Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

Три вещи быстро промелькнули в сознании Мерлина: его голова гудела от боли, он в движении, и он не мог почувствовать ни малейшего следа своей собственной магии или своей связи с Артуром. Паника поднялась по его внутренностям и вцепилась когтями в грудь. Кроткий свет ударил ему в глаза, и он провел сухим языком по губам, сглатывая из-за пересохшей боли в горле. Странный металлический привкус остался у него во рту: не острый, как у крови, но горький и тяжелый. В животе у него все скрутило, острое ощущение вонзилось крючком чуть ниже пупка, и он ничего не мог сделать, чтобы избавиться от этого постоянного дискомфорта. Благодаря веревке, стягивающей его лодыжки и закрепляющей запястья на пояснице, он едва мог даже пошевелиться. Обычно его магия могла снять оковы в мгновение ока, но когда он потянулся к ней, единственным ответом на его усилия была холодная пустота. Пробормотав себе под нос ругательство, Мерлин снова открыл глаза, щурясь от яркого света. Востановленное зрение не дало ему много информации. Что–то накрыло его — возможно, ткань. Он лежал поверх нескольких ящиков, создавая небольшое пустое пространство, в котором можно было спрятать его. Они не потрудились заткнуть ему рот кляпом, но когда он попытался позвать на помощь, его голос превратился в свист, который только усилил жжение в горле. Ни глотание, ни борьба не помогли, и он с глухим стуком уронил голову обратно на дно тележки. Даже ножны для метательных ножей на его запястьях были пусты, всего лишь полоски кожи. Кто бы ни похитил его, он знал, что делает, и Мерлин порылся в своей памяти в поисках каких-либо зацепок о нападавшем. Он был в Нижнем городе, искал то, что помешало Моргане закрепить последнее заклинание. Они терпели неудачи, их магия соскальзывала и расходилась в стороны. Чувство неправильности легко преследовало его по узким улочкам, терзая на краю сознания. Наконец, он обнаружил это в маленьком дворике среди скопления лачуг, доносящемся со дна колодца и окрашивающем воздух своим резким присутствием. Вокруг не было никого, кто мог бы стать свидетелем того, как он произносил заклинание, которое должно было вытащить что бы то ни было из чернильно-темных вод. И все же в тот момент, когда его рука схватила предмет, боль пронзила его насквозь, распространяясь от груди к кончикам пальцев и вверх, в череп. Значит, это ловушка — он должен был догадаться — и кто-то затаился в засаде, чтобы воспользоваться его слабостью. Они нанесли ему дополнительный удар по голове, судя по запекшейся крови, от которой у него чесались волосы. Теперь он был здесь, и его везли неизвестно куда. Ворота Камелота еще не были закрыты. Было слишком много людей, либо претендовавших на убежище в цитадели, либо пытавшихся перебраться в более безопасные королевства, чтобы преградить им путь. Кроме того, все их источники указывали на то, что Моргауза все еще была за много миль отсюда. Его сердце упало в груди, и он задался вопросом, не были ли они каким-то образом обмануты. Было ли это связано с ситуацией, с которой столкнулся Камелот, или кто-то другой работал в тени войны, их мотивы были разными, но не менее подозрительными? Он лежал так бесконечно долго, его мысли гонялись одна за другой по беспокойным кругам. Не раз он пытался скользнуть вдоль связи, ища в ней утешения, только для того, чтобы снова вздрогнуть, когда все, что он находил, был мертвый, холодный воздух. Что это значило? Были ли они каким-то образом отрезаны друг от друга, или что-то случилось с Артуром, когда Мерлина избивали дубинками и похищали с улиц Камелота? От этой мысли ему стало дурно, и он прижался липкой щекой к шершавому дереву повозки, пытаясь удержаться на ногах, когда осколки царапнули его кожу. Может, у него и не было его магии, но у него все еще был его ум, каким бы он ни был, и Мерлин погрузился в обдумывание возможностей. Он отметил, как менялось качество света, просачивающегося сквозь ткань над головой, а также звуки, которые он слышал сквозь грохот колес повозки: пение птиц и мягкое