с Килгаррой могли бы быть в Эссетире к рассвету. Может быть, мы могли бы помочь. — Нет. — При этой мысли по телу Артура пробежала волна холода, вырвавшись откуда-то из глубины живота, заставив онеметь пальцы и похолодеть затылок. Сделав тихий вдох, он воспользовался моментом, чтобы попытаться отделить свою инстинктивную, эмоциональную реакцию от стратегической. — Даже если бы ты пошел, что бы ты сделал? Встретился с Моргаузой наедине? — Он покачал головой. — Это слишком опасно. Мы не знаем, на что она способна, и там не было бы никого, кто мог бы вам помочь. — Я мог бы остановить ее прежде, чем она приблизится к границам Камелота. — Или она могла бы остановить тебя, и что тогда было бы с нами? — Артур прикусил губу, положил руку на тыльную сторону ладони Мерлина и глубоко вздохнул, отгоняя хаос трепета и ужаса. — Стратегически это неудачный выбор. Вы с Морганой — наши главные козыри против нее. Глупо оставлять тебя без защиты. Если бы Лот попросил нас прислать небольшой отряд на помощь, а вы были бы в полном составе, я мог бы подумать об этом, но события развиваются слишком быстро. — И мы ничего не слышали от Лота? Артур покачал головой. По правде говоря, на это, вероятно, просто не было времени. Он двигался слишком медленно, думая, что Моргаузу задержит снег. — Сейчас мы должны сосредоточиться на наших собственных границах. — Он повысил голос, вовлекая в разговор своих рыцарей. — Что еще мы можем сделать, чтобы подготовиться? — Стены в хорошем состоянии и были обследованы от фундамента до зубчатых стен, — пообещал Леон, разворачивая карту Камелота и обводя пальцем обширное сооружение, окружавшее замок и город. — Ворота тоже уже отремонтированы, петли укреплены, а новые засовы сколоты и обработаны вручную. — А как насчет туннелей? — Артур выпрямился, оперся ладонями о стол и просмотрел графики. — У нас есть два варианта. — Ланселот указал на призрачные линии проходов, которые пронизывали землю под замком. — Мы отгородимся от них стеной. Таким образом, никто не сможет проникнуть внутрь, но и выхода из Камелота также не будет, кроме как через ворота. Если начнется осада и они попытаются выжечь нас дотла, мы вполне можем оказаться в ловушке. — А другой вариант? — Охраняй их. — Он пожал плечами, его губы скривились в гримасе. — Мы получили бы предупреждение о любом приближении, но нам нужно было бы отвести людей подальше от основных сил, чтобы они стояли на страже. Это разделило бы наши силы. — Или, — начала Моргана, — мы могли бы защитить их. Это было бы не хуже любой стены, и только Моргауза, Мерлин или я могли бы это убрать. Вряд ли она сама возглавит какую-либо группу проникновения, и даже если она это сделает, мы бы почувствовали ее, как только она атаковала барьер. Мы были бы предупреждены, и любой нормальный солдат счел бы их непроходимыми. — Она склонилась над планами, ее взгляд метался по сторонам, прежде чем она провела кончиками пальцев по трем неотъемлемым точкам сети. — Им нужно идти сюда. Таким образом, никто не сможет проникнуть внутрь, но мы не будем слишком сильно распыляться с помощью нескольких заклинаний. Артур оглядел ее, отметив бледность и дрожь в руках. Ей было ненамного лучше, чем Мерлину, они оба все еще приходили в себя после своих попыток спасти Утера. — Ты уверена, что это разумно? — нерешительно спросил он. — У нас в запасе больше солдат, чем чародеев. — Они пассивны, как заклинание, которое отменяет зеркальную магию Моргаузы, — объяснил Мерлин. — Для их воздействия потребуются некоторые усилия, но как только они будут на месте, их обслуживание ничего не будет стоить. Нам с Морганой не нужно продолжать подпитывать их нашей силой. Это лучший выбор. — Хорошо, но не сейчас. Сначала восстановите немного своих сил. Наложение их сейчас может задержать ваше выздоровление на несколько дней, и мы не можем позволить, чтобы ни ты, ни Моргана вышли из строя, когда Моргауза появится на нашем пороге. — Я беспокоюсь, что мы слишком много внимания уделяем волшебнице и забываем об армии, которая марширует вместе с ней. — Элиан скрестил руки на груди, его губы скривились в гримасе. — Я знаю, что она могущественна, но она всего лишь одна женщина. — Она — та, кого мы не можем предсказать, — объяснил