Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

Артур. Подобно камешку, упавшему в пруд и разбрасывающему рябь по его неподвижной поверхности, присутствие Артура захлестнуло обрывки сознания Мерлина. Он чувствовал себя оборванным и сломленным, разорванным в клочья своей магией, но от него осталось достаточно, чтобы узнать человека, прорвавшегося сквозь бушующие завесы его силы. Он всегда был до глупости храбрым, бросаясь в бой, когда весь здравый смысл говорил об отступлении. Этот раз ничем не отличался. Он почувствовал опасность, витавшую в воздухе вокруг него — ненависть и кипящую ярость, — и все равно проложил путь вперед. Новая волна энергии пробежала по телу Мерлина, скручивая его позвоночник, как веревку, и потрескивая на коже. Это было все, что он мог сделать, чтобы его насилие ограничивалось Камелотом, а не выплескивалось за границы. Оно хотело распространиться, промчаться по всему Альбиону, вгрызаясь в землю и небо, чтобы снова занять свое законное место, не думая о разрушениях, которые оно оставит после себя. Это было похоже на Килгарру, когда Мерлин освободил его из заточения, потерянного для мести и жаждущего свободы. Тогда ему тоже предстояло принять на себя этот гнев. Это было гораздо более сложной задачей, чем попытка справиться с одним вспыльчивым старым драконом. Удар, такой же мощный, как удар гигантского кулака, обрушился на его плечи, заставив упасть на колени. Острые камни впились в его кожу, но боль была не более чем булавочным уколом на грани его сознания. Он был слишком сосредоточен на попытках сдержать бурю вокруг себя, и с каждым шагом Артура эта работа становилась все труднее. Пендрагон! Это был вой — вопль: тысяча умирающих голосов изрыгали свою язвительность в адрес единственной цели, оставшейся в живых для наказания. Свирепые слова, которые не принадлежали ему, обожгли Мерлину горло и осели ядом на языке. Сила, окружавшая его, скручивалась в колючки, и он мог чувствовать ее намерение. В Артуре оно видело причину Чистки: наследника, которого Утер так отчаянно желал. В нем признавались гордость и привилегии Пендрагона, но не признавался тот факт, что Артур не был виноват в медленном исчезновении магии из мира. Сила, окружавшая его, хранила воспоминания всех тех, кто сгорел на кострах или столкнулся лицом к лицу с топором. В нем была их воля и жажда возмездия, и все это было направлено прямо на человека, которого он любил. — НЕТ! Его команда разнеслась по воздуху, заставив купол света, изогнувшийся дугой высоко над его головой, загудеть в ответ. Туман силы, наполнявший его, метался и клубился. Безымянные, оскаленные лица появились в его глубинах, прежде чем исчезнуть бесследно. Угроза все еще сохранялась, но она была менее непосредственной. Клинок больше не ждал, чтобы сразить Артура там, где он стоял, но если бы магия была гарнизоном рыцарей, то их мечи были бы обнажены и наготове. — Мерлин? — Крик Артура был отчаянным, полудиким, и Мерлин вцепился пальцами во взрыхленную почву перед собой, цепляясь за землю и неясные очертания собственного тела. Было бы слишком легко потерять себя. Каждое мгновение ему приходилось бороться за то, чтобы оставаться привязанным к этим крошечным, незначительным рамкам. Ограничения этого наталкивались на какой-то непостижимый аспект его самого: отталкивающую тюрьму. И все же это был тот, кем он был: Мерлин из Эалдора, сын Хунит. Это было такой же частью его самого, как и все остальное, и он цеплялся за это с мрачной решимостью. — Мерлин! Глухой звук шагов по неровной земле достиг его ушей. Он крепко зажмурился, когда слезы защипали его ресницы от явного усилия сдержать прилив. Шипение лезвия меча, вонзающегося в землю, казалось, прошелестело по его костям, а звон доспехов Артура отдался в его голове, когда он рухнул на колени. — Мерлин, ты… Магия зарычала, ее голос был подобен грому, и Мерлин с трудом открыл глаза. У него перехватило дыхание, когда он увидел Артура прямо перед собой, его обнаженная рука зависла на волосок от его щеки. Его перчатка лежала брошенной, словно бросая вызов, а неподалеку из земли торчал Экскалибур, выглядевший странно в ровном, желтоватом свете, окружавшем их со всех сторон. И все же он чувствовал витающий в воздухе потенциал, и он знал, что Артур тоже это почувствовал. Это была стрела, наложенная