~ Грейнджер ~
Что-то будет. Сомнений уже давно не осталось, что такова тенденция последнего учебного года Гермионы Грейнджер, но… не каждый же день! Значок старосты задрожал, возвестив об опасности, и Гермиона готова была поклясться, что за секунду до этого почувствовала сама. Гарри. Гарри. И ещё раз Гарри. Нельзя было бросать его! Нельзя было верить в то, что он идёт на поправку! Они поговорили очень коротко о произошедшем — о его попытке соблазнить Лайзу Турпин и о том, чем всё закончилось. Вернее, он сам сказал всё, как есть. Гарри был выжат, и Гермиона не стала его мучить — тем более, что она мельком увидела Джинни в тот вечер и догадалась об окончательном расколе их отношений. Так почему не подумала, что он снова подсядет? Почему?! И вот в очередной раз она на метле — сама не своя. Староста Гриффиндора Найджел Уолперт настиг её в коридоре, и Гермиона, не колеблясь ни секунды, отправилась вместе с ним на поле для квиддича. — Гарри, — вырвалось из груди жалобно, когда она увидела друга на земле без сознания. Нельзя не признать, что ей было страшно, пока метла предательски медленно снижалась и Гермиона вглядывалась сквозь толпу вокруг, чтобы понять, жив он или же… И ещё раз — Господи… В тот миг, когда ноги коснулись земли, мадам Помфри уже успела наложить диагностику. Гермиона по-настоящему выдохнула, когда красная жилка на светящейся диаграмме указала на бьющийся пульс. Далее хлопок аппарции — резкий и мощный настолько, что, кажется, повредил барабанную перепонку — вывел её из оцепенения. Гермиона помрачнела ещё больше. Да, директор, получите очередные волнения. — Мерлин, — взмолилась Макгонагалл и, не успев спросить Помфри о состоянии Гарри, получила ответ. — Живой, но без сознания. Травм нет. Я пока не могу понять, от чего именно. — Он потерял сознание на высоте, — сказала на это Джинни. — Он… что-то увидел. Гермиона едва заметно покачала головой. Это было плохо. Это значило… или снова наркотик, или ещё хуже — внезапную галлюцинацию, как следствие. Помоги им всем, Годрик! — Я была с ним там, в воздухе, — продолжала Джинни. — Он замер, сидя на метле очень высоко в воздухе, смотрел на Хогвартс. Потом он спросил меня вижу ли я то же, что и он. Хотя… там не было ничего особенного, просто панорама замка. Но он увидел что-то, что его по-настоящему напугало. Нет, это не плохо. Это очень плохо. Помфри молчала, потому что её методы пробудить Гарри не работали. Она использовала бодроперцовое, Анапнео и ещё какие-то неизвестные заклинания. Накинула новую диагностику, и вокруг головы Гарри вспыхнуло похожее на нимб сияние. Первая мысль была — срочно в Мунго! И там выяснится всё. Гермиона была бы рада, если бы её другу оказали профессиональную помощь, но мысль о том, что вожделенная карьера аврора закончится, так и не начавшись, из-за наркоты, больно кольнула… Гермиона вздрогнула. Господи! — в очередной раз. Это будет для него настоящим ударом! А ещё был Джордж, «подаривший» Гарри тот жуткий кристалл… Гермиона планировала осторожно поговорить с ним о его увлечении на предстоящих зимних каникулах, однако расследование со стороны могло выявить причину менее деликатно, и… семья Уизли так же пострадала бы. Гермиона не знала, как быть. Открыть рот и попытаться отговорить директора и главного целителя от квалифицированной помощи лучшему другу? Да она будет немедленно объявлена врагом народа или ещё хуже — последует за ним в Мунго. Только в психиатрическое отделение. Навечно. Мадам Помфри тем временем уже переложила Гарри на специальные носилки, которые были призваны доставить его в больничное крыло по воздуху. — Я немедленно свяжусь со Страут, — заключила целительница, глядя на Макгонагалл. — Мистера Поттера должны осмотреть другие целители, потому что… — Печать, — послышался за спиной знакомый женский голос, и Гермиона обернулась на Пэнси Паркинсон, возникшую, казалось, из ниоткуда. Все, разумеется, посмотрели на неё в тот же миг. — У него была печать между бровей, — она показала пальцем, где именно. — Я увидела её сегодня. Случайно. Сначала подумала, что мне показалось, но нет. Она была бледной, как будто её эффект исчезал, и… Уголки губ Пэнси были едва уловимо приподняты, однако в глазах не было ни тени радости. Макгонагалл мгновенно побледнела как полотно, посмотрела озадаченно на Гарри, потом на Помфри, которую тут же взяла на запястье, будто в попытке остановить. Помощники целительницы тем временем осторожно поднялись вверх вместе с пострадавшим. Помфри и Макгонагалл аппарировли в больничное крыло мгновением позже. А Гермиона нашла глазами Джинни, которая буквально с полуслова поняла её и предоставила место рядом с собой на метле — чтобы отправиться следом.~~~
