~ Паркинсон ~
Итог первой учебной недели в роли львицы был очень неплох. Пэнси трогали разве что только глазами. Особенно парни. Как бы ни притворялись хорошими, эффект «новенькой» был всеобъемлющ. И да, ей нравилась её слизеринская юбка, которую она, разумеется, ни за что не собиралась опускать до колен. Видимость легкомыслия всегда была отличным раскладом, и мальчики это ценили. А вот девочки… После «посвящения» Парвати Патил открыто выражала свою заинтересованность. Пэнси даже выпросила у успешно починенной за лето Трелони её восстановление на курсе прорицаний, который был пропущен по известным причинам весь прошлый год. Теперь у Патил был шанс нагнать и сдать ЖАБА. Кучерявая брюнетка по имени, как выяснилось, Ромильда Вейн проявила благосклонность к такому союзу и не стреляла злобными взглядами. Шрамированная и печальная фея Фэй Данбар тоже молчала и даже пару раз пребывала в гостиной со скрытым увечьем, которое было явной демонстрацией того, как у неё всё плохо после битвы за Хогвартс. Молчание Лаванды было самым забавным. Джинни Уизли наверняка её отчитала, и после… Вот тут было очень интересно поразмышлять: сказала ли она подруге о поползновениях Браун или же готова была выгораживать братца, который, если верить волшебной «игрушке», не собирался лезть первым. Пэнси ставила на второе. Сама же она, являясь единственной, кто это видел, не собиралась ничего говорить Грейнджер. Ни за что! Лезть не в своё дело, которое тебя не касается, тупо. Так было и будет всегда. Рональд Уизли чудом затих. В понедельник вечером вернулся в гостиную мрачным и тихо негодующим, и после замолк, оставаясь угрюмым почти всё время до первой тренировки на поле. На новую однокурсницу ему, казалось, было плевать, что весьма радовало. В отличие от младшенькой Уизли… Взгляд мисс-крепкий-орешек был открыт и не добр — она помнила. Она помнила лучше всех те времена, когда Пэнси служила в Инспекционной Дружине. Как исправно исполняла обязанности старосты в прошлом году. Как лично заставила рыжую изобразить Круциатус на дружке Кормаке. Чтоб вышел, как надо. И он таковым вышел. Да, милая, нам обеим пришлось. Ничего не поделать. И вот прямо сейчас… Казалось бы пятница, вечер, отдыхайте, ведь вы практически у себя дома — но нет. В её ореховых глазах так и читается: у нас так не лежат. На что тело Пэнси расслабилось ещё больше. Это был достаточно редкий случай, когда они пришли вместе с Поттером. И она, как и всегда, была рядом с ним, связанная прочными незримыми нитями. Это было константой. Даже если она отходила на расстояние, в воздухе так и чувствовалось: моя территория, моя, моя. Я здесь королева! И это не удивительно, потому что по самой яркой из всех вероятностей они поженятся и у них будут детишки. А Поттер… Поттер — настоящая звезда на ЗОТИ. Он раскрывался как лотос. Он сиял. Даже плечи его казались ей шире. Плечи защитника. С зельями было попроще, и да, чесал затылок, когда требовалось подумать, но Пэнси это не волновало ничуть. Она затаилась. Она наблюдает. Она решила чётко, что не будет никому из них помогать. Только если попросят. Немного. Когда поймут, что она не так бездарна, как кажется. Но в целом на спасение она не способна. Особенно, когда нужно спасать кого поважнее. Пэнси даже поднялась с дивана, уступив место бравой компании, и расположилась в кресле подальше. И вот сейчас, в момент жаркого обсуждения предстоящих событий, её слух обострён, взгляд расфокусирован, а пальчики тихонько гладят прозрачные грани. — Неделя всего, Рон, — сказала Джинни с явным напряжением в голосе. — Ты готов? — Да готов я, — буркнул в ответ «братец Лис». — Ещё летом приготовил подарок. — Я не