Проклятье колдуна (Sorcerer's Bane)

Музыка и смех наполняли воздух Большого зала, а пламя свечей танцевало, разгоняя хрупкие тени кануна летнего солнцестояния. Это был день долгожданного празднования и церемонии. Артур наблюдал, как Мерлин — король Мерлин: наконец–то его муж — смешался с толпой и беседовал с гостями, его энтузиазм был настолько заразителен, что даже стоический Баярд Мерсийский спрятал улыбку. Их помолвка затянулась по необходимости. Двору требовалось время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что Мерлин правит рядом с ним, и Артур отказался жениться до отмены законов против магии. Каждая задержка ощущалась как свежая рана, и всего месяц назад последний из старых эдиктов Утера был стерт с лица земли. Бывали моменты, когда казалось, что такой день никогда не настанет — как будто он вел тяжелую битву, конца которой не было видно, — но, наконец, все его надежды осуществились. Это была его награда: Мерлин, умный и непримиримый в том, кем и чем он был. В глазах Артура он всегда выглядел сияющим, но сейчас он просто светился. На его лбу изящная корона поблескивала на фоне темных волос, отсвечивая золотом в одних лучах света и серебром в других. Такая же корона украшала голову Артура, еще один шаг в сторону от ограничений и реликвий правления его отца. Он сам заказал их, обратившись не только к кузнецам и ювелирам, но и к друидам, которые вложили в каждую из них свои собственные благословения. Металл красивой формы, на первый взгляд, был тонким и прочным узором, но мастера спроектировали его таким образом, что в пустотах между ними были намеки на формы драконов. Это устраивало их обоих, как Пендрагона, так и Повелителя Драконов. Более того, когда Артур надевал свою корону, на нем не было большого бремени ожиданий. Призрак его отца не склонялся над его плечом, оценивая каждый аспект предвзятым взглядом. Наконец-то корона показалась ему тяжестью, с которой он мог справиться. — Ваше величество. Артур склонил голову в сторону королевы Аннис, когда она приблизилась, ее морщинистое лицо исказилось в искренней улыбке, которая смягчила расчетливый блеск в ее взгляде. Аннис всегда была грозной правительницей. Он сомневался, что это когда-нибудь изменится, но тонкие намеки на одобрение украшали ее простые черты. — Ваше величество, — поприветствовал он в свою очередь. — Надеюсь, вам все понравилось? — Без сомнения. Я не верю, что кто-то смог бы найти повод для жалобы, хотя я уверена, что Алинед попытается. — Она насмешливо приподняла бровь в направлении пронырливого маленького короля Дебрета. — Я хотела поздравить тебя не только с твоей очень достойной партией, но и с тем, как тебе удалось вести дипломатию между Пятью королевствами в последние несколько месяцев. Это было нелегко. Поначалу другие правители были едки в своей ярости, не подозревая ничего, кроме подвоха, когда Артур объявил, что магия снова будет разрешена. Им с Мерлином пришлось работать вместе ночь за ночью, чтобы составить ответы, которые объяснили бы их позицию, не демонстрируя слабости, и все это время они пытались успокоить свои параноидальные умы. Артур не мог винить их ни за гнев, ни за осторожность. Утер поставил своих союзников перед фактом своих требований: решительный и непреклонный. Никто из них не ожидал, что Камелот пойдет на компромисс, а это означало, что когда они это сделают, другие королевства не будут знать, как реагировать. Никто не хотел делать шаг вперед и подписывать новое соглашение на случай, если они станут первыми жертвами какой-то невидимой уловки. Именно королева Эссетира Одилия вышла из тупика, проявив веру там, где другие не могли найти ничего, кроме сомнений. Ее согласие стало переломным моментом. Это означало, что неделю назад на недавно созданном в Камелоте Круглом столе представители Пяти королевств подписали совместный договор. Некоторые аспекты правления Утера остались прежними, такие как пакты о ненападении и уважении границ, но появились дополнения и графики для пересмотров. Больше всего на свете Артур не хотел, чтобы их преданность загнивала и застаивалась. Его отец никогда не был заинтересован в том, чтобы поддерживать