Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

Моргана не преувеличивала своего мастерства. Артур знал, что физически он не находился перед Восточными воротами, и все же его чувства обманывали его. Он чувствовал запах седельного мыла и слышал позвякивание сбруи. Хенгроену было тепло под ним, несмотря на то, что его настоящая лошадь все еще стояла довольная во дворе замка. Прохладный ветерок ласкал его щеку, а глаза смотрели не внутрь надвратной башни, а вдаль, на подступы, наблюдая, как неподвижная тень армии Моргаузы приближается все ближе. — Она разделила свои силы, — пробормотал Леон с того места, где он ждал по правую руку от Артура. — Без сомнения, они будут держаться вне зоны досягаемости. Она собирается бороться вместе с ними. — Или это будет ее оправданием. — Ланселот переместил свой вес, когда его лошадь ударила копытом в землю. — Неужели она действительно купится на это? — Нам лучше на это надеяться. Нам нужно выиграть Моргане и Мерлину немного времени. — Артур сглотнул, пытаясь унять нервный трепет в животе. Сможет ли Моргауза видеть сквозь иллюзию? Будет ли она отвлекать их так же, как они отвлекали ее, надеясь каким-то образом проникнуть в Камелот, пока Артур стоит перед ней? Было так много причин, по которым все могло пойти не так, как надо, и сердце Артура поселилось где-то в глубине горла, причиняя себе боль с каждым ударом. Единственным слабым утешением, которое у него было, была связь. Это лежало внутри него, обесцвеченный сгусток силы, ставший безмолвным и неподвижным, но он еще не был разорван. Это было единственное имеющееся у него доказательство того, что Мерлин жив, и он цеплялся за него с жадным отчаянием. Белое знамя парлея, которое нес Леон, развевалось на ветру. Еще одна иллюзия, несмотря на то, что она звучала изысканно реально. — Готовься ко всему, — пробормотал Ланселот. — Никто не знает, что она может натворить. — Даже если она проткнет нас насквозь, это не причинит вреда, — напомнил ему Леон. — Мы в безопасности за этими стенами, помнишь? — Мы — да, но Мерлин — нет. Он — тот, чья жизнь находится в опасности. Не упускай из виду суть всего этого, — Артур выпрямился. — Мы делаем это не для того, чтобы победить Моргаузу. Наша единственная цель — дать Моргане время помочь Мерлину, а Мерлину шанс использовать любую магию, которую он в состоянии вернуть. — А если зелье Гаюса не подействует? Вопрос Леона был задан мягко, обрисовывая в общих чертах самый большой изъян в их плане. Для этой неудачи не было никаких непредвиденных обстоятельств. Если усилия Гаюса не смогут восстановить даже крупицу силы Мерлина, значит, они были все равно что беспомощны. — Я не знаю. Слова обожгли Артуру горло, и он вздрогнул, подумав о такой возможности. Он привык к тому, что на каждом шагу у него была стратегия — Моргауза была не единственной, у кого были планы внутри планов, — но теперь он поймал себя на том, что размышляет о том, насколько все может обернуться неправильно. Все, чего он хотел, — это чтобы Мерлин снова был рядом с ним, целым и невредимым, чтобы уют связи окутывал их обоих. Он чувствовал беспокойство Леона и Ланселота, извивающуюся сущность, которая окружала их всех, как будто они знали, с чем Артуру, возможно, придется столкнуться и чего это может ему стоить. Его отец потерял ту, кого любил, и это сделало его жестким, непреклонным человеком. Если бы все свелось к этой сделке, Мерлин или королевство, остался бы Артур прежним? Связанный долгом, когда его сердце разбилось на тысячу осколков? Нет, до этого не дойдет. Так или иначе, к тому времени, когда эта битва подойдет к концу, они с Мерлином будут вместе, в этом мире или в следующем. У Морганы были свои приказы. Он отвел ее в сторону в улученный момент, прошептав ей обо всем, что она должна сделать, если он погибнет от меча. Она