об этом, — сестричка обхватила его плечи и чуть потрясла. — Соберись… Ей нужна поддержка, как никогда… Уизли повернулась к остальным. — Сколько нас человек по итогу? Мне нужно знать точно. Дин, ты пойдешь? — Томас выразил согласие. — Невилл? Лонгботтом кивнул, и Джинни улыбнулась, ответив «отлично». О, а меня не спросили. Досадно. И, кажется, прямо сейчас настала пора — немного открыть рот и сказать своё слово. — В следующую субботу Гермиону пригласил на свой день рождения Теодор Нотт, — нарочито медленно и негромко высказалась Пэнси. Все тут же замолкли, и Джинни предсказуемо уставилась на неё. — И что? Если бы это имело какое-то значение, я бы узнала. Пэнси посмотрела на неё и повторила: — Но тем не менее её пригласил Теодор Нотт. Уизли сделала шаг ей навстречу. — Я объясню тебе, — усмехнулась она и потёрла слегка подбородок. — Несмотря на то, что Гермиона сейчас под змеиным гербом, у неё были и есть друзья, правда? Она посмотрела на бойфренда, ожидая поддержки. Поттер промолчал, внимательно наблюдая за Пэнси. Ей это понравилось. — А ещё есть новый указ, — мягко продолжала Пэнси, и губы тронула полуулыбка. — Который закон. Я знаю о нём столько же, сколько и Грейнджер, поскольку мы с ней — два равных центра обмена. Это не шутки, когда он гласит чётко: быть со своими. Рыжая закатила глаза и, помолчав пару секунд, ответила. — Я встречусь с ней снова и всё выясню. Пэнси поднялась на ноги и тоже шагнула вперёд. — И я. Завтра. Один на один… Джинни готова была рассмеяться — нервно, неискренне. Поттера, кажется, эта ситуация весьма раздражала. Он молчал, опустив взгляд. — Да нет, это бред, — очнулся Рональд, узрев растерянного Лонгботтома рядом с собой. — Надо всё выяснить. — Выясняйте, — спокойно подвела итог Пэнси и сунула призму в карман. — Может заодно узнаете, что никто не обязан делать вам хорошо и удобно. Ни Грейнджер, ни Нотт, ни министр, ни я. Джинни повернулась к Поттеру, когда он молча сжал её руку, поднял в своей на уровень груди и огладил веснушчатые фаланги большим пальцем. Обратил к ней свой взгляд, который гласил: Остановись. Не сейчас. Уизли вздохнула, и он кивнул ей, после чего оба по–гриффиндорски решительно ушли из гостиной.~ Поттер ~
Джинни пыталась заговорить, но Гарри был непреклонен в своём нежелании слушать и молчал всю дорогу до Башни Старост. Видимо, она понадеялась, что застанет там Гермиону и сможет задать ей вопросы. Но нет. Гермиона была в Подземельях. Училась быть похожей на них, вливалась в их общество, и по правде, Гарри сейчас было не до мыслей об этом. Он устал. Давно устал. Он не хотел ничего говорить. И она поняла это быстро, как всякая умничка. Когда Гарри, не произнося ни слова, наколдовал себе стакан воды и принялся его медленно пить, она сделала то же, и капнув в него несколько капель из своего секретного пузырька, молча открыла дверь в его спальню. Их взгляды встретились. Сердце Гарри забилось сильнее. Он очень любил, когда она понимала, когда она была готова отдать… Вот так без слов. Улыбнулся ей. Она нежно поцеловала его. Полумрак принял их в свои добрые объятия — и завертелся сладкий туман… Губы встретили губы, вытягивая друг из друга тихие стоны. Впервые он осмелился прикоснуться к ней, когда они вместе прятали проклятый учебник. Тогда это казалось шагом за грань, потому что его руки почувствовали такое манящее тепло женской кожи и было это уже отнюдь не невинно… Глаза обоих пылали от познания нового, а щеки — от жуткой неловкости. Он ощущал себя каким-то подонком, потерявшим контроль, но она успокоила: всё хорошо. Ей всё понравилось, и её смущение от того, что она позволила изучить свою юную грудь, прожило очень