Артур. — Браммин Гэлит и его люди — солдаты. Без Моргаузы им придется полагаться на терпение, чтобы прорвать осаду такого сильного места, как Камелот. Они будут надеяться уморить нас голодом, совершая набеги на отдаленные деревни и отрезая пути торговцам. Мы не знаем, на что способна Моргауза, поэтому не можем защититься от нее. — Ну… — Мерлин пожал плечами, не вставая с места, и наклонился вперед, чтобы опереться локтями о колени. — Не полностью, но мы могли бы установить более мощные обереги над самим Камелотом. Это не остановило бы ее, но замедлило бы. — Ей пришлось бы разрушить барьер, прежде чем она смогла бы наложить какие-либо заклинания на цитадель, — согласилась Моргана. — Это потребовало бы времени и усилий, которых ей, возможно, не придется жалеть. — Значит, вся наша защита от нее будет магической? — спросил Персиваль. — Это все из-за тебя и Мерлина? — Двое против одного. — Ухмылка Мерлина была мимолетной, но она все еще была на месте: приятное зрелище. — Кроме того, мы так же неизвестны ей, как и она нам. Все, что она знает, это то, что в Камелоте есть кто-то, кто может защититься от ее силы. Если у нее есть хоть капля здравого смысла, то большая часть ее внимания, вероятно, будет сосредоточена на том, чтобы найти и нейтрализовать меня и Моргану. — Еще одна причина, по которой тебе не стоит ехать в Эссетир в одиночку, — заметил Артур. — Кроме того, это то, что мы могли бы использовать. — Гвейн сел на один из стульев и поставил свои ботинки на стол. — Если все ее внимание сосредоточено на этих двоих, кому-то не составит труда подобраться достаточно близко, чтобы нанести ей удар в спину. — Это не очень благородно, — запротестовал Леон. — Как ты думаешь, она не решится сделать то же самое с нами, если у нее будет такая возможность? — Гвейн пожал плечами. — Я сомневаюсь, что она сильно заботится о чести. Мне кажется, она больше беспокоится о победе. Болтовня снова усилилась, когда люди заспорили между собой, обсуждая стратегию и планы нападения. Артур позволил им продолжать в том же духе, зная, что это был один из способов, которым его рыцари работали лучше всего. Они были сильными людьми с твердыми идеалами, но они дополняли друг друга, скрывая слабости и подчеркивая сильные стороны. Он позволил потоку захлестнуть себя, пытаясь проложить свой путь вперед по лабиринту возможностей, которые таило в себе будущее. Теперь, более чем когда-либо, было ясно, что лучший план — позволить Моргаузе прийти к ним. Уже были разосланы всадники, чтобы предупредить жителей деревень и хуторов, расположенных между цитаделью и границей с Эссетиром. Не все покинули бы свои дома, но он мог, по крайней мере, предложить убежище в городе тем, кто этого желал. Заставив Браммина Гэлита выступить в поход на Камелот, они не только вынудили его армию пересечь враждебную местность в суровых условиях, но и позаботились о том, чтобы город и его армии находились в наилучшем возможном положении для ведения боя. У них были бы все удобства, безопасность и припасы дома, в то время как наемники и бандиты разбивались бы вдребезги на стенах Камелота. Вот почему Моргауза манипулировала Утером. Если бы ее план удался, большинство рыцарей и солдат уже направлялись бы в Камбрию, оставляя цитадель незащищенной. Теперь эта конкретная стратегия превратилась в дым, и Артур не мог не задаться вопросом, что бы она могла предпринять. Он подозревал, что в ее положении он бы отказался от этого как от безнадежного дела и отступил, разорвав связи с Браммином Гэлитом, но увидит ли она в этом жизнеспособный вариант, или она знала что-то, чего не знали они? Неужели она все еще думала, что сможет выйти из этого противостояния победительницей? — Сир? — Тихий голос Гаюса прорезал комнату, как нож, его слова были тверды и спокойны перед лицом восторженных дебатов рыцарей. Его скрюченные руки были сложены перед ним, а на лице застыла торжественная маска. — Твой отец проснулся. Он спрашивает о вас и леди Моргане. Сердце Артура заколотилось под ребрами, и он с трудом сглотнул. — Он сказал, зачем? — пробормотал он, понизив голос, чтобы его не было слышно через открытую дверь в спальню отца. — А он знает?.. Плечи Гаюса вздымались, когда он вздыхал, приближаясь к