добрые отношения со своими соседями. Артур, с другой стороны, намеревался изменить ситуацию к лучшему. Как и всё остальное, на это потребуется время, но это был первый шаг. Пригласив их сюда, в Камелот, они могли бы засвидетельствовать истинность его обещаний. Они наблюдали за возвращением друидов в цитадель, где они счастливо торговали на рынке со все более благосклонным населением. Они были свидетелями тонкого использования магии в замке как придворными, так и слугами. Разрешалась не просто практика заклинаний, но и их изучение, и люди стремились узнать больше любым доступным им способом. Дюйм за дюймом ледяная неуверенность, которая потрескивала между каждым мужчиной и женщиной, обладающими властью, начала таять. Это было так, как если бы по прошествии десятилетий каждый снова мог дышать полной грудью. — Благодарю вас, королева Эннис, но в одиночку я не смог бы добиться такого успеха. Руководство моих советников, особенно Морганы и Мерлина, сделало это возможным. — Провидица и колдун. — Аннис отпила глоток вина из своего кубка, в ее глазах плясали огоньки. — Я никогда не думала, что доживу до этого дня, и все же… — Она наклонила голову, оглядывая его с чем-то твердым и осуждающим в глазах. Мгновение спустя оно исчезло, сменившись мягким восторгом. — Так или иначе, это устраивает, что именно ты привел нас сюда, в это время и в это место. — Ее унизанная кольцами рука изящно указала в направлении Мерлина. — Вы оба. Я не верю в судьбу, но мне кажется, что Камелот — или, возможно, даже все Пять королевств — ждали этого. Для меня честь быть здесь и быть свидетелем этого, и я желаю вам удачи. — Взгляд, который она бросила в его сторону, был понимающим, как будто она уже выведала его планы относительно Альбиона. — Я подозреваю, что тебе это понадобится. Аннис удалилась, ее сменили другие придворные и союзники, все они приносили свои поздравления: им не терпелось провести с ним время и поболтать о пустяках. Это было ожидаемо, но утомительно. Он не мог отрицать, что предпочел бы побыть с Мерлином наедине в их покоях, отпраздновать их брачную ночь, как это было их правом, но, как всегда, королевство было на первом месте. Наконец ему удалось сбежать, и он с легким вздохом облегчения поплыл вокруг кружащихся танцоров, ища краткой передышки в тени Большого зала. Это дало ему возможность оглядеть толпу, выделяя тех, кого он называл своими друзьями, и отмечая их радость. Гвен сияла в малиновом платье, ее локоны были заплетены в элегантную косу, когда она танцевала с Ланселотом, на пальце сверкало обручальное кольцо. Она прекрасно вжилась в свою роль с Монтгомери. Чаще всего именно она подходила к Артуру с лакомыми кусочками информации из окрестных земель, ее глаза горели интригой. Она всегда была сострадательной, но теперь в ней появился твердый железный стержень: сила на пути вперёд. Она была не единственным человеком, который нашёл себя. Все его рыцари были хорошими людьми, которых Артур долгие годы с гордостью называл своими друзьями, но наблюдать за тем, как они исполняют свои роли при дворе, было потрясающим опытом. Бесконечное терпение Персиваля было настоящим подарком, когда встречи становились напряженными, а Элиан обладает уникальной способностью разбирать любые возникающие детские споры. Гвейн, со своей стороны, проявлял немалое обаяние, разрешая неожиданные конфликты, где это было необходимо, в то время как Леон оставался стойким и грациозным: рыцарь-командор на вес золота. Несмотря на все это, Ланселот удерживал их в равновесии: тонкая роль, но одна из самых важных. Он привнес спокойствие в то, в чем остро нуждался новый, неопытный совет Артура, и он не мог быть более благодарен ему. В конце концов, именно он остановил драку Мерлина и Морганы, когда всплыл вопрос о придворном колдуне. Артур спрятал улыбку в своём кубке и покачал головой, не веря, что его забавляют эти воспоминания. По глупости он думал, что это будет одна из самых простых встреч, которые он мог бы назначить. В конце концов, выбор был очевиден. Он просто никак не ожидал, что Мерлин скажет «нет». — Я не могу быть и королем рядом с тобой, и Придворным Колдуном, Артур. Есть