Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

— Не двигаться. — в голосе Мерлина послышались нотки рычания. Оно пробежало по мышцам Артура, заставляя его сдержаться, и он застыл на месте. Остальные рыцари вокруг него сделали то же самое. Он услышал прерывистое дыхание Гвейна и увидел, как лейтенант Гэлита произносит беззвучную молитву, когда магия, наполнявшая воздух, нашла новую цель. Возникло странное ощущение, что его тянут, что он движется, не делая ни единого шага, и шум поля боя исчез, как задутая свеча. Холодный камень вспыхнул вокруг них, знамена в тронном зале затрепетали от прохождения силы Мерлина. Желудок Артура скрутило, пока его разум пытался справиться с внезапной переменой местоположения. Это напомнило ему о том, что Моргана сделала с иллюзией, и ему пришло в голову, что, возможно, человеческое тело не предназначено для магических перемещений. Он был не единственным, кто так думал. Лицо Леона было белым как полотно, а у Гвейна позеленело горло. Он протянул руку к Мерлину, дружески похлопав его по плечу. — В следующий раз предупреждай, ладно? — спросил Гвейн, умудрившись улыбнуться, прежде чем выражение его лица стало серьезным. — С тобой все в порядке? Ты неважно выглядишь. Волна тревоги пробежала по спине Артура, когда он проследил за взглядом Гвейна. На лбу Мерлина выступил лихорадочный пот, а щеки приобрели мертвенно-серый оттенок. Единственным цветом его кожи было золото глаз, которое не потускнело ни на мгновение с тех пор, как они воссоединились на поле боя. Это, а также тонкая струйка крови на его губах от слишком острых зубов во рту: намек на что-то драконье в остальном человеческом облике. — На это нет времени, — выдавил из себя Мерлин, глядя в сторону трона. Рука Артура крепче сжала Экскалибур, но он не увидел ничего примечательного. Средоточие власти Камелота выглядело так же, как и всегда, сурово и величественно. И все же в следующее мгновение вдоль стены сгустились, оттенки грозово-черной стали. Плоскости тьмы раздвинулись, рождая десятки человеческих фигур. Вот только это были не существа из плоти и костей. Они были бесцветны, кожа туго обтягивала кости, когда свет ослепил их пустые, вытаращенные глаза. Они выглядели не более чем самой смертью, и Артур услышал не одно невнятное проклятие от рыцарей вокруг него. — Ты. Голос Моргаузы был дуновением воздуха, просачивающимся из всех углов комнаты. Он дрожал над полом, покрывая каменные плиты росой и заставляя каменные стены потеть. Еще один изгиб в тенях сформировал ее тело, кристалл, порабощающий ее плоть, сверкал, как звездный свет, когда она, прихрамывая, двинулась вперед. — Все это время это был ты. — Ее взгляд даже не скользнул в сторону Артура. Она не обратила ни на него, ни на рыцарей никакого внимания. Ее внимание было приковано к Мерлину, внутренне разрываясь между яростью и восторгом. — Эмрис. — Ты сражаешься со мной, Моргауза. — Артур переместился и встал перед Мерлином, протянув руку, чтобы укрыть его своим телом. Логически он понимал, что это нелепо. Сила Мерлина проявилась в хаосе за стенами замка и в магии, витавшей в воздухе. У него было больше силы, чем Артур когда-либо мог надеяться назвать своей собственной, но все же потребность защитить его от беды пульсировала у него под кожей. Несмотря на всю его мощь, в очертаниях фигуры Мерлина чувствовалась хрупкость, и гудящий резонанс связи только усиливал это впечатление. — Драка? — Моргауза приподняла бровь. — Какая замечательная идея. Подобно гончим, спущенным с привязи, люди-тени прыгнули, сверкая мечами, а их ободранные губы раздвинулись в беззвучном крике. Удар клинка о клинок наполнил тронный зал своим бедствием, и Артур выругался, бросаясь вперед и описывая Экскалибуром жестокую дугу. Она проскользнула сквозь ближайшего человека, словно он был не более чем водой, и он рухнул в кипящее облако дыма. Однако остальным так не везло. Их оружие прошло насквозь, казалось, не причинив ни грамма вреда. Артур оскалил зубы, сдерживая проклятие, наблюдая, как солдат, которого он только что убил, снова выходит из тени. — Beadoméce bite cargást deÁÞ! — Fulfealdan! Заклинание Моргаузы было визгливым, рваным по краям по сравнению с ровным тоном приказа Мерлина. Ее правая рука дрожала, вытянутая перед собой, в то время как левая опиралась всем весом на старое темное дерево трона. Ее магия гудела и дрожала, но это не убрало внезапного блеска зачарованного голубого огня, который окружал оружие рыцарей Камелота и людей Гэлита. Во всяком случае, пламя разгорелось сильнее, и Ланселот издал торжествующий рык, когда солдат, которого он пытался отогнать