короткую жизнь. На праздновании победы в «Ракушке» год спустя всё уже случилось по-взрослому. Гарри даже не думал об этом — он просто был опьянён и немножечко счастлив. Джинни сама настояла. Завела, обольстила. Она была гораздо отважнее в этот момент. Можно, сказать, что, взяв её за руку, он шагнул во взрослую жизнь вслед за ней. Ей было шестнадцать, но, как она позже призналась, Флёр благословила её и всему научила, и «успокоила», сообщив о том, что вейлы вовсе проходят какую-то «инициацию» в четырнадцать лет. Всё хорошо, шептала она. Ей было немного больно, когда он, будучи совсем без ума от возбуждения, впервые в жизни проникал в её тело. Гладила руками по голове, по шее, по плечам. Призывала отбросить все страхи. Гарри чувствовал, что такое любовь по-настоящему. И дальше… Чёрт! Как легко оказалось на это подсесть. Гарри ловил себя на мыслях о том, что он становится слишком зависимым. Потому что это была природная, такая простая и насущная, но всё-таки магия. Она давала искромётный кайф, исцеляла на время — так, что все демоны исчезали, как под мантией-невидимкой, а пустота заполнялась. Всё хорошо — в её поцелуях. И в том, как её зубки только что прошлись легко по ушной раковине. Гарри буквально услышал улыбку, когда нежная ладонь погладила его по животу. Все разборки отпали, и она была готова к любви. К нему. К тому, что сама обожает. Стянула свой свитер и топ вслед за ним, припала носом к коже, её руки двинулись ниже в своей покупающей с потрохами манере. Их штаны слетели синхроном. Гарри стиснул её с боков и она, хихикнув, упала на постель, увлекая его. Чуть поёрзала под его весом, выказывая то, как хочет скорее заполучить в себя его член. Да, Мерлин милостивый. Он вскинул её ноги повыше, обхватив руками её маленький и пылающий зад. Спасибо тому, кто сделал это действо таким потрясающим. В ней так хорошо, так уютно, и ничто не будет иметь никакого значения, когда через секунду томления он возьмёт её. — Давай же, любимый… — настойчиво прошептала она, выжимая из его лёгких весь воздух. — Сделай мне хорошо… Сделай. Мне хорошо… Как грохот. Как чёртов обвал края чёртовой пропасти. Обязан!… Гарри на секунду перестал чувствовать своё тело даже в самых чувствительных его уголках. Тук тук тук — сердце било в висках в этот миг чудовищно несвоевременного ступора. Нежная, горячая, смелая, не по годам мудрая, крепкая духом. Львица. Соратница. Его. Но… Сделай мне хорошо.. Три слова. Всего три, блять. Её привычная фраза. Ты очень молод, Гарри. Ты герой, Гарри. Тебе положено пылать, тем более в объятиях любимой. Но… Сделай мне. Сделай мне. Сделай… — Гарри, всё хорошо… — Голос Джинни вывел его из оцепенения. И вызвал ещё большую дрожь. Полувопрос, полутверждение. И что на это ответить? Как всегда да и улыбнуться? Или прямо сейчас ранить её своим нет? Дурацкая была затея. И видимо так было всегда — ни черта любовь не лечила, работая просто припаркой. Для полумёртвого. А он, при всех заслугах и статусах — всё тот же напуганный мальчик, который ничего не понимает. Плутает впотьмах. И сейчас всё стало ещё хуже, чем раньше. Ни черта не понятно. Ни черта!!! Воздуха мало. Ему нужно срочно пойти и вздохнуть. Одному. Её рука огладила нежно. Обещала, несмотря ни на что. И потому Гарри на миг вернулся к Джинни, нашёл своими губами её губы. И отстранился. — Прости, мне нужно… — он сел на кровати, притягивая невербальным Акцио брюки. — Есть важное дело, о котором я напрочь забыл… Чёрт! Это было так тупо! И мерзко. Джинни всё поняла, разумеется: не было ничего, что могло вот так прервать их желание! Ничего! Идиот… — Мне лучше уйти, — сказала она сиплым голосом, прежде сглотнув сухой ком. И конечно на лице промелькнула обида. Я не хотел, милая. Прости меня. Всё наладится. Всё… Он опустился на колени возле кровати. Посмотрел ей в глаза. — Останься со мной, пожалуйста. На всю ночь. Пожалуйста… Поцеловал её ещё раз — глубоко и убедительно. Чтобы её нужда, её жажда никуда не сбежали. Она кивнула, соглашаясь побыть одной полчаса. Отлично. Чудесно. Сплетённые пальцы наконец разомкнулись. Жди меня. А я схожу, вдохну яду. После вернусь и сделаю тебе хорошо.~ Грейнджер ~