ржание лошадей. Никто не произнес ни слова, но это мало что значило. Насколько он знал, за рулем мог быть один человек, а могли и четверо ехать молча. Стука копыт было слишком много для одинокого зверя, но для его слуха от двух до шести было неразличимо. Единственной поразительной вещью, которую он услышал, был характерный глухой гул, с которым они проезжали по мосту. То, как вздымался его живот, когда они шли, наводило на мысль, что это была крутая арка: древнеримское сооружение над рекой, которая вилась сквозь Темнеющий Лес. Конечно же, он почувствовал, как в тот момент, когда они вошли в тень деревьев, яркое сияние ткани над ним стало мягким, приглушенно-серым. Ледяной стук колес по слякотной дороге смягчился мокрыми листьями, разбросанными по утрамбованной земле, и Мерлин прикусил губу, напрягаясь, чтобы услышать больше. Темнеющий лес лежал между Камелотом и Эссетиром, и он поморщился, поняв, что направление движения приведет его к Моргаузе. Его охватил страх. Она знала, что в замке есть кто-то, обладающий магией, кто-то, кроме Морганы. Без сомнения, она считала, что ее сестра неспособна ни на что выдающееся, и Мерлин не мог подавить порочный огонек гордости, который он испытывал от того, как далеко продвинулась Моргана за столь короткое время. Он подозревал, что Моргауза надеялась удалить колдуна из города и оставить его магически незащищенным, но если это было так, то почему она просто не перерезала ему горло? Если только она не поняла, что он — Эмрис, и не поверила в то же самое пророчество о бессмертии, которое Нимуэ прошептала с призрачным ликованием? Либо так, либо у нее было для него какое-то другое применение. Возможно, она не знала, кто он такой, и надеялась, что сможет настроить его против Артура и цитадели во имя тех, кто был угнетен правлением Утера. Холодная улыбка искривила его губы при этой мысли; она была бы очень удивлена, если бы предположила, что он ей поможет. Он не знал, как они отрезали его от магии. Сначала он боялся ошейника «Проклятие чародея» или чего-то подобного. И все же не было боли от того, что его сила была прижата слишком близко к его коже, заперта там и прикована цепью. Вместо этого, это было так, как если бы источник этого был отведен в сторону, оставив его сухим. Это не причиняло боли, но отсутствие казалось неотъемлемым, как будто кто-то вынул его сердце и оставил пещеру между ребрами пустой. Он чувствовал себя брошенным на произвол судьбы, полностью в открытом море, и с каждым мгновением это становилось все хуже. К тому времени, как повозка с грохотом остановилась, дыхание Мерлина стало тонким и нитевидным, сведенное на нет приступом паники. Он пытался связаться с Килгаррой, но широкая дорога от его сердца к разуму дракона была закрыта. Он не мог даже прошептать резкие слоги драконьего языка. Они обожгли его, когда он попытался произнести их, и застряли у него в горле, душаще, как проглоченные камни. Вместо этого он смог только оскалить зубы в пародии на рычание, когда услышал звук приближающихся к задней части фургона шагов. Кто-то отбросил ткань, и Мерлин, моргая, уставился на троих мужчин, нависших над ним. Двое были незнакомцами, но третий… Это был капитан стражи, на которого жаловались горожане, тот самый, которого назначил Утер, который затем начал вымогать взятки и запугивать горожан. Они с Артуром ходили поговорить с ним еще до того, как все это началось. В то время Мерлин помнил укол беспокойства, который вызывала жестокость на этом лице. Этот человек выслушал Артура с плохо скрываемым презрением, но с тех пор жалобы поутихли. Очевидно, он понял, что привлекает к себе слишком много внимания — нежелательная черта в том, кого, как теперь подозревал Мерлин, Моргауза поместила в Камелот. — Ты уверен, что это тот самый, Олдвин? — Ты видел его, — проворчал капитан стражи — Олдвин. — Он вытащил Бедирнана из колодца. Если бы он не был колдуном, он бы никогда не узнал, что это было там. Он тот, кого она хочет. Поднимите его. — Олдвин шагнул вперед, позволяя своим людям работать, в то же время он выхватил из-за