назад, превратился в ничто. Моргауза начала бормотать заклинание, мягкое и негромкое. Ее слова пронзили воздух, как иглы, и Артур выругался, пытаясь пробиться сквозь солдат, чтобы добраться до нее. Экскалибур дергался в его руке, словно жил собственной жизнью, погружаясь в одно дымящееся тело за другим, но на их место, казалось, всегда приходили еще два. Мечи заскрежетали по его доспехам, и кровь потекла по гребню его скулы. Он чувствовал, как остальные вокруг него слабеют, их сила ограничена пределами их смертных возможностей. Хуже того, когда ритм магии Моргаузы изменился, он увидел, как несколько людей Гэлита упали на колени, хватаясь за горло и хватаясь за сердца. — Я предупреждала тебя, что случится с Ишкилленом, если ты подведешь меня, — прорычала она, на ее лице застыла маска презрения. Артур обернулся, увидев, как Гэлит рухнул, изрыгая кровь и желчь на каменные плиты. Солдат-тень позади него занес свой клинок, и Артур сделал выпад, отведя удар в сторону своим собственным яростным ударом. — Мерлин!.. Связь сошла с ума, пылая силой, такой же горячей, как любое пламя, которое Артур когда-либо знал. Оно наполнило его грудь, пробежало по рукам, пока он не задался вопросом, суждено ли ему все-таки встретиться с погребальным костром: подходящее наказание за то, что он стоял в стороне, когда его отец сжигал мужчин и женщин на костре. Он отразил еще несколько ударов, которые наверняка отделили бы его голову от туловища, его плечо болело, а сердце разрывалось по швам от страха и паники. Только легкое, как перышко, прикосновение к его руке успокоило его, когда время вокруг них шокирующе остановилось. — Не волнуйся, — прошептал Мерлин ему на ухо, проводя кончиками пальцев по подбородку Артура. — Мерлин, что?.. — Он попытался схватить его, попросить продлить это единственное, вечное мгновение, но в воздухе чувствовалось какое-то напряжение, как будто сам мир не мог вынести давления того, что сделал Мерлин. Артур чувствовал, как нарастающая срочность потрескивает в его доспехах, отдаваясь в соединении между ними, и ненавидел себя за свое невежество. Возможно, если бы его отец не порицал колдовство на каждом шагу — возможно, если бы он не искоренял все его следы, какими бы безобидными они ни были — он смог бы понять, что происходит. Вместо этого он был немногим больше, чем сторонним наблюдателем, отражающим удары меча, когда время настигло их, и мир снова взорвался шквалом движения. Раздавшийся звук заставил Артура вздрогнуть от шока, и он отбросил в сторону другого солдата-тени, его кулак пронесся сквозь их тающий туман, когда он развернулся. Он почти ожидал найти Моргаузу разбитой на куски, но она стояла твердо и сильно, сложив одну руку чашей перед собой. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что сломался не стеклянный футляр на ее коже, а черный камень ожерелья, которое обвивало ее шею. Его осколки испачкали ее бледную ладонь, как пролитое масло, и еще больше было разбросано по полу, странно жидкое. — Значит, ты пощадил их, хотя и пальцем не пошевелил, чтобы помочь себе подобным? — выплюнула она. — Как кто-то может называть тебя спасителем? Как никто из них не видит твоего предательства? — Это ты предатель. — голос Мерлина звучал так, словно доносился с большого расстояния, но в то же время его шепот прошелся по уху Артура, как горячий шелк. — Ишкиллен в безопасности, как и любой другой город, который ты прокляла. Те, кто погиб от твоего прикосновения, снова обретают дыхание. Их жизни никогда не должны были пострадать. Губы Моргаузы скривились, глаза сузились, как будто Мерлин отталкивал ее. — Они представляют для тебя большую ценность, чем все те, кто погиб во время чистки Утера? — Нет. — Мерлин сделал еще шаг, серая пелена с его кожи исчезла. Золотистый свет очерчивал его черты, словно сокровище, отражаясь в волосах. Он пылал силой, и Артур с трудом сглотнул, разрубая мечом еще двух туманных людей в попытке добраться до него: мотылек, привлеченный пламенем. — Это как раз те, кого я в состоянии спасти. — И я враг? — взрыв смеха Моргаузы, наполненный злобой, эхом разнесся по комнате, когда ее рука крепче сжала трон белой, как кость, клешней. — Я, которая так упорно боролась за свободу своего народа? На лице Мерлина отразилось сочувствие, когда он уклонился от отчаянного выпада солдата. Он двигался так, словно просто прогуливался по лугу, его тело с неестественной грацией перемещалось, чтобы уберечь себя от удара меча. — Ты сражаешься не из-за этого. Больше нет. В тот момент, когда ты начала использовать магию, чтобы поработить волю других и причинить им вред, ты