на тетиву лука, оттянутая назад и готовая к выстрелу. Если бы его хватка ослабла, хотя бы на долю секунды, магия получила бы свое возмездие. Это пронзило бы плоть Артура, как меч шелк, остановив его сердце и оборвав его жизнь. Единственным, что стояло на пути этого, был сам Мерлин, и все его тело сотрясалось от усилий сдержать это. — Артур, — выдохнул он, его голос был слишком громким для его горла, а зубы слишком острыми для его рта. — Артур, тебе нужно уйти. Так много. — Нет. — Артур вскинул голову, в его голубых глазах светилось больше эмоций, чем Мерлин осмелился бы назвать. — Я не оставлю тебя. Ни за что на свете. Я уже потерял тебя однажды; я не собираюсь делать этого снова. Он говорил как король, устанавливающий закон, и Мерлин готов был разрыдаться от отчаяния. — Ты упрямый придурок, — прошипел он, вздрогнув, когда новая волна боли рикошетом пронзила его. Магия не смогла добраться до цели, которую хотела уничтожить, поэтому вместо этого она набросилась на Мерлина, сдирая с него кожу изнутри. — Я не могу… я не могу… Поднятая рука Артура дрогнула, его лицо побледнело под пятнами сажи, покрывавшими его. Он стиснул зубы, свирепая решимость запечатлелась в каждой черточке его лица. — Что я должен делать? Чем я могу помочь? Его ответ был слабым и натянутым. — Здесь слишком много силы, чтобы я мог справиться с ней в одиночку. Я не могу успокоить её. Я закончу так же, как они. Как Моргауза. — Медный привкус крови взорвался у него во рту, когда он прикусил губу, борясь с очередной волной мстительной агонии. Магия жаждала быть использованной, быть направленной и брошенной на стены Камелота, подобно волнам, набегающим на берег. Оно хотело разорвать мир на части, расколоть землю и расколоть небо — существовать свободным от всех ограничений — но для этого ему нужен был Мерлин. Он был ее сосудом. Её проводником. Её совестью. И с каждым проходящим ударом сердца его сдержанность ослабевала. — Что тебе нужно? — прошептал Артур. — Что бы это ни было, Мерлин. Я сделаю это. Просто позволь мне помочь тебе! — Связь. — Он с трудом сглотнул. — Ты должен принять всё. Меня. Магию. — Его горло сжалось от нового крика боли, и он почувствовал, как Артур дернулся вперед, как будто хотел успокоить его. — Всё это. Хорошее и плохое. — Я… — Ты должен говорить серьезно! — вырвались у него слова, глубокие и полные угрозы. — В этом не может быть никаких сомнений. Если есть… — Мерлин покачал головой, его голос дрогнул. Если останется хоть капля неуверенности, связь разрушится, и безумие овладеет им. Если бы это случилось, то то, что он оставил после себя, было бы невыразимо. Золотой туман сгущался и пульсировал, рисуя на себе портреты всего, что находилось в пределах досягаемости самой магии. Поля до краев ломятся от урожая, которого хватит, чтобы прокормить королевство на долгие годы. Хлынули паводковые воды, сметая дома и человеческие жизни в течение одного дня. Цитадели росли, их знамена высоко развевались только для того, чтобы мгновение спустя превратиться в руины, их могучие стены были разорваны на части и опалены заклинаниями. Радость и трагедия шли рука об руку. И спасение, и проклятие можно было вызвать с помощью магии. В основе всего этого лежало ощущение неустойчивого равновесия, отчаянно стремящегося найти новое равновесие только для того, чтобы еще больше скатиться к краху. Взгляд Артура метнулся по сторонам, охватывая все это. Он увидел все, чего боялся его отец, и даже больше. Он был свидетелем опустошения, которое это могло вызвать, и все же не дрогнул. Он наблюдал за триумфом, который это могло принести, но отказывался отдаваться в плен его обещаний. Он так же хорошо, как и Мерлин, ощущал непостоянство того, что роилось вокруг них. Однако он не стал уклоняться. Вместо этого он расправил плечи, прежде чем начать говорить. — Как только я открыл для себя твою магию, я стал думать о ней как о железе: сырье, которому можно придать форму и использовать так, как сочтет нужным любой волшебник. Только это не совсем правильно, не так ли? Это не бездумный металл. Он помнит, как его использовали — и надругались над ним. Артур прищурился, вглядываясь в лицо Мерлина так, словно у него были ответы на все вопросы. Дрожь пробежала по нему с головы до ног, и снова послышался шелест крыльев. Он не знал, как выглядит — вероятно, чудовищно — но если Артура это и волновало, он не подал виду. — Он помнит, был ли это меч или силок для плуга, и помнит, что случилось с людьми, которые когда-то владели им. К созданиям, сделанным из него. К местам, которые были построены в его честь. Мерлин молча наклонил голову в знак согласия. — Это напоминает о погребальных кострах и резне, и поскольку оно так долго было объявлено вне закона, когда его используют, то только как орудие мести. Так вот что оно знает. — Это еще не всё, что оно знает, — голос Мерлина был похож на рычание, пульсирующий и низкий. — Друиды — это сила добра. Целители по всей стране использовали магию, чтобы ухаживать за больными. Она будет откликаться на призыв каждый день, делая жизнь людей лучше маленькими, незаметными способами. Просто… — он закрыл глаза в мимолетном сожалении, — плохих вещей больше. — А еще есть ты, который всегда использовал это только для защиты людей, которых любишь. — Рука Артура опустилась на землю рядом с кулаками Мерлина, его пальцы были всего на волосок от его кожи. — Чтобы защитить меня. Артур заколебался, его прерывистое дыхание дрожало на губах. Мгновение спустя он переместил руку, накрыв сжатые костяшки пальцев Мерлина. Вокруг них бурлила магия, но он не обращал на нее внимания, слишком поглощенный словами Артура. — Я слишком хорошо знаю, что нельзя прославлять свет, не уважая тьму. Я принимаю магию, признавая боль и ущерб, причиненные моим отцом, и мою роль в ее преследовании. Я надеюсь, что оно сможет принять меня, несмотря на мои недостатки. Превыше всего, Мерлин, я принимаю тебя, хорошего и плохого, магию и человека. Без вопросов и сомнений. В одно мгновение купол вокруг них разлетелся вдребезги. Яркие осколки света устремились внутрь, ускользая от каждой попытки Мерлина отбросить их прочь. Его сердце подпрыгнуло к горлу, паника скребла грудь когтями. Он боялся, что они разорвут Артура на части, убьют его, несмотря на его слова, и он ничего не мог сделать, чтобы остановить их. Артур ахнул, когда самое длинное лезвие ударило его в спину, пройдя насквозь, прежде чем с такой же силой рассечь грудину Мерлина, оставив его хрипеть. Это должно было быть мучительно, но не было ни крови, ни боли. Вместо этого свет, казалось, извивался и струился, просачиваясь сквозь них, как будто они были не более материальны, чем туман. — Что?.. — выдавил Артур потрясенным голосом. Он вздрогнул, увидев что-то за спиной Мерлина, испуганный звук пульсировал в его горле. Его рука дрогнула, переместившись, чтобы схватить Мерлина за локоть, словно желая оттащить его в безопасное место, но было слишком поздно. Мгновение спустя горячее давление ударило Мерлина между лопаток, прежде чем молния света пронзила его грудь и скользнула между ребер Артура. Это было бы гротескно, если бы не постоянное солнечное тепло, которое разливалось по нему, исходило из сердца и пробегало по рукам, покалывая пальцы рук и ног. — О! — выдохнул Мерлин, неловкий смешливый всхлип застрял у него в горле, когда часть бушующей ярости, терзавшей его изнутри, начала ослабевать. Это все еще было там, но теперь он мог держаться от этого подальше, мог думать, чувствовать и дышать, несмотря на бурю в своей голове. — Ты серьезно. Артур моргнул, глядя на него, поднес дрожащую руку к щеке Мерлина, прежде чем наклониться вперед, сведя их брови вместе. — Каждое слово, — пообещал он. — Это и есть та самая связь? Магия ответила прежде, чем Мерлин смог произнести нужные слова. Подобно тому, как ударенный кремень выбрасывает сноп искр, семена очарования пустили корни, расцветая вовне, соединяя их обоих. Золотой свет метнулся от Мерлина к Артуру, сильный и звенящий. В ответ собственная, врожденная сила Артура потянулась назад, серебряные лозы любовно потянулись вперед, чтобы погрузиться глубоко в грудь Мерлина. Внезапного взрыва чувств — того, что Артур был не просто перед ним физически, но прямо рядом с его сердцем и душой, — было достаточно, чтобы на глаза Мерлина навернулись слезы. Они, не стыдясь, упали на его ресницы, и он беспомощно содрогнулся под натиском ощущений. Теплое дыхание Артура коснулось его щеки, когда они прижались друг к другу, затерявшись в своем собственном мире. Все, что имело значение, — это ощущение связи, вспыхнувшей между ними: восхитительной, пьянящей и успокаивающей