Если вытянуть руку перед собой, а потом со всего размаху хлопнуть себя по лбу — это будет в тему. Потому что Гермиона выдала нечто из категории, именуемой «беспредельная дерзость». Она дождалась, пока Макгонагалл уйдёт, и узнав, что Гарри всё-таки останется в местном лазарете, навязала мадам Помфри приватный разговор — сообщить о зельях, которые она давала ему, и попытаться объяснить, что за жёлтый дым видели тогда её полу-зарёванные глаза. Естественно, ей так же было необходимо вымолить ещё и пощаду у главной целительницы Хогвартс, чтобы та ничего не рассказывала не только внешнему миру, но и директору школы. Гермиона почувствовала в себе необычайный прилив сил и даже готова была упасть в ноги мадам, чтобы та сжалилась над Гарри и над ней самой за самодеятельность. Это было по-настоящему нагло. И на удивление, у неё получилось. Даже не пришлось задействовать арсенал из особо сложных и красноречивых логических конструкций, которые успел быстренько насочинять её мозг. Всё было подано под правдивым соусом заботы о друге, директоре и всеобщем спокойствии и проглочено главной целительницей без ухищрений. Гермиона вышла за дверь больничного крыла и какое-то время не могла двигаться. Простояла там, прислонившись к стене и думая: а что это такое сейчас было? Они с Гарри и Роном конечно неоднократно нарушали школьные правила и увиливали от администрации, но как-то слишком тихо было сработано на этот раз. Подумав о другом тихом — о месте, куда ей предстояло идти прямо сейчас — Гермиона невольно приплюсовала к нему ещё твёрдое и скользкое. Первым был собранный в загадочные камни седиментум их с Малфоем курсового зелья, а вторым — сам Малфой. Вздохнув о том, что библиотечное время было потрачено на спонтанные волнения, которые однако принесли небольшую, но качественную победу, она отправилась в класс вполне бодрым шагом.~~~
Белобрысый сукин сын обнаружился на рабочем месте. Не сказал ни слова, когда она появилась — как собственно и сама Гермиона: это было бы тупо, учитывая, что она желала всем доброго утра за завтраком и видела его на занятиях. Мельком. Малфой был самим спокойствием. В привычно безупречно-чёрной рубашке выходного дня с закатанными рукавами и расстёгнутой верхней пуговицей, которая намекнула на то, что сегодня прикрываться ему не было нужды. Далее, чтобы не ловить себя в очередной раз за ненужным созерцанием его внешности, Гермиона опустила взгляд на поднос перед ним и… приоткрыла почему-то уже распахнутый рот ещё больше. А ведь сработало! Она едва не вытаращила глаза, когда увидела, насколько хитрое заклинание Малфоя облегчило им жизнь — проклятые хлопья и правда склеились в крупные кристаллы, а настой имел очень правильный оттенок и приятную глазу прозрачность. — Впечатляет? — подал, наконец, голос Малфой и, не поднимая своего взгляда, извлёк из котла последний камень. Весьма. Но говорить об этом вслух ей не хотелось — Гермионе закономерно было обидно за то, что она не знала такого заклятия. Далее, подумав о том, что своей уловкой и показной невозмутимостью Малфой просто тонко издевался над ней, демонстрируя своё превосходство, она начала уже злиться. Глаза свои якобы честные опустил, весь такой прилежный, хороший, тактично напрашивается на комплименты, а она молчит, не в силах выдавить из себя ни слова. Нет, так не пойдёт. — Знаешь, — начала Гермиона и тут же поняла, что слов в ней накопилось на целую тираду. — Поскольку у нас парное задание и никому не нужны