пояса кинжал и приставил его к горлу Мерлина. — Никаких резких движений, мальчик, или это плохо для тебя закончится. Они перерезали веревки на его лодыжках, чтобы он мог ходить, прежде чем вытащить его из тележки, встав по бокам, чтобы направлять его шаги. Сильные пальцы впились в его бицепсы, запутавшись в куртке и оставляя синяки на коже под ней. Его жалобное шипение было проигнорировано, и один из них захихикал, когда Мерлин попытался выругаться в их адрес и не смог ничего сделать, кроме как произнести эти слова одними губами. — Значит, он немой? — спросил тот, у кого был шрам поперек глаза. Олдвин рассмеялся — грубый, резковатый звук. — Нет. Он разговаривает. Достаточно высокого мнения о себе, чтобы дружить с рыцарями и им подобными. Это руна у него на горле: она заставляет его молчать. — Она тебе это показывала? — Последний похититель был моложе остальных, с белокурыми волосами, которые совершенно не сочетались с его мальчишеским лицом. — Ты ведь не волшебник, правда? — Не будь дураком, мальчик. Половина всего этого — не что иное, как уловки. Это всего лишь рисунок. Мерлин поморщился, гадая, какую руну придумала Моргауза. Насколько он знал, не было ничего, что могло бы заставить его замолчать так эффективно. Вместо этого он заподозрил, что это был символ собственного замысла Моргаузы. Ему хотелось протянуть руку, чтобы стереть это со своей кожи, но его руки были слишком туго связаны, а похитители тесно прижались к нему с обеих сторон. Он мог только спотыкаться, продвигаясь все глубже в лес, а Олдвин шел впереди. — А как насчет той дряни, которую мы заставили его выпить? — спросил мальчик, скорчив гримасу. — Густая, как свиное дерьмо, она была. Желудок Мерлина скрутило, и он поморщился, когда боль в животе усилилась, став острее, чем раньше. — Зелье, которое помешает ему творить любую магию. Ты должен быть благодарен, иначе от тебя уже не осталось бы ничего, кроме пепла. — Из-за него? — Со шрамом бросил на него недоверчивый взгляд, его верхняя губа скривилась в усмешке. Мерлин привык к тому, что его недооценивали, но, похоже, Олдвин не собирался совершать подобную ошибку. Он уставился на Мерлина, выражение его лица было пустым, если не считать проблеска боязливого уважения в глазах. Это заставило Мерлина задуматься о том, что же видел этот человек. В какой-то момент этого было достаточно, чтобы дать ему хорошее представление о том, какой урон может нанести магия. — Не связывайтесь с такими людьми, ребята. Нет, если ты можешь с этим поделать. Мы делаем это только потому, что она представляет большую угрозу. Как только мы передадим его, с нами будет покончено. Возможно, Мерлин и не мог говорить, но он все же смог выдавить из себя фырканье, которое дало им понять, что он не верит. Стоявший перед ним Олдвин остановился на полпути и, повернувшись, пронзил его свирепым взглядом. Его пальцы крепче сжали кинжал, зажатый в кулаке, и Мерлин увидел, как он заколебался там, где стоял. — Ты хочешь что-то сказать, колдун? Движение плеч говорило за него, и он вздернул подбородок, когда Олдвин подошел на шаг ближе, на его раскрасневшемся лице застыла нерешительность. Это красноречиво говорило о неуверенности этого человека. Он не был последователем, ослепленным преданностью. Так же, как и армия за спиной Моргаузы, Мерлин готов был поспорить, что Олдвин ввязался в это дело ради себя, и теперь этот человек задавался вопросом, будет ли цена стоить награды. Через мгновение Олдвин сунул руку в карман, вытащил тряпку, прежде чем открыть бурдюк с водой и намочить его. Грубым движением он провел им по передней части горла Мерлина, всего один раз: достаточно, чтобы разрушить руну, но не изгнать ее полностью. — Она тебя не отпустит. — Его голос звучал тонко и напряженно, как будто он кричал несколько дней. Всякая надежда, которая у него была на то, чтобы вызвать Килгарру, превратилась в пепел, и он облизал губы, прежде чем изобразить на лице преувеличенное сочувствие. — А почему бы и нет? Мы сделаем то, о чем она просит. — И ты все равно будешь ей полезен, даже если это просто еще