наблюдала за ним, бледная, с широко раскрытыми глазами, но в ней была решимость, которую никто не мог отрицать. Может, ей и не нужна корона, но она стала бы блестящей правительницей вместо Артура. Отец назвал бы его дураком, но, по крайней мере, он научился бы на ошибках Утера. Тяжесть короны была слишком тяжела, чтобы нести ее в одиночку, и Мерлин был единственным, кто мог помочь ему взвалить ее на плечи. Если бы он умер, то Артур не был бы достоин править. Ни сегодня, ни через десять лет. Это была бы такая рана, от которой он никогда не смог бы исцелиться. — Ты думаешь, это он? Браммин Гэлит? — спросил Леон, прерывая размышления Артура и кивая головой в сторону дороги. Теперь они могли видеть, что Моргауза окружена рыцарями. По подсчетам Артура, их было двенадцать, но его внимание привлекли не их яркие доспехи, по крайней мере, не сразу. Это была знакомая фигура Мерлина. Он был прижат с обеих сторон, и Артур предположил бы, что его руки связаны за спиной, хотя они были еще слишком далеко, чтобы быть в этом уверенным. Искушение погнать своего коня вперед — броситься на них и скосить, чтобы вернуть Мерлину свободу, — пронзило его подобно удару молнии. Хенгроен пошевелился под ним, и Артур сжал пальцы на поводьях в кулаки. Хватка Ланселота на его руке удержала его, призрак его прикосновения стал мощным напоминанием о том, что, хотя его гнев может быть реальным, его тело и клинок — нет. Артур втянул в себя воздух, сдерживая свою ярость, тугую и горячую внутри него. Ему потребовалось все его внимание, чтобы отвести взгляд от Мерлина и взглянуть на спутников Моргаузы, прищурив глаза, чтобы попытаться запомнить те немногие детали, которые он мог. — Моргана, — пробормотал он. — Ты можешь что-нибудь сделать, чтобы приблизить нас, оставаясь невидимой? — Для всех вас? — Ее голос звучал отстраненно и металлически. — Да. Быстро моргните три раза подряд, чтобы привыкнуть. Это может показаться странным. Это было преуменьшением. Уже борясь со смутным ощущением того, что у него два тела, а не одно, Артур внезапно почувствовал, как будто он бросился вперед, перемахнул через голову своей лошади и помчался по проходу. В конце концов, он остановился примерно в дюжине шагов перед маленькой когортой, повернувшись к ним лицом и подстраиваясь под их шаг: невидимое, наблюдающее присутствие. — Кажется, меня сейчас стошнит, — прошептал Леон таким тоном, словно сожалел обо всем, что когда-либо ел. Ланселот издал сдавленный звук в знак согласия, и Артур мог ему посочувствовать. Это было странное чувство, как будто его сознание разделилось на три части. Самым слабым, чуть более чем призрачным ощущением, было его присутствие в надвратной башне, когда он сидел верхом на шатком деревянном стуле, положив руки на спинку. Вторым, и, безусловно, самым сильным, была иллюзия того, что он сам сидит верхом на лошади. Это противоречило тому, что могли видеть его глаза, и это выводило его из равновесия, как будто он был в конце тяжелой ночи в таверне. — Сосредоточься, — прошипел Артур, довольный тем, что до Моргаузы, казалось, не долетало ни слова; их голоса были такими же скрытыми, как и их странное, призрачное присутствие. — Вбирай в себя все, что сможешь. Это был навык, которому большинство рыцарей обучались в качестве оруженосцев — способность замечать множество деталей за считанные мгновения, — но перед ними было многое, что привлекало их внимание. Моргауза сверкала, как солнечный свет, падающий на разбитое окно, все зазубренные, резкие края были освещены изнутри. И все же ярче всего горел огонек в ее глазах, пронзительный от надежды на победу. На шее у нее поблескивал темный кулон, но в остальном единственными камнями, украшавшими ее, были кристаллы, вросшие в саму ее плоть. Даже ее одежда была простой: платье и сорочка, а не практичная