Плюс один

Каждый раз, когда Кэйе казалось, будто он нагнул жизнь — жизнь нагибала его самого. Это было аксиомой и он злился на себя за то, что позволил себе на денёк об этом забыть. Уму непостижимо, как Кэйа посмел подумать, будто Дилюк ему перезвонит. Надо быть последним идиотом, чтобы в самом деле поверить в это. Да, ему вроде как понравилось, и что дальше? Он не обязан был перезванивать. У него таких дурачков, как Кэйа, небось уже с десяток. И вообще, может у него хобби такое — честных работяг трахать, а потом прокатывать и мысленно приговаривать, чтоб те своё место знали. Раскатал губу, мать его. Весна закончилась, и Нью-Йорк медленно превращался в горячую сковороду, на которой люди вот-вот готовы были зажариться до хрустящей корочки. Кэйа, вместе со своей малышнёй, успешно закончил учебный год и ушёл на заслуженный летний отдых. О том, что Дилюк (фу, даже мысленно произносить его имя противно!) не приснился Кэйе, напоминала только его резинка для волос на запястье, с которой почему-то не хотелось расставаться. Он не замечал, как теребил её, пока тупо пялился в окно бара и продолжал с мазохистским удовольствием обсасывать мысль о собственной наивности. — Эй, я с кем разговариваю? — Розария недовольно пощёлкала пальцами у него перед глазами. Кэйа перевёл на неё рассеянный взгляд и моргнул. За те десять с лишним лет их знакомства, она будто заморозилась во времени — ни капли не изменилась. Даже стиль остался таким же: колготки в сеточку, десятисантиметровые ботфорты, глубокое декольте, темно-вишнёвая помада и чёрные смоки-айс. Разве что с годами татуировок на её руках прибавилось и теперь то, что когда-то начиналось как парочка партаков, набитых швейной иглой, превратилось в полноценные рукава, стоимость которых уже наверняка перевалила за несколько тысяч долларов. — А? Я здесь. О чем ты спросила? — Кэйа виновато похлопал глазами. — Ты уже не первый раз куда-то отлетаешь. Что с тобой происходит? — Ничего. Просто немного нервничаю перед уик-эндом, вот и всё. — Ага. Всё думаешь о своём богаче? — Замолчи. Не хочу об этом говорить. Да-да, я придурок, мы все в курсе, закрыли тему. — Как скажешь. — Просто… — Кэйа принялся складывать журавлика из салфетки. — Просто это так тупо, понимаешь? Почему я вообще об этом переживаю? То есть, в теории, я понимаю, почему — после того-чье-имя-нельзя-называть я не то что на свидания не ходил, я избегал даже второй встречи с людьми, которые уже видели меня голым хоть раз. И тут я переступаю через себя и почему-то уверен, что он перезвонит, ведь я так охеренно его трахнул… а он просто… проигнорировал. Иногда у меня даже мелькает мысль «А может он умер и потому не написал?». — Всем бы твою самооценку, Кэйа, — Роза то ли закашлялась, то ли засмеялась. — Это всё, что ты можешь сказать? — недовольно сложил руки на груди Кэйа, откинувшись на спинку стула. — Смотря что ты хочешь услышать. — Утешь меня как-нибудь. Скажи что я клёвый, не знаю, — Кэйа уныло принялся сортировать арахис в глазури по цветам. — Ты самый большой засранец, которого я знаю… но я думаю, что этот парень просто придурок, раз упустил тебя. — Ты такая милая, когда захочешь, — растаял Кэйа и Розария фыркнула. Он хотел сказать что-то ещё, но его сбила с мысли словно из ниоткуда взявшаяся рядом девушка, которой по виду едва исполнилось двадцать один. Она была не так откровенно одета, как Розария, но макияж у них был очень похожий. Дрожащим голосом фанатка спросила: — Вы — Розария из «Тёмных сестёр»? — Ага, она самая. — Можно взять у вас автограф? — Розария кивнула и девушка принялась трясущимися руками рыться в своём рюкзаке в поисках ручки и бумаги. Кэйа прятал улыбку в стакане с пивом: в его голове крутилась тысяча подколов, которую ему не терпелось вывалить на Розу, но он стоически сдерживался, пока та подписывала рваную бумажку. С обратной стороны было напечатано нечто, подозрительно напоминающее тест с кучей красных пометок от преподавателя. Расписавшись, Розария на мгновение задумалась, а потом деловито приложила бумагу к накрашенным губам: — Держи, когда мы прославимся, продашь на Ибее. Девушка горячо поблагодарила и на прощание выдала: — Надеюсь, вы не прославитесь слишком сильно. Я хочу оставаться андеграунд! Лица Розарии и Кэйи на мгновение вытянулись и они громко заржали, заставив посетителей с соседних столиков возмущённо на них пялиться. — Дашь и мне автограф? Я тоже хочу разбогатеть! — издевательски осклабился Кэйа. — Мечтай, — хмыкнула Розария и Кэйа театрально схватился за сердце. — Я скучал, Роза. Напомни, когда ты уезжаешь? — В следующую субботу. Потом у нас концерт в Филадельфии. Кэйа кивнул. — Если честно, не думал, что ты примешь моё приглашение выступить на благотворительном вечере. Думал, ты не любишь всю эту официальщину. Глупо будет скрывать искреннюю гордость Кэйи за себя самого — он никогда ещё не занимался организацией чего-то настолько масштабного, и был удивлён, когда его пригласили поучаствовать. Он был волонтёром в частном фонде, который занимался психологической помощью для неблагополучных детей, и раз в месяц