больше трупов для ее армии. — Мерлин, поморщившись, прочистил горло. — Меня не волнуют битвы и королевства, мальчик. Я участвую в этом ради денег. — Она хорошо платит, не так ли? — Это был удар наугад, но он попал в цель. Моргауза могла бы дать Олдвину символическую плату, достаточную, чтобы соблазнить его, но Мерлин готов был поспорить на месячное жалованье, что Олдвин больше никогда ничего не видел. Насколько он знал, Моргауза даже не пользовалась настоящими деньгами. С таким же успехом это могло быть иллюзией, которая со временем исчезла, оставив Олдвина думать, что он потратил их на выпивку или азартные игры. — Ей не нужно тебе платить. Она может заставить тебя делать то, что она хочет. Скручивать тебя до тех пор, пока от тебя не останется ничего, кроме той части тебя, которая чувствует, что ты должен помочь ей. — И ты, без сомнения, способен на то же самое. — Шрам крепче сжал его руку, достаточно сильно, чтобы причинить боль, и быстро встряхнул Мерлина. — Может быть, ты делаешь это даже сейчас. Заткнись, и давай продолжим двигаться. Мерлин хотел было возразить, но понял, что это бесполезно. Он не думал, что кто-то, кроме Олдвина, имеет хоть какое-то представление о том, что они делают. Они были головорезами, не более того, скорее всего, по приказу Олдвина, а не из-за Моргаузы. Они говорили о ней так, словно она была ведьмой из сказки, в их голосах слышалась странная смесь страха и недоверия. Олдвин был тем, кого ему нужно было убедить, но даже это было безнадежным делом. У него был безнадежный вид, как будто он понимал, что увяз слишком глубоко, чтобы выбраться на свободу. Вместо этого Мерлин подозревал, что он пытается ограничить ущерб, а это означало сделать то, о чем просила его Моргауза. — Ты можешь хотя бы сказать мне, зачем я ей нужен? — По крайней мере, он чувствовал, что заслуживает этого: подтверждения ее плана. — Я не спрашивал, — отозвался Олдвин. — Поторопись. Прямо впереди. Мерлин вытянул шею, поморщившись, когда его ноги запутались в корнях дерева и он чуть не свалился на пол. Только железная хватка на руках удерживала его в вертикальном положении. Ногти впились в рукава его куртки, щипля и причиняя боль, прежде чем его толкнули вперед, на огромную поляну. Все деревья были вырублены столетия назад, оставив после себя обширный, окаймленный лесом луг. В нем, среди покрытой льдом травы, стоял двойной круг из стоячих камней. Большинство из них представляли собой одиночные колонны, но с обоих концов возвышались арки, высеченные из монолитов, вырубленных в какой-то далекой горе. В центре его на боку лежал большой камень: грубый алтарь со странной выемкой на поверхности, о которой Мерлину не хотелось слишком задумываться. Он знал это место достаточно хорошо, чтобы избегать его. Гаюс предупреждал его об этом еще тогда, когда он впервые прибыл в Камелот. Даже если бы он этого не сделал, Мерлин всегда чувствовал, что что-то скрывается на северо-востоке Темнеющего леса, словно какая-то огромная тень, которой не могла коснуться его магия. Воздух вокруг него казался жирным, туман был приторным и густым, когда он вился между камнями. Стоявший рядом с ним человек со шрамом вздрогнул, выругавшись про себя. — Это место не для нас. — Тихо. — Олдвин мотнул головой в сторону центрального алтаря, низкий смешок сорвался с его губ, когда Мерлин начал сопротивляться всерьез. — Ягненок на заклание, — усмехнулся он, выставив перед собой кинжал в устрашающем жесте. — Это то, что раньше здесь происходило, понимаешь? Кровавое жертвоприношение. Кормление матери-земли и вся эта чепуха. Мерлин прикусил язык, потому что сомневался, что это было самое худшее. Круг казался неправильным, как будто он был помещен в мир, но так и не стал его частью по-настоящему. Камни казались слишком темными из-за того количества света, которое их окружало, а вид сквозь арки не совсем соответствовал пейзажу за ними, как будто кусочек головоломки был сбит набок. Каждый инстинкт, который у него был, пронзительно кричал ему в ухо, что это не то место, куда ему следует ступать. И все же у него