такая вещь, как слишком много власти. Отдай это Моргане. За исключением, конечно, того, что Моргана посмотрела на него так, словно собиралась поджечь ему волосы, и потребовала знать, не сошел ли он с ума. В конце концов, он указал им друг на друга и велел разобраться во всем, и именно Ланселот заставил их увидеть смысл в аргументах друг друга. Мерлин не ошибся. Принятие короля-чародея, и не просто как номинального главы, а как человека, обладающего равной с Артуром властью, не было мгновенным. Оглядываясь назад, можно сказать, что было бы катастрофой официально назначить его Придворным Колдуном. Однако, как Эмрис, он по-прежнему был наиболее логичным выбором, и именно Ланселот указал, что ему придется оказать Моргане свою поддержку, чтобы она была принята магическим сообществом. В конце концов, она, может, и провидица, но она также дочь Утера. В конце концов, Моргана неохотно приняла эту роль, и Мерлин сделал все, что мог, чтобы выразить свое открытое и непримиримое одобрение. Это были тяжелые несколько месяцев, когда они и другие люди, занимающиеся магией, пришли к пониманию границ, но постепенно все уладилось. Теперь Моргана была той, к кому другие обращались с магическими проблемами и озабоченностями. Они обращались к ней за советом, и ей не было стыдно признаться в этом, когда у нее не было ответа. Именно в те времена она и Мерлин работали вместе: два могущественных мага изо всех сил пытались изучить культуру, потерянную для них слишком надолго. Они не произнесли ни слова жалобы на свое положение. Он не мог бы быть таким милостивым, если бы был на их месте. Словно привлеченный невидимой приманкой, взгляд Артура вернулся к Мерлину, восхищаясь линией его плеч и движением пальцев. Говоря, он двигал руками, подчеркивая свои слова, и Артур обратил свои мысли внутрь, направляя свой разум вдоль связи, чтобы почувствовать знакомый комфорт Мерлина и его магию, сияющую так же ярко и дерзко, как солнце в середине лета. — Твоя любовь к нему глубока. Артур моргнул, поворачиваясь, чтобы посмотреть на человека, стоящего рядом с ним. Длинное белое одеяние, которое он носил, светилось на фоне его смуглой кожи, доходя от плеча до лодыжек: чистый холст. Золотистые глаза наблюдали за ним, а густые, тугие завитки волос окружали его голову и ниспадали на плечи. И все же в блеске зубов, скрытых за его улыбкой, было что-то дикое, и было что-то другое в том, как он держал себя. Даже если бы Мерлин не рассказал ему о человеке, который ждал его на суде и который позже предложил ему окончательный выбор — вечную одинокую жизнь или мирную смерть — Артур бы понял, что это не обычный гость. — Тор. — Он склонил голову, как если бы приветствовал лорда или леди из земель, более обширных, чем его собственная, и был вознагражден изящным кивком в ответ. — Король Артур. Мне нужен твой совет. Комната вокруг них, казалось, угасала, сияние свечей рассеивалось, пока все не покрылось нежным золотистым туманом. Он все еще мог чувствовать других, но это было так, как если бы он вышел за пределы времени и места и оказался спрятанным за завесой между мирами. Он мрачно подумал о кинжале, спрятанном в голенище его сапога, но не потянулся за ним. Тор может быть и могущественен, но до сих пор они не сделали ничего, что могло бы представлять для него какую-либо угрозу. — Я не уверен, какой совет я мог бы дать такому человеку, как вы, но я сделаю все, что в моих силах. — Это насчет Эмриса… Мерлин. — Эти глаза заблестели, когда Артур выпрямился, немедленно обратив на них все свое внимание. Его сердце забилось где-то в горле, и узы задрожали в груди, испуганные и раздраженные. Неужели Тор пришел, чтобы снова забрать его, чтобы, в конце концов, сделать эту обманутую смерть более постоянной? От этой мысли его затошнило от паники, и он с трудом сглотнул, пытаясь справиться с волной страха, охватившей его. Мог ли Мерлин почувствовать это, где бы он ни был? Мог ли он почувствовать тревожное состояние Артура, или тот не обращал на это внимания, отрезанный от всего, что случилось с миром? — А что с ним? — выдавил он, сжимая кубок в руке так, что побелели костяшки пальцев. В его голосе не