еще больше выводила мир из равновесия. Я не могу позволить тебе продолжать. — Ты не можешь меня остановить! Артур вскрикнул от удивления, когда люди-тени исчезли, растворившись в тумане. Повсюду вокруг он слышал тяжелое дыхание своих рыцарей, их изнеможение было очевидным. Дикими, широко раскрытыми глазами они осматривали тронный зал в поисках следующей угрозы, но Артур с замиранием сердца понимал, что, что бы это ни было, направлено не на них. Теперь Мерлин был мишенью гнева Моргаузы: все остальное было забыто. Артур попытался броситься вперед и встать на пути ее ярости, но сила Моргаузы удержала его на месте. Его ботинки приросли к полу, как будто он был какой-нибудь огромной сосной в лесу, совершенно неподвижной, и холодный пот заструился у него по спине, пока он боролся. Моргауза выплюнула злобное заклинание, слоги и согласные которого были ядовиты для слуха. Голова Артура болела так, словно кто-то провел напильником по его зубам, и он вздрогнул там, где стоял, охваченный нарастающей паникой, когда уставился на Мерлина. Он не сделал ни единого движения, чтобы защититься. Ни одна рука не поднялась, чтобы выставить щит или блокировать силу удара Моргаузы. Мерлин наблюдал за ней в ожидании, его руки с длинными пальцами были безвольно опущены по бокам, бледные, за исключением того места, где тонкая россыпь чешуек любовно покрывала тыльную сторону костяшек пальцев. Возможно, это, как и острые хищные зубы, блеснувшие за губами Мерлина, должно было вызвать у Артура больше беспокойства. Вместо этого это была просто еще одна вещь, которую он отложил на потом, например, то, как Мерлин, казалось, светился изнутри, и постоянное, непоколебимое богатство золота в его взгляде. Он отказывался думать, что «позже» может и не наступить, что, несмотря на все их усилия и боль, они могут потерпеть неудачу в этот день. Это было немыслимо, даже когда он и его рыцари стояли застывшие и беспомощные перед яростью Моргаузы. Что-то блеснуло в глазах Артура, и он уставился на трон, с отвращением наблюдая, как что-то черное и вязкое сочится из деревянной обшивки. Сначала это была всего лишь одна капля: кровь, вытекшая из уколотого кончика пальца, но вскоре ее ручейки заструились по крепкому дубу, стекая на пол, как ихор. Густой дым наполнял воздух змеевидными завитками дыма. Артур с трудом сглотнул, когда к шипящим словам Моргаузы присоединились другие, придавая характер ненависти, которая разливалась вокруг них. Возможно, он не понимал их по слогам, но их намерение было ясным. Это были проклятия падших, все спорящие голоса, которые проклинали трон и человека, сидевшего на нем. До сих пор у Артура не было шанса занять свой королевский трон, и внутреннее воспоминание о том, как Мерлин велел ему сжечь его, вырвалось на первый план. В то время он задавался вопросом, серьезно ли это. Теперь он видел доказательство своими собственными глазами. Вся эта боль и страдание были связаны с ним, привязаны к дереву и впитались во внутрь, понося Утера и все, за что он выступал. Это было так, как если бы Моргауза вывела их, армию другого рода. Они кипели в воздухе и растекались по каменным плитам, сверкая тут и там осколками стекла. Он не понимал, что она делает, но мог догадаться. Все эти эмоции были направлены против Утера, ставшего почти бесполезным из-за огромного количества проклятий, пытавшихся дать о себе знать. Теперь они разделились, нити распустились, чтобы стать лезвиями потенциала, и Моргауза сказала им, куда целиться. Прямо на Мерлина. Крик страха Артура был хриплым звуком, отраженным каменными стенами и вернувшимся к нему. Это присоединилось к вздохам и протестам других рыцарей, которые были так же связаны, как и он, прикованные к месту, как будто они были не лучше статуй. Щеки Ланселота раскраснелись от усилий, и все же он не мог сдвинуться ни на дюйм. Беспомощный гнев исказил выражение лица Гвейна: идеальное отражение собственных эмоций Артура. Они только что вернули Мерлина, и теперь Моргауза, казалось, намеревалась еще раз унизить его. Проклятия были смертоносным роем, и всего за мгновение в комнате стало темно, как в смоле, весь свет и детали исчезли. Это было ужасное чувство: слепое и бесполезное. Остальные чувства Артура напряглись, но в воздухе не пахло ничем, кроме магии. Гул отвращения наполнял его уши, пока не загрохотал у него в голове, немного больше, чем злоба, обретшая форму. Его доспехи были собственным саваном, отрезавшим его от мира, и каждый вдох отдавал огнем и кровью. Только связь оставалась неразрывной, путь от его сердца к сердцу Мерлина. Оно не дрогнуло и не потускнело под натиском, и