проводил открытые микрофоны для подростков из детских домов. Это была простая идея, но, видимо, её оценили, раз решили доверить организацию благотворительного вечера. Мысль позвать Розарию и её группу пришла сама собой, обещая выгоду им обоим. — Не у тебя одного бывают альтруистичные порывы, вообще-то, — Розария фыркнула и запихнула в рот горсть арахиса. В животе у Кэйи завязался неприятный узел, и он отмахнулся от неё, поморщившись. Ему не нравилось называть себя альтруистом, потому что он им не был. Будучи педагогом, Кэйа всё же был неплохо подкован в психологии и прекрасно осознавал свою «вину выжившего». Не очень-то попахивает человеколюбием жалкая попытка наполнить свою жизнь смыслом, чтобы спокойно спать по ночам. — Если моя группа убедит богачей отвалить сотню-другую тысяч на помощь кучке сирот, — продолжила Розария, проигнорировав недовольное выражение лица Кэйи, — то почему бы и нет? К тому же, у них есть связи, а нам не помешает контракт с хорошим лейблом. Как-то не хочется вечно оставаться андеграундом. — Звучит, как хороший план. Вести вечер будет одна девица, может, видела её в ТикТоке. Такая, знаешь, с кудрями, как у молодой Долли Партон, — он изобразил, будто поправляет несуществующие локоны. — Можно законтачиться с ней. — Из неё такая же Долли Партон, как из меня — Мадонна, — лицо Розарии скривилось так, будто она жевала не арахис, а насекомых. — Видела я её. Типичная куколка из белых протестантов. Не верю, что она сама всего добилась. — Ну, на клавишах она играет очень виртуозно, такое не подделаешь. — Я бы на чём угодно играла виртуозно, будь у меня родители, которые оплачивали бы мне музыкальную школу и репетиторов, — бледные щёки Розарии гневно окрасились красным. — Я просто говорю, — примирительно пожал плечами Кэйа и хлебнул пива. — Тебе же не обязательно с ней дружить. Можно просто притвориться и выйти через неё на лейбл, вот и всё. — Тоже верно, — согласилась Розария и, выдохнув, устремила взгляд в окно на огни Большого Яблока. Кэйа не стал перебивать ход её мыслей, о чём бы они ни были. Тишина рядом с ней никогда не давила на Кэйю — наоборот, молчать вдвоём порой было даже приятнее, чем говорить. — Это забавно, знаешь, — после долгой паузы произнесла она, перевела глаза на Кэйю и усмехнулась. — Осознавать, что мы теперь на другой стороне. Больше не двое сироток из Техаса. Сидим, пьём крафтовое пиво в лучшем городе на свете, болтаем о всякой херне… Мы выбрались, прикинь? Они оба были трудными подростками. «А кто из сирот простой?» — может кто-то спросить и будет прав. Тем не менее, у Розы и Кэйи была почти сверхъественная способность отталкивать от себя даже тех взрослых, которые пытались помочь. Они оба сбегали от приёмных семей десятки раз, пока число желающих позаботиться о них людей не свелось к нулю. Государству пришлось определить их в частный приют, где они и подружились, как-то сразу распознав друг в друге родственную душу. После школы каждый пошёл своей дорогой. Кэйа поступил в общественный колледж, получил степень бакалавра по педагогике, а потом выбил грант в магистратуру. Розария, известная своей свободолюбивой натурой, не смогла долго оставаться в родном штате. Скопив немного денег, она отправилась по стране на поиски себя. Кэйе периодически приходили открытки от неё то с Аляски, то из Флориды. Она нигде надолго не задерживалась, перебиваясь подработками, пока к тридцати не поняла, что хочет быть музыканткой и не сколотила женскую инди-рок группу в Лос-Анджелесе. Некоторые умники имели глупость говорить Розарии, будто ей уже поздновато пытаться делать карьеру в шоу-бизнесе. Розария посылала умников нахер и говорила, что она как Опра. Или как хорошее вино — с годами становится лишь лучше. — Отличная идея для тоста. За то, что мы выбрались! Стаканы весело дзинькнули. И ещё раз, ещё раз, и ещё, пока Кэйа не обнаружил себя в туалете собственной квартиры, придерживая Розу за волосы над унитазом. Он хихикал и подтрунивал над тем, что возраст у неё уже не тот и пора на пенсию. Розария злобно огрызалась между позывами рвоты и в алфавитном порядке перечисляла все известные ей способы расправы над человеком, которые она обязательно применит, как только проблюётся. На часах была полночь, когда Розария немного пришла в себя и в доказательство его неправоты залпом выпила стакан пива. Кэйа выпил на спор два, и теперь они, двое взрослых придурков, сложились на диване, в унисон жалуясь на то, как хреново стареть. — Хорошо, что Ди — ик! — она этого не видит. Она бы меня пр — ик! — ончила каждым из тех способов, о которых ты рассказывала, — Кэйа пьяно рассмеялся. — Не терпится её увидеть. На фотках она совсем большая. К слову, о Дионе. Позволить себе такую вопиющую безответственность, как сегодня, Кэйа смог лишь по одной-единственной причине: после двух лет уговоров он сдался и отпустил её в школьную поездку на две недели. Смотря вслед уезжающему автобусу, Кэйа даже немного прослезился и постарался не представлять, как через шесть лет она также сядет и уедет уже навсегда, жить свою студенческую жизнь, а он останется в клубах