Что ж. При более подробном рассмотрении слизеринцы учатся в целом неплохо. Даже девочки, вдоль и поперёк озабоченные своей красотой, проявлялись в практических заданиях порой гораздо более уверенно, чем вышколенные ею лично одногруппники с Гриффиндора. И это натолкнуло Гермиону на мысль о пользе домашнего обучения чистокровных семей — о том, что не имело к ней никакого отношения и не могло быть впитано посредством общения за будущий год. Далее в поисках того самого она принялась исследовать разные группы своего нового факультета. В один из приёмов пищи она устроилась с первогодками, чтобы поддержать начинающих волшебников своей заботой старосты школы, но эффект от этого был обратный — они прекращали разговоры друг с другом, быстро разделывались с едой и сбегали. Ребята постарше проявлялись почти так же, только на лицах было не недоумение, а прохладная отстранённость, и Гермиона быстро оставила эту затею, вернувшись к более-менее сверстникам. Пьюси, Монтегю, Вейзи и Харпер без конца обсуждали квиддич, не обращая на неё никакого внимания. Глядя на Грэхема в течение одного обеда почти постоянно, Гермиона устала мысленно бить себя по лбу за намерение пойти с ним на бал. Даже поблагодарила про себя Мерлина за то, что Паркинсон подложила ей более изящный вариант. Были ещё Малкольм Бэддок и Бронсон Пайк, напоминавшие чем-то Крэбба и Гойла, только более утончённых, окниженных и действующих без указаний от лидера. Эти двое часто листали и весело обсуждали какое-то чтиво, и сей факт не мог не заинтриговать Гермиону. Однако, когда она поняла, что это некая запрещёнка для взрослых, то была вынуждена отступить с пунцовым лицом. Девочки вели себя манерно, но гораздо более культурно. Правда, когда Милисента спросила её, как ей новое лицо «Спеллы» с непроизносимой фамилией, облачённое в платье из новой коллекции модного дома с ещё более мудрёным названием, а Трейси Дэвис и Астория Гринграсс дружно хихикнули, встретив её потерянный взгляд, решила переключиться на остаток старшекурсников мужского пола. Это были те самые знакомые личности, встретившие её со змеиными почестями. Забини и Нотт, и даже этот павлин-альбинос были, как минимум, самыми понятными ей. И приятными, надо признать. Чисто внешне. Особенно Теодор… Тео. Порой он переигрывал, например, произнося её имя чересчур часто, но в целом был приветлив и открыто шёл на контакт. Вчера в гостиной Слизерин, когда Забини присоединился к игрокам в квиддич, а Малфой гордо отсутствовал, они долго читали каждый своё, сидя в креслах рядом с камином, и после, подняв пронзительный взгляд тёмных глаз, Нотт произнёс почти умоляюще: — Гермиона, в честь нашей зарождающейся, но в будущем, уверен, крепкой и пламенной дружбы, быть может, ты всё-таки почтишь меня девятнадцатого сентября? На это Гермиона обещала подумать и снова уткнулась в книгу, прочитав до конца вечера, и сейчас, шагая к берегу озера, у которого они случайно-роковым образом встретились с Пэнси Паркинсон, она думала о другом: каким таким чудом она тяготела к друзьям Пэнси? Будто стала её преемницей. У них что, есть что-то общее? Та уже была на месте, когда Гермиона дошла, хотя времени было