Артур вцепился в него, погружая свой разум в его бурлящую, яркую силу. Там он мог чувствовать, как Мерлин сияет ярко и по-настоящему, как солнце на небосводе. Раньше он видел проблески его силы, намеки и тени ее, которые прослеживались между ними взад и вперед, но это казалось ничтожным по сравнению с тем, чем Мерлин обладал сейчас. Он чувствовал в себе потенциал построить мир из ничего или полностью разрушить его, и впервые ему показалось, что он понял, что сказал Мерлин о равновесии. Он всегда предполагал, что речь идет о добре и зле, использовании и надругательстве, с Мерлином на одной стороне и Моргаузой и такими, как она, на другой. Как будто все когда-нибудь было так просто. Он допустил фундаментальную ошибку в суждениях. Мерлин был не тем, кого взвешивали и измеряли; он был самими весами, воплощением равновесия, на которое должна претендовать магия мира. Он был воротами, которые направляли всю текущую силу обратно к нейтралитету, чтобы использовать ее любым способом, который решат ее практикующие. Его цель во всем этом состояла не в том, чтобы снова сделать магию полезной, а в том, чтобы удалить пятно, оставленное на ней Чисткой Утера, оставив ее нетронутой человечеством и всей его мелочностью. Моргауза была полной противоположностью: зола в железе, делавшая кованый клинок слабым, или гниль на стебле, превращавшая целое поле в гниль. Она была физическим проявлением ненависти, которая была посеяна много лет назад и которой позволялось процветать из года в год благодаря законам его отца. И все же это не было похоже на пятно на ткани: неприглядный порок и ничего больше. Здесь действовали воля и сентиментальность, вопиющие перед лицом спокойствия Мерлина. Артур не знал, как Мерлин мог вынести бремя такого гнева, обрушившегося на него, но он выдержал его. Там, где на него обрушивалась сила Моргаузы, он отводил ее в сторону, нежный и любящий. Там, где проклятия, низвергнутые с трона Утера, терзали его острыми зубами, он просто терпел их боль, прежде чем ослабить их свирепость. Он не встретил ее магию в битве воль, сплошном столкновении и громе. Вместо этого, со спокойным признанием причиненной боли, Мерлин начал разделять темноту, пропуская проблески света, которые танцевали, как россыпь звезд на небе. Медленно мрак в комнате сгущался, его чернильный поток любовными струйками изгибался по плоскостям доспехов Артура и высвобождал их сияние из своих тисков. Вокруг него возникли очертания, и он вздохнул с облегчением, увидев, что все рыцари по-прежнему стоят, моргая и нервничая от внезапного света, их внимание сосредоточилось на сгущающемся коконе тени в центре зала. Но больше всего радовала Моргауза, ее лицо было мокрым от пота, а платье прилипло к стройному телу. Ее протянутая рука дрожала, как лист на ветру, когда она смотрела, не в силах поверить в то, что предстало перед ней. Мерлин, взявший на себя всю тьму, какую только мог собрать, и победивший. Артуру было знакомо это выражение. Он распознал дикий гнев по–настоящему отчаявшегося человека — того, кому больше нечего терять. Его борьба с невидимыми узами, которые удерживали его на месте, удвоилась, стала раздражительной и болезненной. Мерлин нуждался в нем; Артур не оставил бы его снова испытывать на себе всю тяжесть ее гнева. Пот стекал по его вискам, пока он боролся, пытаясь найти слабое место, которое можно было бы использовать. Он не знал, как работает магия, и не мог претендовать даже на малую толику мастерства в обращении с ней, но, будучи связанным с Мерлином, он все еще мог ощущать ее прикосновение. Что бы ни удерживало его на месте, оно было подобно смоле, густой и приторной, действующей ему на нервы, даже когда оставалось скрытым от его взора. И все же, когда он мысленно потянулся к нему, то почувствовал проблеск в его глубинах: единственную точку, где вместо удушающего давления не было ничего. Значок на ремешке его доспехов: Проклятие колдуна. Артур глубоко вздохнул, сосредоточив всю свою волю на этом ощущении. Это было все равно что задействовать давно не тренированную мышцу или взять в руки боевой молот после того, как слишком часто в поединках предпочитал кинжал. Тяжесть этого была огромна, структура мира боролась против него, и все же он выстоял. Он не мог даже пальцем пошевелить, чтобы помочь в борьбе. Его правая рука по-прежнему сжимала рукоять Экскалибура, а левая бесполезно висела сбоку. Вместо этого это была битва воль, и он не был бы признан нуждающимся. Капитуляция, когда она наступила, была внезапной и абсолютной. Одну минуту он боролся так, словно боролся с трясиной, чувствуя, что с каждым мгновением