боевая одежда. Справа от нее шагал мужчина, который, должно быть, был Браммином Гэлитом. Он удивил Артура, напомнив ему короля Мерсии Баярда, коренастого и темноволосого. Он был силен, и его прекрасно ухоженные доспехи носили следы многих выигранных сражений. И все же именно выражение его лица заставило Артура оглянуться дважды. Он ожидал бы расчета или, возможно, удовлетворения. Вместо этого в его взгляде была пустота, которая вызвала сочувствие Артура: отчаяние и страх, которые он испытывал в равной мере. Его люди выглядели ничем не отличающимися, в их глазах застыла призрачная мрачность, а рты были сжаты в глубокие впадины. В отличие от Гэлита, все они носили шлемы с открытыми лицами, а качество их оружия красноречиво говорило об их подготовке и мастерстве. Это были не оборванные бандиты, как многие из тех, кто следовал за Моргаузой, и впервые Артур задался вопросом, зачем они здесь. Какая-то часть его ожидала вторжения войск, армии обученных солдат, которая могла бы соперничать с армией Камелота. То, что он увидел, прозвучало по-другому. Были ли среди двух фланговых сил другие, кто подчинялся бы Браммину Гэлиту, а не Моргаузе? Сглотнув, Артур позволил своему взгляду переместиться на Мерлина: стрелка компаса указывала точно на север. Он шел между двумя рыцарями Гэлита, и даже с такого расстояния Артур мог видеть, что они скорее поддерживают его вес, чем сдерживают. Их хватка на его руках была достаточно крепкой лишь для того, чтобы помешать ему вырваться, и они прижались к его бокам, как будто хотели поддержать его, если он упадет. Судя по выражению дискомфорта, исказившему черты лица Мерлина, казалось, их опасения были обоснованными. Его округлые плечи втянулись внутрь, словно пытаясь защититься от дальнейшей боли, что наводило на мысль о том, что с ним что-то случилось. Он не отрывал взгляда от земли впереди, как будто изо всех сил старался устоять на ногах. Волосы над его правым ухом были заляпаны кровью, а в уголке рта виднелось темное пятно. Его шейный платок съехал набок, открывая то, что было похоже на что-то, нанесенное чернилами на его кожу, и Артур нахмурился в замешательстве, гнев охватил его, когда он попытался понять, что это значит. Внезапно взгляд Мерлина метнулся вверх и встретился со взглядом Артура: синее-на-синем. Вот только это было невозможно. Магия Мерлина была связана, а Артура там даже не было. И все же каким-то образом Мерлин все равно его видел. Его глаза заблестели смесью любви и извинения, прежде чем он поднял подбородок ровно настолько, чтобы показать Артуру размах руны, намалеванной у него на горле. Боги, он никогда еще не желал этой связи так сильно, как в тот момент. Он хотел протянуть руку, чтобы стереть страх с лица Мерлина и ослабить острые углы напряжения, сковывавшие его тело в их объятиях. Он жаждал ощутить знакомое тепло силы Мерлина, живое и сильное. Вместо этого он мог только надеяться, что Мерлин понял, что магия Морганы в действии и что в ход идет какой-то план. Взгляд Мерлина метнулся к Моргаузе, прежде чем он быстро моргнул три раза подряд. Какое-то мгновение Артур не понимал, а потом до него дошло, к чему клонит Мерлин. Если он каким-то образом смог обнаружить, что Артур был там, то были все шансы, что Моргауза тоже это сделает, если только ей понадобится секунда, чтобы посмотреть. Лучше покончить с заклинанием сейчас, пока не стало слишком поздно. Трепет его ресниц был быстро меняющейся завесой, и Артур напрягся, когда мир померк, прежде чем он снова оказался на вершине Хенгроена. Быстрое постукивание слева и справа от него привело Ланселота и Леона вместе с ним, и он подождал, пока они придут в себя, прежде чем заговорить. — Итак? — Что-то не так. — руки Ланселота лежали на луке седла. — Единственный человек, который, кажется, доволен сложившейся