скрывался грубый вызов, и он моргнул, когда Тор протянул руку и положил ладонь ему на рукав. — Пожалуйста, король Артур. Я не желаю ему зла. Скорее, я пришел к вам, чтобы посмотреть, сможем ли мы облегчить боль от его выбора. Это был не тот поступок, который он совершил бездумно, в день битвы. Это преследует его до сих пор. — Тор наблюдал за ним. — Так же, как это преследует тебя и тех, кого ты считаешь своими друзьями. Они все знают об этом, не так ли? Артур молча кивнул. Весной они объяснили остальным, что случилось с Мерлином. Поначалу ожидаемое недоверие было очевидным. Хотя было легко смириться с тем, что Мерлин предпочел Камелот, Артура и всех его друзей собственному покою, цена этого — бессмертная жизнь, проведенная в одиночестве, когда они уйдут — была не по силам ни одному из них. Это вцепилось в них острыми, как ножи, когтями, и первый краткий проблеск удивления уступил место холодному, темному ужасу реальности Мерлина. Хуже того, они ничего не могли с этим поделать. В этом даже Артур был бессилен. В конце концов шок и страдание стали чем-то таким, что все они предпочли игнорировать, потому что альтернативой было свести себя с ума. — Конечно, это не может быть тем, что предназначили ему боги? — спросил он, его голос был чуть громче шепота. — Это слишком много — просить любого человека нести такое бремя, как у него, на протяжении всех веков. Вся эта власть. Переживет ли наша связь, та, что связывает его, даже мою смерть? — Нет. — В ответе Тора не прозвучало и тени извинения. — Когда твоя богатая жизнь подойдет к концу, вместе с ней исчезнет и твоя связь. Если все останется без изменений, то судьба магии и самого мира снова будет находиться в руках Мерлина. Либо он найдет в себе силы продолжать жить без тебя, либо… — Что? — Или все, что вы построили вместе, превратится в руины. Его разум сломается вместе с сердцем, и он достигнет всей силы дикой, необузданной магии и привнесет ее в мир. Это будет разрушением — как это недавно было зимой. Артур сглотнул, закрыв глаза. Мысли о будущем Мерлина омрачали его сны после битвы, окрашивая их в кошмарные оттенки, когда он пытался представить, как это могло бы быть. Он беспокоился не за себя. В конце концов, смерть избавила бы его от подобных мук. Это Мерлин остался бы страдать, покинутый всеми, кто был ему дорог, и больше никогда их не увидит. Артура даже не заботило, что весь Альбион будет уничтожен. Все, о чем он мог думать — это боль Мерлина, сначала из-за потери своих друзей, а затем из-за того, что в своем безумии он превратился во что-то чудовищное. — Он заслуживает лучшего. — Он провел рукой по лицу, его тело было хрупким и дрожащим, но решительным. — Ты не можешь стоять здесь и говорить мне, что его судьба справедлива! После всего, через что он прошел — всего, чем он пожертвовал и от чего страдал — и ради чего? Несколько десятилетий рядом со мной, если нам повезет, и вечность одиночества? — А если бы можно было что-то сделать? Слова Тора проникли в его сознание, как солнечный свет сквозь облака. Торжественность окрасила их черты, а внезапный, резко вздернутый подбородок напомнил Артуру о Моргане, когда она выходила из себя. Это был вызов, чистый и незамысловатый. — Мерлин бы подумал об этом, не так ли? — Каким бы могущественным он ни был, Мерлин — дитя войны, и он многое потерял. Он знает только об одной реликвии, которая дала бы другому нечто похожее на бессмертие, но он не стал бы использовать ее таким образом. — Чаша Жизни обладает многими силами. Если бы ваша кровь была помещена в его чашу, вы бы не умерли, но за это пришлось бы заплатить. Если бы она когда-нибудь пролилась, Вы бы погибли. — Тор склонили голову в тихом признании. — Он часто думает об этом, но видит правду. Он знает, что, в конце концов, Чаша превратит тебя во что-то темное и извращенное. Что-то, что ему выпало бы убить. Артур сглотнул острый привкус желчи. — Есть ли какая-нибудь часть магии, которая не влечет за собой ужасных последствий? — спросил он, зная, что это звучит по-детски, но изо всех сил стараясь не обращать внимания. — Чтобы зажечь свечу или согреть ванну, маг использует часть энергии, которая в