Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

Темнеющий лес вырисовывался вокруг него, и Мерлин бросил мрачный взгляд на деревья, проследив за линией их стволов до голого навеса над головой. Предрассветный мрак окутывал все вокруг, освещаемый только большими магическими огнями Моргаузы. Они светились болезненно-зеленым, и Мерлин с гримасой посмотрел на ближайший из них. Мужчины, которых она провела через круг, получили несколько часов сна в самых густых ночных тенях. Не имея ни палаток, ни каких-либо других припасов, они уже были голодны и отчаялись. Мерлин задавался вопросом, сколько из них ускользнуло в поисках более легкой цели, чем охраняемые богатства Камелота. Со своей стороны, ему удалось немного вздремнуть, его руки сводило судорогой и болело там, где они были связаны за спиной. Моргауза разбудила их всех задолго до рассвета, ее магия лишила их покоя, когда слов было недостаточно. Теперь они, спотыкаясь, брели в тени, подбираясь все ближе к цитадели, которую он называл домом. Не будет ли это слишком — просить, чтобы ветка упала на Моргаузу и убила ее? Или чтобы весь лес загорелся, спалив их всех дотла? Медведь-мародер, по крайней мере, нанес бы какой-то ущерб, но, к сожалению, лес вокруг них оставался тихим и пустым, звеня звоном оружия и скрипом кожи. Здесь не было лошадей, от которых в воздухе поднимался пар. Путешествие было совершено пешком, что не могло пройти для Моргаузы безболезненно. Мерлин получал маленькое злобное удовольствие от ее усиливающейся хромоты и случайной вспышки дискомфорта, пробегавшей по ее чертам. Ей оставалось винить только себя. В тот единственный безумный момент, когда он извлек магию из самой земли, чтобы достучаться до Артура, он ясно увидел ее. Это было похоже на то, как будто с его глаз сорвали завесу, обнажив гнилую, развращенную сущность Верховной жрицы перед ним. Она так основательно исказила свою силу, что она отравила ее, превратив плоть в стекло, а кровь в ее венах — в густую черную смолу. Это съедало ее каждое мгновение, и Мерлин задавался вопросом, доживет ли она вообще до конца этой кампании. Возможно, она намеревалась каким-то образом очиститься, хотя Мерлин не мог придумать, как именно. В дикой местности было несколько мест, которые, как говорили, исцеляли от любой болезни, но уродство, поразившее Моргаузу, не было чем-то из мира природы. Это было наказание, и он не мог видеть, чтобы Старая религия действовала благожелательно. — Оно того стоило? — прохрипел он, морщась от надломленного треска своего голоса. Руна все еще красовалась на его горле, не тронутая ни потом, ни грязью. Почему-то он сомневался, что Моргауза будет так же стремиться освободить его от этого влияния, как Олдвин. Возможно, ему вообще не следует говорить, на случай, если она решит еще раз усилить его и сделать немым. И все же он не мог подавить вопросы, клокотавшие в его груди, окрашенные гневом. — Чтобы привести к падению Камелота и правящих им Пендрагонов? — усмехнулась Моргауза. — Да. Больше она ничего не сказала. Никакие оправдания не слетали с ее губ, и она не впадала в бред. Несмотря на все неуловимое, бурное безумие, которое окружало ее подобно плащу, она сохраняла самообладание, одаривая его лишь быстрым взглядом с головы до ног и обратно, переступая через переплетенные корни и избегая случайных нор. Если она споткнется, разобьется ли она? Разобьются ли стеклянные части ее тела вдребезги? Будут ли они кровоточить или она рассыплется на куски? Что ж, был только один способ выяснить это. Может, у него и не было своей магии, как бы крепко она ни была заперта, но у него все еще были мышцы, кости и сухожилия, которые можно было использовать. Охранники, стоявшие по бокам от него, были слишком заняты наблюдением за тем, куда они ставят ноги, чтобы обращать на него особое внимание, их пальцы расслабленно сжимали его руки. Глубоко вздохнув, он высвободился, отклоняясь назад только для того, чтобы сменить направление и врезаться плечом им в бок. Они упали вместе, его руки все еще были крепко связаны у основания