Sinful kids

      Сынмин правда не помнит, в какой момент это началось.        Он лишь помнит, как на пороге его комнаты появились Джисон с Феликсом; помнит, как они оккупировали его кровать, раскидывая по ней свои конечности и переплетая их; помнит, как они вжали его в мягкий матрас, крепко обнимая, и брошенными щенками поочередно утыкались носами в его шею. Помнит, как они, коварно улыбаясь, выпрашивали поцелуи у своего — между прочим, сильно уставшего после тренировок! — тонсэна.       Поначалу все было невинно — так, как обычно бывает у них.        Поначалу они просто целовали его поочередно.        Пока Феликс покоился на сынминовых бедрах, робко облизывая его губы, Джисон прижимался к Киму со спины, невесомо оглаживая пальцами тонкую, почти девичью талию. Но Джисон — самый наглый хен, который частенько превращал их вечера действительно невинных поцелуев в совместную дрочку и грязные разговорчики.        Сегодня не исключение.        Ниточка слюны не разрывается даже когда Феликс прилично отстраняется от Сынмина, стремительно краснея от издаваемых Джисоном хлюпающих звуков — Хан все так же привычно вжимается своей грудью в спину самого младшего из них, а пальцы его на этот раз скользят по головке его члена и собирают предэякулят, пачкающий свежее постельное белье, которое Феликс так любезно застелил сегодня утром.        — Хен, — Сынмин смотрит на старших потерянным щенком, он слабо ведет носом, зарываясь им в шею Феликса, и протяжно скулит, неосознанно щекоча чужую кожу своим дыханием. Пальцы у Джисона короткие, ладони — грубые и тоже не сильно широкие, но от этого все равно до одури приятно — да так, что Сынмин жмурится и, кажется, видит, как взрываются сверхновые, — или Галактики? — ослепляя его. Он окончательно плавится, размякает в руках своих хенов, пока один из них надрачивает ему в медленном темпе, а второй умело переплетает с ним языки. — Джисон-а!        Сынминовы ресницы трепещут, слегка подрагивая, губы горят болезненным пламенем от чужих покусываний, а бедра начинают затекать от тяжести. Енбок несмело ерзает на них и тоже опускает руку на пах младшего, кладя ее поверх шершавой ладони Джисона, и тогда Сынмин захлебывается в собственных стонах, когда уже две руки скользят по его члену и пачкают его бедра в его же природной смазке, стекающей по внутренней стороне.        Ладошки Феликса, пожалуй, самые маленькие среди всех. Кожа на них совсем нежная, бархатная, а короткие пальцы с множеством разных колечек так хорошо контрастируют с ладонями Джисона — они у него грубые, с мозолями, а пальцы узловатые, с твердыми подушечками, и это сочетание доводит Сынмина до экстаза и заставляет отчаянно прогибаться в спине, ломая кости, лишь бы ощутить чужие руки на своем теле еще сильнее.        Джисон мягко воркует над самым младшим, чьи конечности сводит сладкой судорогой.       — Ох, Джисон-а..       Джисон.. Он всегда так нежен с ним. Постоянно целует, шепчет влюбленные глупости и одобрительно гудит, прежде чем заставить Сынмина забыть собственное имя и подарить ему самые яркие оргазмы.        Джисон — чертов дьявол, в то время как Феликс буквально ангел во плоти. Они так хорошо сочетаются друг с другом, что Сынмину иногда становится неловко, однако все мысли уходят прочь, когда две пары рук бесцельно блуждают по его телу и гладят все чувствительные точки и места.        Это ощущается так правильно, что Сынмин действительно готов заскулить.        Он чувствует себя безумно хорошо, и в то же время это удовольствие граничит с болью, но эти чувства настолько противоречивы, что Сынмин теряется в них; а когда румяные тела зажимают его с обеих сторон, он окончательно отключается, превращаясь в оголенный комок нервов — куда ни тронь, его прошибет током от удовольствия.        Ему нравится.        