Сердечная недостаточность

Я теряю самообладание — это моя любимая ошибка. (I'm yours sped up — Isabel Larosa)

Она никогда не курила. Никогда не пила. Не ела вредной пищи и ложилась спать не позднее двенадцати часов. Ведь того требовали родители. Того требовал спорт. И этого же требовали ее безупречные оценки. А чего требовала ее душа? Микаса не знала сама. Да ее и не спрашивали. У нее было все. Все, что было ей безразлично. Ее комната была сплошь и полностью украшена золотыми медалями и грамотами, исписанными красивыми словами о том, какая она талантливая, сильная, умная… но ей было тошно от всех этих слов. Ведь на самом деле ей не хотелось быть ни сильной, ни талантливой, ни умной. Она мечтала быть понятой. Хотя бы кем-то. И почему в ту ночь она решила, что незнакомый парень, повесивший на ее шее чей-то красный шарф, смог бы понять ее? А может, его убитые, бирюзовые глаза натолкнули ее на такую мысль? Ведь в них читалась та же усталость, что и в ее собственных. Они похожи. В этом не было сомнений. Поэтому Микаса ждала, когда же они встретятся вновь. Ждала его как спасения. И была уверена, если повяжет этот красный шарф на шее, он точно найдет ее. И точно спасет от порочного круга, в котором она застряла. Так и случилось. Он нашел ее. Но пока не спас. Зато у него при первой же встрече получилось повесить на ее лицо искреннюю улыбку, которой там отродясь не было. Так они общались уже несколько недель. Эрен постоянно старался делать ей подарки, ведь так всегда советовала ему Карла, а Микаса лишь настаивала, что это лишнее, но все равно не отказывалась от хоть и скромного, но приятного презента. От Йегера было приятно получать все. В нем чувствовалась несвойственная для других, приятная лёгкость. Искренность. В каждом его слове и в каждом движении, сделанном с особой осторожностью, чтобы ни напугать, ни напрячь, не испортить момент. Он был с ней настолько мил и нежен, что Микаса ни разу не пожалела, что прошлась тогда тем переулком и оставила шлейф свежих духов после себя. — Я правда пахну морем? — удивленно переспросила она, когда Эрен на их очередной прогулке случайно ляпнул это замечание. Как же он мило тогда покраснел. Как мило улыбнулся. Пробубнил: — Ну… я не был на море, но, уверен, оно пахнет точно так же прекрасно, как твои духи. Наверное, лучше комплимента ей не делали еще никогда. И это лишь верхушка айсберга. Эрен говорил вещи и приятнее, неловко отводя взгляд, а потом отнекиваясь, что не говорил этого. С ним гулять по морозным улицам было само удовольствие. — Ты никогда не был на море? — переспросила Микаса, сразу после комплимента. Зря. Она поняла это уже по опечаленному взгляду Йегера, что был устремлен уже не на нее, а словно в пустоту. — Нет. Отец всегда был слишком занят, чтобы возить нас с мамой куда-нибудь. Она тоже… никогда не видела моря. И уже не увидит. У Микасы в горле встал комок. Не нужно было спрашивать. И в тишине засыпанного снегом сквера она с болью в сердце все крепче и крепче понимала: Она задела его рану. — Прости… — ей хотелось отвлечь его от этой разъедающей изнутри боли. Сделать что-то. Вернуть его потухшим, бирюзовым глазам недавнее сияние. И она просто схватила его за руки и поднесла их к своему лицу. Выдыхая на них густой пар изо рта. Согревая. Все, что она могла сделать. Все, что могла сказать. — Эрен! У тебя теперь есть я! Ты больше не один! С ветвей дерева вспорхнула маленькая птица. И на них посыпалась россыпь мелкого, прохладного снега. Одна снежинка застыла прямо на ее длинных ресницах, из-под которых смотрела подтаявшая «сталь». Его тронуло до глубины души. Настолько, что собственные глаза вспыхнули теплом. Стали светлыми. Словно небесная гладь. Он улыбнулся. Прижался своим лбом к ее и крепко стиснул ее хрупкие, но такие сильные ладони. Шепнул. Почти любовно. С нежностью. И лаской. На которую только был способен. Чтобы слышала только она. — Да. И ты тоже. Она бы хотела простоять так вечность. Чувствуя запретный запах никотина и такое манящее тепло, к которому хотелось прижаться всем своим телом и раствориться в нем без остатка. Несмотря на то, что на улице был мороз, рядом с Эреном ей было почти горячо. Особенно, когда его чуть шершавые губы нашли ее уста. И сплелись с ними в поцелуе. Чувственном. Неспешном. И просто незабываемом. Это был ее первый поцелуй. И он был так неприятно испорчен звонком ее телефона. Как бы не хотелось, но пришлось отстраниться и с извинением взять трубку. Ведь звонок от матери. Наверное, это важно. В трубку Микасе действительно достаточно долго тараторили что-то срочное. Эрен не подслушивал, но стоял напротив и смотрел на нее, соглашающуюся со всем до самого конца. Он видел. Читал по ее лицу. Она не хочет того, на что