~ Грейнджер ~
Что делает Гермиона Джин Грейнджер в свободное от занятий время? Конечно она трудится, не покладая рук — в пустом классе наедине со своими пылающими мыслями и щеками. Отделила аккуратно цветки аконита, заговорила их чётко вызубренными словами, отправила в котёл и, наколдовав до миллиграмма точное количество воды, сварила отменный настой для будущего «конкурсного» зелья. Эти несложные действия и блестящий результат вернули ей решительность, и успев передумать кучу дум в процессе, она пришла к тому, что сдаваться она не намерена! Обливиэйт разрешён старостам — только в этом году и только им с Гарри — это факт. Разрешён он только в крайнем случае — тоже факт, но менее приятный. Если этот ненормальный решится снова пойти к Макгонагалл и расскажет ей обо всём, то выговора будет не избежать, неловкости теперь уже перед директором, если он расскажет вообще всё — тем более, но… Это же не значит, что она заложница своего глупого положения, в котором, во-первых, закрыла глаза на непристойное поведение парочки и, во-вторых, попыталась превысить полномочия без явной необходимости? Гермиона не любила понятие «надеяться», но всё же скрестила пальчики. Драко Малфой был и остаётся трусом — это тоже не стоило списывать со счетов. Он таков хотя бы потому, что она провела у котла не менее трёх часов, а он, бросив прежде это наглое «я приду и проверю», так и не явился. Оставив наконец зелье, она добрела до гостиной Слизерина — взглянуть украдкой в «честные» глаза высокоблагородия было просто необходимым. Нет, это произойдёт не целенаправленно, разумеется. Она прикинется, что забежала к Дафне и компании, чтобы обсудить последний выпуск «Спеллы», которую Гермиона с недавних пор правда добросовестно читает — девочек своего нового факультета тоже нужно пытаться понимать. Хотя бы чуть-чуть. За пытку в виде долгих разговоров о бессмысленных, ненужных, но несомненно красивых вещах, Гермиона была «награждена» свежим маникюром от Мелисенты. Её ногти заметно удлинились, угрожающе заострились и окрасились в густо-фиолетовый: так уж вышло, что «тренд этой осени» предписывал носить когти оттенка очень близкого к цвету злополучного аконита. Покинув женскую обитель, находящуюся в святая святых — в специально отведённом пространстве среди спален, называемом «будуаром», Гермиона незаметно вернулась в общую зону, в которую на данный момент уже понабрели уставшие после тренировки лица мужского пола. Так что делает Драко «хорёк» Малфой в свободное от учёбы время, пока Гермиона честно вкалывает? Он указывает, изворачивается, нарушает своё слово, очевидно летает в своё удовольствие и после возлежит на диване в королевской позе и отсутствующим взглядом, явно не собираясь никуда больше идти! Это нормально? Выбить аж у директора время на практику и свалить со всеми на тренировку?! Или он считает, что она будет работать за двоих, пока он ручки белые бережёт? Злость уже поднялась вверх по горлу Гермионы и застыла на основании языка. Однако она поджала губы, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Это его территория, а она как будто глупо пришла за ним. Лучше, пожалуй, просто незаметно уйти. В гостиной было шумно. — Я ещё раз повторяю: у этих отморозков в команде теперь ещё больше девок! — прогремел Монтегю. — И мне нахер не надо, чтобы всякие святые дамские угодники на это велись! — Завали уже, — лениво отозвался Забини. — Мы это обсудили раз десять за сегодня. Дай отдохнуть. Грэхем стиснул зубы. — Если надо, я подниму эту тему ещё десять раз. Двадцать. Так что… — Он сделал шаг в сторону, не сводя с Забини своего сурового взгляда. Малфой в этот момент длинно и шумно выдохнул, предсказуемо не удостоив никого зрительным контактом. Гермиона поймала себя на том, что эта картина могла оказаться весьма познавательной: там, где каждый сам за себя, вполне может существовать подобие команды. Монтегю, часто отстранённый от всех, в этот миг проявлял себя лидером, и определённо неплохо держал свою позицию