не было выбора, когда его подтащили к алтарю и швырнули на него сбоку, достаточно сильно, чтобы он ушиб ребра там, где ударился о его край. Олдвин наклонился и поднял шар, сделанный из полированного камня. В нем не было ничего ужасного, но оно было размером с большое яблоко и, судя по тому, как Олдвин поднял его обеими руками, мучительно тяжелым. Это выглядело так, словно могло проломить череп человеку, и Мерлин с трудом сглотнул, задаваясь вопросом, не такая ли судьба ожидала его. Вместо этого Олдвин подержал шар над алтарем, прежде чем опустить его в углубление. Ожидая услышать резкий треск камня о камень, Мерлин вздрогнул, когда воздух зазвенел, как ударенный колокол, и этот неземной звук зазвенел у него в голове. Валуны вокруг них гудели гармонирующими нотами. Это был самый странный звук, который он когда-либо слышал, он пронизывал его до костей, хотя и причинял боль ушам своей резкостью. У него заныли зубы, и он ссутулил плечи, пытаясь защититься. Его похитители были не лучше. Двое, которые по-мужски обращались с ним, присели на корточки, словно прячась от какой-то невидимой угрозы. Олдвин хлопнул в ладоши по обе стороны от головы, его тело напряглось, когда он повернулся лицом к арке в северном конце круга. Мерлин проследил за его взглядом, и его сердце упало, когда воздух между камнями заколебался. Между ними подул сильный ветер, откинув волосы со лба и обдав щеки холодом. На нем он почувствовал запах дыма от костра и прищурился, пытаясь разглядеть мир сквозь движущиеся тени, заполнявшие арку, но безуспешно. Странный, разорванный пейзаж расступался в темноте, безликий до тех пор, пока сквозь него не прошла одинокая фигура, так же легко, как переходишь из одной комнаты в другую. Моргауза. Позади нее дверь в то другое место снова закрылась, не оставив ничего, что могло бы ознаменовать ее уход. Не то чтобы Мерлин особо задумывался об этом. Он был слишком занят разглядыванием волшебницы и перемен, произошедших с ней всего за шесть месяцев. Зеркальная магия явно стоила дорого, по крайней мере, так он предполагал. Он не мог видеть никакой другой причины, по которой стеклянная полоска тянулась от ее подбородка к виску, огибая один из ее темно-карих глаз. По краям она была в крови, как будто каждое движение, которое она делала, резало ее плоть. Длинный плащ покрывал ее плечи, но он не скрывал ни того факта, что два пальца на ее правой руке стали жесткими и прозрачными, ни ползучих серых вен, которые тянулись вверх и исчезали под рукавом. Но еще хуже было то, что изменилось ее тело. Когда она прошлым летом бросила вызов Артуру, она была стройной, но сильной, способной с легкостью принимать и наносить удары. Теперь она выглядела как призрак. Ее кожа туго обтягивала скулы, как будто в ней не осталось ничего человеческого. Дикость сверкнула в ее глазах, ярких и пронзительных, когда она посмотрела на Мерлина сверху вниз. Одна бровь удивленно приподнялась, в то время как другая осталась на месте, заключенная в плен просачивающимся краем стекла на ее лице. — Ты? Мерлин поморщился. Даже в ее голосе, когда-то мягком и низком, теперь слышался хрустальный звон, как будто стекло разъедало ее сердце. Ее следующий шаг выглядел странно твердым, и он подумал, не остался ли кристалл у нее под одеждой, цепляясь за суставы. — Все это время это был ты. — Смех клокотал в ее горле, заставляя большой черный камень ее ожерелья блестеть, как чернила. — Утер Пендрагон десятилетиями выступал против магии, а затем ввел колдуна в число ближайших приближенных своего наследника? Она по-детски радостно сложила ладони вместе, рукава ее закатались, открывая то место, где на правой руке расплывалось темное пятно. Сначала Мерлин подумал, что это синяк, но потом он увидел его необработанные края, гнилостные и подгнившие. Он не знал, что сделала Моргауза, но было ясно, что сила, которой она обладала, медленно разрушала ее. Она, шаркая, направилась к нему, и Мерлин прижался спиной к алтарю. Моргауза, возможно, и утратила свою силу и грацию, но ее магия была подобна тарану для его чувств. Воздух