проблемы, то, думаю, всё-таки следует пояснить, что здесь и сейчас различий между нами не существует. Мы равны по силе и, да, спасибо, печальным военным событиям, теперь ещё и социально. Так что не вздумай впредь предпринимать каких-либо самостоятельных решений без предупреждения. — Малфой наконец снизошёл и взглянул на неё, и она добавила невольно: — И тем более не вздумай смотреть на меня вот так самодовольно, сверху вниз. — Ну… я выше тебя, — пожал он плечами. — Это нельзя отменить. — Не имеет значения, — упрямо настояла на своём Гермиона. — При разных исходных данных мы равнозначимы. Вот что я имела ввиду. Его губы дрогнули, и это совершенно точно была мастерски сдерживаемая улыбка. Это натолкнуло Гермиону на стихийное вываливание научных фактов, которые он явно не знал. — Если ты не в курсе основ человеческой генетики, то объясню коротко. Я, как представитель женского пола — стабильный икс, ты же — подвижный игрек. И то и другое одинаково важно для эволюции. Хотя бы потому что цифры не врут. У человека сорок шесть хромосом. Двадцать три — от отца, и ровно столько же от матери. Цифры от самой природы: двадцать три равно двадцати трём. Всё идеально. Малфой взял большой пинцет в руку и аккуратно поднял кристалл к носу, чтобы рассмотреть его поближе. — Интересно, — пробубнил он, — подвижный игрек традиционно рисковал жизнью, добывая мамонта, пока стабильный икс грел свой зад в пещере. Гермиона даже слегка опешила от того, что Малфой был в курсе настолько далёкой истории древнего мира. Однако решила не показывать этого и неожиданно для самой себя рассмеялась: — Мамонта валить? Нежными белыми пальчиками в перстнях? Это смешно Малфой! Но я бы на это посмотрела. Он оторвал свой взгляд от камня, и посмотрел на неё с дурацкой ухмылочкой. — Ну, это тоже природа! На павлинов посмотри хотя бы. Самец прекрасен, а самка — обычная ку… Он замолк резко, потому как Гермиона мгновенно приняла закрытую позу и подняла выше подбородок. На самом деле это было неплохо, что он проявлял инициативу и исправно трудился, однако существовало одно «но», которое её совсем не устраивало: его неспособность молча с ней согласиться. Да, Гермиона чувствовала себя глупой, не ведая, что там ещё в его голове. Поэтому рука открыла сумку, вытащила из неё аккуратно сложенный пергамент и не менее аккуратно развернула его. — Я переписала план действий, добавив даты, время и исправив некоторые пункты, потому что нашла варианты, как оптимизировать работу ещё больше. Прошу вашу сияющую павлинью милость изучить и внести коррективы или же сразу одобрить в письменном виде. Малфой улыбнулся. Нормально, да? Она говорит о деле, а ему смешно. Эта тенденция по названиям «улыбающийся Малфой» хуже в разы! Его рука с волшебной палочкой неспешно сдвинулась вверх, пергамент тут же выплыл из её ладоней, отлевитировав чуть в сторону, и после — прикосновение печатки на указательном пальце Малфоя оставило на бумаге уже знакомый светящийся герб. И всё, всё это время он смотрел ей в глаза, не отрываясь. — Готово, госпожа, — ответил он тихо всё с той же улыбкой. — Ты даже не читал, — прошипела Гермиона. — Уверен, там всё идеально, — ответил он тут же, чему, разумеется, нельзя было верить. Гермиона озвучила бы это, но на её руку, которая всё так же оставалась поднятой, легли его тёплые пальцы — и не просто по-приятельски, а деликатно, чёрт возьми. Слишком интимно. — Что ты делаешь? — спросила она не своим голосом, когда его ладонь изобразила недвусмысленное мягкое поглаживание, словно её онемевшая от шока рука была кошкой. — Ммм, это тоже природа, прости, — ответил он невозмутимо. — Вынуждаешь своим поведением. Доказать тебе кое-что… Гермиона была не в силах пошевелиться. Пульс забился прямиком в горле. — Ты ничего не… Она замолкла, когда его пальцы заставили её ладошку раскрыться и после раздвинули её пальцы, прошлись между ними, приятно помассировав. Вызвав ещё бо́льший ступор и идиотские позывы её идиотского тела. Господи, как же прекрасно, что она не стала надевать найденное кольцо и оставила его в своей прикроватной тумбе. — Разве