пыли у дороги махать ей на прощание. — Большая, — эхом отозвался Кэйа. — Ты что, плачешь? Кэйа прикоснулся к лицу — щёки оказались мокрыми. И правда, плакал. Он задрал голову наверх в тщетной попытке загнать слёзы туда, откуда они взялись, и расхохотался глупым, рваным смехом. Спустя минуту послышался ещё один шмыг от Розарии. Видимо, в знак солидарности. — А ты-то чего ревёшь? — Не знаю. Какая-то я слишком сентиментальная стала. — Я тоже, сестрица. Я тоже. Пьяные вусмерть, Кэйа и Розария плакали, в перерывах вспоминая приютские годы и детские травмы, пока не уснули на диване в гостиной. Под утро Кэйа кое-как добрался до своей постели, перед этим совершив сразу несколько подвигов: накрыл Розарию одеялом, поставил рядом с диваном ведро, приготовил ударную дозу таблеток от похмелья и даже умудрился сделать трехступенчатый уход за кожей. Ближе к полудню его вытащил из постели запах жареного бекона. Зевая и потягиваясь, Кэйа натянул домашние штаны и побрёл на кухню. Розария пританцовывала у плиты бодрая как огурчик, и переворачивала кусочки бекона, мурлыкая себе под нос Касс Эллиот. Даже её волосы после попойки были идеально уложены, хотя Кэйа мог поклясться, что не слышал жужжания фена. Как она это делает, чёрт возьми? Они лениво позавтракали, по-варварски поедая бекон прямо руками, и разбрелись по ваннам собираться. Официальное открытие вечера должно было состояться в шесть часов. Да уж, не самый взрослый поступок — надираться перед таким событием. Кэйа, в последний момент проявив чудес ответственности, решил приехать на несколько часов раньше. Он хотел лично проверить аппаратуру, встретить гостей и проконтролировать, чтобы его команда не напилась раньше, чем заставила спонсоров достать свои чековые книжки. Словом, Кэйа очень боялся, что что-то обязательно пойдёт не так. Единственная утешительная мысль — его дочь не увидит, если он опозорится. Неутешительная мысль — она также не увидит, если он достигнет успеха. Розарии же незачем было так переживать за организацию, поэтому она сказала, что подъедет на Убере к условленному времени. Кэйа надел простой, но элегантный серый костюм в классическую крупную клетку. Ему редко удавалось в нём пощеголять, поэтому для Кэйи стало сюрпризом, что в костюме стало тесно. Регулярные тренировки давали о себе знать! Он довольно повернулся к зеркалу задом, звонко шлёпнул по нему обеими руками и хищно улыбнулся собственному отражению. Главное теперь помнить, что лучше не приседать — иначе есть риск, что шов разойдётся в самом неприличном месте. Перед тем, как Кэйа сел в машину, телефон чуть не разорвался от нескольких уведомлений подряд. Удачи Не парься, всё будет круто Скучаю Покеда, у нас щас квест Кэйа улыбнулся и быстро напечатал благодарность и пожелания хорошего вечера Дионе. Завёл мотор своей старушки, взревевшей от натуги, и повернул в сторону Манхэттена. С местом проведения вечера фонду крупно повезло — кто-то то ли из родственников, то ли из друзей той белокурой певички оказался известным ресторатором, предоставившим одно из своих заведений в Финансовом квартале совершенно бесплатно. Кэйа там никогда не был, — в тот день, когда другие волонтёры ездили осматривать предложенный ресторан, Диона схватила простуду — но, судя по рассказам и фотографиям, место было шикарное. Вживую ресторан «Рассвет» выглядел ещё роскошнее. Шестидесятый этаж, панорамные окна, зеркальные потолки. Прежде, чем погрузиться в подготовительную суету, Кэйа дал себе мгновение оценить вид и подошёл к самому краю, невольно затаив дыхание. Нью-Йорк никогда не был городом мечты Кэйи — в своё время он осел здесь вынужденно, ради Дионы, но, чёрт возьми, сейчас он понимал, почему существуют люди, влюблённые в это место до беспамятства. С одной стороны сотни высоток громоздились друг на друге в тщетной попытке дотянуться до видневшейся вдалеке Эмпайр-Стейт-Билдинг; с другой стороны летнее солнце ласкало величественный Гудзон, несущий свои широкие воды к океану. Город кипел и бурлил жизнью. Чьи-то мечты зажигались, другие затухали, и так день за днём, год за годом… — Мистер Альберих, здравствуйте! — раздался у него над ухом мелодичный, тонкий голос. Кэйа обернулся. Ему добродушно улыбалась девушка лет двадцати. Её лицо в форме сердечка обрамляли светлые кудри, голубые глаза сверкали такой радостью, словно она только что повстречала звезду, хотя звездой здесь была она сама. — Здравствуйте, — натянул он свою дежурную улыбку. — Чем могу помочь? — Я Барбара, Барбара Пегг, — сказала Барбара так, будто хоть кто-то в этом здании её не знал. — Я много о вас слышала и для меня большая честь наконец познакомиться! Знаю, знаю, артисты собираются к пяти, но я не удержалась и приехала пораньше, чтобы помочь. Волонтёры лишними не бывают, правда же? Надо признаться, совсем не так он представлял себе Барбару в личном общении. В ней не было спеси или заносчивости, часто присущих людям её положения. Не похоже, чтобы она поймала звёздную болезнь — её голос звенел искренностью. — Очень мило с вашей стороны, спасибо! — без притворства поблагодарил Кэйа и