в равной мере. Медленно руки Мерлина разжались. Глина и ил окрасили его кожу в красный и охряный цвета, но он больше не чувствовал, что должен цепляться за землю, чтобы не погибнуть в буре. Это все еще было непросто, все равно что пытаться удержаться на ногах, когда вокруг него бушевал шторм, толкая и пихаясь, дергая за одежду, но это, по крайней мере, было терпимо. Он чувствовал, как связь гудит от избытка, вытягивая его прочь. Он наполовину опасался, что оно попытается опустошить Артура своей яростью, но тот казался невозмутимым, мерцание его серебристой энергии было ровным и бездонным: спокойные, умиротворяющие воды перед лицом всех бурь Мерлина. — С тобой все в порядке? — спросил он. Он мысленно проследил за связью, чувствуя уверенность Артура, стойкого и сильного, как камень в фундаменте. Артур кивнул, и от этого движения его волосы коснулись лба Мерлина. С такого близкого расстояния он мог видеть, как напряглись уголки рта Артура, и тот издал горлом тихий вопросительный звук. — Я думал, что потерял тебя, — прохрипел он, открывая голубые глаза. Невозможно было скрыть блеск угрожающих слез, и желудок Мерлина сжался, когда он увидел Артура в таком явном отчаянии. — Я думал, ты ушёл и что я никогда не верну тебя обратно. Тысячи слов вертелись у него на языке, оправданий и заверений, которых казалось слишком мало. Тонкая завеса магии все еще скрывала их от поля боя, сдерживая хаос, но это ненадолго. У нас еще будет время поговорить об этом позже. Мерлин найдет время, когда сможет быть уверен, что не остановит весь мир силой своего могущества. Однако сейчас он поднял руки, чтобы обхватить лицо Артура, отодвигаясь, чтобы встретиться с ним взглядом со всей напряженностью, на которую был способен. — Я никуда не собираюсь уходить. У Артура перехватило дыхание, и Мерлин наблюдал, как он пытается взять себя в руки. Одна рука лежала на затылке Мерлина, другая — на его бедре, крепко сжатая, как будто он боялся, что Мерлин исчезнет в тот момент, когда он отпустит ее. Больше всего на свете ему хотелось отвезти Артура обратно в замок и свернуться калачиком в постели. Ему хотелось провести ладонями по обнаженной золотистой коже и смягчить самые острые углы своего страха, но мир этого не позволял. Даже сейчас он чувствовал, как магия снова начинает нарастать, выплескиваясь из земли и низвергаясь с неба, направляясь навстречу им двоим в центре всего этого. — У нас мало времени, — прохрипел он, наклоняя голову, чтобы запечатлеть теплый, страстный поцелуй на губах Артура. — Нам нужно разобраться с Моргаузой. Я не смогу восстановить равновесие в магии, если она выживет. — Я не собираюсь оставлять ее в живых после того, что она сделала с тобой. — Свирепость подчеркивала слова Артура, и когда он снова встретился взглядом с Мерлином, в их глубине светился приказ. — Когда все это закончится, ты все объяснишь. Мне нужно знать, что произошло. Как ты вернулся. Все это. Больше никаких секретов. — Больше никаких секретов, — эхом отозвался Мерлин, покачиваясь на коленях, уже обессиленный и прекрасно понимающий, что войну еще предстоит выиграть. — Готов? — Готов. Он втянул в себя воздух, когда последняя завеса силы треснула, как яичная скорлупа, открывая их для битвы за ее пределами. Дым застрял у него в горле, заставляя кашлять, когда холодный дождь хлестал по его разгоряченной лихорадкой коже. Его обдало зловонием огня и обуглившегося мяса. Он в ужасе огляделся по сторонам. Магия ослепила его, и он не видел, что происходит. Он не ощущал ничего, кроме болота силы, наполнявшего его кости расплавленным металлом. Он знал, что произнес заклинания — отрывистые, древние слова на языке, которого он не знал, но все равно понимал, — но он не осознал их последствий. Теперь разрушение смотрело ему в лицо, и новое чувство вины захлестнуло его, когда он увидел растрескавшуюся, просачивающуюся землю и разрушенное бурей небо. — Я сделал это. Это было всего лишь дуновение в воздухе, но Артур все равно услышал его. Он встретил пристальный взгляд Мерлина сверкающими глазами, быстро и уверенно покачав головой. — Нет, ты спас нас от худшего. Если бы не ты, я сомневаюсь, что от королевства что-нибудь осталось бы. — Он протянул руку, вытаскивая Экскалибур из земли. — Мы не знаем, что случилось с Моргаузой. Защитные чары рухнули. Камелот