Артуру так, словно считал его испуганным оленем, готовым пуститься в бегство. — Если и так, — сказал он наконец, — то, похоже, это не его главная забота. Слабость в его сердце становится все сильнее, сир. Он намного слабее, чем был еще сегодня утром. При таких темпах упадка я не могу быть уверен, что он доживет до следующего рассвета. Это не было неожиданностью. Гаюс держал его в курсе событий при каждой возможности, и с каждой проходящей отметкой в свечах его прогнозы становились все хуже. Снова и снова Артур отступал от этого, заставляя себя ничего не чувствовать, поскольку возможность кончины его отца становилась неизбежной реальностью. В некотором смысле он надеялся, что Утер никогда не проснется: что последнее воспоминание о нем останется у него как о злодее, погибшем от чар. Это облегчало его противоречивые чувства облегчения и вины, но судьба, похоже, была не такой доброй. Он взглянул на Моргану, наблюдая за тем, как сдвинулась ее челюсть и пальцы сжались в кулаки. Она видела, что он чувствует, разрываясь между чувством долга и желанием сбежать. Он сомневался, что Утер скажет что-нибудь такое, что кто-то из них хотел бы услышать, но если они будут держаться на расстоянии, даже в этот последний момент, он подозревал, что они оба могут пожалеть об этом. Отрывистый кивок его головы, вероятно, выдал все его сомнения, но он заставил себя отойти от стола и остановился рядом с Гаюсом. Моргана неохотно сделала то же самое, прижавшись плечом к его плечу, когда они оба последовали за целителем. Это заставило его снова почувствовать себя молодым, как будто их обоих вызвали к отцу для выговора, Моргану упрямой и сильной, в то время как Артур боролся с желанием спрятаться за ее спиной. За исключением того, что возраст и мудрость принесли с собой нотку ясности. Моргана выглядела невозмутимой только на первый взгляд. Находясь так близко, он мог слышать прерывистое дыхание, ее страх и неуверенность записывали свою историю в едва уловимых движениях ее тела. — Все будет хорошо, — пробормотал он, стараясь, чтобы это прозвучало так, будто он сам верит в свои слова. — Он слишком слаб, чтобы поднять клинок. Моргана издала невеселый смешок. — Мы оба знаем, что ему не нужно оружие, чтобы причинить кому-то боль. — Она прикусила губу, и Артур потянулся, взял ее руку в свою и быстро сжал: признание и ободрение. — А что, если он знает о моей магии? Артур прокрутил эту мысль в голове, прежде чем пожать плечами. — Тогда он ничего не сможет с этим поделать. Те дни прошли. Кто-то закрыл за ними дверь в спальню Утера, и Артур, оглянувшись через плечо, увидел, что Мерлин проскользнул внутрь следом за ними. Сразу же часть его напряжения исчезла, самые острые его грани сгладились благодаря его присутствию. Мерлину не нужно было ничего делать открыто: ему не нужно было стоять рядом с Артуром или сжимать его руку в своей. Одной его близости было достаточно, чтобы придать Артуру мужества, необходимого ему для того, чтобы сделать эти последние несколько шагов и приблизиться к постели отца. Утер казался серым на фоне подушек, тонкая линия его губ приобрела синеватый оттенок. В его коже не осталось тепла, а в теле — силы. Покрывала, накинутые на тело, которое, казалось, уменьшилось в размерах, вся его жизненная сила улетучилась. Даже кости его лица, казалось, прижимались к плоти, делая его изможденным и опустошенным. Единственным реальным признаком жизни был блеск его глаз, отблеск краски между приоткрытыми ресницами, когда он увидел их обоих там, где они стояли. Его рука медленно скользнула по покрывалу, бледная и похожая на паутину, и Артур с трудом сглотнул. Он слишком хорошо знал, чего от него ждут. Без сомнения, при дворе были те, кто считал, что он должен тратить свои часы на безнадежное бдение. Одно дело — отвергать предположения незнакомцев, но здесь, стоя в присутствии своего отца, возможно, в последний раз, часть гнева Артура отошла на второй план. Почему-то это казалось бессмысленным, и он обнаружил, что опускается на колени у кровати, когда Моргана сделала то же самое, прижавшись плечом к его плечу. — Мне жаль. — Пожатие Утера было болезненно слабым, чуть больше легкого прикосновения, когда он сжал сначала руку Артура, а затем