плохо, что волей эволюции моя кожа не так груба, как у первобытных самцов человека? — Но… Неее. — Разве плохо, что твой командный тон сразу утих и твоё буйство теперь больше соответствует твоим физическим данным. — Он коротко облизнул губы, и Гермиона сделала шумный вдох против воли. — Запомни, я наглый подвижный игрек. Ты нежный икс, который принимает мою волю. Природа и правда мудра, потому что всех всё устраивает. А ведь изначально она завела речь совсем о другом — не подумала, что он привычно вывернет всё в свою пользу. Вот так вывернет, чёрт возьми. — Я пошутила вчера, Малфой, — ответила Гермиона, и его рука замерла, по-прежнему соединённая с её. — Ты решил смутить меня, я просто ответила тем же… — Конечно, — медленно кивнул он. — Мы и сейчас просто шутим. Гермиона оскалилась. — Нравится изводить себя, да? Ты попросил меня не дразнить, но сам… На это он поднёс её руку к своему рту и выдохнул: — Мне можно. Что? Он невыносим! Особенно вот в этом касании губами — вместо традиционного светского поцелуя ладони — обхватил так деликатно костяшки её согнутых указательного и среднего пальцев, что Гермиона готова была умереть. — Потому что я сведущ в понятии границ дозволенного, — продолжал он шёпотом, легко целуя её обезумевшие от ощущений фаланги. — Я видишь ли, дрессирован получше. Считай, что ты моя маленькая услада, которую я не получу по-настоящему, ограничившись, как истинный джентльмен, лишь игрой. Прости, но для змеи в тебе слишком много углов и острот. Будет неплохо, если ты поучишься подобающему женскому поведению, а я развлекусь. Обоюдная выгода. Гермиона улыбнулась шире. Тот факт, что Малфой нагло проигнорировал её речь о равенстве, почему-то отодвинулся в сторону и ничуть не задевал. — Мне нравится, как некоторые люди мнят о себе. Просто невероятно. Ты можешь ничего из себя не представлять, но… ври с непробиваемым лицом, делай вид, что являешься бо́льшим, чем на самом деле. Например… — она плавно высвободила свою руку из "плена" и медленно двинулась по кругу, — скажем, ты можешь быть просто неопытным девственником, но при этом строить из себя античное божество. Я правда в восхищении, Малфой. Браво. — Оу… — он приосанился, чуть приподняв брови. — Репутация бежит впереди, я смотрю, и ты присоединилась к моим друзьям. — Он покачал головой, уведя взгляд на секунду. — Да ради Салазара. Не буду спорить. Хотя бы потому что это не стыдно. И ничуть не мешает. Нет, увы, он не выглядел обескураженным. И Гермиона, почувствовав, как её, словно сиропом, залило коварство, шагнула назад. — Есть ещё одна вещь, которую я для себя уяснила, будучи слизеринкой… Игра хороша, если играешь ты сам, а не кто-то с тобой. Поэтому… Гермиона Грейнджер против односторонности! И затаится на какое-то время. Будь готов, мерзавец! К ответу! Она не стала говорить этого. Просто склонила голову набок, медленно отдаляясь, и, обнаружив в своём голосе мёд, изрекла: — По одобренному вами расписанию, мы увидимся здесь через неделю. До встречи, сэр.~~~
Первую половину воскресенья, так же благоволящего погодой, как и вчера, Гермиона решила посвятить общению с Джинни. Она даже встала пораньше, решительно собралась, отложив все остальные дела. Карта Мародёров показала подругу, выходящую за пределы замка — пришлось буквально бежать за ней и догнать только на мосту. — Джинни, — окликнула её Гермиона, и рыжеволосая голова нехотя повернулась. — Я собираюсь в Хогсмид, — спокойно констатировала Джинни. — Предположительно, одна. Возможно выпью. Так же одна. — Дальше она взглянула в сторону и, когда Гермиона уже решила, что будет цинично отшита, продолжила: — Но при участии второго лица из числа близких этот план звучит ещё лучше… Она улыбнулась коротко и вымученно — буквально на долю секунды, и кивнув, Гермиона немедленно присоединилась к ней. Они молчали всю дорогу. Гермиона не знала, как начать разговор, и только после того, как обе уселись за дальний столик «Трёх метёл» и получили по кружечке сливочного пива, Гермиона дотянулась до сложенных в замок рук Джинни и произнесла: — Мне очень жаль… Джинни усмехнулась