кивнул. — Каждый человек на счету, это правда. Только откуда вы меня знаете? Не помню, чтобы оставлял своё имя на Аллее Славы. Барбара рассмеялась, стеснительно прикрыв белозубый рот рукой: — Ваши коллеги много рассказывали о вас, пока мы с моим менеджером вели переговоры о выступлении. — Надеюсь, только хорошее. — Конечно! Говорят, именно ваши подопечные один из наших козырей, чтобы завоевать сердца спонсоров. Они не лгали. Разве что слегка преувеличивали. Над вечером работало огромное количество людей и ему не очень-то хотелось забирать все лавры себе. На первый взгляд, тут и его работы-то было немного. Он составлял список гостей, договаривался с потенциальными спонсорами по телефону, а кого-то даже ездил приглашать лично. Ещё на его плечах держалась развлекательная программа: он предложил вести вечер Барбаре, договорился с Розарией о выступлении, организовал Беннету и его отцам трансфер из Калифорнии, нашёл артистов для выступления… Что ж, ладно, работы было прилично — и всё же Кэйе было неловко от похвалы. Он привык быть серым кардиналом за сценой, а слова Барбары будто бы направили на него сотню ослепляющих софитов. — Спасибо, — к лицу прилил лёгкий жар. — И спасибо ещё раз лично от меня, что согласились стать ведущей. Они обменялись ещё парой любезностей, после чего их закрутил суетливый вихрь последних приготовлений. Одни расставляли имена гостей по плану рассадки, другие проверяли аппаратуру, третьи занимались декорациями и сценой, четвёртые инструктировали официантов, работу которых оплатил владелец ресторана. Кэйа, как настоящий человек-оркестр, занимался всем попеременно. Ему нравилось находиться в потоке, нравилось быть полезным, нравилось становиться частью чего-то большего. «Тёмные сёстры» во главе с Розарией прибыли вовремя, к большому облегчению Кэйи, и теперь настраивали свои инструменты. Роза деловито подкручивала колки на своей бас-гитаре, Юнь Цзинь проверяла и настраивала микрофон, а Нилу беззвучно отрабатывала свою партию, не касаясь палочками барабанной установки. Только Синь Янь с электрогитарой наперевес откололась от других девушек и весело болтала с Барбарой, проявившей к группе живой интерес. Розария же отнюдь невесело посматривала в их сторону, но сохраняла ледяное молчание, предоставив Синь Янь заводить нужные знакомства. К шести часам начали прибывать гости. Мужчины и женщины в дорогих костюмах и вечерних платьях распространяли вокруг себя густой, манящий аромат зелёных купюр. Они пахли как кожаные салоны своих автомобилей, как бельгийский шоколад, как розовое масло, как дубовая мебель. Отовсюду слышался волнующий перезвон бокалов с шампанским, отчётливый стук длинных каблуков и целый хор голосов. Кэйа плотоядно улыбнулся и нырнул в толпу, подобно акуле. Ему предстояло пожать много рук и рассказать много слезливых историй из детства, чтобы собрать как можно больше чеков. — Мистер Альберих! Мистер Альберих, мы здесь! — прокричали ему с другого конца зала и Кэйа улыбнулся, сразу же узнав знакомый мальчишеский голос. В попытке добраться до его источника, он едва не пролил на кого-то шампанское и не сбил официанта, чуть не сгорая от волнения. Наконец, прибыли главные гости вечера — во всяком случае, для него самого. С Беннетом они не виделись уже год, но с того момента мальчишка почти не изменился. Казалось, даже его извечные синяки и ссадины остались там же, где и были в последний раз. Он загорел под солнцем Калифорнии, куда переехал вместе со своей новой семьёй, но в остальном остался таким же неуклюжим шалопаем. Кэйа крепко обнял его и взъерошил подростку его выгоревшие волосы. Эмми — Фишль для друзей — до сих пор продолжала ходить на открытый микрофон, хотя её удочерили вот уже пару лет назад, и Кэйа всегда был рад видеть её. Девушка приподняла уголки губ в улыбке и присела в книксене, приподняв подол своего готического платья. Кэйю уже давно ничего в ней не удивляло, и он тоже шутливо поклонился в знак приветствия. Чуть поодаль от этих двоих Рэйзор выстукивал ногой какой-то ритм и беззвучно двигал губами, не замечая ничего вокруг. С ним такое бывало — иногда Рэйзора выкидывало из реальности, из-за чего множество семей ошибочно посчитали его умственно-отсталым, пока наконец не нашлись люди, пожелавшие вникнуть в его особенности. Кэйа легко коснулся его плеча, на что глаза Рэйзора зажглись узнаванием, и они тепло обменялись рукопожатиями. Эти дети когда-то так же, как и Кэйа, выпали из системы. От них часто отказывались, пока к подростковому возрасту они оказались никому не нужны. Они были его собственным отражением и Кэйа не мог не гордиться тем, что они смогли то, чего когда-то не смог он сам — научиться снова доверять взрослым. — Здорово снова видеть вас втроём, ребята, — улыбнулся Кэйа. — Родители вас не потеряли? — Не-не, они просто сделали своим долгом убедить кого-нибудь отстегнуть денег на благое дело, — Беннет махнул куда-то в сторону и Кэйа увидел, как родители подростков с гордостью рассказывают об их успехах компании дорого одетых мужчин и женщин. Кэйа и ребята ещё немного поболтали вчетвером, обмениваясь