не беззащитен, но и не так безопасен, как был когда-то, и я ни черта не вижу во всем этом дыму! Это, по крайней мере, Мерлин мог бы исправить. Ему даже не нужно было произносить ни слова. Он подумал о ясном небе и прохладных ветрах, и они поднялись по его приказу, позолоченные пылинками силы, которые с треском падали на землю от всего, к чему прикасались. Королевство было пропитано магией, и он с трудом сглотнул, почувствовав, как оно борется само с собой, одна часть стремилась к разрушению, в то время как другая прыгала, повинуясь его прихоти. Тихий стон вырвался у него, когда дым начал рассеиваться, открывая скрытые фигуры, шумящие в его гуще. По всему подходу происходили перестрелки, и стрелы дождем сыпались с зубчатых стен. Часть навесной стены превратилась в щебень, оставив зияющую рану, открывавшую уязвимый Нижний город. Он был полон солдат, их кольчуги сверкали, когда они доблестно сражались, защищая свой дом от незваных гостей. Силы Моргаузы, по крайней мере, казались немногочисленными, хотя Мерлин не мог быть уверен, было ли это потому, что они пали или пытались бежать. Вокруг него было множество свидетельств смерти, и его взгляд перескакивал с одного тела на другое, испытывая облегчение оттого, что ни на одном из них не было цветов Камелота, пропитанных чувством вины. Потом был дракон. Он помнил, как взывал к нему, проникая глубоко под землю и камень, чтобы придать древнему духу форму. В то время все, чего он хотел — это высвободить его силу, но теперь было слишком легко увидеть свою ошибку. Он едва мог заставить Килгарру делать то, что ему говорили. Как он должен был это контролировать? — Артур? — Я знаю. — Артур переминался с ноги на ногу, его пристальный взгляд метался по полю, его быстрый ум, без сомнения, придумывал и отвергал тысячи стратегий. — Нам нужно добраться до пролома. — Нет. — Мерлин вздрогнул, когда Артур удивленно посмотрел на него. — Иди. Скажи всем, чтобы отступали в Камелот. Я могу вернуть стены на место за несколько секунд, но если кто-то окажется на пути, они могут пострадать. — Он сглотнул, стараясь не думать о солдатах, которые, возможно, были наверху, когда рухнула каменная кладка. — Я не оставлю тебя здесь одного! — Я буду прямо за тобой, — пообещал Мерлин, — но мне нужно попытаться что-то с этим сделать. — Он указал на Eorðdraca. — Посмотри на повреждения стены и подпалины на камнях. Это не было вызвано магией. Это был дракон. — Мерлин… — Артур, уходи! — Он прижал руку к груди, где почувствовал вспышку связи, невидимую сейчас, но все еще пульсирующую с большей силой, чем он когда-либо чувствовал прежде. — Ты должен мне доверять! Ему не хотелось просить его об этом почти так же сильно, как Артуру явно не нравилось, когда его об этом просили. Противоречие на лице Артура было ясно как божий день: он разрывался между желанием быть рядом с Мерлином, чтобы обеспечить его безопасность, и долгом перед своим народом. — Я не буду прятаться за стенами, ожидая, что ты решишь мои проблемы за меня, — наконец выдавил Артур. — Это не мое дело. Кроме того, если у вас достаточно магии, чтобы восстановить стену, наверняка у вас есть сила убрать других с дороги, прежде чем вы это сделаете. Я не… я не могу. — Он вздернул подбородок, словно вызывая Мерлина на спор. — Не проси меня снова покидать тебя. Мерлин облизнул губы, чувствуя, как в глазах вспыхивает жар. Из всех, кто был на поле боя, он был единственным, кто не пострадает. Артур, рыцари и все граждане Камелота были уязвимы — смертны. Это было не так, и он был за тысячу миль от беспомощности. И все же, несмотря на все это, он ничего не мог поделать с упрямством Артура. Вместо этого он прикусил язык, не обращая внимания на зазубренные края неудобных клыков, расправил плечи и сделал так, как приказал его король. Раньше было бы невозможно направить магию так, чтобы она поступала так, как он хотел. Это был оползень, обрушившийся ему на голову и похоронивший его под собой. Теперь связь давала ему дистанцию, чтобы владеть ею, а не просто реагировать на ее прихоти. Мерлин не решался утверждать, что это было легко, но впервые в своей жизни он точно знал, что делает, и у пульсирующей силы вокруг него не было иного выбора, кроме как подчиниться. Нежные, невидимые руки убеждали людей отступить из-под обломков, отправляя невинных