ситуацией — это Моргауза. Мужчины, находидящиеся рядом с ней, даже не разговаривают друг с другом. Если бы мы собирались взять город в осаду, мы бы разговаривали и шутили между собой — все, что угодно, лишь бы снять напряжение. Они ведут себя так, словно одно неуместное слово могло означать их гибель. — Может, и так, — пробормотал Леон. — Моргауза — отчаянная женщина. Все это… — Он указал на свое собственное лицо, указывая на стеклянную оболочку на ее коже. — Это выглядит не очень хорошо. Я знаю, вы упоминали об этом раньше, но я и представить себе не мог ничего столь масштабного. Я полагаю, это слишком сильно — надеяться, что из-за этого ее убьют до конца дня? — Сомневаюсь, что нам так повезет, — Артур хлопнул себя по лицу. Сон был нарушен, его мучили тревожные сны. Теперь, когда слабый свет водянистого рассвета пролился на мир, он чувствовал себя разбитым во время бодрствования, скрюченным и измотанным одновременно. — Она вложила в это начинание все свои силы. Она не признает поражения, даже когда оно смотрит ей прямо в лицо. Мы должны быть осторожны. Она может быть безрассудной и безжалостной в равной мере. За его заявлением последовало молчание, и он понял, что Леон и Ланселот разделяют одну и ту же мысль. Камелот был настолько безопасен, насколько это было возможно, горожане в его стенах были в безопасности от язвительности Моргаузы, какую бы форму она ни принимала. Мерлин был бы тем, кто принял бы на себя основную тяжесть ее насилия, и это было плохо для них всех. Они молчали, пока Моргауза и ее люди подходили все ближе, их черты медленно обретали четкость, пока, наконец, они не предстали перед ними. Рассвет, как молоко, расплескался по булыжникам, их тени были резкими и размашистыми. Моргауза оглядела их с ног до головы, ее взгляд не дрогнул. — Артур. — в ее приветствии был яд в слогах. — Я этого не ожидала. Подумать только, я проделала весь этот путь с твоим ручным колдуном, чтобы выманить тебя из твоей башни из слоновой кости, и вот ты здесь, уже ждешь. — Отпусти его, Моргауза. — И зачем мне это делать? Он был мне очень полезен. Без его помощи моя армия никогда бы не достигла Камелота так быстро. — Ее кривая улыбка состояла из одних зубов, одна половина лица была опущена из-за стекла, которое ее удерживало. — Я бы не справилась с этим без него. По спине Артура пробежали мурашки гнева, седого и горького. Неужели она думала, что он настолько глуп, чтобы поверить, что Мерлин выступит против них? — Любая помощь оказывалась неохотно. Не пытайся убедить меня в обратном. Моргауза даже не моргнула. — Твой отец поверил бы мне не задумываясь. И все же, чего можно ожидать от параноидального человека, лишенного всякой поддержки, у которого нет ни любимой, ни кого-либо, кого можно было бы назвать другом, чтобы уравновесить его безумие? Артур сжал челюсти, почувствовав, как Хенгроен напрягся под ним в ответ. Мерлин упоминал, что Моргауза имела склонность искажать правду. Зная, что он сделал сейчас, он мог видеть честность в том, что она сказала. Люди следовали за Утером не из восхищения, а из страха. Даже его ближайшие придворные относились к нему с осторожностью. Он правил в одиночку, и в этом одиночестве пал жертвой худших черт власти: тирании и подозрительности. — Я не мой отец, и если вы пришли сюда, чтобы наказать его, то ваше время потрачено впустую. Он умер благодаря заклинаниям, которые вы наложили на него. Гэлит покачнулся там, где стоял, — короткая корректировка его веса красноречиво свидетельствовала о его дискомфорте. Артур заметил это мимолетным взглядом и спрятал: еще один аспект для последующего рассмотрения. Это движение также привлекло внимание Моргаузы, и она наклонила голову, ее взгляд заострился с каким-то предупреждением, которое заставило здоровяка склонить голову, а черты его лица потемнели