Он становится маленьким, совсем крошечным, хнычущим щенком в руках своих хенов, и это такое безумие, что Сынмин каждый раз кончает в своей комнате, пока думает об этом, надрачивая себе в быстром темпе, как это обычно делал Джисон.        — Чего ты хочешь, Мин-а? — с усмешкой шепчет Джисон, проходясь кончиками пальцев по основанию чужого члена, и прикусывает горящую мочку. — Давай, скажи нам, Сынмин-и.        Феликс нежно смеется над ним и продолжает кружить пальцами по головке, чуть наклоняясь, чтобы провести языком по нижней губе Сынмина, что мечется среди них, пытаясь балансировать и оставаться в сознании, потому что иначе — никак.        Феликс знает.        — Ты ведь помнишь, что твои хены сделают для тебя все, ведь так? — Сынмин задержанно кивает на слова Джисона и вновь поочередно выскуливает их с Феликсом имена, когда теплые ладошки начинают гладить чувствительную грудь. — Умница, детка. Попроси так, как ты умеешь, и хены наградят тебя. Ты ведь хочешь узнать, каково это?        Из приоткрытого рта вырывается сиплый, приглушенный Феликсом стон — Ли вновь впивается в его губы своими, но на этот раз напористее, почти вжимая младшего в себя. Миниатюрные ладошки обжигают и без того разгоряченное тело: они оглаживают худые бедра и вновь возвращаются к требующему разрядки члену, поддразнивающе задевая подушечками пальцев пульсирующие венки.        Джисон же удобнее пристраивается сзади, влюбленным взглядом наблюдая за двумя парнями, один из которых жалобно хнычет, а другой — игриво покусывает того за шею, оставляя на ней едва заметные отметины.        — Эй, Ликс-и, — тихо зовет Джисон. Феликс нехотя отрывается, но все же оборачивается на звук, отрываясь от чужих зацелованных губ с непристойным хлюпом. — Дай мне. Хочу тоже пометить его.        Из горла невольно вырывается недовольное, ревнивое хмыкание, но Феликс безоговорочно уступает старшему место, чуть отодвинувшись от Сынмина, но все так же привычно оставив ладони на его мелко дрожащих бедрах.        — Хен.. хен, пожалуйста, — раздается невнятный шепот, пока Джисон лениво покусывает чужую шею. Язык проходится по всем чувствительным местам, а кончик надавливает на нужные точки, доводящие до экстаза за мгновение.        Острые резцы больно впиваются в нежную кожу, однако горячий язык сразу же виновато зализывает оставленные секундой ранее ранки.        Джисон тычется носом в солоноватую шею, как бы извиняясь, но все так же не отрывается от Сынмина, помечая фарфоровую шею яркими бутонами душистых васильков, что обязательно расцветут утром — Джисон тогда неловко улыбнется, обнимет, крепко прижавшись, и обязательно нанесет на кожу мазь, начав бережно втирать ее; а когда Сынмин жалобно заскулит от мимолетной боли, лишь нежно поцелует в губы и начнет трепать младшего по волосам, приговаривая что-то немного глупое, но такое поистине влюбленное.        А потом к ним присоединится Феликс, что отчитает их, а после — приготовит что-нибудь вкусное, предварительно подарив каждому из них порцию таких привычных объятий и невесомых поцелуев в уголок губ.        — Хен!       Джисон мотает головой и отстраняется от полностью усыпанной свежими укусами шеи, прижимаясь губами к затылку. Феликс же начинает ускорять темп, быстро двигая кистью и сжимая в руке горячую плоть самого младшего из них.        — Думаю, Сынмин-и слишком устал после тренировки. Не лучше ли нам наградить его прямо сейчас? — выпаливает Джисон, и они с Феликсом быстро переглядываются.        Сынмин гулко сглатывает.        — Пожалуй, ты прав. Надеюсь, он выдержит это, — Енбок ненавязчиво воркует, лукаво улыбаясь.        — «В тихом омуте..», — обрывком проносится в голове Сынмина, но он, не успевая обдумать, тут же испускает томный вздох, когда чувствует, как две пары рук его хенов обхватывают его талию и переносят его тело на свои бедра для удобства.        Сердце заходится в бешеном ритме от ожидания.        