позвоночника. Это было больно, но он отделался бы несколькими ушибами и переломанными костями, если бы в результате Моргауза была слишком сломлена, чтобы продолжать играть свою роль во всем этом. — Ублюдок! — выплюнула она, магия обвилась вокруг его горла, как виноградные лозы, прежде чем он смог сделать вдох. Это подняло его, ударив о ствол ближайшего дерева с такой силой, что стали видны звезды. Его пятки бесполезно брыкались на приличном расстоянии от земли, и с чёрными точками перед глазами он заметил, как колдунья поднялась на ноги. Там была кровь. Она испачкала ей лицо и рукава, но не так сильно, как он надеялся. Стекло помутнело от трещин в том месте, где она ударилась щекой о камень, но пока он смотрел, оно, казалось, заживало само по себе, пятно сходило на нет. Он причинил ей боль, это он мог прочесть по прищуру ее глаз и складкам рта, но все, что ему удалось сделать, — это разозлить ее. — Я могла бы содрать кожу с твоих костей одним словом, — прошипела она, и пальцы, на которых еще оставалась плоть, превратились в когти. — Я могла бы вскипятить кровь в твоих венах и выжечь твои глаза дотла. Ты, который всего лишь мальчишка с несколькими трюками в рукаве! Мерлин захрипел, его мысли были скользкими, как масло. Он пытался вникнуть в то, что она говорила. Он знал, что она прикоснулась к его силе — использовала ее для своей собственной, — но, казалось, она не смогла этого понять. Она думала, что он колдун, не более того. Если бы она не смогла проникнуть в глубину его способностей — если бы она все еще смогла в одно мгновение провести армию через многие мили с помощью того, что ей удалось украсть, — тогда он не был бы тем, кто сказал бы ей, что есть гораздо больше того, на что она может претендовать как на свое собственное. — Моргауза! Голос прогремел сквозь деревья, и напряжение на его шее немного ослабло, позволив ему глотнуть воздуха. Моргая, он попытался разогнать пятна у себя перед глазами, прищурившись на подошедшего мужчину. Он не был поджарым бандитом, не с блестящей цепью и доспехами, которые выглядели так, словно были выкованы специально для его фигуры. И это были не те чистые церемониальные доспехи, которые предпочитали придворные лорды. Мерлин мог видеть, где они были починены, поврежденные в битвах снова и снова, но все еще достаточно прочные, чтобы сохранить жизнь человеку, заключенному в них. Он был старше Артура, возможно, ему было около сорока, судя по оттенкам серебра, пробивавшимся в волосах цвета красного дерева у него на висках. Густая борода, подстриженная вплотную к подбородку, придавала его лицу суровый вид, несколько смягчаемый слабыми морщинками от смеха, залегшими в уголках жутковатых серых глаз. В его голосе слышалась хрипотца, наводившая на мысль, что он родом из более северных краев, и сердце Мерлина сжалось, когда он понял, что этот человек, вероятно, сам Браммин Гэлит. Он ожидал увидеть злодея: возможно, кого-то с развратной ухмылкой Ценреда или случайной жестокостью многих других, которые стали жесткими и холодными из-за того пути, по которому пошла их жизнь. Он не думал, что увидит воина, который стремился разрушить Камелот, и увидит человека, похожего на того, кем когда-нибудь мог стать Артур. — Он заключенный. — Его напоминание было одновременно мягким и непреклонным. — Безоружен. — Он напал на меня! — И это выходит за рамки простой защиты. — Он указал туда, где Мерлин оставался пригвожденным. — Отпусти его. Моргауза прищурилась, глядя на Гэлита, темно-карие глаза холодно блеснули, когда она смерила его взглядом, прежде чем сладкая улыбка изогнула ее губы. — Конечно. Мерлин с глухим стуком ударился о землю, вскрикнув, когда хлыст магии Моргаузы хлестнул его по ребрам. Лезвие вонзилось в него, и он стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, когда послышался мясистый треск кости. Гэлит дернулся там, где стоял, его челюсть дернулась, а взгляд стал грозным, когда он повернулся к волшебнице. — Своей жестокостью ты не делаешь чести своему виду. — Тебе следовало бы помнить, с кем ты говоришь! — прошипела