теряет почву под ногами. В следующее мгновение все давление, толкавшее его назад, исчезло. Его доспехи загремели, Экскалибур уже поднимался, когда Моргауза вытащила из-за пояса кинжал, ее взгляд был прикован к извивающемуся кокону, который все еще держал Мерлина в своих объятиях. Он видел целеустремленность в ее глазах и гибкую, напряженную силу, которая проявлялась в ее израненном теле. Она снова вонзит зачарованный клинок глубоко в Мерлина, и сердце Артура забьется сильнее, затерявшись в бесконечной песне «не снова, не снова, никогда больше». Тени рассеялись. Моргауза сделала выпад. И Экскалибур с громовым раскатом вонзился в ножны между ее ребер. Мир застыл, шок отразился на разных лицах, пока охваченные паникой умы пытались принять внезапный сдвиг в реальности. На мгновение магия Моргаузы замерла, остатки проклятий паутиной повисли в воздухе. Затем, подобно вспышке солнечного ливня, он разлетелся вдребезги, прежде чем рассыпаться позолоченными пылинками. Сама женщина издала низкий, влажный звук, и Артур безжалостно подавил вспышку сочувствия. Мерлин издавал похожие звуки, умирая у нее на руках, и она не пощадила его. И все же Мерлин всегда был лучшим человеком. Сострадание стало краеугольным камнем в его душе, не затронутым политическими махинациями или мелкой местью. Именно он протянул руку, снимая слабеющее тело Моргаузы с длины Экскалибура, чтобы поставить ее на пол. Он не обращал внимания на кровь, сочащуюся между ее губ, и на беспокойное подрагивание ее рук. Вместо этого сияние под её кожей, казалось, засияло ярче. Он провел пальцем по стеклянной маске, удерживающей ее лицо в плену, провел кончиками пальцев по ее краям и задействовал эту великую силу. Артур почувствовал это, как луч летнего солнца, пробивающийся сквозь грозовые тучи. Магия Мерлина наполнила комнату, но не та дикая, неконтролируемая сила, которая пыталась вырвать Мерлина из его объятий, а нечто гладкое и устойчивое. Оно скользнуло по коже Моргаузы, проникая под ее бледность и наполняя светом ее вены. Артур видел, как оно скапливается у нее под одеждой, собираясь то тут, то там, чтобы воздействовать на нее своими таинственными дарами. — Что ты делаешь? — прохрипел он, опускаясь на одно колено рядом с Мерлином и кладя руку ему на плечо. — Ты не можешь думать о том, чтобы спасти ее. — Я не смог бы, даже если бы захотел, не из-за удара Экскалибура. Кроме того, я не верю, что это то, чего она хочет. Артур взглянул на Моргаузу, впервые отметив, что холод исчез из ее темных глаз. В ее взгляде безошибочно читалось сожаление, оставшееся, как пепел после пожара. Выражение ее лица сказало то, чего не смог сказать голос, и у нее перехватило дыхание, когда пальцы Мерлина убрали волосы с ее лица. Под ними не было никакой кровавой раны. Ее кожа была цела, свет исчезал с нее по мере того, как кристаллы падали с ее волос. Темнота в ее венах бледнела у него на глазах, вызванная тем, что делал Мерлин, и Артур покачал головой, его голос был хриплым от замешательства. — Я не понимаю. — Она совершала ужасные поступки, — признал Мерлин, — но она не заслуживает такой смерти: испорченной. Если она это сделает, то только заберет его с собой, обратно в волшебство. Есть еще кое-что, с чем я могу бороться. — Он поднял взгляд на Артура, его глаза были теплыми, знакомо голубыми. — Я думаю, этого уже было достаточно, не так ли? Артур протянул руку и нежно коснулся кончиком пальца челюсти Мерлина. Куда бы он ни посмотрел, везде он видел следы тяжелой битвы, от теней под ресницами Мерлина до морщинок, обрамляющих его рот. Его руки дрожали мелкой дрожью, когда он творил свое заклинание. Та же самая хрупкость, которую магия отодвинула в сторону, быстро возвращалась, врываясь, чтобы заполнить пустоту. Он не знал, что сказать: сотни слов застряли у него в горле и свинцовой тяжестью повисли на языке. В конце концов, он промолчал, лишь коротко кивнув, наблюдая за Моргаузой, всегда готовой к намеку на угрозу, даже в эти ее предсмертные мгновения. Он осознавал, что его рыцари вокруг него помогают Гэлиту и его людям подняться на ноги и осматривают их на предмет травм. Они говорили, как кающиеся грешники на молитве, замирая, словно не смея вторгнуться, но и оторваться не могли. Вдалеке он услышал шум у двери и глухой стук — кто-то бросился на дерево в отчаянной попытке проникнуть внутрь. — Моргана. — губы Мерлина изогнулись в печальной улыбке. — Она должна быть здесь. В конце концов, Моргауза — ее сестра. Артуру даже не пришлось ничего говорить, прежде чем Леон и Ланселот повиновались, открыв двери и отступив в сторону, когда Моргана, споткнувшись, переступила