новостями, пока его не нашла Барбара. Девушка помахала ему и одними губами произнесла: «Пора». Кэйа кивнул своему выводку и все они отправились за кулисы импровизированной сцены. Барбара взяла в руки микрофон, заставив глаза всех присутствующих тут же обратиться к ней. Несколько человек достали телефоны и начали снимать. Пусть снимают, подумалось Кэйе, чем больше внимания, тем лучше. Никогда не знаешь, что и когда может вдруг завируситься. Когда Барбара в конце приветственной речи назвала его имя, что-то внутри живота перевернулось. Естественно, на лице Кэйи не было ни единого свидетельства волнения. Уверенным он шагом подошёл к ведущей и принял у неё из рук микрофон. Речь Кэйа пытался подготовить бесчисленное количество раз, пока не взбесился от того, как нелепо звучали заранее подготовленные слова. В итоге он решил, что, как и всегда, будет делать лучшее из того, что умеет — импровизировать. — Добрый вечер! Я не знаменитость, как наша дорогая Барбара, так что можете слушать меня не очень внимательно. Всегда выгодно начинать серьёзные речи с шутки. Заставить незнакомых людей улыбнуться, расслабиться. — Если честно, у меня даже немного голова кружится от осознания, что я сейчас стою в этом зале. Фух! — он смахнул несуществующий пот со лба, вызвав несколько добродушных смешков. Он попытался заземлиться. Может, даже немного себя унизить, чтобы почесать самолюбие богатеев, но ни в коем случае не раболепствовать. Иначе получится вымученно и ненатурально. Они и так знают, что Фонду нужны деньги — именно за этим они здесь. Нет, надо тронуть их за живое, понятное и близкое. Большинство присутствующих люди семейные, хотя бы для виду, и у многих есть дети. Дети, можно сказать, почти что бренд. Лишний раз упомянуть о них — не лишний. — Я самый обыкновенный учитель, которому очень повезло учить необыкновенных детей. Некоторые из них сегодня здесь, с нами, со своими опекунами и родителями, — Кэйа указал на Беннета, Фишль и Рэйзора в компании своих близких, и на несколько секунд софиты подсветили их фигуры. — Знаете, если бы я сказал себе четырнадцатилетнему, что однажды буду жить той жизнью, которой живу сейчас — я бы не поверил. Я получил достойное образование, у меня замечательная работа, преданные друзья и семья. Но тогда — двадцать лет назад — я остался сиротой. Мой отец попал в тюрьму, моя мама умерла. Я остался один в этом огромном, страшном мире. Взрослые меня не понимали, и я выучился не доверять им. Сбегал из приёмных семей, сбегал из приюта. Я каким-то чудом не связался с наркотиками или с бандами… Нет, не чудом, простите, я не так выразился. Меня спасло не чудо, а люди. Герои не носят плащи, и вам не обязательно — чтобы спасти кого-то, вы можете обеспечить тех, кто нуждается, психологической помощью. Поверьте тому, кого тоже когда-то спасли. Кэйа легко играл на чувстве жалости. Секрет заключался в том, чтобы быть искренним ровно настолько, насколько аудитория готова была это принять. Он умолчал о наиболее неприглядных, жутких, уродливых сторонах того, как именно умерла его мать и за что отец попал в тюрьму. Перетасовал факты о том, как его «спасли» — в его речи всё звучало так, будто ему помогли люди из фонда, хоть он и не говорил об этом напрямую. На самом деле, его спасли близкие — сначала это была Розария, к ней прибавилась Диона, а ещё Лиза, Алиса, Кли… и, конечно, он сам. Спонсорам, конечно, всего этого было знать необязательно. Им нужна была красивая картинка — и Кэйа любезно её предоставил. — Повзрослев, я осознал, чего мне не хватало тогда. Голоса. Некоторую боль невозможно выразить словами. Её можно только записать или спеть, даже пошутить о ней или станцевать её. Так родился открытый микрофон. И сегодня перед вами выступят ребята из фонда, которые познакомились в этом проекте со своими будущими — уже нынешними — приёмными родителями. Встречайте их бурными аплодисментами! Спасибо! Наверное, эта часть его речи была самой честной. Он глубоко поклонился под рукоплескания гостей, передал Барбаре микрофон и с удивлением заметил, что глаза её слегка покраснели от сдерживаемых слёз. Кто-то из зала тоже шмыгал носом, но вместо их всхлипов Кэйа слышал шуршание купюр. «Эх», — как-то весело и гордо подумалось ему, — «Это вы ещё не слышали слэм-поэму Фишль, в котором она драматично и яростно рассуждает о стигме вокруг расстройств личности. Или стендап Беннета, где он шутит о своих травмах — от физических до психологических — и ты не знаешь, когда плакать, а когда смеяться.» Кэйа растворился в толпе, слился с ней, и с лёгкой улыбкой наблюдал за выступлениями своих подопечных. В отличие от Беннета и Фишль, Рэйзор не был словоохотлив. То, что он делал, вообще сложно было назвать одним словом. Он пел, но без слов — что-то этническое, потустороннее. Как волчий вой. Параллельно он выстукивал по груди и по коленям витиеватый ритм. Немного битбоксил. По отдельности всё это выглядело бы странно, но вместе звучало на удивление органично. Кэйа понятия не имел, о чём пел Рэйзор, но кто он такой, чтобы судить людей искусства?.. Ребят провожали