с запасом, чтобы прибыть первой. Паркинсон стояла чуть дальше, у мостка, спиной к ней, смотрела на лёгкую водную рябь и, когда Гермиона подошла ближе, обернулась, приподняв в руке свою фляжечку: — Ммм, вкусно, — улыбнулась она. — Я бы дала попробовать, но тебе это нельзя… — Она пригубила ещё и коротко выдохнула в кулачок. — Хотя, это неправда. Пойло премерзкое. — Зачем ты тогда это пьёшь? — прямо спросила её Гермиона. Паркинсон ответила в привычной игривой манере: — Как говаривала моя бабуля: такой, какая она есть, женщину готова принять только земля. Ты знай себя, уважай себя, но стремись к лучшему. Гермиона поняла, что это какое-то зелье красоты, и потому решила не развивать эту тему. — Как ты? — спросила она спустя несколько секунд молчаливого любования озером. — Отличный вопрос, — ответила Пэнси. — И я отлично, спасибо. — Она шагнула чуть ближе, и в её голосе зазвучали уже знакомые коварные нотки. — Но ведь ты… хотела сказать мне другое… Какая самоуверенность! И кстати, могла бы ради приличия спросить «как ты?» в ответ. — И что же по-твоему? — ухмыльнулась она. Пэнси щёлкнула пальчиками в её сторону: — Он был шикарен. Гермиона помрачнела, распознав каверзный намёк: — Кто? — Эффект медленно открывающегося рта, — довольно протянула Пэнси. И сделав ещё глоток, добавила: — Но и тот, о ком ты подумала, тоже… Правда ведь? Чего она ждала от неё с этой улыбкой и склонённой головой в этот момент? Малфой превосходно танцует — этого не отнять, он богат и красив… Красив? Ну ладно, объективно вполне да. И что дальше? Кивнуть гривой? Он же… Чёрт, он же её парень! Это проверка, видимо. Поэтому Гермиона просто пожала плечами. Пэнси наблюдала за этим с крайне довольным выражением лица. Она была расслаблена и смотрела из-под полуопущенных век. Сигарета уже успела изысканно задымиться в руке. Её хотелось чем-нибудь уколоть. — Как тебе радушный приём Гриффиндора? — Он тоже был шикарным, — ответила она непринуждённо, что, как показалось Гермионе, было похожим на «игру в дурочку». — Даже говорить самой ничего не пришлось. Сами решили, кто есть кто. И решили неплохо. Не все, но это пока… И я, потихоньку вливаюсь. Даже имена уже выучила. — Она глубоко затянулась и, взглянув на отвалившийся конец сигареты, спросила: — А что мальчики мои? Не подвели? — Нет, — тактично ответила Гермиона. О нет. — Ммм, я заметила. И я не сомневалась, что ты к ним примкнёшь. Только вот что… — она приблизилась, хлопнув ресницами. — Они нежные. Береги их, пожалуйста. Ещё чего! Нежные? Какого чёрта? Пусть сама бережет своего неженку Малфоя! Гермиона нахмурилась и решила оставить эту чушь без комментариев. Пэнси от этого только улыбнулась шире и, тут же заметно посерьёзнев, продолжила, что заставило собеседницу обострить слух: — Их троица — это нечто особенное. Я думаю, ты и сама поняла. Малфоя никто не любит. Его по-прежнему остерегаются, якобы уважая, но ситуация сейчас поменялась. Его отец много кого сдал. Дети заключённых Пожирателей Смерти его презирают. Остальные не любят его по другим причинам: разорванные контракты, или долги, или из-за того, что они вроде как опустились. Тео с ним, потому что его отец умер раньше, чем всё кончилось. Забини — потому, что его мать не была всё время ни на чьей стороне. Взгляд зелёных глаз расфокусировался, будто Пэнси задумалась, когда Гермиона спросила: — А ты? Она повернулась, выпустив облачко дыма, от которого выразительные зелёные глаза тут же сузились. — Я люблю его даже несмотря на то, что мой отец в Азкабане из-за Люциуса. Вернее не так: за это я люблю его ещё больше. Что-то тёмное мелькнуло во взгляде, и Гермионе стало на миг не по себе. Она даже