она. — Без меня ты был бы никем: труп, дочиста обглоданный воронами на каком-нибудь забытом богами ледяном поле. — Она склонила голову набок и сложила ладони чашечкой. Голубой свет мерцал в ее ладони, трепеща вместе с тенью, как какое-то странное пульсирующее сердце. — Подумай о жизнях, которые я держу в своих руках, Гэлит. Вспомни все, что я сделала для тебя. Мужчина втянул в себя воздух, его широкие плечи задвигались в такт вдоху. Полные губы поджались под бородой, и его взгляд всего один раз метнулся туда, где на лесной подстилке сидел Мерлин. — Я помню и сожалею о том дне, когда пожал тебе руку, больше, чем о чем-либо другом в моей жизни. Будь осторожна, Моргауза. Может, мы и простые люди, хрупкие и нас легко убить, но даже мы не сможем вечно нести бремя твоего ига, если ты зайдешь с нами слишком далеко. — Слишком далеко? — прохрипел Мерлин, морщась, когда огонь пронзил его грудь. — После всего, что вы сделали, где вы проводите черту? — Молчать! — руки Моргаузы быстро сжались в кулаки, но ни одно заклинание не заставило его повиноваться. Руна осталась такой, какой была, и Мерлин поджал губы, понимая, что лучше не испытывать судьбу. — Что он имел в виду? — требовательно спросил Гэлит. — О чем он говорил? — Ложь. — Моргауза улыбнулась. — Тебе не следует прислушиваться к словам мага. Разве не из-за этого вы в первую очередь попали во все эти неприятности? — Она выпрямилась там, где стояла, подзывая двух наемников сгибом пальца. — Поднимите его на ноги. Теперь это уже недалеко. Камелот ждет. Возвращайся к своим людям, Гэлит. Не появляйся больше в моем присутствии, пока я тебя не позову. Сильные руки снова подняли Мерлина на ноги. Инстинкт заставил его сгорбиться и свернуться калачиком, чтобы лучше защитить свою грудь от дальнейшего вреда. Быстрый взгляд вниз подтвердил, что крови там не было. Несмотря на то, что ему показалось, будто Моргауза порезала его, нанесенный ею ущерб лежал у него под кожей. Неохотно, но он должен был восхититься ее самообладанием. Какой бы яростной она ни была, в ее жестокости была точность, достигаемая немногими магами. Намерение состояло в том, чтобы причинить боль и наказать, но она не упускала из виду тот факт, что он был нужен ей живым. В глубине его сознания слова Нимуэ зашевелились, как осенний ветерок, колышущий листья, ее радостный тон снова напомнил ему об одном пророчестве, которое он отказывался принимать во внимание. До этого момента перспектива бессмертной жизни была не более чем ночным кошмаром: долгим, темным и пустым. Теперь его мысли роились от возможных вариантов, и он рассматривал и отбрасывал каждый по очереди. Даже когда он попытался сформулировать план, он понял, что было слишком много неизвестных. Что, если Нимуэ ошибалась? Что, если его бессмертие сработало только до того, как он прошел испытание Трителлионом? Что, если зелье, которое Олдвин влил ему в глотку, заблокировало его не только от магии, но и от того, что вернуло его к жизни после смерти? Было непохоже, что он мог даже проверить слова Нимуэ, не сделав при этом решающей ставки. Откуда ему было знать, что это не входило в ее планы с самого начала: последняя отчаянная попытка сделать его безрассудным и отдалить от Артура? Клянусь богами. Сейчас, больше, чем когда-либо, ему хотелось, чтобы кто-нибудь во всей этой прискорбной неразберихе дал ему прямой ответ. В противном случае ему следовало бы упомянуть о пророчестве Артуру, а не игнорировать его, так что, по крайней мере, он знал обо всех возможностях. Вместо этого у Мерлина не осталось ничего, кроме тысячи вопросов, и вся его магия оставалась вне пределов его досягаемости. Мимолетные мысли о том, чтобы броситься на солдатский клинок среди теней темнеющего леса, рассеялись как туман, слишком рискованные, чтобы их рассматривать. Кроме того, даже если бы он действительно устранился от этой ситуации, если бы он вернулся так быстро, как предполагала Нимуэ, тогда все, что он сделал бы, — это раскрыл Моргаузе истинную степень своей власти. Этого, больше всего на свете, он должен был избегать. В