Самозваные святые

Большую часть времени Лукреция проводит в саду, чем вызывает раздражение у Рамона, настолько сильное, что за ужином ему теперь прислуживают культисты. Экскурсовода, который повел Лукрецию и ее друзей по новому экстремальному маршруту, среди свитских Салазара больше нет, о чем Сера не жалеет. Может, парень и не знал, что это за деревня, но по его вине многое случилось. Биолог не мог пустить ему пулю в лоб, однако превышение дозы экспериментального препарата можно счесть случайностью. Ганадо умер ради науки так же, как друзья Лукреции умерли ради чужой веры; когда Луис сказал девушке, что его больше нет, Лукреция улыбнулась одними глазами, черными, лукавыми, как у беса. — Удивительно, что вы потворствуете прихотям Лукреции, синьор Сера, — Рамон запивает сырую говяжью печень красным вином, — от нее же теперь постоянно воняет землей. Как от… дешевой фермерши! Это не годится, никуда не годится для девушки из замка Салазаров. Когда она вам надоест, придется снова заняться ее воспитанием. — С чего бы ей мне надоесть? — хмурится Луис; вино он не пьет, оправдывая себя тем, что ему нужен ясный ум для работы, и биологу приносят воду со стойким привкусом грязного тряпья. — Лукреция, безусловно, мила, но она, — Рамон прищелкивает языком, — рано или поздно приестся как вам, так и мне. Юным девушкам позволены некоторые вольности, однако ее первостепенная задача — быть полезной Владыке Саддлеру и Лос Иллюминадос. — Она очень мне помогает, — возражает Луис, — значит, оказывает помощь и ордену. — Увы, вы, синьор, не часть нашей паствы. Даже не ходите на проповеди, чем огорчаете преподобного Мендеза, — Салазар сплетает пальцы под подбородком; огоньки свечей дрожат, отражаясь в его глазах. — Не желаете ли составить мне компанию на утренней службе? Владыке Саддлеру будет приятно, если вы решите приобщиться к нашей вере. — Почему бы и нет, — сухо отвечает Сера; отказываться неразумно, эти фанатики приходят в ярость от пренебрежения к их религии, а слишком быстрое согласие вызовет подозрения, ведь биолог набожностью не отличается. — Лукреция будет рада. Она говорила, как ей нравятся проповеди святого отца Мендеза. Слащавая улыбка Рамона сменяется глумливым оскалом. — Пусть для начала вымоется, как следует. Надеюсь, ей хватит ума не приходить с черными ногтями в святое место. — Господь любит всех: и грязных, и чистых, и праведников, и грешников, — замечает Луис не без насмешки; Салазар манерно кладет ладони на стол. — Да, в сердце Владыки Саддлера найдется место даже для самого заправского еретика, однако я не настолько мягкосердечен. Лукреции полагается блюсти свою честь, чтобы не опозорить дом Салазар, — Рамон повелительно щелкает пальцами, — окажите любезность, синьор, передайте юной леди, чтобы к завтрашней службе она надела голубое платье и покрыла волосы платком. — Без проблем, — их взаимная вежливость удушающая, как испарения над выгребной ямой; Луис старательно играет по правилам Саддлера, убеждая себя, что это его последняя партия. Краузер не торопит биолога, но Сера сам не хочет больше ждать. После проповеди он попросит встречи с Саддлером и попытается добраться до янтаря; в своей личной обители Озмунд хранит громадный пласт породы; когда заметят скол, Луис и Лукреция будут уже далеко.