порог. Ее волосы выбились из косы, а на щеке красовался порез, но она, казалось, была равнодушна к этому. Ее алый клинок со звоном упал на пол, когда она поспешила упасть на колени с другой стороны от Мерлина. Она уставилась на Моргаузу непроницаемым взглядом. Последнего прощания не было. Никакие оправдания или причины не слетали с губ Моргаузы. Ее дыхание было слишком прерывистым для этого, кровь из раны светилась алым пятном на ее одежде. Она больше не была похожа на всемогущую волшебницу, страшную в своем великолепии. Вместо этого она была просто женщиной. Та, кто стремилась исправить фундаментальные ошибки, но по пути заблудилась и в конце концов ускользнула из мира живых, там, в тронном зале Камелота. Моргана издала тихий звук, нечто среднее между торжествующим возгласом и всхлипом. Ее пальцы запутались в тунике Мерлина. Она была ужасной, застывшей от такого количества крови, которое не смогло бы потерять ни одно тело, и Артур с трудом сглотнул при сильном напоминании о том, как этот день чуть не закончился. — Все кончено? — прошептал Гвейн таким же усталым голосом, каким они все себя чувствовали, измученными и выжатыми как лимон. — Нет, — пробормотал Мерлин, протягивая руку, чтобы закрыть невидящие глаза Моргаузы, когда неподалеку дубовая тень трона рассыпалась в щепки и пыль. — Мне нужно вернуться к стене. — Ты не можешь быть серьезным! Артур был не единственным, кто протестовал. Моргана нахмурилась, свирепо и жестко, в то время как Ланселот с шипением вложил меч в ножны и скрестил руки на груди. Леон выглядел так, словно собирался ударить Мерлина по голове и отвести его прямиком к Гаюсу, в то время как Гэлит и его люди наблюдали за происходящим, каждый с разным выражением благоговения и изумления. — Это может подождать. — Артур схватил Мерлина за руку, борясь с желанием просто перекинуть его через плечо и унести в их спальню, как какого-нибудь варвара. — Пожалуйста. Ты еле держишься на ногах. Неудачный выбор слов вызвал комок в горле, и он с трудом сглотнул, зная, что был не единственным, кто вздрогнул от этого. Лица его рыцарей вокруг него были пусты от шока. Он сомневался, что кто-нибудь из них избавится от своих ужасов, когда наступит ночь и они останутся наедине со своими мыслями. — Это должно быть сделано. Это… ты этого не чувствуешь, но… — Он не ошибается. — тон Морганы был в лучшем случае недовольным. — Я не знаю, как это описать. Магия — это обычно то, к чему я должна протянуть руку и использовать. Теперь это просто… — Она взмахнула рукой в воздухе, и с ее пальцев посыпались искры. — Это прямо здесь, как меч, оставленный валяться где попало, который любой может поднять. — И это с такой же вероятностью причинит вред тому, кто им владеет, как и повиновение его приказу, — добавил Мерлин. — То, что Моргауза сделала со мной, высвободило всю грубую, испорченную магию, распространив ее по всему королевству. Это нужно почистить и положить обратно. — И эта задача ложится на тебя? — спросил Артур, зная ответ еще до того, как Мерлин произнес хоть слово. — Я единственный, кто может это сделать, Артур. Он и так уже слишком долго был вытеснен. Мир страдает от этого, как от раны. Я не могу оставить это даже на несколько часов. Глаза Мерлина были открыты и теплели. Это был не тот стеклянный адреналин, который поддерживал Артура в эпилоге стольких его сражений. Мерлин был человеком, все еще охваченным муками войны, и, несмотря на все свои сомнения, Артур знал, что его ничто не остановит. Даже королевского приказа было бы недостаточно. Мерлин никогда не был послушным, и Артур сомневался, что он начнет сейчас. — Хорошо. — Он перевел дыхание и быстро кивнул, когда его мысли встали на свои места. Он взглянул туда, где стоял Браммин Гэлит, бледный, но свободный от пагубного влияния Моргаузы. — Мне нужно, чтобы вы и ваши рыцари сдали оружие, и у дверей ваших покоев будет выставлена стража. Даёте ли Вы мне своё слово, что вы не опозорите меня? Гэлит посмотрел на него, приподняв подбородок и встретившись с ним взглядом, прежде чем наклонить голову. — Мы в твоей власти, король Артур. — Гвейн, Моргана, мне нужно, чтобы вы нашли жилье для Гэлита и его людей. Дайте им еду, ванны и все остальное, что им может понадобиться, и пусть Гаюс позаботится о них, как только сможет освободиться. — Приказ пропал из голоса Артура, когда он снова обратился к Мерлину. — Мы вместе поедем верхом на Хенгроене. Я не доверяю твоему ведению лошади, и тебе нужно поберечь силы. Они были нетвердой парой, когда пробирались через замок и выходили во внутренний двор. Это место было странно пустым, поскольку