ее руках он понятия не имел, на что способна вся эта магия. Возможно, это все, что ей нужно, чтобы поставить Камелот на колени, будь прокляты стены, обереги и воины. Опустив взгляд в землю, он склонил голову, излучая ауру поражения, и сосредоточился на себе. Он ничего не мог сделать, чтобы сразиться с Моргаузой, только не так. У него не было никакого преимущества, которое он мог бы использовать, и даже возможности освободиться. Но, возможно, он мог бы что-то сделать со своей магией. Он осторожно толкнул стену, которая стояла между ним и его силой. Таранить её раньше было все равно что бросаться на запертую дверь, совершенно бесполезно. Теперь он искал грани и изъяны, двигаясь то в одну, то в другую сторону, пока в его сознании не возникло ощущение. Он мог ощутить эту тяжесть: каменный шар застрял глубоко внутри него. Теплый на ощупь, он заставил его задуматься, каково это было внутри: вся его сила, заключенная в таком маленьком пространстве, становилась все более горячей и необузданной, чем дольше она оставалась сдерживаемой. Он не знал, как Моргаузе удалось стереть то, что она использовала там, в каменном круге. Он никогда не слышал о том, чтобы один маг мог украсть силу другого без древних и кровавых ритуалов. Такие вещи редко заканчивались хорошо для жертв, и совершенные ими преступления навсегда изменяли воров. Очень похожа на Моргаузу сейчас, стеклянную и гниющую в равной мере, все еще человек, но только. Возможно, именно ее испорченная магия позволяла ей игнорировать кровавые обряды и жертвоприношения, но за это пришлось заплатить. Порча, просачивающаяся сквозь нее, увеличиваясь с каждым усилием. Он мрачно отогнал эту мысль в сторону, расширяя свое осознание и стараясь не проталкиваться внутрь, а просачиваться, как вода, достигающая самой низкой точки, просачивающаяся в трещины. И все же, как он ни старался, ему нечего было найти, не за что было ухватиться. Он приложил к этому все свои силы, дрожа от отчаяния, но даже это было тщетным упражнением. Его магия оставалась удручающе недосягаемой. Тихий смех, такой же нежный, как у придворных дам, раздался неподалеку: насмешка Моргаузы. Открыв глаза, он поморщился от липкого пота, выступившего на его коже, и странного изнеможения, сотрясшего его мышцы. У него было такое чувство, словно он изо всех сил наталкивался на невидимый барьер, а в награду ничего не получил. — Во что бы то ни стало, мальчик, борись, — промурлыкала Моргауза. — Карабкайся, как зверь, в поисках намека на свою силу: ты ничего не найдешь. Мерлин подумал о том, кого он призвал у стоячих камней. Должно быть, на его лице отразилась какая-то дикая надежда, потому что Моргауза усмехнулась ему. — Признаюсь, я не ожидала, что у тебя хватит сил или ума воспользоваться тем, что может предложить круг, но теперь этот путь для тебя закрыт. Здесь для тебя ничего нет. — Она махнула рукой на лес вокруг них, ее пальцы заблестели в магическом свете. — Даже шепотом. Ты должен винить в этом Утера Пендрагона. Он так долго выступал против магии, что она исчезла с деревьев, неба, почвы… Теперь этого больше нет. Мерлин старался не запинаться, пока до него доходили ее слова. Она была права в том, что магия, скрытая под старыми стоячими камнями, легко подчинилась его приказу: не его, но что-то, что он мог использовать, несмотря на то, что зелье засело у него в желудке. Однако на этом ее правда заканчивалась. Возможно, она была настолько испорчена своими действиями, что больше не чувствовала, как гудит земля вокруг нее. Может быть, сердцебиение мира и сторонилось ее, но для Мерлина оно все еще оставалось. Ему страстно хотелось втянуть ее в себя через подошвы ног и поманить согнутыми пальцами, но было ясно, что здесь у него не хватит на это сил. Все это оставалось мучительно недосягаемым, и каждое последующее усилие только усиливало боль в его теле, а тяжесть в животе становилась еще более болезненной, чем когда-либо. Он ничего не мог сделать, чтобы сразиться с Моргаузой или освободиться, пока нет, и он подавил свое горькое отвращение от осознания