от ярости. Там была какая-то история, и разум Артура лихорадочно перебирал возможные варианты. — Я здесь ради твоего трона. — Она подняла глаза, осматривая границу стены, преграждавшей ей путь. — Когда-то я и моя родня доверяли имени Пендрагон. Никогда больше. Утер доказал свою лживость, и все красивые обещания в мире не убедят меня в том, что ты чем-то отличаешься. Ты просишь меня отпустить его? — Она протянула руку к Мерлину, ее пальцы сомкнулись на его плече, когда она толкнула его на колени. — Это моя цена. Ваше королевство за вашего питомца. Артур подавил гримасу, когда Мерлин съежился от боли. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы сохранить ясное выражение лица, но даже он не мог сдержать того, как сжались его руки, до боли в костяшках пальцев. Если бы он стоял там в этот момент, его меч уже был бы обнажен и вонзен в грудь Моргаузы. Ему не терпелось почувствовать, как металл входит в ее плоть, услышать ее последний вздох, и все же он ничего не мог поделать. Вместо этого он мог только попытаться разговорить ее, надеясь вопреки всему, что Моргана сможет поменяться ролями, как обещала. — А если я уступлю? Как только корона окажется у тебя на лбу, что ты будешь делать? Как бы ты стала править? — Он с вызовом вздернул подбородок. — Что заставляет тебя думать, что народ примет тебя как свою королеву? — Ты говоришь так, как будто я дала бы им выбор. — Ее проницательный взгляд стал отстраненным, как будто она смотрела в какое-то будущее, которое могла видеть только она. — Я бы сделала Камелот убежищем для тех, кто использует магию. Это было бы место, где они могли бы самовыражаться без ограничений и где они могли бы исцелиться от ужасов Чистки. Артур поджал губы, пряча свои аргументы за зубами. Было заманчиво запротестовать и указать, что магия без ограничений приведет только к борьбе за власть и катастрофе, но он хотел поддержать ее разговор, и она, казалось, была рада услужить. — Я бы смыла пятно правления Пендрагона. Всех тех, кто поддерживал Утера и помогал ему в уничтожении моего рода, постигла бы та же участь, либо от топора, либо на костре. Я бы очистила этот город от его прошлого. — Твоя собственная Чистка. Тяжесть взгляда Моргаузы пригвоздил его к седлу, мечтательное выражение на ее лице сменилось ненавистью. Он мог понять ее боль, но ее идеалистическая гавань не принесла извинений за намеки на тиранию, которые подчеркивали ее слова. Моргауза может и терпимо относиться к магии в своем правлении, но он задавался вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем она начнет искажать закон в угоду себе, гарантируя, что ее власть останется абсолютной, а все, кто бросит ей вызов, падут под клинком палача. — Ты не знаешь, о чем говоришь! — выплюнула она. — Я бы дала своему народу свободу, которую он заслуживает. — И что это за люди? — Артур кивнул головой в сторону ожидающей армии, стоявшей достаточно далеко, чтобы они оставались безликой толпой. — Сколько из тех, кто идет с тобой, обладают магией? Сколько людей собираются под твоим знаменем ради дела, а не ради денег? Даже те, кто стоит на расстоянии вытянутой руки, похоже, не проявляют к тебе преданности. — Он взглянул на Браммина Гэлита, который едва заметно кивнул в ответ. — Твоя мечта — не что иное, как наваждение, Моргауза. Мы работали над тем, чтобы отменить законы моего отца о магии. Это никогда не компенсирует Чистку, но позволит всем мирно сосуществовать. — И почему мы должны довольствоваться простым принятием после всего, что мы выстрадали? — потребовала она, ее голос набирал силу, а черты лица исказила ярость. — Почему те, у кого есть власть, не должны править? Краем глаза Артур увидел, как двое людей Гэлита подвинулись, незаметно прикрывая коленопреклоненное тело Мерлина. Плечи Мерлина двигались незначительно, едва