капитана. Это бы даже понравилось ей, если бы он не обозначил милый её сердцу факультет грубым словом «отморозки». Интересно, а пойди она на тот злополучный бал с ним — было бы лучше? Что-то подсказывало, что да. Всё было бы намного, намного проще. — Малфой, так держать, — сказал Монтегю уже тише. — Не знаю, кто или что так тебя завело, но это было даже отлично. — Да у него Нимбус заводной, — не выдержал кто-то из игроков помладше, и шум вернулся на место. Пока капитан слизеринской сборной бушевал дальше, объясняя подопечным то, как хорошо он умеет различать боевой дух и технические преимущества, Гермиона решила незаметно ускользнуть. Она обхватила себя руками и обошла диван с парнями осторожным, тихим шагом. Бросила быстрый взгляд в их сторону в надежде, что он никого не зацепит, но… — Какие люди в неурочный час, — тут же пропел Забини. Малфой, как ни странно, сразу поднял голову и, увидев Гермиону, едва заметно ухмыльнулся. — Наш вечерний спортивный молебен весьма груб. Просим простить нас за это. Она улыбнулась — откровенно притворно. И не менее поддельно мягко прокомментировала: — Тренировка удалась, судя по всему. Какой там смотреть в «честные» глаза! Она хотела немедленно сбежать, чтобы не лицезреть этой явной издёвки! Мерзавец знал, что она проторчала там битый час в одиночку, и его это откровенно забавляло! — Весьма, — тактично ответил Пайк, который явно не распознал сарказма. — Отличный цвет, — не поленился прокомментировать Малфой, бросив взгляд на её руку, и Гермиону слегка тряхнуло от злости. Она подняла одну ладонь и пошевелила пальцами. — Мне больше нравится эта острая форма. Которая отлично обработает твоё горло при случае! — Женишка только не порви, — добавил он, подняв одну бровь. Просто как ни в чём не бывало. Невероятно! Она уже почти открыла рот, чтобы ответить на дерзость, как тяжёлая дверь гостиной отворилась, и в неё вплыл Теодор Нотт. Все сразу же замолкли и уставились на него. Он был донельзя расслаблен и даже, пожалуй, потерян для общества. Что-то мычал тихо, чего раньше за ним не наблюдалось. Забини медленно склонил голову набок, Малфой тут же сменил позу и сел, подавив улыбку, а Монтегю сжал руку в кулак. — Как запасной, я обязательно приду, — прогремел он. — Чьи это слова, Нотт, блять?! Тео поднял на всех взгляд в духе «кто здесь?» лишь спустя несколько секунд, и заговорил уже после того, как с той же неторопливой скоростью добрался до своего любимого кресла у камина и развалился в нём: — Не шуми, Монтегю. Я был занят, — ответил он умиротворённо и провёл руками по волосам. Малфой прикусил нижнюю губу и опустил взгляд. Уже смешно ему, видите ли. И краснеть больше не хочется. — И чем же таким важным, что даже ужин пропустил? — спросил Забини, в глазах которого всё это время читалось открытое недоумение. Нотт поднял свою ладонь и, посмотрев на неё, выдал мечтательно: — Я… созерцал. Гермиона в этот миг зачем-то посмотрела на Малфоя. Он, как назло, тоже посмотрел на неё, однако взгляды быстро отскочили друг от друга. — Пять часов подряд без еды? — хмыкнул Забини. Тео состроил такое лицо, будто это было так. Вот уж что по-настоящему невероятно — если они с Луной провели всё это время в той теплице, занимаясь… друг другом! Гермиона зачем-то подумала о том, что сама была бы не прочь так расслабиться. Она уже успела позабыть, когда в последний раз её тело получало удовольствие такого толка. И голова мгновенно отхватила перегрев, как будто вот прямо сейчас, в этот момент, этот дурацкий день решил добить её. Варка, неудовлетворённость, промахи, Малфой и чужой секс смешались в такой безумный коктейль, что её, кажется, начало мутить. Тело даже слегка качнулось в сторону, когда она, не сказав никому ни слова, направилась к выходу. — Грейнджер! — внезапно окликнул её Малфой. — Тебе что… плохо? Гермиона сначала проморгалась, обернувшись на его озабоченное и без преувеличения напуганное лицо, но далее быстро состроила равнодушный вид. — Атмосфера так себе, так что