этого. Все, что он мог сделать, это ждать своего часа и надеяться, что рано или поздно представится такая возможность. — Гэлит, похоже, не рад, что идет рядом с тобой, — прохрипел он, с трудом сглотнув и надеясь, что вопрос не побудит Моргаузу заставить его замолчать навсегда. — У него нет выбора в этом вопросе. — одно плечо приподнялось в пожатии. — Он у меня в долгу. Он и его люди. Мерлин перевел дыхание, посмотрев налево и направо. Армия двигалась сквозь деревья, но большинству солдат недоставало какой-либо точности. Они разговаривали и смеялись между собой, рубя грубыми лезвиями ту скудную растительность, которая пробивалась сквозь холод. Их доспехи были потрепанными и плохо подогнанными, и на многих виднелись следы долгой и суровой зимы. По сравнению с ними Браммин Гэлит и его люди были хорошо экипированы и сильны: настоящие рыцари, которые знали, как побеждать. Он подозревал, что Моргауза использовала их как ударную силу для ближнего боя, в то время как все остальные были не более чем телами, которые можно было бросать на стены городов, с которыми они сражались. Моргауза видела в Гэлите и его рыцарях свою силу, но их неустойчивая преданность была очевидной слабостью. У нее было что-то над ними, что-то такое, что заставляло их выполнять ее приказы. Если бы он смог найти способ ослабить ее хватку, был бы шанс, что они обернутся против нее. Он понял, что это вряд ли поможет. Верховные жрицы, подобные Моргаузе, были могущественны. Они умирали нелегко. Мощное заклинание, рана от магического зверя или зачарованное оружие — вот три известных ему способа покончить с ее жизнью. Это заставило его вспомнить об Экскалибуре. Клинок, закаленный в драконьем огне, покоился на попечении Фрейи на дне озера. Любой другой меч мог бы замедлить Моргаузу, но не остановил бы ее кампанию. Это не прекратится до тех пор, пока она будет дышать, и он сомневался, что ползучее разложение, разъедающее ее, вытеснит жизнь из ее тела в течение следующих нескольких часов. — Вот. — раздался голос Моргаузы, стеклянный гул разносил ее слова. — Это наш приз. Камелот и все богатства, которые в нем содержатся. — Она указала вперед, туда, где возвышалась цитадель, залитая первыми лучами восходящего солнца. С этой выгодной точки открывался вид на замок, вдоль всей стены сверкали зажженные жаровни. Все выглядело спокойно, и Мерлину оставалось только надеяться, что Артур внял его посланию и запер ворота. Пусть они будут готовы к встрече с Моргаузой. Пусть она разобьется о скалы защитных сооружений замка. Пусть Артур живет, а Камелот процветает. Это было все, что его волновало. — Прямой подход? — спросил один мужчина. Он следовал за Моргаузой на каждом шагу, его кожаные доспехи облупились и износились, а серебристые волосы собраны сзади в пучок на затылке. Мерлин знал, что недооценивать его не стоит. Бандиты постарше ни в коем случае не были слабаками. Они были самыми выносливыми: те, кто выжил в каждой битве и выжил для того, чтобы рассказать об этом. Моргауза склонила голову в раздумье, ее глаза вспыхнули желтовато-золотым, когда она напрягла свою силу. В тот момент, когда она пересекла обереги, боль отразилась на ее лице, а губы изогнулись в подобии улыбки. Она искала его, ее презрение было очевидным. — Это меня не остановит, — пообещала она. — Это ненадолго. Мерлин дернул плечом, подавляя гримасу, когда его ноющая грудь запротестовала. Он не стал утруждать себя спором с ней. Это всегда было сделано только для того, чтобы замедлить ее или утомить. И все же, если она уничтожит барьер с помощью магии, ей нужно будет быть начеку. За завесой власти ее поджидало несколько неприятных сюрпризов: он позаботился об этом. — Лукас, я хочу, чтобы два отряда встали по обе стороны от ворот. Держитесь подальше от лучников. Пришлите ко мне Браммина Гэлита и его людей. — Она прищурилась, глядя на цитадель, и раздраженно поджала губы. Во всяком случае, щит над замком и его городом означал, что она не могла заглянуть внутрь. Они ослепили ее магию, сначала скрыв зеркала, затем набросив завесу на сам