заметное смещение. Наконец он вытянул руки вперед, дюйм за дюймом, пока Артур не смог разглядеть рваную, ободранную кожу там, где были связаны его запястья. При виде этого его охватил гнев, но блеск флакона в руках Мерлина погасил его ярость. Моргана сделала это. Сдержав улыбку, он наклонил голову, произнося ту единственную правду, которую, как он знал, Моргауза не хотела слышать. — Если ты претендуешь на трон только ради власти, то ты ничем не лучше Утера. Грубое рычание застряло в горле Моргаузы, ее карие глаза вспыхнули красновато-золотым, когда она протянула к нему руку ладонью вниз. Он чувствовал жар заклинания, и страх охватил его, несмотря на знание того, что его тело было в безопасности в стенах Камелота. Громкий протест Браммина Гэлита по поводу нападений под флагом перемирия потонул в грохоте мощи Моргаузы. Грохочущий рев вырвался наружу, когда он устремился к ним по воздуху. Не более чем на расстоянии вытянутой руки от носа Хенгроена ожили обереги, засияв ослепительным серебром, поглощая проклятие Моргаузы. Она в ярости плюнула при виде щита, но Артур не мог заставить себя обращать внимание на ее ярость, не тогда, когда в его груди расцвело знакомое ощущение. Связь зашевелилась, превратившись в тонкую паутинку, и когда он взглянул на Мерлина, то увидел, как тот отнял флакон с противоядием Гаюса от своих губ. Его глаза сияли, как луна, бледные и слабые, но в них была сила ответить на его зов, и Артур чуть не разрыдался от облегчения. Надежда ярко вспыхнула, но тут же потускнела, когда Мерлин поймал его взгляд, полный извинения. Позже он оглянется назад и поймет, что Мерлин знал, чем закончится этот момент. Он рассмотрел все варианты, стоявшие перед ним, ограничения его скованной магии и невозможность побега. Он посмотрел на Артура, на его лице была написана огромная преданность, и он сделал свой выбор. Острые ногти царапнули его собственное горло, разбивая странную руну, начертанную там. Из неглубоких царапин хлынула кровь. Мерлин проигнорировал это, его взгляд был отстраненным, когда он откинул голову назад, как проситель, и заговорил скрипучим, глубоким голосом, который, казалось, доносился до самого небесного свода. — O drakon, e male so ftengometta tesd'hup'anankes! Fére to spathí tis fotiás sou. Prostatépste aftó to vasíleio kai ton vasiliá tou me ti zoí sas! Крик Моргаузы был пронзительным, бессловесным воплем, когда она бросилась вперёд, сжимая в руке что-то блестящее. Не было времени даже дернуться, когда раздался сдавленный вопль отрицания Артура, который затих, когда кинжал нашел свою цель во впадине горла Мерлина. Клинок опустился под ключицу, когда Моргауза вонзила его по самую рукоять. Сдавленный звук вырвался из груди Мерлина, булькающий и жалкий, когда в уголке его рта выступила пена крови. Жуткая ухмылка, дикая и исполненная злобы, исказила его губы, когда он посмотрел на Моргаузу. Вокруг Браммин Гэлит и его рыцари в шоке застыли. Некоторые выхватили мечи, пытаясь отразить удар, но двигались недостаточно быстро. Но Артур едва замечал их. Он не мог даже подумать о них, уставившись на Мерлина, слишком потрясенный, чтобы понять, что произошло. — Повелитель драконов! — выплюнула Моргауза, нависая над Мерлином и всем своим весом давя на рукоять кинжала. Голубое пламя трепетало между ее пальцами, ее магия извивалась под ее прикосновениями. Ее левая рука вцепилась в плечо Мерлина, словно когти, разрывая ткань его туники. — Ты зовешь на помощь, и для чего? Ты думаешь, это спасет его? — Она мотнула головой в сторону Артура. — Ты думаешь, я не убью его на месте, как только свет погаснет в твоих глазах? — Ты не можешь. — голос Мерлина был едва слышен, едва достигая ушей Артура. Его сопровождал гул магии, как будто его сила была единственным, что вообще позволяло ему говорить. Артур слышал