большинство солдат все еще находились на стенах, а горожане искали убежища там, где могли, но постепенно ситуация начала меняться. Люди, казалось, понимали, что худшее, скорее всего, уже позади. Женщины и дети выглядывали из дверных проемов, и группа из них столпилась во дворе, наблюдая широко раскрытыми восхищенными глазами, как Артур посадил Мерлина перед собой в седло Хенгроена. Даже отсюда Артур мог слышать нарастающую тишину перешептывающихся слухов, и среди нее, как бриллианты в гравии, сверкали благоговейные восхваления им обоим. Поездка по городу, какой бы короткой она ни была, принесла аналогичные результаты. Те граждане, которые предпочли спрятаться в своих домах, теперь стояли у их порогов. Они не кричали «ура» — пока нет — но было ощущение торжественного ритуала, от которого у Артура волосы встали дыбом на затылке. Как будто они чувствовали необходимость наблюдать за тем, как они проходят мимо, как простые люди, ставшие свидетелями какого-то великого деяния. Поступка Мерлина. Что бы это ни было. За ними следовали рыцари, булыжная мостовая звенела от стука копыт. Им не было приказано следовать за ними по пятам, но к этому моменту это стало привычкой, привитой им с того момента, как они приняли свои обеты. В ситуации, подобной этой, когда победа была в пределах их досягаемости, опасность возрастала в десять раз. Человеку было легко потерять себя в триумфе только для того, чтобы пасть жертвой невидимого убийцы, когда он потерял бдительность. От подъема по ступенькам на гребень стены у Артура загорелись бедра, и он мог только представить, что чувствовал Мерлин. Теперь он дрожал по-настоящему, его узкое крепкое тело вздрагивало в кольце рук Артура, обхвативших его за талию, как для того, чтобы обнять его, так и для того, чтобы предложить поддержку. Он ни разу не убрал руку с бедра Мерлина, не обращая внимания на то, что они чаще сталкивались друг с другом, чем нет, все время поднимаясь, пошатываясь, пока не достигли крепостного вала. Отсюда ничто не мешало мрачному виду на поле боя. Люди лежали там, где упали, темными пятнами на потрескавшейся земле. Ветер проносился среди них, трепля кожаные доспехи и матерчатые туники, развевая их волосы. Артуру они показались похожими на трупы, и он вспомнил мягкое объяснение Мерлина, что многие из них просто спали. — Леон. Мне нужно, чтобы ты взял всех способных людей, которых сможешь найти. Отделите живых от мертвых. — И что мне с ними делать, сир? Вот в чем был вопрос. В бою сущность врага была разделена на черное и белое. Те, с кем вы сражались, были против вас, и они понесут ответственность за последствия. — Те, кто просто спит, могли бы быть лучше, чем они есть на самом деле, — грубый голос Мерлина прервал его мысли. — Дайте им отдохнуть и накормите теплым ужином. Моя магия отмечает их и следит за ними. Если они вернутся к бандитизму или каким-либо образом выступят против Камелота, это убьет их прежде, чем они успеют сделать еще один вдох. Леон и Артур обменялись быстрыми испуганными взглядами. — Это на самом деле правда? — спросил Леон приглушенным добрым голосом. — Нет. — фыркнул Мерлин. — Ну, самое примечательное в том, что за ними будут следить. Если мы найдем их снова, когда будем вытеснять бандитов, мы будем знать, что они упустили свой шанс. Тем не менее, им не повредит, если они поверят в ложь. — Он пожал плечами, выражение его лица стало серьезным. — Многие из них были слабы и утомлены, борясь за выживание единственным известным им способом. Они заслуживают страданий не больше, чем жители Камелота. Леон подождал, пока Артур кивнет в знак согласия. — Проследи, чтобы это было сделано. — Конечно, сир. Я оставлю Ланселота присматривать за вами обоими. — Я не выпущу их из виду, — пообещал он. Мерлин покачал головой. — Это займет некоторое время. Со мной все будет в порядке. Камелоту нужен свой король, и моя магия защитит меня. — От других, возможно, но не от себя. — Артур положил обнаженные ладони на плечи Мерлина, опуская его на каменные плиты. — Ты вот-вот упадешь в обморок, и я не позволю тебе упасть. Был момент подталкивания и перетасовки, прежде чем он привел Мерлина туда, куда хотел. Артур сел, прислонившись к зубчатой стене и притянув Мерлина обратно к своей груди. Он держал его так в темнице в Киррикэрне, а потом снова в пещере. Теперь казалось, что это было целую вечность назад, и Мерлин хмыкнул, потянувшись назад, чтобы стукнуть костяшками пальцев по наплечнику Артура. — Из тебя все равно получается ужасная подушка. — Тише, — упрекнул Артур, подавляя усмешку. Было приятно слышать нежные, дразнящие колкости