противном случае поддерживала бы его тело. То же самое можно сказать о большинстве заклинаний. Те, которые нарушают равновесие в мире, требуют больших жертв. Вы сами это видели. Даже Мерлин не застрахован от этого. У всякой магии есть цена, ваше величество. — Тор просунул руку в рукав своей мантии, дотянулся до складок ткани, обвивавших запястье, и что-то высвободил. — Просто некоторые требуют гораздо меньше, чем другие. Аспекты божественности, подобные этому. Их пальцы разжались, обнажив маленький цветок, похожий на кувшинки, которые растут в лесных заводях, размером не больше крупной монеты. Это было изысканно, не похоже ни на что, что он видел раньше, тонкий, перламутровый материал, из которого оно было изготовлено, был одновременно живым и нет. Восемь лепестков окружали ослепительную сердцевину из бриллиантово-яркого тумана. На первый взгляд Артур подумал, что это брошь или ювелирное изделие, но ощущение силы, исходящее от нее, было огромным. Пока он наблюдал, цвет камня начал меняться: белый стал отливать золотом, а затем стал ярко-рубиново-красным. — Что это? — спросил он, и в его голосе не было ничего, кроме тишины в присутствии чего-то столь явно древнего и святого. — Это спасение Мерлина. — Тор протянул руку, делая едва заметный жест. Словно взбудораженная их прикосновением, дымка вокруг них сдвинулась, сворачиваясь сама в себя, образуя паутину. Нити сплетались взад и вперед по комнате, где все остальные стояли, застыв в своем разговоре. Это была широкая сеть, но Артур достаточно хорошо видел, где все они берут свое начало: тонкие золотистые нити, ниспадающие каскадом внутрь к Мерлину в центре. Тор снова махнул рукой, и Артур втянул воздух, когда связь укрепилась, превратившись не в нить, а в канат, толстый и надежный. — Ты не единственный якорь Мерлина, хотя и самый сильный. Если вы претендовали на бессмертную жизнь бок о бок с ним, риск все еще существует. — Возможно, меня будет недостаточно. — Артур сглотнул, ненавидя эти слова, но в глубине души зная их истинность. — Одного? Нет, но с другими? — Они многозначительно прикоснулись к лепесткам, и Артур увидел, как нежные шелковистые пряди по очереди покраснели. Снова и снова они мерцали, по разу для каждого из них: его рыцарей, Морганы, Гвен и, наконец, для Гаюса. Он уставился на нее, его мысли закружились, пока он осмысливал все это. — Они все для него якоря? — Да. Каждый из них уникален, и ни один из них не так силен, как ваш, но они такие. Его взгляд остановился на единственной нити, плывущей по комнате, как будто она отвязалась. Оно не светилось, как другие, и, пока он смотрел, стало пепельным и холодным. — А это? Печаль отразилась на лице Тора. — К тому, что это предлагает, не следует относиться легкомысленно, — предупредили они. — Может показаться, что я обращаюсь к вам и только к вам, но я также с ними, объясняя этот же выбор. Большинство уже согласились. Они указали на окрашенные лепестки, которые светились так сильно, что Артур почти не мог на них смотреть. Длинные пальцы заколебались над местом, где, возможно, был девятый, теперь выпавший из цветка. — Один не сделал этого. Его мать, Хунит, любит Мерлина всем сердцем, но она решила остаться в Авалоне, когда придет ее время. — А остальные? Ты хочешь сказать, что они… они все как Мерлин? Бессмертны? — Не совсем. Их связь с ним недостаточно сильна для этого. Они состарятся и умрут. Болезнь или раны могут оборвать их жизнь. Они найдут небольшую передышку в Авалоне, но затем смогут вернуться, сохранив свои воспоминания нетронутыми, а лица знакомыми. Я не могу лишить их выбора, ваше величество, и не хотел бы этого делать. Я только предлагаю им возможность и информирую о последствиях. — Какие последствия? — Это благословение не распространяется на их родственников. Если у них родятся дети, эти потомки будут смертными. Те, кого они любят, со временем покинут их. — Золотые глаза встретились с его глазами, сверля его взглядом, когда они повторяли эти роковые слова. — Даже здесь есть своего рода цена. — Это то, что ты мне предлагаешь? — спросил Артур. — Шанс вернуться к этому. К нему? — Он протянул руку, не задумываясь, запнувшись, когда