в безопасное место города, в то время как он подталкивал рыцарей и солдат к себе и Артуру. Вскоре они им понадобятся. Медленно камни начали сдвигаться и подниматься, вставая на свои места. Золотой свет восстановил раствор, скрепляя камень, в то время как заклинание устремлялось все выше, заделывая рану на боку цитадели. Мерлин знал, что рядом с ним Артур, с мечом наготове и расставленными ногами, готовый защитить Мерлина от любого нападения. И все же солдаты Моргаузы не были главной заботой Мерлина. Они были напуганы и злобны, это правда, но они посвятили свою энергию борьбе с людьми Камелота. Он чувствовал холодный металлический блеск присутствия Леона поблизости, взмах его меча, рассекающий воздух, когда он боролся за то, чтобы быть рядом, отчаянно пытаясь добраться до Артура. Гвейн и Ланселот тоже были там. Мерлин чувствовал каждый стук их сердец и хриплый выдох, но не мог уделить им больше ни одной мысли. Это был Eorðdraca, который маячил в его сознании, двигаясь сквозь водовороты магии, насыщающей мир, подобно голиафу. Оно потрескивало мощью и энергией, напором и яростью, но не имело ни сострадания, ни совести, чтобы направлять его. Только слабейшие узы собственной воли Мерлина удерживали его от беспорядочного разрушения, и эти узы ослабевали с каждой секундой. Хуже того, среди огня и камня он ощущал прохладу стекла и привкус черной смолы: испорченность Моргаузы отражалась в могучем существе. Оно распространялось с каждым шагом, подбираясь все ближе к сияющему, неземному сердцу, которое билось в его груди. Если бы это достигло своей цели, он и представить себе не мог, что могло бы произойти. Звон одного меча о другой заставил его вздрогнуть, и он рискнул взглянуть на Артура, оскалив зубы, когда понял, что солдаты вокруг заметили его присутствие. Он сражался со своим обычным мастерством: быстро и жестоко, но это не помешало страху Мерлина подступить комом к горлу. Он трепыхался на задворках его сознания, цепляясь за его магию, и он почувствовал, как нить чар распутывается, распространяясь без особого руководства с его стороны. Она просачивалась в доспехи Артура, забаррикадируя слабые места и укрепляя ремни, придавая железным пластинам и кольчуге в десять раз большую прочность, чем обычно, но на этом дело не заканчивалось. Единственная нить силы свернулась в гобелен, проносясь по полю боя, чтобы коснуться любого, в чьих сердцах была верность Камелоту. Он защищал их шепотом, нежным, как поцелуй влюбленного, проникая далеко за пределы замка, где женщины и дети съежились в затаенном ожидании своей участи. Никто, кроме захватчиков, не погиб бы в этот день: если бы он мог этому помешать. — Рыцари! Ко мне! — крикнул Артур, приступая к боевым приемам, которые он так хорошо знал. Мерлину не терпелось отшвырнуть от себя наемников — защитить, как он всегда делал — но у него были заботы поважнее. Он верил, что Артур сможет постоять за себя, защищая свою личность и свой трон, в то время как Мерлин пытался хоть что-то исправить из того, что он натворил. Древний язык драконов обжигал его язык, рев его голоса был громче, чем имел на то право. Он прогремел в небе, и он почувствовал, как его магия вырывается наружу, расправляясь подобно невидимым крыльям, взнузданным в вызове. Eorðdraca не был существом, предназначенным для того, чтобы его обуздывали, но и не был той силой, которую он мог бы обрушить на мир. Оно поднялось в ответ на его невыразимую ярость, такую же несфокусированную и дикую, как бурлящая буря магии вокруг него. Эта огромная голова качнулась вниз, огненные глаза пригвоздили Мерлина своим пристальным взглядом. Камень, из которого была сделана его шкура, делал его более похожим на скелет, чем что-либо другое, его плоть из жидкого огня была заключена в подвижные каменные плиты. И все же именно разум зверя, в полную силу ударивший по его собственному, таил в себе наибольшую угрозу. Огромное и непостижимое, оно смотрело на него так, как человек может смотреть на муравья. И тление довело его мысли до безумия. Это не было сознательным усилием Моргаузы. Даже ее сила была не так велика. Вместо этого, это было отголоском того, как она использовала свою силу, отбрасывая ее отражения на людей и проявления магии вокруг нее. Это было то, что заставило Eorðdraca действовать таким образом и привело к