наполнился запахом раскаленного металла, и обледенелая трава засохла у нее под ногами. Рядом с ее телом сам мир, казалось, пытался ускользнуть от нее, и он изо всех сил старался встретиться с ней взглядом. Делать это было так больно, как будто она каким-то образом проникала в него и царапала его голову изнутри, жестоко и дико. — Я знала, что это не могла быть моя дорогая сестра Моргана. Ее сила тонка и замысловата. Что я почувствовала через зеркало, когда ты нашел меня? — Ее кривая улыбка стала шире, и капелька крови скатилась со стеклянного края и закапала с подбородка. — Это было похоже на само солнце. Как огонь и жизнь. — Она наклонила голову, и сухожилия на ее шее напряглись, когда она оглядела его. — Мне это нужно. — Она подняла руку, бесстрастно глядя на свои поврежденные пальцы. — Сначала я искала этого для себя, чтобы залечить то, что было сделано, но это может подождать. — Теперь в ее взгляде появился тот маниакальный блеск. — У меня есть для тебя применение получше. Мерлин прикусил язык, его мысли метались. Смутно он осознавал, что, хотя она, возможно, и считает его колдуном, она, похоже, не осознавала, что он Эмрис. Она ощущала форму его силы, но не заглядывала в ее глубины. Что касается преимуществ, то это казалось почти бесполезным. Какое бы зелье ему ни дали, оно все равно отрезало его от магии. Не имело значения, был ли он величайшим чернокнижником, который когда-либо жил, не тогда, когда он был вот так, изолированный как от своей привязанности к Артуру, так и от источника своей силы. Прямо сейчас он был беспомощен. Все, что он мог сделать, это выжидать подходящего момента и использовать любые возможности, которые попадались ему на пути. — Что ты собираешься делать? — прохрипел он. — Почему он не молчит? Мерлин взглянул мимо нее на своих похитителей, заметив, что все они сбились в кучу так далеко от Моргаузы, как только могли. Мгновение они молча смотрели на нее, прежде чем Олдвин, казалось, собрался с духом. — Должно быть, руна поблекла. Моргауза опустила взгляд на горло Мерлина и прищурилась. Стоявший позади нее Олдвин выглядел так, словно молился о спасении. Казалось, его мольбы были услышаны, потому что Моргауза лишь резко выдохнула и покачала головой, отпуская его. — Это не имеет значения. Нет никого, к кому вы могли бы обратиться за помощью. Мне нет нужды спрашивать, насильно ли они влили эликсир вам в горло. Я чувствую это в тебе. Свинцовая тяжесть в животе и пронизывающий холод. — Она сжала пальцы левой руки под плащом, и проблеск чего-то похожего на искреннее сочувствие пробежал по тем частям ее лица, которые все еще могли двигаться. — Ходят слухи, что вы уже знакомы с одним из ингредиентов. Проклятие колдуна? По его спине пробежала волна шока. — Ты добавила это в зелье? — прошипел он, недоверчиво качая головой. — Значит, ты действительно с этим знаком? — Она наклонила голову. — Я не была уверена, что истории в Киррикэрне были не более чем сказкой. Говорят, что никто не выбрался оттуда живым, но всегда возникает вопрос: кто остался, чтобы рассказать, что произошло? — Она провела рукой по плечу, откидывая назад прядь своих светло-русых волос, прежде чем потянулась к нему. — Немногие это понимают. Все знают, что Проклятие Чародея лишает любого, кто пользуется магией, возможности достичь их силы. — Она вздохнула, положив прохладные пальцы на его шею, прямо над биением пульса. — Может, ты и не умеешь им пользоваться, но я могу. Глухой удар ее воли выбил дыхание из его легких, оставив его сгорбленным и хрипящим. Масляное пятно ее влияния проникло в него, просверлив холодные, мертвые слои, окружавшие его магию. И все же это касалось только поверхности. Было ли это все, на что у нее хватило мужества, или она не знала об истинных масштабах способностей Мерлина? Не то чтобы это имело значение. Ее сила горела в его венах, сгущаясь вокруг боли в животе, пока он не смог думать ни о чем другом. Его глаза увлажнились, слезы скатились с ресниц, когда агония захлестнула его. Он не заметил, как ударился о землю, и не обратил никакого внимания на