Морганы. — У меня закончилось время. Артур прикусил губу, проглотив язвительный ответ. Всеобъемлющее извинение было в лучшем случае жалким, как будто три простых слова могли исправить все ошибки, которые Утер нанес своим именей. Этого было недостаточно, он знал это, но подозревал, что это было все, что он собирался получить. — Моргана. В ящике моего стола лежит письмо. От твоей матери. — Его дыхание было хриплым, как будто говорить было слишком трудно. Его грудь сжалась, когда он закашлялся, лицо исказилось от боли. Артур взглянул на Гаюса, вглядываясь в мрачную глубину выражения его лица. На мгновение ему показалось, что Утер умрет прямо здесь и тогда, его жизнь будет потрачена впустую, но, наконец, мужчина продолжил, каждое слово стоило ему больше, чем он мог потратить. — Она просила меня не говорить тебе, и я сдержал свою клятву. — О чем, милорд? — Моргана наклонилась вперед, ее вопрос был мягким и ласковым: ее учтивый голос. Она всегда носила маски рядом с Утером, ведя себя как утонченная королевская дева, вылепливая из себя нечто такое, что, даже если и не заслуживало его одобрения, по крайней мере позволяло ей оставаться незамеченной. — Ты — Пендрагон. — Утер тихо выдохнул. — Моя дочь. Артур почувствовал, как Моргана напряглась, все ее тело напряглось рядом с ним. Что касается его самого, то в голове у него стало пусто, скорее от удивления, что Утер признался в такой неосмотрительности, чем от чего-либо еще. Это был секрет, который Утер мог унести с собой в могилу. Он с горечью подумал, не было ли это последней попыткой его отца посеять раздор после его ухода, но мгновение спустя отбросил эту мысль. Моргана заслуживала того, чтобы знать. Ей следовало сказать гораздо раньше. Для Утера признать это сейчас, когда он не выживет и не понесет никаких последствий, было не более чем пощечиной. Что ж, Утер, возможно, и не хотел признавать Моргану своей дочерью, но Артур никогда бы не стал уклоняться от того факта, что она была его сестрой, его родственницей и его кровью. — Артур. — Утер помолчал, как будто не был уверен, что сказать. Возможно, между ними было слишком многое, чтобы выразить это словами, а может быть, этого никогда не было достаточно: хрупкие узы семейной связи и ничего больше. Когда он продолжил, это был призрак его прежнего требовательного тона. — Правь хорошо. Я знаю, ты меня не разочаруешь. Усилие, казалось, отняло у него последние силы, и Артур увидел, как глаза Утера закрылись, а судорожные подъемы и опускания его груди замедлились еще больше. Жизнь все еще теплилась в нем, но он понимал, что имел в виду Гаюс. Это было хрупкое трепетание существования, балансирующего на грани, и которое в любой момент могло сойти на нет. Это было то, чему у него не было никакого желания быть свидетелем, и даже слова прощания застревали у него на языке, несвежие и невыразимые. Вместо этого он повернулся к женщине, стоявшей рядом с ним, своей сестре, и увидел ее пустое, ошеломленное выражение лица. — Моргана? — он протянул руку, обхватывая ее холодные пальцы и отрывая ее от размышлений. — Ты хочешь найти это письмо? Ее губы поджались, когда она коротко кивнула головой. Каждое ее движение было скованным, как будто она держала свои эмоции на слишком коротком поводке, чтобы беспокоиться о грации. Он хотел попытаться сказать что-нибудь утешительное, но голос подвел его. Кроме того, в глубине души он понимал, что не ему оправдывать действия Утера. Его работа состояла в том, чтобы помочь Моргане справиться с резким поворотом, который приняла ее жизнь, и с тем, что это могло означать для них всех. По собственным словам Утера, она была Пендрагоном и была старше Артура на восемнадцать месяцев. Ее притязания на трон, возможно, и не были абсолютными, но это было не то, что он мог игнорировать. Когда они вышли из спальни, Моргана, казалось, обрела часть своих сил, ее походка стала увереннее, когда она подошла к письменному столу Утера и начала рыться в ящиках. Там было припрятано множество документов, и она передала их Артуру. — Вот, возможно, ты захочешь посмотреть, не прятал ли он что-нибудь еще. — Она вложила пачку ему в руки, прежде чем вытащить конверт. Долгое время она смотрела на имя на обложке, проводя кончиком