свистом, возгласами и аплодисментами. Они были красные от смущения, с блестящими глазами и довольными улыбками. Их близкие хлопали в ладоши громче всех, раскрывали любящие объятия и щедро одаривали их поздравлениями и похвалой. После них на сцену вышли «Тёмные сёстры». Эффектные, яркие, разные, как экзотические бабочки. Они начали с кавера для разогрева. Кэйа бодро пристукивал каблуком и качал головой в ритм знакомой песне. Розария, как и он, всегда имела слабость к восьмидесятым. Он рассеянно улыбался и шептал слова песни наизусть, расслабленный от шампанского и радостный от своего маленького успеха. Его взгляд блуждал по головам гостей, обращённых к сцене, пока не зацепился за смутно знакомый профиль. Этот человек так же, как и Кэйа, беззвучно подпевал. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, незнакомец обернулся и столкнулся с Кэйей взглядом, продолжая по инерции шевелить губами. Сердце Кэйи гулко ухнуло вниз и оглушительно стукнуло по рёбрам в узнавании. Once in a while Two people meet Серьёзно, Господи? Из восьми миллионов нью-йоркцев ты столкнул меня именно с ним? Seemingly for no reason They just pass on the street И эта чёртова песня! Если бы Кэйа не чувствовал себя так, будто его шарахнули по голове арматурой, он бы рассмеялся. Громко. Так громко, что заглушил бы и барабаны, и электрогитару, и голос Розарии. Все бы смотрели на него и переглядывались между собой, в унисон думая одну и ту же мысль: да уж, пожалуй стоит отвалить этому парню на психологическую помощь, о важности которой он так убедительно распинался. Доубеждался!.. О чём, о чём он только сейчас думает? Suddenly, thunder Showers everywhere В полумраке было сложно разобрать выражение лица Дилюка, но Кэйа кожей ощущал, что он тоже его узнал. Мысли в голове проносились, как скоростной болид. Покраснел ли он?.. Устыдился? Пожалел? Или, наоборот, скривился в ужасе, подумав: «И здесь он, настырный!». Интересно, видел ли Дилюк его выступление? Нет, не должен был. Кэйа готов был поставить свой годовой оклад на то, что заметил бы его со сцены. Это же не стадион. Людей много, но не настолько, чтобы не заметить его огненную гриву. Who can explain the thunder and rain? But there's something in the air О, в воздухе определённо что-то есть! Как будто в помещение распылили галлюциногенные грибы и Кэйа очутился в каком-то бэдтрипе. А может, наоборот, весь воздух вытянули. Как в космосе. И остались только они двое. Реальность обрушилась на него, как снежная лавина, когда Дилюка взяла под руку женщина со светлыми волосами, заставив отвернутся. Внезапно всё стало таким громким и таким ярким, что Кэйа на мгновение потерялся в звуках и цветах. Вдруг он отчётливо ощутил, как у него горит лицо. Он не понимал — откуда такая реакция? Это был всего лишь секс. Один раз. Один из многих, с другими, лиц которых он не помнил. А Дилюка — помнил. Вот же чёртов мудак, а! Ну, как можно было так его зацепить, да ещё и заставить переступить через себя, чтобы потом исчезнуть! И появиться, как чёрт из табакерки, откровенно на него пялясь весь остаток песни. О том, что Кэйа и сам пялился, он как-то не думал. Он вообще не думал. Только злился с какой-то странной смесью восторга и ужаса. Он не помнил, как «Тёмные сёстры» отыграли еще несколько песен, уже своих. Очнулся, когда волнующее контральто Розарии сменилось на ангельское сопрано Барбары. Дилюк больше не оборачивался. — А она ничего, вообще-то, — незаметно выросла рядом с ним Розария, кивнув на сцену. — Да, неплохо поёт, — рассеянно отозвался Кэйа, даже не заметив, как та выросла рядом. — Я про другое. Мы поболтали немного, она мне тут же надавала целую кучу полезных контактов. Не ожидала такой щедрости, — фыркнула она, но как-то беззлобно. — Эй, всё в порядке? Ты какой-то бледный. — Он здесь, — прошептал Кэйа и тут же захотел ударить себя по лбу. Как будто кто-то может его услышать!.. — Кто? — Ну… он, — Кэйа красноречиво округлил глаза. После долгой паузы она с сомнением спросила: — Твой богач? — Мой динамо! — скривился Кэйа. — Что мне делать? — Притворись, что ты его не знаешь. Я так всегда делаю. Ты должен попробовать, это уморительно. Я пару раз даже врала, что у меня есть сестра-близняшка, и меня с ней вечно путают. После того, как один чувак предложил мне и моей несуществующей близняшке секс втроём, я так больше не делала. — Мужики отвратительные, — горестно вздохнул Кэйа. — И не говори. Вариант Розарии ему очень понравился. Не врать про близнеца, конечно, а сделать вид, будто Кэйа впервые его видит. Будто у него таких, как он — богатых, обходительных, ужасно красивых и бесконечно чувственных — миллион. Будто он так, ещё одно лицо из тысячи. Может, не тысячи, ладно. Кэйа ещё не настолько пропитался промискуитетом. К моменту окончания выступлений он придумал в голове бесчисленное количество сценариев, и как-то не учёл, что воплотить их в реальность ему может просто не представиться шанса. В конце концов, с чего Дилюку и его спутнице — жене? девушке? подруге? сестре? — вообще с ним разговаривать. А самому подходить Кэйе претило. Не будет же он