гибели ее великого разума. Это не был торжественный защитник, помнящий о своем долге и повелевающем ему господе. Вместо этого это было немногим больше, чем хищный зверь, такой же затерянный в потоке, каким всего несколько мгновений назад был сам Мерлин. Сделав глубокий вдох, он бросил последний взгляд через плечо туда, где сражался Артур, пот прилипал к его светлым волосам на лбу и оставлял дорожки сквозь сажу на лице. Мерлин видел в нем нечто большее, чем своего друга, своего возлюбленного, своего короля… Он увидел свой якорь, заземляющую силу, которая не даст ему потеряться в окружающем его водовороте. Артур был путеводной звездой, которая привела бы его домой, и именно благодаря этому знанию Мерлин нашел в себе мужество действовать. Подобно призраку, он вышел из своего собственного тела, следуя по широким тропам магии, которые поймали мир в свои сети. Он погрузился в разум Eorðdraca, глубоко связав себя. Его мысли двигались в гору — медленно, размеренно и скрежещуще, пока какой-то катаклизм не вызвал прилив импульсов и ощущений. Пламя в животе Мерлина должно было поглотить его, и все же он был создан для того, чтобы нести в себе такую ярость. Его сознание пронеслось вдоль ветвей, похожих на стволы деревьев, и вверх через молниеносные, эфирные крылья. Это существо было не столько настоящим драконом, сколько идеей одной данной формы: святой и неприкосновенной. Пятно искаженной силы Моргаузы было богохульством, и он копался в своем позаимствованном теле и разуме, выискивая каждый последний след его ползучего, стеклянного блеска. На ощупь он был похож на лед, скрипучий и крепко скрученный, но все еще несущий в себе потенциал снова стать водой, а магия Мерлина была солнечным светом, когда он касался его. Тянущиеся щупальца устремились к его силе, словно яд, просачивающийся в кровь. Скользкий и гнилой, он почувствовал его прикосновение, но оно не смогло закрепиться в сиянии его силы. Было заманчиво выжечь его, опалить на своем пути и позволить магии залечить рану, которая останется после него, но Мерлин сдержался. Возможно, если бы он был слабее, ему пришлось бы прибегнуть к такой жестокой тактике, но были и более добрые способы освободить дракона от этого грубого вторжения. С нежными искрами силы он начал ослаблять ее хватку, расплавляя ледяное стекло и заставляя черные липкие щупальца отступить. Он чувствовал, как оно колеблется, ослабляя хватку на брюхе дракона и соскальзывая с его чешуи. Уверенное продвижение превратилось в медленное отступление, и с каждым мгновением Мерлин чувствовал, как спокойствие возвращается в разум Eorðdraca. Всплеск его инстинктивных мыслей обрел голос, одновременно яркий от юности и надтреснутый от старости. Вспыхнула искра радости: тепло приветствия просачивалось сквозь него, пока он очищался от скверны со всем терпением, на какое был способен. Наконец, последний его клочок превратился в ничто, оставив после себя чистый-пречистый огонь. От его присутствия не осталось ни единого шрама, подумал Мерлин, измученный этими усилиями, как будто он зашивал рану на собственной плоти, пытаясь сдержать боль. Если бы он был в своем собственном теле, его бы трясло с головы до ног. Вместо этого он почувствовал, как его усталое сознание убаюкивает что-то гигантское и заботливое, разум Eorðdraca мягко обвивается вокруг его собственного. Благодарю вас, милорд. Я слушаю Ваш приказ? У него не было ушей, чтобы слышать, и голоса, чтобы говорить, но он все еще был способен запечатлеть в своем сознании сияющий образ: Камелот, стоящий гордый и сильный, в безопасности от зла, защищенный существом из мифов и легенд. Вы не хотите, чтобы я нашел её? Ту, кто загрязняет окружающую среду? Кто гниет? Кто даже сейчас оскверняет волшебство этого мира своим присутствием? Нет. Подумал Мерлин, уже снова вытягиваясь, выходя за пределы вспышки огня и каменной чешуи. Он провел невидимыми пальцами по обледенелой траве и вонзил пальцы в потрескавшуюся землю. Он попробовал ветер на вкус и станцевал с бурей над их головами, позволив ей очистить себя, прежде чем сосредоточил свою волю на отвратительном присутствии Моргаузы. Оставь ее мне. Задыхаясь, он врезался обратно в свое собственное тело, подпрыгнув там, где стоял, и стиснув зубы от странной натянутости собственной кожи. Это было ужасное ощущение — внезапно