воздух. — Я думаю, пришло время показать королю Артуру, что поставлено на карту. Шум, производимый таким количеством движущихся людей, был громким, низким гулом звуков: скрип кожи и бряцание мечей, громкие голоса и извращенный хаос. В их построении не было ни рифмы, ни причины, и Мерлин невольно задумался о том, через что прошли эти наемники. Бандиты часто полагались в своих победах на внезапность и засаду. Теперь они были не более чем мишенями для лучников на стенах. У них не было ни подготовки, ни навыков для открытого боя, и он задавался вопросом, сколько их погибло с начала кампании Моргаузы. Гэлит и его команда — совсем другое дело. Мерлин наблюдал за их приближением, отмечая не только качество их оружия, но и леденящую кровь точность их движений. Это были люди, которые сражались вместе: настоящие братья по оружию. Они напоминали ему рыцарей Артура, верных своим клятвам и друг другу. Их было около дюжины, их доспехи сверкали в лучах восходящего солнца, а лица были мрачными и затененными. Когда они посмотрели на Моргаузу, Мерлин заметил их отвращение прежде, чем оно было скрыто опущенными глазами и поджатыми губами. Браммин Гэлит не прилагал таких усилий, чтобы сдержать выражение своего лица. Он взглянул на Мерлина, сочувствие смягчило его взгляд, прежде чем он хмуро посмотрел на Моргаузу. — Ты вызывала нас? — Для переговоров, — сладко произнесла Моргауза. — Артур, скорее всего, прислушается к моим словам, если меня будет сопровождать тот, кого он считает равным себе, а ты принц, — ухмыльнулась она. — Или, по крайней мере, ты им был. Мужчина никак не отреагировал, явно привыкнув к ее насмешкам, скользящим по его коже, как маленькие лезвия. — Вы намерены заключить сделку? Моргауза рассмеялась. — Нет. Я намерена победить. Все, что тебе нужно сделать, Гэлит, это встать рядом со мной и держать рот на замке. Я скажу Артуру то, что он хочет услышать: что он может вернуть своего драгоценного возлюбленного в целости и сохранности, если покинет цитадель, чтобы заявить на него права. Артур скован честью и гораздо более мягкосердечен, чем Утер. Он подчинится, и я убью их обоих. Мерлин прикусил язык, сдерживая язвительный ответ. Вместо этого он наблюдал за Гэлитом и его людьми, видя, как отвращение и ужас исказили их лица. Они были похожи на Артура и Леона. Возможно, они уже некоторое время не украшали королевский двор, но они придерживались принципов рыцарства. Было очевидно, что обман Моргаузы тяжким бременем лег на их плечи. — Это не тот способ, которым следует выигрывать битву, — возразил Гэлит, с трудом сглотнув и покачав головой. — Когда мы сражались за освобождение земель от баронов-тиранов, я с радостью был на твоей стороне. Теперь я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, говорила ли ты мне когда-нибудь правду. Был ли я чьим-то спасением, или все это было частью какого-то плана? Они были тиранами или мы? Моргауза улыбнулась и ничего не сказала, ее молчание было достаточным ответом. — Камелот — хорошее королевство, — пробормотал Гэлит. — Сильное и уверенное. Он заботится о своих людях. Нам нет нужды сражаться. — Хорошее? — Стеклянный гул слышался в словах Моргаузы. — Хорошее? Мои родственники сгорели в этой проклятой цитадели. На них охотились по его улицам и землям, как на паразитов! — Она вытянула руку ладонью вверх, ее пальцы скрючились в изогнутые когти, когда вспыхнуло то же самое синее заклинание, что и раньше. Гэлит вздрогнул, его тело покачнулось в прерванном отступлении. — Это не тебе решать! — А если я откажусь? Заклинание вспыхнуло, и Мерлин съежился от странной, холодной силы, которую он почувствовал. Солдаты начали задыхаться, увядая внутри панциря своих доспехов. Морщины на лице Гэлита с каждой секундой становились все глубже, и он прижал руку в перчатке к груди, словно пытаясь остановить смертельную рану. И все же именно звуки, доносимые ветром, казалось, подчинили его себе: крики женщины и плач детей — семья за семьей, все объединенные в своем страдании. — Его королевство падет, — выплюнула Моргауза, — и если ты