да. Воздуха немножечко не хватает. Это сообщение заставило его напрячься ещё больше. Это было даже забавно. Он встал на ноги и, быстро догнав её, каким-то волшебным и незаметным образом вытолкал за дверь. — Тебя тошнит, Грейнджер? — произнёс он тише. — Может… Может к мадам Пом… Он осёкся, не договорив имя главной целительницы Хогвартс, словно оно его напугало. Гермиона закатила глаза. — Мерлин, зачем? Аконит, над которым я честно и упорно колдовала, вообще-то может дать такой эффект. Ты это знаешь! И ты должен знать, что это ерунда. На этом Малфой шагнул ближе и заговорил странным полушёпотом. — Ты же знаешь, как защищать себя, верно? Если он издевался, то делал это виртуозно. Потому что его лицо было донельзя серьёзным в этот самый момент. — От ядовитых паров? — на всякий случай уточнила Гермиона. — Ну конечно же да, идиот. Мы учились в одном классе достаточно часто, и, если ты и правда такой прозорливый, то должен был заметить, что мне ни разу не прилетело ни одного замечания по поводу нарушения техники безопасности. Какого чёрта, Малфой? Что за вопросы? Не поздно ли играться в заботу? Он чуть отшатнулся от её гневной волны, которая всё-таки получила свой выход. Слегка суженные в подозрении серые глаза при этом не отлипали от её лица. Гермиона сделала ещё один шаг назад и выставила руку. — Я тебя умоляю, Малфой. Уверена, тебе нравится, когда тебя умоляют, поэтому, так и быть — окажу тебе честь прямо сейчас и повторю: у-мо-ля-ю. Не смей провожать меня до башни. Понял? Потому что это уже точно передоз! Он ничего не ответил, стоя почти как статуя. Почти — потому что мыслительный процесс в этой платиново-блондинистой голове был не оспорим. Гермиона же развернулась и быстрым шагом отправилась к себе.~~~~~
В красно-зелёной гостиной старост ей встретился Рон. Гермиона порадовалась бы этому, если бы Гарри тоже был на месте. — Привет, — сказал он и мягко улыбнулся. — Привет. Гермиона тут же полезла в общий письменный стол, чтобы глянуть в карту мародёров, которую она отобрала у Гарри и специально держала под рукой для контроля его действий. Убедившись, что её сбившийся с пути друг находился вместе с парой старост с Гриффиндора в кабинете у Макгонагалл, она обратилась наконец к Рону и, решив, что сейчас молчание точно не к месту, задала простой вопрос: — Как дела? Он пожал плечами, и Гермионе это не очень понравилось. Их разлад не починится сам по себе — она это знала. Нужно было говорить, говорить и говорить об отношениях — как можно больше. Выявлять проблемы, искать решения. Вместе. — Я ещё не адаптировалась, Рон. Месяц почти прошёл, но мне по прежнему сложно. Это было правдой. Он поджал губы и кивнул. Уставился на неё снова, чуть сощурив взгляд. И сунул руку в карман… Гермиону на миг поразило каким-то необъяснимым удушьем. Кольцо. Он купил ей кольцо, если верить гадалкам Патил. А что, если прямо сейчас он… — Дай мне свою руку, — прошептал он мягко, и Гермиона едва не вскрикнула. Он оказался близко так внезапно, что Гермиона не успела среагировать. Её ладонь оказалась в его ладони сама по себе — дрожащая и холодная. Большой палец Рона бережно провёл по фалангам. Её указательный палец дёрнулся, разогнувшись, и слегка царапнул его кожу. Женишка не порви — тут же всплыло в памяти, и Гермионе снова стало плохеть. Ужасное слово! Отвратительное! И сказано оно было не менее отвратительно. — Что это? — спросил Рон и, обхватив её ладошку обеими руками, поднял выше, чтобы как следует разглядеть маникюр. — Очень… эээ… необычно. — Тенденции красоты в этом сезоне обращаются к богине Гекате, холодным тёмным цветам и инфернальной символике владычицы ночи, — зачитала она выученный назубок текст «Спеллы». — Подходит для Хэллоуина вполне, — чуть усмехнулся Рон. Ему не понравилось, если верить выражению лица, которое Гермиона отлично знала. Это снова разогнало её кровь и заставило язык дёрнуться: — А мне да, — зачем-то ляпнула она. Рон поднял взгляд. Он был недобрый, подозрительно-настороженный. — Ты