почувствовать себя таким скованным, человечным и хрупким. Ему потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя и с трудом открыть глаза. Ему не пришлось долго искать Артура. На самом деле, все рыцари образовали вокруг него плотное кольцо, их лица были в грязи, мечи в крови, зубы оскалены, когда они сражались. Наемники Моргаузы ринулись вперед, и у Мерлина скрутило живот, когда он почувствовал их безмозглость. Выражения их лиц были пустыми, челюсти сжаты от напряжения, но в их головах не было ничего, что могло бы руководить их действиями. Они были потоком тел, у которых не было другой цели, кроме победы, и их судьбой было снова и снова падать под клинками Камелота. Мерлин понял, что не только его друзья сражались за него. Они были не одиноки. Гэлит стоял у левого плеча Артура, прикрывая его уязвимый бок свирепым рычанием. Другие рыцари Ишкиллена тоже присоединились к схватке, их оружие сверкало на свету. И все же люди, которых они убили… Мерлин содрогался с головы до ног, каждый удар причинял ему такую боль, словно они попадали в его собственную плоть. Он всегда был способен почувствовать конец жизни на охоте: тишину там, где только что звучала далекая песня. Теперь это было громче, непосредственнее, и бессмысленность заставила его магию вцепиться когтями в кожу. — Прекратите! Бурлящая волна силы устремилась во все стороны, окружая Камелот и охватывая все поле боя. Оно перемещалось от одного человека к другому, пробегая призрачными пальцами по их мыслям. Только те, в ком не было ничего искупающего, — люди, которые наслаждались болью, страданиями и смертью, — были убиты. Их кончина была милосердием: простое остановившееся сердце. Остальные — те, кто шел с Моргаузой из страха или отчаяния, у кого был шанс на лучшую жизнь, если бы им только дали такую возможность, — погрузились в сон, дружно повалившись там, где стояли, чтобы разобраться с ними позже. Воцарилась тишина, густая и жуткая, нарушаемая лишь шумом ветра. Он почувствовал напряжение вокруг себя и с трудом сглотнул, настойчиво напоминая себе, что он не монстр, каким бы это ни казалось. — Они не все мертвы. — Мерлин облизнул губы, его голос был хриплым, когда он попытался объяснить. — Большинство просто спят. Они стояли у меня на пути. Ощущение благоговения и тревоги, витавшее в воздухе, изменилось, смягченное эмоциями окружающих его людей. Забота, облегчение и уважение украшали тишину, лишь по краям ее оттеняя страх перед тем, что он мог сделать. Он хотел бы, чтобы у него хватило сил еще раз обнадежить ее, но ему едва удавалось произносить простые слова. Если бы он хоть немного переместил свой вес, у него подогнулись бы колени. Его магия стала более заостренной, отточенной. Он орудовал ей с большим мастерством, чем когда-либо прежде: игла, чинящая порванную ткань, а не всепоглощающее пламя. Тем не менее, это все еще была борьба за контроль над ним, и она была выиграна лишь наполовину. Это терзало его тело и разум, теперь, когда Артур был рядом, стало лучше, но все равно это был вызов. В голове у него пульсировала боль, и он закрыл глаза, прижимая руку ко лбу, когда несколько сильных рук протянулись к нему, чтобы поддержать. — Мерлин? Мерлин, посмотри на меня. — Голос Артура был глубоким и теплым, затуманенный острым беспокойством. — Ты ранен? Это казалось таким странным вопросом, и Мерлину потребовалось мгновение, чтобы осмыслить его: вспомнить, что да, у него действительно было физическое тело, и хотя оно не могло умереть каким-либо значимым образом, оно все равно могло пострадать. И все же на нем не было ни царапины. Он знал это, даже не глядя. Ни один клинок не коснулся его, потому что Артур и остальные были рядом, чтобы уберечь его. — Нет. Просто… устал. — Это было явным преуменьшением. Он чувствовал, что мало на что годен, кроме могилы, но у него не было времени прислушиваться к своим острым нуждам. — Мы должны добраться до Моргаузы. Она в цитадели, приближается к тронному залу. — Тогда там мы ее и остановим. — Выражение лица Артура было мрачным, но приказ звучал в каждом слоге, когда он повернулся лицом к рыцарям, как к тем, кто ехал под его знаменем, так и к его временным союзникам. Его глаза метнулись к Мерлину, полные решительного огня, когда он выносил свое решение. — На этом её история закончится, так или иначе.