откажешь мне, то твой драгоценный Ишкиллен падет вместе с ним. Тысячи погибших, и все из-за тебя. Мерлин задохнулся от ужаса, качая головой в безмолвном отчаянии. Чтобы Моргауза держала в заложниках целое королевство, чтобы обеспечить сотрудничество Гэлита… Она не просто затронула струны его сердца: его связь с его людьми. Она угрожала народу Гэлита. Было слишком легко представить Артура в подобном положении, и он умоляюще расширил глаза. — Больше сотни уже погибло, — прошипела Моргауза. — И с каждой секундой, пока ты колеблешься, умирает все больше людей. — Хватит. — голос Гэлита звучал надломленно, как у человека, растерзанного и вырванного с корнем. — Я буду повиноваться. Заклинание замерцало, ослабляя свою силу, и Мерлин увидел, как жизненная сила возвращается к рыцарям перед ним. Их кожа снова набухла, кровь прилила к лицам, и под их хрупким облегчением Мерлин увидел их ненависть к Моргаузе, похожую на гноящуюся рану. И все же это было бесполезное отвращение. Даже если бы они подняли против нее свои смертельные клинки, это не принесло бы пользы, и ее возмездие было бы быстрым и ужасным. — Тогда повинуйся. — Она указала на Мерлина. — Обойди его с фланга. Проследи, чтобы он не совершил ничего опрометчивого. Руки, обхватившие его за плечи, были нежными, их хватка ослабла, и Мерлин подавил грустную улыбку от очевидного сочувствия. Эти люди были такими же пленниками, как и он сам, и, несмотря на безнадежность ситуации, ему хотелось, чтобы он мог что-нибудь для них сделать. Во всяком случае, он хотел услышать историю о том, как они оказались так беспомощно связанными в объятиях Моргаузы, потому что было ясно, что за всем этим кроется нечто большее, чем выяснили разведчики Монтгомери. И все же он стоял здесь, бесполезный, способный лишь на то, чтобы гневаться на коварство Моргаузы, по мере того как шаг за шагом Камелот становился все ближе. Армия разделилась на две части, следовавшие на некотором расстоянии друг от друга. Кому-то на стене не потребовалось много времени, чтобы заметить скопившихся людей, и громкий звук одного предупреждающего колокола вскоре был подхвачен остальными, разнесшийся по всей стране в знак неповиновения. И все же не было слышно панических криков. Мерлин видел, что проход был пуст. Ни одна повозка не спешила к святилищу города, чтобы проскользнуть между открытыми воротами, и от облегчения у него подкосились колени, когда он понял, что Артур получил его послание и прислушался к нему. Путь был закрыт. Камелот был в безопасности. — Ну что ж, — пробормотала Моргауза. — Вот это сюрприз. Приветственная вечеринка. Она говорила не о вратах, и сердце Мерлина упало, когда он заметил вдалеке трех всадников. Они не побежали к ним рысью, а стояли в ожидании в пределах досягаемости лучников. Белый халат Хенгроена сиял, как звезда, в лучах рассвета. Артур ждал, но не в полной безопасности за запечатанными воротами, а стоя перед ними, готовый встретить надвигающуюся угрозу лицом к лицу. — Он всё ещё под защитой, — указал он, его голос был надтреснутым и сдавленным из-за остатков руны на горле. — Всё ещё защищён от твоей магии, и если ты достаточно близко, чтобы причинить ему вред оружием, то ты достаточно близко, чтобы получить зачарованную стрелу в грудь. Это был блеф, и Мерлин проклинал себя за то, что не додумался на самом деле применить все, что мог, к оружию Камелота. И все же Моргауза этого не знала, а она прошла через слишком многое, чтобы рисковать своим выживанием сейчас. Она посмотрела в его сторону, покачав головой. — Мне не нужно приближаться к нему. Он придет добровольно, когда увидит, что ты в моей власти, а если нет? — Она приподняла одно плечо. — По крайней мере, я смогу насладиться изысканной агонией на его лице в тот момент, когда твоя смерть от моей руки разобьет ему сердце. Мерлин сглотнул, молясь любому богу, который мог бы его услышать. Все, что ему было нужно, — это проблеск магии: намек на силу, чтобы отомстить Моргаузе, но его мольбы остались без ответа. Война за Камелот началась, и он был бессилен остановить ее.