Тор отступил. — Я нет. — Тор уставился на него, нахмурив брови и поджав губы. — Я возлагаю на тебя обязанность. Это ваше дело — принять или отвергнуть. — Я бы все сделал для Мерлина, — пробормотал Артур, шагнув вперед и умоляюще протянув руку. — Просто попроси. Неловкий пристальный взгляд Тора заставил его заерзать на месте, в этот момент он чувствовал себя более осужденным, чем когда-либо прежде. Даже критический взгляд отца не пронзал его так. Наконец их губы разомкнулись, и они начали говорить ровным и непоколебимым голосом. — Твоя связь с Мерлином сильна — неразрывна. Ты не будешь жить, умирать и снова жить, но останешься рядом с ним, пока годы превращаются в столетия. Ты разделишь с ним его победы и испытания, а он — твои. Артур прищурился, его сердце бешено колотилось в груди, когда он ждал изъяна — цены. Что бы это ни было, он заплатит, но это не означало, что он собирался зайти в тупик. — Но…? — Ты должен поклясться, что через пятьдесят лет откажешься от своего трона и не приложишь никаких усилий, чтобы вернуть его. Вы должны позволить Камелоту будущего проложить свой собственный путь. — А если я этого не сделаю? — Тогда ты умрешь, и возврата для тебя не будет. — Тор ждал, наблюдая за ним с холодным и отстраненным любопытством. — Жизнь и смерть, определенность и перемены — все это часть естественного пути. Бессмертный правитель приносит только застой. — Да. Я это понимаю. — Артур подумал о таком человеке, как Утер, бессмертном и неизменном. Ущерб, который он нанес за двадцать лет, был поразительным. Жизнь была бы намного хуже, а вечность — совершенно немыслимой. У него не было намерения идти по стопам своего отца, но здесь, сейчас, он понял, что его обещания мало что значат. — И все же бессмертный человек, даже тот, кто не носит корону, со временем может превратиться в чудовище. Ты бы дал и Мерлину, и мне остаток всего сущего, а нашим друзьям шанс на новую жизнь, и не было бы никакой возможности остановить нас? Тор улыбнулся, как учитель, гордящийся интеллектом своего ученика. — Нет, — пробормотали они. — Мы бы не стали. Цветок связывает и укрепляет вас, но сорванный лепесток вывел бы этого человека из цикла перерождений. Его разрушение стало бы концом для всех вас, кроме самого Мерлина. Он будет храниться в месте не от мира сего, доступном только в том случае, если придет время, когда его сила действительно понадобится. Это и подарок, и надежная защита. Как и ты. — Что ты имеешь в виду? Намек на эмоции промелькнул на лице Тора, и он удивился мыслям, которые проносились у них в голове. Он не знал, были ли они какими-то духами или чем-то запредельным, но он достаточно хорошо видел, что они были силой, более высокой, чем мог понять любой смертный человек, и даже они были подвержены своим страхам. Эти золотистые глаза метнулись туда, где все еще неподвижно стоял Мерлин в центре окружающей его паутины. — Бог, потерявшийся в ярости и безумии — ужасная вещь, — бормотали они. — Неудержимый. Не все усвоили этот урок, но я его не забуду, вот почему я не мог оставить все как есть. — Они подняли руки, убирая волосы с лица. Это был такой человеческий жест, что Артур почти не заметил блеска слез в их глазах. — Даже у божественного должно быть свое падение, и ты был бы сыном Мерлина. Если он потеряется — если все творение когда–либо окажется под угрозой из-за его силы, несмотря на все усилия каждого удержать его на привязи и быть верным — тогда вы единственный, кто может положить конец его существованию. Его не будет ждать вход в Авалон. Он просто будет уничтожен, но все равно это было бы милосердием. Артур сглотнул, качая головой, пытаясь понять. Эта мысль наполнила его ужасом, густым и удушающим, и он изо всех сил старался дышать под ее тяжестью. — Почему я? — пробормотал он. — Потому что ты не стал бы использовать это против него. Случайный удар этого не сделает. Ты должен был бы желать его смерти, Артур, всем своим сердцем, а это могло бы произойти только в том случае, если бы он больше не был тем Мерлином, которого ты знал: человеком, которому нет спасения. — Тор шагнул вперед и, протянув нежную руку, положил ее ему на плечо. — Это