Мерлина, даже если они были отягощены усталостью. Несколько часов назад он боялся, что никогда больше не услышит голос Мерлина. Теперь он снова держал его в своих объятиях, теплого и тяжелого. Запах крови витал вокруг него, мрачное напоминание о том, что произошло, и трепетный страх преследовал тень под его сердцем. Что, если это было только временно? Что, если Мерлин вернулся, чтобы защитить Камелот в последний раз, и его снова разлучат с ним, как только он закончит? — Эй. — рука Мерлина скользнула по тыльной стороне его запястья, пробираясь под манжету кольчуги. — Я имел в виду то, что сказал. Я никуда не собираюсь уходить. — Теперь читаешь мысли, Мерлин? Взрыв смеха сотряс воздух. — Нет, только это. Связь запела в груди Артура, как натянутая струна арфы, когда Мерлин указал на неё, и он судорожно вздохнул, наслаждаясь этим чувством. Мягкая вибрация не исчезала. Вместо этого она, казалось, стала сильнее, и Артур почувствовал внезапный прилив силы, просачивающийся сквозь него. Год назад это привело бы его в ужас. Он так долго слушал рассуждения своего отца о магии, учился ненавидеть ее ради ненависти. Только теперь он понял, как сильно ошибался Утер. Правда, он видел, какой вред может нанести разгневанный колдун, но опасность заключалась в мужчине или женщине, владеющих им, а не в самой магии. По крайней мере, так должно было быть. Закрыв глаза, Артур зарылся носом в волосы на затылке Мерлина, вдыхая его запах во время работы. Он никогда, даже за тысячу лет, не смог бы попытаться объяснить, что делал Мерлин. Он только знал, каково это было: как будто Мерлин дернул за конец какой-то бесконечной нити в его сердце, протягивая ее вдоль связи, чтобы вплести в великую, бурлящую пену магии. Она говорила с Артуром голосом без слов, заставляя его задуматься о клятвах, которые правитель давал не только своему народу, но и древней земле под своими ногами. Короля и королевство всегда объединяло то, что его отец редко признавал: связь, граничащая со священной. Это было то, к чему Мерлин прикоснулся сейчас, извлекая это и связывая своей собственной магией, в то время как он притягивал к себе широкую, необузданную силу мира. Время шло, солнце спускалось по небу, когда последние грозовые тучи растаяли, унесенные игривым ветром. На коже рук Мерлина и изящных изгибах его запястий стеклянные зернышки расцвели подобно цветам только для того, чтобы растаять, дыхание было единственным признаком его борьбы. Артур наблюдал за этим, наполовину загипнотизированный, с облегчением видя, что оно так и не пустило корней. Вскоре Килгарра вернулся и взгромоздился на надвратную башню, внимательно наблюдая за происходящим. Он ничего не сказал, но оставался часовым на этом странном бдении, пока день клонился к вечеру. — Большой каменный дракон спит, — пробормотал Ланселот, прислонившись к крепостному валу. — Или просто исчез. В нем больше нет огня. — Но он все еще там? — Да, камни такие. Прямо на подходе. Я думаю, возможно, то, что сделало его драконом, ушло. Теперь он похож на статую… весьма впечатляющую. Артур хмыкнул, глядя на Мерлина сверху вниз и замечая, что странные, тонкие чешуйки по всей длине его пальцев, каждая не больше булавочной головки, исчезли, оставив после себя бледную кожу. — Трещины в земле светятся золотом. Как глаза Мерлина. Да, Артур мог это чувствовать: нежные нити силы, которые текли глубоко в землю, посылая вниз ищущие корни и сдвигая древние камни, чтобы запечатать путь к поверхности. Это было мягкое, прекрасное чувство: ощущение исцеления, и он мог ощутить, как Камелот был вымыт дочиста. Порча магии не была искоренена или отложена в сторону, как какая-то грязная тайна, которую нужно замести под ковер. Вместо этого он чувствовал, как Мерлин рассеивает ярость, мягко излечивая все, что его беспокоило, прежде чем вернуть на место. Теперь, когда они были связаны, Артур мог видеть, что он был такой же частью всего этого, как и Мерлин. Король и королевство, маг и волшебство: две стороны одной медали. Сумерки уже опустили свою вуаль на западный горизонт, когда Мерлин наконец обмяк, едва заметное напряжение усилий покинуло его тело. Усталая усмешка искривила его рот, и Артур отметил, что его зубы снова стали тупыми и человеческими, все следы Повелителя Драконов исчезли. Именно Мерлин, а не Эмрис, повернулся, чтобы встретиться взглядом с Артуром. — Это сделано? Мерлин посмотрел на него, его глаза в сгущающихся сумерках казались бездонно-темно-синими. — Да. — Он наклонился, его губы коснулись губ Артура, прежде чем он прошептал это как тайну. — Дело сделано. Война за Камелот была наконец выиграна.