мстишь мне, Гермиона? — спросил он неожиданно. — Скажи прямо. Что? Гермиона открыла, было, рот, чтобы спросить поподробнее, однако Рон продолжил: — Я пригласил Лаванду тогда, и её немного понесло по старой памяти. Но я правда ни при чём. Она дура и пустышка, и мне давно на неё наплевать. Я люблю только тебя, и я хочу… Он отстранился, не договорив. Рука погладила карман, однако не полезла внутрь за его содержимым. — Дело не в этом, — ответила она, быстро прикидывая, как именно могло понести Браун, — а в том, что… ты так и не ответил мне на вопрос, — она подняла голову выше и развела руки, — готов ли ты принять меня в новой роли? С этим маникюром, новыми друзьями, тайнами и ошибками… Рон покачал головой, но Гермиона точно знала, что это не являлось ответом. Ему было по-прежнему одиноко и плохо, и надо бы смягчиться… — Если ты мучаешься от того, что твоя совесть нечиста, Рон, — заговорила она тише, — то просто знай, что и моя тоже не очень. Я летала на метле в ночь своего дня рождения с другим парнем. Это тоже ничего не значащая чушь, как и у тебя. Мы квиты. По комнате прокатилась ледяная волна. — Это Малфой? — тут же ощетинился Рон, и на его лице проступили желваки. Отпираться не было смысла, и Гермиона медленно моргнула в согласии. Лицо Уизли заметно покраснело. Он зашагал по гостиной, нервно потирая заднюю сторону шеи, после остановился и снова поднял взгляд на Гермиону. — Я знал. Я чувствовал, откуда ветер дует. Все эти странности, тонкие нераспознаваемые чары. — Он звонко щёлкнул пальцами и сжал руку в кулак. — И знаешь, я не намерен так этого оставлять. С тобой и с Гарри, с вами обоими, что-то происходит. Я наблюдал за хорьком, и, чёрт, он очень даже причём! Поэтому, — он сделал шаг, расправив широкие плечи, — я буду бороться. За тебя и за справедливость. Так и знай. На этом он решительно устремился к выходу, буркнув под нос «Доброй ночи». И после пары медлительных шагов к столу, чтобы снова обратиться к карте мародёров, Гермиону неожиданно осенило: Ты чего, Грейнджер?! Это же твой парень и у него, как у всякого мужчины, есть кое-что, что могло бы тебя развлечь хотя бы чисто физически. Близость могла бы успокоить обоих, примирить, вернуть радость. Ещё десять минут назад думала о пользе и прелести физического проявления любви! Чёрт. Гермиона даже топнула ногой от возмущения. Поздно. Кто-то только что вскрыл нарыв, и их отношениям стало больнее. Поэтому, скорее всего, этим вечером она просто дождётся возвращения Гарри и после порыдает в обнимку с котом.~ Паркинсон ~
Новая курилка в здании школы была неплоха — о ней ещё не прознали ни Филч, ни даже Пивз, и можно было спокойно посмолить без риска вымокнуть под дождём. Однако Пэнси не спешила доставать из кармана любимое баловство. Вместо этого рука нащупала в мантии призму и по привычке провернула её несколько раз. Она здесь не одна. Даже не вглядываясь в верные ей кристальные грани, она могла это понять. Или она специально пришла сюда сейчас, чтобы побыть не одной вместе с ним — кто знает? Она встала у открытого окна, распахнула створки пошире. Сильный дождь уступил мелкой мороси, что неожиданно показалось приятным — тишина непогоды вполне успокаивала. — Ловишь неугодных, Гарри Поттер? — улыбнулась она, не отворачивая взгляда от серого ландшафта. За спиной — ни шороха. Он наверняка уже ускользнул, едва завидев её. Или Пэнси вовсе почудилось, что он был здесь изначально, и она просто тихонько сходит с ума, считая, что интересна ему хотя бы на грамм. — Когда я была старостой, я не штрафовала своих. Интересно, как ведёт себя Гриффиндор? И своя ли она для славного героя войны? Вдох. И ещё один — позади. Пэнси закрыла глаза от блаженства — она всё-таки не ошиблась. — Смотря за что, — ответил он спустя, наверно, минуту. — Учитывая то, где ты сейчас находишься, скрываясь под своей мантией-невидимкой, то вот за это, — она подняла в руке сигарету и наконец повернулась. С улыбкой, как и обычно. Поттер стоял в нескольких шагах от неё — видимый. Смелый, бравый. Не стал скрываться дальше. Пэнси стало немного теплее от этого. — Мне плевать, Гарри Поттер, — сказала она, и опустила взгляд на кончик волшебной палочки, чтобы поджечь сигарету. — Люди слишком драматизируют, говоря о курении плохо, я это знаю. Совершеннолетним можно, школе это не навредит. Дальше поступай, как знаешь. Он молчал. Пэнси даже повернулась обратно к окну, чтобы не быть свидетельницей момента, когда он тихо уйдёт, не найдя слов. Чтобы даже стены вокруг не увидели мелькнувшее на её лице разочарование собой, одолеваемой глупыми ожиданиями и надеждой. Однако этого не произошло. Поттер, напротив, сделал шаг ближе к ней. — Я не стану штрафовать тебя, Пэнси… И от этих слов ей стало ещё лучше и хуже одновременно. Пэнси. Он назвал её по имени. Вот так просто… Она сжала пальцами сигаретный фильтр — так сильно, как если бы пыталась утихомирить рукой своё беспокойно бьющееся сердце. Хорошо, что он не мог это видеть. — Вот как, — ухмыльнулась она, и повернулась снова в его сторону. — Уж не жалость ли тому причиной? — Она опёрлась задом о подоконник. — Если да, то попрошу немедленно оставить эту затею. Пожалуйста. И прости меня за то, что вывалила на тебя кучу ненужного… …дерьма. Она проглотила последнее слово вместе с дымом, увела взгляд, выпустила сизое облачко в серость окна. В носу неприятно щекотнуло, как будто она была в этот миг маленькой обиженной девочкой, и потому пришлось снова широко улыбнуться. — Это не жалость, — снова заговорил Поттер. Тихим голосом. — Я… много думал об этом, и пока не знаю точно, что сказать тебе. Но это точно не она. Я не могу объяснить… Мерлин. Он такой хороший. Честный, верный и добрый, даже несмотря на все свои раны. Он заслуживает тепла и уюта, очага, любящую девушку рука об руку рядом с собой. Такую как Джинни или кто-то ещё, кто точно не Пэнси Паркинсон — сирота при живущих родителях. Цветочек без лепестков. Девушка с прочной скорлупкой, отшлифованной до блеска, украшенной, привлекающей взгляд, но хранящей внутри множество монстров. Это должна быть точно не Пэнси, которая сейчас едва держалась, чтобы не затрепетать. Она ненавидела мужчин и одновременно обожала их за то, что в момент доверия она могла чувствовать себя по-настоящему слабой, нежной и ласковой — такой, какой и положено быть женщине. А сейчас, рядом с этим парнем, Пэнси и вовсе чувствовала, что способна пойти дальше. Она способна раскинуть руки и шагнуть в свою пропасть. Чтобы быть пойманной. Она покачала головой, будто отмахиваясь от иллюзий. Не заметила, в какой именно момент улыбка слетела с её губ. Защитник, защитник, защитник. Жаль, что не мой! Она сходит с ума, кажется, все эти дни, после того, как кто-то взял и проломил её красивую скорлупу, оставив обнажённой как никогда раньше. Кто это сделал? Грейнджер своим испытанием? Макгонагалл? Поттер — тем, что решил выразить своё восхищение дурацкой розовой сакурой? Бабуля глубоко в памяти? Или это сделала сама Пэнси? Поклявшаяся себе однажды, что никогда, ни под каким видом, не потеряет лицо? Она ничего не знала. Просто смотрела в глаза человека напротив, молясь про себя, чтобы он не ушёл прямо сейчас. Потому что ей, никогда не ведавшей, что такое настоящая интимность между людьми, вдруг показалось, что это и есть она. Просто молчать. Просто быть. Как с Драко в их дружеские лениво-диванные минуты, но глубже, мощнее, по-настоящему захватывающе. — Тогда… — нарушила она тишину мягким шёпотом. Голова сама склонилась набок. — Быть может, покуришь вместе со мной? Он закрыл глаза на пару мгновений. Пэнси увидела, как затрепетали его веки в момент глубокого вдоха — это заворожило её неведомым образом. Всего на секунду, по истечению которой он поднял свой твёрдый взгляд и сказал: — Не сегодня. И ушёл, кивнув коротко. Оставив Пэнси безнаказанной в компании серости камня, дыма и ненастного дня. Но она улыбнулась от радости. Откинула расслабленно голову, прислонив к раме. Потому что «Не сегодня» не значило «нет».