бежать за ним, чтобы сообщить, как Дилюк ему безразличен. Шанс пришёл к нему в руки сам. Гости разбрелись по столикам, как неприкаянные овцы в ожидании пастуха. Волонтёры с сумками для наличных и чеков приняли на себя эту роль. Настало время стричь. Кэйа изображал непринуждённый разговор с Розарией, кисло пожимал руки с приклеенной улыбкой, от которой сводило зубы, и незаметно искал в толпе знакомую огненную голову. Дилюк как в воду канул, из-за чего от улыбки стало почти физически больно. — Ты себе всю эмаль сотрёшь, — вполголоса сказала Розария. Кэйа хотел было от неё отмахнуться, как к ним выплыла Барбара с ослепительной улыбкой в сопровождении — барабанная дробь! — Дилюка и его спутницы. Рука запрограммированным жестом потянулась к волосам, но Кэйа себя одёрнул и вместо этого схватил бокал шампанского с подноса мимо проходящего официанта. Ему всё равно, как он выглядел. Ему вообще — всё равно. — Мистер Альберих, мисс Торн, прошу, знакомьтесь, это моя сестра, Джинн, — в голосе Барбары звучало детское, очаровательное обожание. Девушка крепко держала сестру за руку, словно боясь, что та может исчезнуть. — А это — Дилюк Рагнвиндр, любезно предоставивший свой ресторан фонду. Как и ожидалось, оба были одеты с иголочки. Светло-голубой костюм Джинн с пиджаком-оверсайз, под которым виднелась простая белая рубашка с прямым воротником, и широкими брюками подчёркивал цвет её глаз. На груди сверкала изящная брошь в виде львиной головы, чья грива была усыпана крошечными бриллиантами. Её светлые волосы были забраны в низкий, строгий пучок на затылке, как у балерины. На безымянном пальце не было кольца, лишь простая полоска белого золота на среднем… но сейчас, в двадцать первом веке, не все постоянно носят обручальные кольца, так что это не показатель. Дилюк был в угольно-чёрном костюме-тройке, на фоне которого сложно было разобрать, всегда ли он такой бледный или просто нервничал. Волосы он собрал высокий хвост, снова вызвав у Кэйи приступ желания стащить с них резинку и позволить пушистой гриве рассыпаться по его широким плечам. Единственное яркое пятно в его наряде, кроме волос — платок винного цвета, вставленный в карман пиджака, и галстук в мелкую крапинку такого же цвета. Глаза Дилюка едва заметно бегали. Узнал. Естественно, узнал. — Мисс Пегг, рад знакомству, — они пожали руки. — Или вас правильнее называть миссис?.. Маленькая разведка. Просто на всякий случай. — Ни то, ни другое, — у неё была мягкая, приятная улыбка и ясные, умные глаза выпускницы Лиги Плюща. — Мисс Гуннхильдр, но вы можете звать меня просто Джинн. — Мистер Рагнвиндр, приятно познакомиться. Вы оказали нам большую честь, решив ответить на наш зов, — Кэйа не смог удержаться от завуалированной шпильки в его адрес. Как-то плохо у него получалось делать вид, что они не знакомы, поэтому Кэйа затеял новую игру — расколоть, поддеть, смутить. Крошечная, но приятная месть будет вполне кстати. — Мне тоже приятно познакомиться, мистер Альберих, — сдержанно ответил Дилюк. Кэйа пожал ему руку и с восторгом отметил, что у Дилюка вспотела ладонь. Как очаровательно! Розария без особого энтузиазма обменялась приветствием с новыми знакомыми. Барбара что-то защебетала про её выступление, выпустила руку Джинн, и девушки увлеклись разговором, предоставив Кэйе пространство для манёвра. — Так жаль, что мы пропустили вашу речь, — огорчилась Джинн и, кажется, вполне искренне. В этой своей открытости они были очень похожи с сестрой. — Мы с Дилюком оба трудоголики, вырвались, как только смогли. Барбара сказала, вы прямо-таки мастер ораторского мастерства. Вы где-то этому учились? — Школа жизни, — чуть более кисло, чем хотелось бы, ответил Кэйа. — Значит, у вас прирождённый талант. — Я — человек многих талантов, — ответил Кэйа и посмотрел Дилюку прямо в глаза. — Скромности вам не занимать, — усмехнулся Дилюк, внезапно подав голос. В нём звучал вызов, от которого у Кэйи резко стало сухо во рту, а в штанах — самую малость — тесно. — Люк, ну не будь ты таким букой! — рассмеялась Джинн и шутливо пихнула его в плечо. «Люк», — неопределённо хмыкнул про себя Кэйа. — Да всё в порядке, мне часто это говорят, — отмахнулся Кэйа. — Вы не представляете, — Джинн сделала большой глоток шампанского. Судя по её блестящим, весёлым глазам, это был не первый бокал, — каких трудов мне стоило вытащить его из своего офиса! — Да уж кто бы говорил, Джинн, — пробурчал Дилюк. — Каюсь, я тоже хороша, — глубоко вздохнула она. Джинн и Дилюк создавали впечатление людей, знавших друг друга много лет. Между ними витала химия, но не та, которую обычно имеют в виду под этим словом. Так химичат друзья, рука об руку прошедшие через огонь, воду, похмелье и парочку личных трагедий. — Можно сказать, мы чудом успели хотя бы на выступление Барбары — и на сбор пожертвований, конечно. — Может, это судьба? — как последняя сволочь, обворожительно улыбнулся Кэйа и снова вцепился взглядом в Дилюка. Вот оно, понял Кэйа. Щёки Дилюка залил густой румянец — такой же красный, как сегодняшний закат. — Прошу меня извинить, здесь очень душно, — он потянул себя