почувствовала холодок и приняла закрытую позу, обняв свои плечи. Настал момент перевести разговор в другое русло, пожалуй. — Знаешь, это было очень занятно, — сказала она, уставившись на деревянные доски мостка под ногами. — То, как ты вписалась за друзей и предложила свою кандидатуру на обмен. Но я… — Она снова глянула на горизонт. — Я не верю в самопожертвование. — О, подозрительность, — привлекла к себе внимание Паркинсон заметно оживлённым голосом. — Ты превращаешься в слизеринку, отличница. — А ты? Зачем ты вызвалась? Пэнси бросила сигарету в воду, и та испарилась, не долетев до водной поверхности парочку дюймов. — Захотела, — ответила она с ухмылкой и так же как и Гермиона скрестила на груди руки. — Это всё, что я могу сказать… — Могу подсказать, если хочешь, — осторожно ответила Гермиона, на что Паркинсон выгнула свою чётко очерченную тёмную бровь. — А тебе нужны подсказки? Хочешь, устрою маленький класс, как начать превращаться в змею? — Да. Но взаимно. — Торгуешься, — снова улыбнулась Пэнси. — Очень неплохо. — Пытаюсь добиться баланса… Далее Паркинсон изобразила глубокую задумчивость, приложив указательный палец к щеке. — Для начала… попробуй вытянуть у кого-нибудь правду обманом. — Как? — скривилась Гермиона. — Подслушивать гнусно. Пэнси ответила шёпотом и мягкой улыбкой: — Зельем, конечно… Гермиона хмыкнула. — Веритасерум легко распознать. И если выяснится, что староста посмела… — О нет. Я о тонком. Почитай о «Праведном шёпоте». Его рецепт можно найти в этих стенах в сборнике Магды Лесли. Запах не выдаст, а эффект более мягкий. По статистике далеко не все понимают, что были под кайфом, и думают, что просто сами разоткровенничались. Коварно. И эффективно. И что-то, чего Гермиона не знала. Она сомневалась, надо ли оно ей, но запомнила. — Тогда, — улыбнулась она и приподняла подбородок, — от меня будет: сказать правду самой. — О, да хоть сейчас! — оживилась Паркинсон и нарочито восторженно чирикнула. — Ты хорошенькая. — Нет, — покачала головой Гермиона, осознав окончательно, что игривость была безотказной формой защиты. — Это должно быть откровение. От этого должно быть некомфортно и больно. Пэнси чуть погасила улыбку и снова сузила свои большие глаза. — А ты не думаешь, что я и так это делаю? А я делаю, и часто. И сделать больно при этом — дополнительный стимул быть честной. — Ты не поняла меня, — тише проговорила Гермиона и шагнула чуть ближе. — Больно должно быть тебе… И да. Да! Масочка дрогнула. Губы чуть сжались, а точёные волей гламурных чар ноздри напряглись. Паркинсон чуть отстранилась и опустила свой взгляд. — Это не так сложно — читать страхи других, — почти шёпотом сказала ей Гермиона. — А вот столкнуться со своим собственным и преодолеть его — это совершенно другое. Пэнси смотрела прямо несколько секунд и после приподняла уголок рта: — Свари «Шёпот». Книга называется «Зелья не для всех». — Хорошо, — выставила Гермиона открытую руку, и Паркинсон, чуть поколебавшись, приняла её. — Но ты будешь первой, кто выполнит условия. Ты первая пришла. И сегодня тоже… К тому же я староста школы, и моё слово в приоритете. — Стерва, — заключила Пэнси. И не отпуская ладони, дополнила договор своими условиями. — Мы не применим всё это друг на друге. Идёт? Гермиона легко улыбнулась, и они обе кивнули в согласии. Кажется, это был равный обмен… И конец разговора. Почти. Потому что, отвернувшись и закурив снова, Пэнси неожиданно окликнула уходящую Гермиону: — Прими приглашение Тео. Я знаю, что ты думала об этом и почти согласилась. Это важно для всех… — Она склонила голову набок и завершила фразу открыто, без каких-либо ужимок. — Важно побыть всем вместе хоть раз.