приближение смерти в каждом слоге, чувствовал, как ее тень скользит по узам, но он застыл на месте, не в силах сделать ничего большего, кроме как дрожать под натиском неизбежного. — На самом деле его там нет. Моргауза откинулась назад и, нахмурившись, уставилась в обращенное к ней лицо Мерлина. Мгновение спустя она взглянула на Артура, посмотрела, потом снова посмотрела, ее глаза горели, как красные угли в костре, превратившиеся в пепел. Осознание промелькнуло на ее лице, расслабляя напряженные мышцы и разглаживая морщинки на лбу. Мириады эмоций отразились на ее лице, прежде чем она едва заметно кивнула, словно признавая хорошо выполненную работу. — Что-ж, я вижу. В таком случае, я должна одерживать свои победы там, где могу. Он может оставаться в безопасности в стенах своего замка, но он здесь, чтобы засвидетельствовать это: твои самые последние мгновения. Кинжал издал звук, похожий на разрыв ткани, когда она вытащила его из горла Мерлина, не обращая внимания на кровь, которая потекла по его груди, когда ее рука метнулась вниз и в сторону, ее второй удар был таким же острым и точным, как и первый. Оно вонзилось Мерлину между ребер, высоко в грудь, и последние, безумные надежды, срикошетившие в сердце Артура, развеялись по ветру. Глубоко внутри него связь билась, отзываясь болью Мерлина. Это лишило Артура воздуха в легких, наполнив его до краев, пока все, что он мог чувствовать, — это металлический привкус крови. Под ним, мягкий, как снегопад, лежал покров печали Мерлина. В его сознании не было произнесено ни единого слова; как будто у Мерлина не было на это сил. Вместо этого было просто сожаление, настолько острое, что Артур мог ощутить его вкус. Связь разорвалась, быстро и жестоко, не просто потускнела, исчезла. Свет покинул глаза Мерлина, бледное золото сменилось тусклой несфокусированной синевой, когда его последний вздох с шипением сорвался с губ. Артур издал какой–то звук — глухой, ужасный звук отрицания. Его горло было похоже на гранит, горе крепко сжало его. Моргауза выпустила кинжал, оставив его воткнутым в тело Мерлина, и позволила ему упасть на безразличную землю. — Возьми его, — приказала она одному из людей Гэлита, щелкнув пальцами в сторону Мерлина, словно он был пустым местом. — Я даже не стану оказывать тебе милость и позволять скорбеть, Артур Пендрагон. У тебя не будет трупа, который можно было бы оплакивать, и не будет погребального костра. Я лишу тебя этого последнего утешения, как твой отец лишил многих моих сородичей их. Нечленораздельный звук боли и ярости вырвался из легких Артура, его рука крепче сжала бесполезный призрак меча на боку. Его зрение потемнело по краям, становясь затуманенным, когда магия Морганы утратила свое влияние. Хенгроен под ним исчез, и очертания самого Артура потеряли свою форму, пока он не пожалел, что на самом деле не превратился в туман, способный раствориться в воздухе и никогда не возвращаться. Вместо этого он вернулся к себе, и пульсирующая агония разорванной связи всё сильнее отдавалась в его груди. Смутно он осознавал, что Леон чуть не упал со стула, прежде чем споткнуться, коснувшись рук и лица Артура, пытаясь дотянуться до него сквозь горькое ничто, которое заключило его в свои объятия. Ланселот обхватил голову руками, его плечи сотрясались от рыданий, которых Артур не слышал. Неподалеку Моргана сидела на полу так, словно у неё подкосились ноги, бледная, с ввалившимися глазами. Она уставилась на Артура, выглядя такой же оцепеневшей, как и он сам. Её губы беззвучно приоткрылись, когда первые слезы заблестели на её ресницах. Артур почти позавидовал ей в этом: чистый укус горя. Это было вне его досягаемости, оставляя его в каком-то ужасном пустынном месте, где ничто не имело смысла. Мерлин был мертв, и Артур не мог понять, как ему суждено жить дальше.