соглашается. Что бы ей не предлагали. Что бы не говорили. В ее глазах отражалось безразличие и усталость. — Мне нужно домой. — сбросив трубку, тяжело вздыхает она. И опускает взгляд. Уголки губ тоже изогнулись, но уже в противоположную сторону. — Родителям позвонили со школы. Я получила двойку. Эрен знал, что она еще учится в школе. И его это ни капли не смущало. Она совершеннолетняя. Взрослая девушка. И сама решает, чего хочет. И то, как родители опекали ее, было совершенно неправильно. Так он считал. — И сейчас тебя будут ругать, да? — Нет. Но меня больше не пустят гулять и заставят сидеть дома за уроками. Типичное наказание. Эрен больше не удивлялся, почему она показалась ему такой знакомой. Он тоже прошел сквозь этот путь. Они действительно похожи. Они оба борются за свои желания. Планы. За свой выбор. Идут против течения. Микаса лишь ждала того, кто пойдет с ней вместе. Ждала того, кто поддержит. Кто спасет ее. — Если хочешь, давай убежим? Глаза в глаза. Секунда. Минута. Молчание. Микаса колеблется, не моргая. А Эрен серьезен, как никогда, хоть и знает… это не закончится ничем хорошим. — Хочешь, я покажу тебе свободу? Его свобода хрупка, подобно хрусталю. Она точно разобьется в дребезги, с болью вопьется в его молодую кожу, стоит кому-нибудь прикоснуться к ней, нарушить. Но пока Эрен сохраняет мнимое равновесие, пока держит все в своих руках, это все неважно. Даже, если эта свобода кратковременна, он готов сполна насладиться этим маленьким промежутком вместе с ней. С Микасой. С той единственной, что готова поделить эту свободу с ним пополам. — Хочу! И она потянулась за ним. Доверилась его свободе. В этот раз действительно так беспечно, легкомысленно, наивно. Сбежала. Словно Диснеевская принцесса. Но с Эреном ей было настолько хорошо, спокойно и комфортно, что ее уже не волновало, что знакомы они всего две недели. Как не волновало и то, что ее будут искать. Она отключила свой телефон, а после и вовсе выбросила его в слегка подтаявший пруд. С этим гаджетом утонула вдруг вся горечь падшего на ее плечи груза. Она свободна. Микаса ощущала это в полной мере каждый раз, когда они творили то, о чем она и мечтать раньше не могла. Есть мороженое. Да еще и зимой. Это же сумасшествие! Как и не спать всю ночь, лежа на снегу и рассматривая звездные лучи на небосводе. Эрен рассказывал о своем друге, Армине, который учит астрологию, и научил его выискивать созвездия. Тыкал пальцем в небо, соединяя точки, вырисовывая фигуры. Микаса с замиранием сердца и улыбкой наблюдала за этим. Вот она, свобода. Свобода целоваться целый день напролет, лежа в одной кровати. В старой, потрепанной, но зато своей комнате. Куда не ворвутся без стука родители. Не отругают за бардак и безделье. Свобода мечтать и фантазировать, находясь в чьих-то теплых объятиях и быть понятой, принятой и любимой. Вот чего она хотела больше всего. И Эрен давал ей все. Он научил ее курить, лишь, чтобы срывать дым прямо с ее губ. Научил ее целоваться и не бояться своих желаний. Не развратил. Раскрыл ее. И то, как он был нежен с ней в первый раз, было не описать словами. Еще ни с одной девушкой он не был так ласков, как с ней. Ни разу еще не растягивал прелюдии так на долго. Ни с одной не снимал одежду с таким видом, будто распечатывал самый ценный в мире артефакт. Еще и по миллион раз переспрашивал, точно ли она этого хочет. Микаса лишь несмело отвечала. Она хотела. Очень хотела. Но было видно, как она сомневалась. И именно это заставляло Эрена шептать все эти глупые нежности, ласкать руками и губами все ее невообразимо прекрасное, разгоряченное тело. Открытое для него. И только для него. — Не бойся. Слышишь? Я не сделаю тебе больно, — даже в самый ответственный момент Эрен шептал ей успокаивающие слова. Обещания. Которые действительно выполнил. Он сделал все настолько аккуратно, что не то что боли, даже дискомфорта не было. — Что ты чувствуешь? — спрашивал тогда напряжённо он. Микаса только улыбалась, убирая с его влажного лба прилипшие волосы: — Я чувствую тебя. В ту ночь они не могли насытиться друг другом. Упивались губами, стонами, что срывались в унисон. И совсем не обращали внимания на звон ложки, стучащей по батареи. Соседи точно возненавидят Йегера и пожалуются на него владельцу дома, но в тот момент, пока он занимался любовью с Микасой, ему было абсолютно все равно на это. Пусть его выставят за дверь хоть завтра. Уже под утро, уставшие и счастливые, они лежали друг напротив друга и просто смотрели. Как никто, никогда не смотрел друг на друга. С обожанием, восторгом. Эрен касался ее щеки. Улыбался. Наматывал коротку прядку на палец и приговаривал: — Как же ты все-таки прекрасна. Это было очень похоже на сказку. Жаль, что сказки длятся не долго.