пальца по незнакомому закольцованному почерку. Наконец она перевернула его и сломала печать, старую и хрупкую от времени. Артур слышал, как рыцари переговариваются между собой с наигранной громкостью людей, которые знали, что что-то не так, но не хотели вмешиваться. Со своей стороны, он просмотрел бумаги, делая различные заметки о союзниках. Большинство из них, понял он с гримасой, оказались материалом для шантажа. Ему хотелось бы уметь удивляться, но это было таким же аспектом королевской жизни, как короны, мантии и троны. Преданность редко приводила к истинному совпадению мнений: рычаги влияния играли свою роль. Он поднял глаза, когда Моргана положила письмо обратно себе на колени, разглаживая пергамент дрожащей рукой. — Это правда. — Она пожала плечами, выглядя напряженной и беззащитной. — Горлойс не был моим отцом. Артур поморщился, уверенный, что не хочет знать подробностей. Горлойс когда-то был лучшим другом Утера, и не было никакого способа взглянуть на ситуацию без тени предательства, окрашивающей картину в их мрачный цвет. — Прости. — Он выдохнул, присаживаясь на корточки рядом с ней. — Не то, что ты моя сестра, а то, что именно так ты узнала. — Признание на смертном одре. — Моргана издала водянистый смешок. — Полагаю, я должна быть благодарна, что получила так много. — Тебе причиталось больше. Моргана посмотрела на него, в ее зеленых глазах блестели слезы, но она сохранила свою решимость и наклонила голову, рассматривая его. — Как и тебе. — Должно быть, она что-то прочла по его лицу, потому что положила руку на тыльную сторону его запястья, ее пожатие было крепким и сильным. — Не надо. — «Не надо» чего? — Я знаю тебя, Артур Пендрагон, и в тебе есть все, чего нет в твоем отце. Ты думаешь предложить мне трон. — Она приподняла бровь, ее губы изогнулись в резкой улыбке. — Может быть, когда-то я и хотела этого, но не больше. Ты будешь править хорошо, в этом я уверена, но я полностью ожидаю, что ты пойдешь против последней просьбы нашего отца. — Когда Артур бросил на нее озадаченный взгляд, в ее глазах вспыхнул вызов. — Разочаруй его, Артур: верни магию, помоги Нижнему городу и найди союзников, от которых он бы с презрением отвернулся. Артур выдохнул и кивнул. Если бы хоть какая-то часть его цеплялась за детское стремление угодить отцу, то он провел бы остаток своей жизни в противоречиях. Он не мог быть королем, которым надеялся стать, и в то же время выполнять желания Утера, и он с ошеломляющей ясностью осознал, что у него нет желания даже пытаться. За эти годы он почти сломал себя надвое, пытаясь придерживаться своих собственных убеждений и одновременно умиротворять Утера, но не более того. С теми днями было покончено. День переходил в сумерки, тени удлинялись, пока они ждали. Во многих отношениях это было похоже на мгновение вне времени, как будто все они стояли на краю пропасти. Теперь никто не осмеливался повысить голос. Рыцари разговаривали вполголоса, с легкостью вовлекая Артура и Моргану в свои приготовления. Было хорошо заботиться о безопасности королевства, даже если иногда они просто повторяли одни и те же моменты. Это, по крайней мере, отвлекло Артура от мыслей о соседней комнате, где Гаюс и Мерлин оба трудились, помогая Утеру пережить его последние минуты. Возможно, ему следовало бы меньше смиряться с судьбой своего отца. Может быть, ему следовало бы быть там, требуя, чтобы Гаюс попробовал еще одну настойку, или чтобы Мерлин пожертвовал еще одной частичкой своей силы на службе королю, которого он ненавидел, но в глубине души он знал, что это было бы бесполезно. Моргауза не играла в игры со своими заклинаниями. Она никогда не предполагала, что Утер выживет, если вырвется из ее когтей. Артур слишком хорошо понимал, что только благодаря усилиям Мерлина и Морганы Утер прожил так долго. Он не стал бы требовать от них большего; это было бы бессмысленно. Была глубокая ночь, когда Гаюс вошел в дверь, ссутулившись. Воцарившаяся тишина была густой и мгновенной, когда каждая пара глаз устремила на него пристальный взгляд, ожидая заявления, которое, как они все знали, должно было последовать. — Король мертв. — Гаюс оглядел комнату, прежде чем его взгляд остановился на Артуре. — Да здравствует король.