ледяную землю, свернувшись калачиком на боку. Он едва почувствовал, как Моргауза последовала за ним вниз, положив руку ему на шею. Все, что он мог слышать, — это торопливые слоги ее заклинания и тошнотворный звук ее восторга. Разлепив ресницы, он уставился на арку в дальнем конце каменного круга, наблюдая, как воздух внутри ее обрамления снова начинает колебаться. Камни гудели от украденной силы Моргаузы, и когда он рискнул взглянуть ей в лицо, то увидел, как стеклянная полоска на ее щеке трескается, раскалываясь на части знакомым золотым сиянием. Это должно было быть больно, но челюсть Моргаузы была упрямо сжата. Пот выступил у нее на лбу, несмотря на холод, и мелкая дрожь пробежала по позвоночнику, заставляя дрожать руки. — Этого недостаточно. — Она обнажила зубы, бросив на него взгляд, полный глубокого презрения, прежде чем ее внимание переключилось. — Ему нужен толчок. Мерлин мог видеть ее намерения ясно, как божий день, но от этого не становилось легче переносить короткие, сдавленные крики Олдвина и его друзей. До его ушей донесся мясистый стук их тел о землю, а жужжание камней стало громче. — Круги, подобные этому, — это дверные проемы, — доверительно сообщила Моргауза. — Иногда им нужно немного крови на пороге. Смотри. Он судорожно втянул воздух, чувствуя, как он вонзается в легкие, словно кинжал между ребер, когда он проследил за ее указывающей рукой. Колеблющийся воздух двигался с большей целеустремленностью, и отчаяние поднялось в нем, когда завесы раздвинулись, открывая ожидающую армию на другой стороне. Это была орда, слишком многочисленная, чтобы ее можно было сосчитать, и Мерлин подавился слабым возражением, когда Моргауза повысила голос, с легкостью отдавая приказы. — Марш! — крикнула она, сверкнув белыми зубами между губами. Медленно, словно какой-то огромный зверь, пробуждающийся ото сна, мужчины начали двигаться. Когда они достигли арки, все смешалось в цвете и звуке, изображение перевернулось, чтобы направить их не к алтарю, а прочь от него. Воздух заволновался, налетел шторм, и Мерлин захрипел, наблюдая, как стекло все дальше растекается по коже Моргаузы, рисуя бриллианты в ее волосах. Это было неправильно. Он чувствовал это в бурлящей вокруг них силе, неровной и колючей. Какой бы беззаконной ни казалась магия, правила все же существовали, и Моргауза нарушала их все. То, что происходило с ее телом, было способом, которым сама магия медленно мстила за свое разложение, но этого было бы слишком мало, слишком поздно. Армия продвигалась вперед ровным шагом, и Мерлин подумал о Камелоте. Цитадель никогда бы не заметила их приближения. У них не было бы предупреждения, и они бы пали. Артур бы пал. Он цеплялся за стены, которые чувствовал внутри себя, удерживая свою магию вне пределов досягаемости. Он обрушил на них всю силу своего разума, пытаясь прорваться, но Моргауза с легкостью удерживала его на расстоянии, гортанный смешок эхом отдавался в его ушах. Паника охватила его, заставляя дрожать, но он заставил себя дышать через нее, пытаясь отбросить свой страх и боль, чтобы он мог думать. Силы Моргаузы не ослабевали. Не было никаких изъянов, в которые он мог бы вникнуть и разбить вдребезги, но во всем этом было нечто большее, чем его собственная сила. Если бы он сосредоточился на том, что принадлежит ему по праву, он бы проиграл. Вместо этого он повернулся наружу, мысленно прослеживая энергию, искрящуюся взад и вперед по кругу. Он не мог ни сразиться с Моргаузой, ни закрыть дверь. Если бы он был обычным колдуном, он был бы беспомощен, но в нем было нечто большее. Он был Эмрисом, и даже вот так, отрезанный от своей силы, он все еще мог дотянуться до сердца этого древнего места. У него было достаточно воли, чтобы украсть частичку сырой стихийной силы из самой земли и вложить ее в мертвую связь, которая связывала его с Артуром. Это было ничего особенного, просто искра, но это было все, что ему было нужно. Не для того, чтобы спасти себя, а чтобы предупредить Камелот. Связь ожила, и зубы Мерлина заскрипели от напряжения, когда он попытался не дать всему