Сынмин нетерпеливо ерзает на чужих коленях.        — Будь тише, Сынмин-а. И.. просто позволь хенам позаботиться о тебе, — хихикает Джисон где-то над ухом, и Сынмин даже пытается язывительно фыркнуть в ответ, как вдруг его затыкают поцелуем.        Безумно неожиданным поцелуем.        Джисон и Феликс жмутся к Сынмину, продолжая играть с его мокрой, чувствительной головкой, и это было бы абсолютно нормально для них, если бы не — о, боги! — сразу две пары губ на его собственных.        Старшие поначалу поочередно сминают чужие распухшие от долгих, томных поцелуев губы; после — пускают в ход языки, поддразнивая, и Сынмин окончательно теряется, когда в один момент его хены вновь напористо прижимаются к его губам одновременно.        Их языки проворно скользят в приоткрытый от удивления рот, и это ощущается настолько правильно и в то же время непривычно, что Сынмин забывает, как дышать, захлебываясь в собственном скулеже, который Джисон с Феликсом со смешком сцеловывают с его уст, улыбаясь в поцелуй.        Горячие языки остервенело сплетаются с сынминовым, их губы на его губах такие теплые и мягкие, но это все так волнительно — Сынмин неуклюже пытается отвечать, и Джисон с Феликсом одновременно умиленно мычат в поцелуй, прижимаясь к Сынмину еще ближе, пока помимо их языков, сплетаются еще и их пальцы, что обхватывают изнывающий член младшего, в неопределенном темпе скользя по мокрому от природной смазки стволу.        Кончики проходятся по мошонке, задерживаются у основания, а после надавливают на щель уретры, заставляя Сынмина восторженно заскулить и вскинуть бедра вверх от неожиданности.        Поцелуй становится все развязнее, старшие просто небрежно мажут своими губами по чужим, с особым трепетом переплетая языки. Слюна скапливается в уголке губ, норовя очертить дорожку до нервно дергающегося кадыка.        — Кажется, наш Сынмин-и совсем поплыл, — Джисон отстраняется первым, а Феликс отодвигается вместе с ним, любуясь проделанной работой.        Потерянный Сынмин, что так отчаянно нуждается в разрядке, мечется среди двух тел, пока в помутневших глазах мелькают размытые огоньки.        Идеально.        — Пожалуй, нам стоит делать так чаще, — нежно смеется Енбок, и этот звук сладкой патокой оседает где-то в солнечном сплетении. — Думаю, Минн-и вполне заслужил поощрение. Да, Сонн-и?       Хан в ответ треплет Ли по голове, взъерошивая взмокшие волосы, и наклоняется к потерянному Сынмину, вновь накрывая рукой его пах и сжимая в кулаке разгоряченную плоть.        — М-м, думаю, ты прав. Только посмотри, он совсем растаял! — смеется Джисон в ответ, любуясь результатом.       Они совсем истомили своего тонсэна поцелуями, но, пожалуй, это того стоило.        Чтобы довести Сынмина до края, требуется всего пара рваных движений — он слишком перевозбужден и вымотан, и его блаженный стон разносится по всей комнате, когда ладонь Джисона постепенно покрывается липкими нитями белесой паутины, украшающей его тонкие запястья.        — Хен.. Джисон-а, Ликс-и! Это было так.. так хорошо.. — бормочет Сынмин, тяжело дыша, и продолжает с редкими стонами изливаться на светлые простыни, судорожно мечась по постели. — Слишком хорошо..       — Мы знали, что тебе понравится, ангел, — гудит Феликс в ответ, и Джисон рядом с ним ярко улыбается, довольным взглядом смотря на одного из своих парней, что так красиво смотрится на фоне перепачканных им же простыней.        — И все же, нам действительно стоит делать это почаще. Кажется, Сынмин-и слишком понравилось целовать своих хенов вот так, — смешок слетает с губ Джисона, когда Сынмин слабо ведет носом, вновь взбираясь на чужие колени, и слепо тычется кончиком в шею, рефлекторно начав тянуться за новой порцией пылких, рьяных, и до чертиков приятных двойных поцелуев.        И разве Джисон с Феликсом в праве ему отказать?