и посмотрела в окно. Промолчала так, наверно, минуту. — Как-то раз я застала Гарри полностью обнажённым в своей комнате дома, в Норе. Он танцевал. Я подумала, что это забавно. Всё свелось в шутку и обернулось, прости за подробности, страстью. — Она закрыла глаза, выдохнула и снова посмотрела на Гермиону. — Я совсем дура, да? — Неправда, — быстро ответила та. — Он очень хорошо обвёл вокруг пальца нас всех. Это он всегда умел — скрывать то, что у него внутри. Джинни опустила взгляд и медленно провернула ладошками стоящую на столе кружку. — Ты знала про других девушек? — спросила она наконец. — Нет, только про… — Наркотики… — Джинни закрыла глаза, будто сдерживая веками слёзы. — Мерлин… Если он всё-таки попадёт в Мунго, то… — Она покачала головой и взяла в руку стакан. — Хорошо, что… Гермиона конечно же поняла, что Джинни имела ввиду. Непроизнесенное имя Пэнси Паркинсон повисло в воздухе вместе с молчанием. — Я думала отомстить ему, но потом решила, что это будет очень отстойно, — снова заговорила Джинни после нескольких глотков напитка. — Подставила бы себя, возможно, а ему тем временем наплевать. — Это не так! — не раздумывая, выпалила Гермиона. — Так! — кружка Джинни опустилась на столешницу с отчётливым стуком. — Не ври хотя бы себе… Я рада, что не сделала этого. Спасибо кое-кому пожалуй… — Кому? — спросила Гермиона, на ум которой отчего-то пришёл Блейз Забини. — Всё ей же. Веришь или нет, но она оказалась для меня целебным бальзамом. Сначала сделала больно, а потом зализала раны. — Джинни запустила в волосы пальцы. — Да, я про Паркинсон. Нихрена, я не знаю, как к ней относиться. Гермиона откинулась на спинку стула. — Никто этого не знает, Джинни. — Не верю, — на веснушчатом лице мелькнула усмешка. — Её приятели-слизеринцы хотя бы в курсе. — Она дёрнула бровями и снова подняла кружку. — Которые, к слову теперь твои приятели… — Глупости. — Рон сходит с ума, Гермиона, — ответила Джинни, стирая пальчиком пену с верхней губы. — Сейчас уже легче, но недавно он намеревался поднять меч и выйти на тропу войны. Ты бы знала об этом, если бы тебя это хоть сколько-нибудь интересовало… Это был укор? Гермиона развела в стороны руки, не зная точно, как реагировать. — Гарри говорил, что ему нравится воевать. Возможно, эта черта присуща не только ему… — Ты правда-правда так думаешь? — прищурилась Джинни. — Что дело только в Роне? — Не только. Есть ещё я, мой перевод на другой факультет и… Джинни резко затормозила её речь убийственным взглядом. Говорят боль от крушения иллюзий и последующего прозрения может резко перевести человека на новую ступень развития. Возможно, Гермиона как раз наблюдала такое явление. — Сжалюсь над тобой и не стану называть эту фамилию, — чуть ухмыльнулась Уизли и посмотрела в свой стакан. — Непр… — Осторожно, Гермиона, — тихо проговорила Джинни, не поднимая своего взгляда, и сделала большой глоток. — Он… просто мой объект для изучения, — спокойно ответила Гермиона и погладила скрытое чарами кольцо, которое сегодня осмелилась оставить на пальце. — Можешь не верить, но это так. Ты моя маленькая услада, Грейнджер — шепнул внутренний голос. Этот голос… С лица Гермионы мгновенно слетела защитная улыбка — Джинни это конечно заметила. Гермионе пришлось последовать её примеру и срочно пригубить пива. Вернее выпить добрую половину своей небольшой кружки. Закрыв глаза… потому что воспоминания о собственных недавних «свершениях» выписали ей подзатыльник. Это было уже далеко за рамками. Она просто сорвалась вчера и полетела с обрыва, чувствуя воображаемое ускорение буквально всем своим телом. Просто поразглядывала кольцо перед сном, валяясь в одинокой постели. Просто, мать его. Но не просто… Рука сама легла между ног, и после, поняв, что тонкая ткань слишком лишняя, Гермиона почти агрессивно скинула бельё и расставила ноги… Она никогда не представляла в такие моменты никого конкретного. НИКОГДА! Но чёрт, чёрт… Это настигло её, как непрошеная и жестокая горная лавина — Гермиона уже не отмахивалась от назойливого фантома и не убеждала себя, что это просто «собирательный