тяжелое бремя, но ты единственный, кому я доверяю его нести. Ты любишь это королевство, эту страну, эту землю, которую называешь своей. Ты защитил бы ее от худшего, если бы оно когда-нибудь пришло. Сделав глубокий вдох, он переместил свой вес, его пальцы бесполезно сжались вокруг чаши пустого кубка. И все же, каким бы ужасом ни была для него подобная перспектива, он мог понять осторожность Тора. Если Мерлин действительно достигнет этой точки, по какой бы то ни было причине, тогда все будет в опасности. Наличие кого-то, кто мог поднять на него клинок, имело смысл. Мир без магии, в конце концов, все еще оставался миром, даже если это было бледное, недостойное место. Однако не это было его главной заботой. Он знал, что идея потерять себя преследовала Мерлина, преследовала по пятам и омрачала его дни. Если бы Артур мог избавить его от этого страха, он бы это сделал. — До этого никогда не дойдет, — сказал он наконец, его голос обрел силу, когда он поднял глаза и встретился взглядом с Тором, в его глазах горел вызов. — Нас, всех нас, ему будет достаточно. — А если тебя не будет? Артур глубоко вздохнул. — Тогда я сделаю, как ты говоришь, но Мерлин должен знать об этом. Я не стану скрывать это от него, как какая-нибудь змея в траве. — Я бы никогда не ожидал от тебя этого. — Холодные черты лица Тора смягчились, и они посмотрели на него с новым, торжественным уважением. Он не чувствовал никакой разницы, и все же они смотрели на него так, как будто он только что показал им свою истинную ценность. — Ты хороший человек, Артур Пендрагон, и я безоговорочно верю в тебя. Всем вам. Они протянули ему руку, предлагая цветок. Лепестки засверкали ярко-красным, и он затаил дыхание, когда чудовищность происходящего впервые полностью поразила его. Они все согласились. Имея свободный выбор и столкнувшись с честностью Тора, они потянулись за подарком, который им предложили, но не для короля или королевства, а для Мерлина. — Здесь нет места для меня, — пробормотал он, указывая на залитый краской цветок. — Твое место в сердце, Артур, — ответил Тор, склонив голову, чтобы указать на яркий белый свет в сердцевине цветка. — Все, что тебе нужно сделать, это прикоснуться к нему. Они были достаточно вежливы, чтобы не комментировать то, как дрожали его пальцы, когда он потянулся к сердцевине цветка, ощущая не прикосновение тычинок или крупинки пыльцы, а тепло и жизнь. В тот момент, когда его кожа коснулась середины, наружу хлынул цвет. Не камелотский малиновый, а что-то более темное и сочное, как самое крепкое красное вино, поблескивающее золотыми крапинками. Он ожидал, что почувствует себя по-другому, как будто смертность была чем-то вроде савана, который нужно снять, но ничего не изменилось. Связь оставалась теплой и звучной. Его сердце продолжало биться в неторопливом темпе. Воздух пах так же, благоухая пышными цветами, украшавшими зал, и сочными ароматами ушедшего пира. Единственной разницей была мягкость улыбки Тора, когда они низко поклонились и отступили назад, их очертания терялись из виду, пока они не скрылись из виду. Тепло защекотало внутреннюю сторону правого запястья Артура, и он опустил взгляд, чтобы увидеть след, оставленный магией цветка. Простая звездная вспышка с восемью лучами, расходящимися из центра, окрасила его кожу в золотистые тона. — Что случилось? Голос Мерлина у него за плечом заставил его подпрыгнуть, и он оглядел зал: толпа по-прежнему была молчаливой и неподвижной. Даже Моргана и остальные застыли на месте, и если бы Артур сосредоточился, то смог бы ощутить разницу в магии, пропитавшей воздух. Это было влияние не Тора, а Мерлина, и у Артура перехватило дыхание от удивления. Одно дело знать, что человек, которого ты любишь, был самым могущественным колдуном, когда-либо ходившим по земле, и совсем другое — видеть, как он без труда воспроизводит магию, предназначенную для богов. — Артур? — Я в порядке. Мы все в порядке. — Он покачал головой, наблюдая, как взгляд Мерлина опускается на внутреннюю сторону его запястья, как эти длинные пальцы скользят по линиям метки, словно пытаясь прочитать их сквозь кожу. От его прикосновения они засветились