за воротник рубашки и вымученно, не к месту улыбнулся. — Мне надо проветриться. Улыбка Кэйи померкла. Вроде добился, чего хотел — смутил его так, что заставил его стыдливо убежать, а удовлетворения никакого. Джинн, видимо, приняла его разочарование за обиду и участливо коснулась плеча: — Прошу его извинить, Дилюк не хотел показаться невежливым. Покурит — и вернётся. Ноги едва сами не понесли его искать. Зачем — Кэйа сам не мог себе ответить. Он ещё немного потрепался с Джинн, Розарией и Барбарой о музыке, рекламе в социальных сетях и авторском праве, а потом, под предлогом выхода в туалет, оставил их наслаждаться компанией друг друга. В месте, отведённом для курения, Дилюка не обнаружилось. Он бездумно подёргал за ручки помещений для персонала, но они были на магнитных замках — без шансов. В последнюю очередь Кэйа проверил мужской туалет. Там он его и обнаружил, к собственному удивлению. Казалось слишком очевидным, чтобы оказаться правдой. — Привет, — Кэйа сунул руки в карманы и опрометчиво привалился к дверному проёму, не думая о том, что кто-то ещё может зайти и снести его с ног. — Привет, — выдохнул Дилюк так, будто его поймали на месте преступления. Он будто бы ни капли не удивился, увидев его здесь. «Красивый, зараза», — в крайней степени отчаяния подумалось Кэйе. Даже слегка взлохмаченный, даже с нелепо растрепавшимся платком в нагрудном кармане, даже с красной от смущения шеей. Такую красоту ничем нельзя испортить. Кэйа прищурился. Набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы разразиться тирадой — просто ради того, чтобы отвести душу: — Скажу прямо: обычно я не бегаю за теми, с кем сплю. Это унизительно, — он закатил глаза и невесело усмехнулся. — И я даже не верю, что говорю сейчас всё это, потому что… — Мне жаль, что я не позвонил, — резко перебил Дилюк звенящим от напряжения голосом. Он больше не прятал взгляд. Лишь поджал губы, как нашкодивший щенок. Отчего-то его слова и такая реакция — вот это его страдальческое выражение лица, никак не вяжущееся с тем, что их связывала одна-единственная ночь — смутили Кэйю. — Почему? — Это сложно объяснить в двух словах, — Дилюк пожал плечами и опустил глаза в пол. — Не хочу вываливать свои проблемы на тебя. Мы ведь почти друг друга не знаем, но я хотел бы. — Он поднял взгляд. — Узнать. — О чём ты? — тема разговора начала стремительно ускользать от Кэйи. — Ты интересный человек, Кэйа. В качестве извинений за то, что я не позвонил, ты составишь мне компанию поужинать? Пальцы рук резко похолодели. Это… не то, чего он ждал. Ему хотелось узнать ответ на вопрос — и всё. Он не рассчитывал на предложение встретиться где-то, кроме постели. «Ты интересный человек». Господи, да это последнее, что он рассчитывал сейчас услышать! Кто вообще говорит такое, случайно встретившись с тем, с кем однажды переспал и не перезвонил? Но Дилюк сказал это. И позвал на свидание. Это льстило. Более того, интриговало. Будет глупо отказывать после того, как он побежал искать Дилюка по всему ресторану. — Ты серьёзно? — помолчав, спросил Кэйа. Ему хотелось звучать игриво, но получилось как-то жалко. — Абсолютно, — решительно кивнул он. — Я сто лет не был на свидании, — с притворной задумчивостью нахмурил лоб Кэйа. — Даже забыл, как это делается. Тебе придётся мне напомнить. — Я позвоню. У меня сохранён номер. — Позвони прямо сейчас. То есть, не прямо сейчас. У тебя есть примерно, — Кэйа бросил взгляд на свои простые, но стильные наручные часы, как будто действительно следил за временем, — две минуты свериться со своим несомненно очень забитым расписанием, пока я дойду до окна и начну загадочно и романтично смотреть на город. А то как-то некрасиво получается, что ты позвал меня на свидание в туалете. — Хорошо, — бархатный смех Дилюка всё ещё звучал у Кэйи в ушах, когда он вышел из туалета и чуть ли не вприпрыжку направился к ближайшему панорамному окну, сияя широкой улыбкой. Через несколько секунд телефон в кармане брюк завибрировал. Экран отобразил незнакомый номер. — Привет, Кэйа, — в третий раз за вечер поздоровался Дилюк. В его голосе звучало неподдельное веселье, и Кэйе это понравилось. Было бы скучно, если бы Дилюк не поддержал эту маленькую игру. В крови вскипело предвкушение. — Ну, здравствуй, мистер, — промурлыкал Кэйа. — Как ты смотришь на то, чтобы сходить со мной на свидание в пятницу вечером? — Даже не знаю… А лобстеры будут? Никогда не пробовал. Едва сказав это, Кэйа почувствовал себя полным придурком. Лобстеры?.. Господи, Дилюк сейчас только убедиться в том, что он обыкновенная деревенщина, и всё отменит, и… — Всё, что захочешь, — по голосу было слышно, как он улыбнулся. — Пока что мне достаточно будет лобстеров, — Кэйа понизил голос. — И тебя — после. — Лобстеры, кстати, считаются мощным афродизиаком, — то ли смущаясь, то ли забавляясь, сообщил Дилюк. — Детка, — он сделал волнующую паузу и ему показалось, что Дилюк тихо выдохнул в трубку. — Мне не нужны допинги, чтобы классно тебя трахнуть. До пятницы, Дилюк. Кэйа сбросил звонок, не дав ему ответить, и игриво подмигнул своему отражению в окне.