образ» и «накопленные бессознательные ощущения, невольно полученные от окружения». Она утопла и растворилась в какой-то вязкой жиже признав, что Драко Малфой реален. Он, сука, реален. Сейчас. Под кожей! Точёный, обманчиво светлый, с мягкими длинными пальцами, со своим тонким запахом. С этим чудовищно-вкрадчивым голосом, способным так же звучать и капризно, но при этом настолько органично, что это выводило её из себя. И да, с этими губами. Они были наглыми и сладкими, и плевать даже, что он никогда не занимался сексом. Хотя… Нет, не плевать! Именно это будоражило спятившую старосту девочек больше всего. Прямо в тот миг Гермиона пнула ногой условную дверь в своём сознании, которая до этого была лишь приоткрыта и скрывала основную картинку. И она, эта картинка, оказалась слишком красочной, слишком трепещущей, чтобы суметь сдержать стон. Она знала, видела своими глазами, каким уязвимым и трогательным бывает мужчина, когда объят блаженством и возбуждением и находится в женской власти. Как это было бы с Драко? Срыв запрета. Новизна одного из самых больших человеческих удовольствий. Падение всех искусственных личин — только чистый он. Настоящий. Живой. Умный. Гибкий. Затраханный долгом. С властью, вшитой в само его существо. Не щекотать спящего дракона? Да к гоблинам! Она сбежала на нём, грабанув Гринготтс, который считался поистине неприступным. И она хотела бы — да! — хотела бы полетать так ещё раз. Ох, как чудесно оборвались бы все истончённые ниточки, на которых он сдерживал разозлённую и голодную мужскую природу. Как бы он взял её, сгребая, как и тогда, лапая — пусть неумело, но неподдельно. Дрожа, входя в женское тело впервые. В её тело, точнее — медленно. Боже… Воображая всё это, Гермиона безостановочно трогала себя — иначе, чем раньше. Гладила руками голые ягодицы, бёдра, живот — не спешила покончить с разрядкой. Она изводилась, намеренно оттягивая момент касания свербящего клитора, чтобы дать мозгу перевоображать всё, что хотелось… Чтобы представить, как она бьётся в объятиях и поцелуях под назойливый бубнёж «нельзя-нельзя-нельзя», и потом вдруг резко становится можно, и её рука, что только что неистово наглаживала дорогущую ткань натянутых брюк, внезапно больше не чувствует преграды. Она решила не ограничиваться простым трением, хотя, в тот миг, когда она коснулась своего «центра», она была слишком готова к оргазму, и хватило бы пары-тройки выверенных движений — но нет! Она изловчилась, введя в себя сразу два пальца. Потому что ей было слишком пусто. Она отчаянно хотела ощутить в себе член — горячий, твёрдый, с перенапряжёнными нервными окончаниями. Конкретный член, и не важно абсолютно, какой он в реальности — всё там было прекрасно по умолчанию. И воображаемый момент, когда она овладевала им сверху, был прекрасен не меньше. В комнате раздался всхлип. Потому что внутри всё непростительно сладко сжалось. Скольких бы фрикций ему хватило до пика? Наверно столько же, сколько и ей поступательных движений пальцами в тот самый миг — то есть всего пара. Гермиона распахнула рот, надавив на клитор и толкнувшись настолько глубоко, насколько ей позволила рука, и почувствовала пульсацию и сильный нагрев. И ещё раз — тот самый, когда сдерживать напряжение уже не было сил — и закричала, чувствуя как внутренние стенки буквально сошли с ума, сжимаясь, дрожа и горя адским пламенем. Или это было то самое кольцо, по иронии попавшее внутрь? Она так и не распознала, от чего кончила так болезненно-сильно. Потому что тут же разомлела и готова была, кажется, впитаться в свои зелёные простыни. Веки будто кто-то прижал сверху с того момента, как она проникла в своё тело, и больше не поднимались. Она блаженно улыбнулась, переваливаясь на живот. О существовании палочки и очищающего было напрочь забыто. Ей было хо-ро-шо — впервые за долгое время. Настолько, что она даже не подумала о том, почувствовал ли хозяин кольца что-либо в этот миг или же нет. Гермиона отняла наконец стакан от своего рта, и деликатно слизнув с верхней губы пену, спокойно произнесла: — Всё будет отлично. Я осторожна.