ярко-красным, и Артур почувствовал, как волна силы прошла через них обоих. Это была не яркая сила магии Мерлина и даже не едва уловимое остаточное влияние Тора. Это было что-то другое, медленное и древнее, как биение сердца самого мира: неподвластное времени. Вздох Мерлина был громким свистом в воздухе. Он покачнулся там, где стоял, и Артур протянул руку, обхватив его за плечи, чтобы поддержать. Удивление отхлынуло от его кожи, и голубые глаза умоляюще уставились на Артура. — Я не понимаю. — Ты это чувствуешь? — Он наблюдал, как взгляд Мерлина обежал комнату, остановившись по очереди на Моргане и Гвен, рыцарях и Гаюсе. Очевидно, несмотря на то, что казалось, что ничего не изменилось, Мерлин почувствовал какую-то перемену. — Да. Нет. — Его язык скользнул по губам, когда он снова посмотрел на Артура. — Это похоже на то, что ты все еще остаешься частью мира, но в то же время на шаг за его пределами. Как я. Остальные, они все на грани. — Он покачал головой, словно отбрасывая собственные слова в сторону. — Артур, что случилось? Придвинувшись ближе, он скользнул ладонями вниз по рукам Мерлина, ткань его камзола шелестела на коже, когда он пытался успокоить потрепанные края своей неуверенности. — Тор не был согласен с судьбой, которая выпала на твою долю, и они нашли способ облегчить ее перенесение. Теперь я такой же, как ты. Бессмертный. — Что? — выдохнул Мерлин. Артур мягко начал объяснять, изо всех сил стараясь не упустить ни единой детали — даже той, которая может причинить Мерлину боль. При упоминании о выборе его матери прозвучало печальное признание, а при недвусмысленном одобрении его друзей появилось хрупкое недоверие, как будто он не мог понять, почему кто-то так много делает для него. Когда Артур заговорил о предохранителях, тень страха исчезла с лица Мерлина. На самом деле, с каждым произнесенным им словом он наблюдал, как человек перед ним снова обретал великолепную сосредоточенность. Он и не подозревал, как сильно тяготила его судьба Мерлина, крадя его счастье и затуманивая черты лица. Теперь это исчезло, его оковы упали, когда едва уловимый призрак страха потускнел и улетучился. — Мерлин, что бы ни случилось, что бы ни принесло далекое будущее, мы будем там. Я буду там. Тебе никогда не придется сталкиваться с этим в одиночку. Звук, наполовину смех, наполовину рыдание, застрял в горле Мерлина, когда он бросился в объятия Артура, его дрожащие объятия были достаточно сильными, чтобы выдавить воздух из его легких. Поцелуй обжег его губы, когда заклинание вокруг них лопнуло, как мыльный пузырь, принося свет и смех. Артур покраснел от раздавшихся одобрительных возгласов, благодаря пронзительному волчьему свисту Гвейна. Мерлин отшатнулся, его улыбка была ослепительной, когда мир, казалось, встал на свои места, ярче и лучше, чем Артур когда-либо считал возможным. В течение нескольких месяцев он жил мыслями о будущем Мерлина: мрачных, внушающих страх вещах, на которые он не осмеливался смотреть слишком пристально, чтобы они не разорвали его на части. Теперь они ушли, и, несмотря на требования короны и королевства, Артур никогда не чувствовал себя таким свободным. Тор дал ему больше, чем просто вечность рядом с Мерлином. Они также освободили его от его обязанностей. Однажды он оставит все это позади и заново выйдет в мир, но не как король Камелота, а просто как Артур. Возможно, он не изменился бы в главном. Может быть, он всегда стремился бы сделать все лучше, но это был бы его выбор, а не вопрос судьбы. «Король» — это еще не все, чем он когда-либо станет. Даже сейчас он чувствовал в себе едва уловимый сдвиг — легкость в груди и силу за спиной, которых раньше не было, и он наслаждался этим, когда рука Мерлина потянулась и обхватила его подбородок, мягкая и любящая, нежная и благоговейная. Они были двумя сторонами одной медали, которую никогда не разлучить. В конце их истории не было трагедии. Хотя там были бы траур и печаль, они были бы подобны облакам, закрывающим солнце, потому что у него всегда был бы Мерлин, чтобы прогнать тьму прочь, и у Мерлина всегда был бы он сам. Будущее принадлежало им, и они могли претендовать на него, вместе.