просто выплеснуться наружу: своей боли и панике, своему страху и своему страданию. Он уже чувствовал ответное отчаяние Артура и с трудом сглотнул, выплескивая в эфир одну простую мысль. Закройте ворота! Резкий порыв силы заставил его закричать, его голос охрип, когда магия Моргаузы обрушилась на него. Связь прервалась, снова отключившись. Пальцы царапали его, оставляя за собой кровоточащие порезы. Каменный круг звучал нестройно, выдавая свое предупреждение, когда скала начала скрипеть, но Моргауза не обратила на это внимания. Она была слишком занята тем, что смотрела на него, оскалив зубы и дико сверкая глазами. — Что ты сделал? — прошипела она, ее волосы разлетелись по лицу, когда она покачала головой. — Что ты сделал? Мерлин задыхался, силясь заговорить, в то время как дыра в мире зияла все шире, пропуская все больше людей. Теперь они бежали, на их лицах ясно читалась паника, когда камни начали отряхиваться. Один или два поддались с резким стуком, вырванные с корнем, как сломанные зубы, когда магии стало слишком много. Моргауза потеряла контроль над заклинанием, но ей, казалось, было все равно. Зачем ей это делать, когда Мерлин подозревал, что через город уже прошло более тысячи солдат, и еще больше все еще прибывает? — Я предупредил его, — выдавил он наконец, сплевывая кровь. — Артур знает, что ты здесь. Ты потерпела неудачу. Яростный вопль Моргаузы был живым существом, отдававшимся эхом в противовес заклинанию, которое завывало вокруг них. С ужасным треском огромная арка обрушилась, и Мерлин смутно услышал крики тех, кто был раздавлен под ней, когда портал захлопнулся. Он не знал, что сталось с теми, кто не прошел через это, и не мог даже думать об этом, когда сапог Моргаузы хлестнул его в бок, заставив растянуться ничком на холодной траве. — Ты!.. — Моргаузу в ярости хватил удар. Он чувствовал, как ее магия обвивается вокруг него, поднятая, как кулак, готовый опуститься. Ее перекошенное лицо кровоточило на краю стекловидного нароста, но она, казалось, не обращала внимания на алые капли, капающие на ее плащ. Вместо этого она просто стояла там, и каждый вздох был прерывистым, шипящим на ветру. Рискнув оглянуться через плечо, Мерлин нахмурился, увидев, что выражение ее лица смягчилось, а взгляд сосредоточился на чем-то у него за спиной. Она наклонилась, протянув руку, чтобы схватить его за палец. На мгновение Мерлин понятия не имел, что она делает, но когда осознание поразило его, к горлу подступила тошнота. Ему следовало бы догадаться, что Моргауза окажется столь же наблюдательной, сколь и хитрой. Она может быть в ярости, но ее быстрый ум все еще работал, ища путь дальше, и теперь она его нашла. — Кольцо Артура Пендрагона? Кольцо его матери? — Ее ухмылка была особого рода уродством. — Я удивлена. — Она присела на корточки, понизив голос до тех пор, пока он не стал мягким и теплым, что совершенно не вязалось с расчетливым блеском в ее глазах. — Возможно, ты предупредил его. Может, он и закрыл ворота, но у меня есть ты, а у тебя? Что ж, оказывается, ты можешь быть ключом к самому Камелоту: величайшей слабости Артура. Она встала, поднимая его на ноги. — Мне не нужно попадать в цитадель, чтобы выиграть этот бой. Мне просто нужно вытащить Артура из этого. Как ты думаешь, придет ли он, когда мы будем стоять перед этими стенами, а ты будешь в моей власти? Пожертвует ли он собой, чтобы спасти тебя? Ее дикая ухмылка исказила ее лицо, заставив стекло заискриться, а зубы заблестеть. Мерлин сглотнул, жалея, что не может покачать головой и отрицать это, но его разум был поглощен нарастающей паникой. Это поглотило его, вспыхнув в его нервах, когда она подняла его на ноги. Этого не могло быть. Из всех возможных вариантов, которыми, по его представлениям, может обернуться эта битва, такой ему никогда не приходил в голову, и он ненавидел себя за то, что недооценил Моргаузу. Потому что, если бы решимость Артура поколебалась, если бы он вышел из святилища врат в надежде сохранить Мерлину жизнь, Моргауза убила бы их обоих, не задумываясь. И во всем был бы виноват Мерлин.